Красавиц мертвых локоны златые
Часть 14 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Уверен, вы правы, – сказал Доггер. – В любом случае, сдаюсь. Сюда идет инспектор Хьюитт.
Инспектор торопливо приближался к нам, открывая на шагу свой блокнот.
– Я бы хотел услышать полный отчет о ваших перемещениях с момента прибытия, – объявил он. – Комната за комнатой.
Я попыталась сдержать улыбку.
– Разумеется, мы проверили, – сказал ему Доггер, – нет ли в доме кого-то, кому нужна помощь.
– Разумеется, – сухо повторил инспектор, делая заметки.
– Я определил, что жизнь покинула этот дом, – продолжил Доггер.
– Перед тем как решить, куда звонить – нам или в «скорую помощь», – закончил за него инспектор.
– Разумеется, – подтвердил Доггер.
Игра в шахматы, и пока наши выигрывают.
Мы коротко описали наши перемещения вплоть до приезда инспектора, и он все тщательно законспектировал.
– Очень хорошо, – подытожил он. – Благодарю. Если нам что-то еще потребуется, мы свяжемся с вами.
Обменявшись короткими улыбками, мы собрались уходить.
– О, Флавия, – сказал мне вслед инспектор, и я выжидательно обернулась. – Мы с Антигоной хотели бы…
Я просияла. Должно быть, Антигона забыла о faux pas[12], какие я, может, неразумно совершила в прошлом. Теперь это лишь вопрос времени, когда они пригласят меня в свой маленький домик на чай, или в Хинли на прогулку по магазинам, или – о сладчайшая радость! – попросят меня стать тетушкой, то бишь крестной для их девочки.
– …поздравить твою сестру Офелию с замужеством, – договорил инспектор.
Я быстро взмахнула рукой, пряча от него горящее лицо.
– Как мило с его стороны, – заметил Доггер, выруливая «роллс-ройс» с травы на дорогу.
– М-м-м, – выдавила я.
Дневной свет уже начинал гаснуть, и, когда мы добрались до Букшоу, солнце уже садилось. Я видела, что Доггер устал и нуждается в отдыхе.
Он без возражений согласился с моим предложением прилечь и отдохнуть.
– Очень удачный день, не так ли, Доггер? – спросила я.
– Весьма, – ответил он, и я оставила его.
Но для меня день только начинался. Лаборатория ждала меня, и я не могла противиться ее властному зову.
Я взлетела вверх по лестнице, включила свет в лаборатории, заперла дверь и закатала рукава.
Можно предположить, что кофе, обычную вещь в любом доме, кроме тех, где живут по нормированному рациону[13], можно легко проанализировать. Но это не так.
Скромные кофейные зерна содержат больше тысячи ароматических компонентов, среди которых самый известный – это алкалоид кофеина. Помимо этого кофейное зерно – сокровищница спиртов, альдегидов, сложных эфиров, углеводородов, кетонов, лактонов, фенолов и тому подобного, если вспомнить лишь несколько.
Стандартный анализ на кофеин, как известно каждому школьнику (по крайней мере он должен знать), именуется тестом на мурексид.
Я зажгла бунзеновскую горелку и поставила кипятиться пинту дистиллированной воды. Когда она закипела и забурлила, я отлила несколько унций в три чистые мензурки.
В первую я погрузила завязанный узлом конец носового платка, которым я промокнула жидкость, разлитую на столе миссис Прилл. Противоположный по диагонали конец, где был образец ее рвотных масс, я поместила во вторую мензурку.
В ожидании, пока раствор настоится, я бережно развернула вырванный из «Таймс» клочок бумаги («Сэр, вынужден активно возразить в ответ на ваше недавнее…») и высыпала жареные кофейные зерна в стеклянную чашку Петри, пинцетом отсортировав их по размеру.
Разумеется, я не совершу привычную смехотворную ошибку, использовав реактив Драгендорфа, который хоть и используется часто для определения алкалоидов, но не показывает кофеин.
Пипеткой я набрала небольшое количество коричневатой жидкости из первой мензурки и выпрыснула ее в чистую чашку Петри. Добавила полграна хлористого кальция и одну каплю соляной кислоты. Поставила выпариваться на очень медленный огонь.
Потом в точности повторила те же действия с жидкостью из второй мензурки – той, где находится содержимое желудка покойной миссис Прилл.
Я взяла первое из зерен помельче, поместила его в каменную ступку и раскрошила пестиком. Теперь у меня есть кофейный порошок тонкого помола.
Я вновь вскипятила остатки дистиллированной воды и добавила к ним маслянистый порошок. И снова хлористый кальций и капелька соляной кислоты.
И поставила эту мензурку рядом с остальными на проволочную сетку на слабый огонь.
Теперь мне нужно запастись терпением. Я не могу продолжать опыт, пока вся жидкость не испарится и осадок не высохнет полностью.
Потом наступит момент, который так любят в триллерах в кино, – момент, когда детектив поднимает мензурку на свет и объявляет потрясенному компаньону: «Что мы имеем, Ватсон (или Джонс, или Гилхоули, или любое другое имя, которые выбирают для туповатого напарника)? Так это яд, доселе неведомый человечеству».
Только в этом случае речь идет не о цианистом калии.
Какое-то время я развлекала себя, отстукивая азбукой Морзе названия химических элементов периодической таблицы по порядку – от водорода до недавно открытого калифорния с атомным числом 98.
Один из радиоизотопов калифорния под названием калифорний-251 имеет период полураспада продолжительностью восемьсот девяносто восемь лет. Вот бы нас на столько хватило.
На миг я подумала о покойной миссис Прилл, которая и близко не дожила до этого числа.
Чтобы немного взбодрить себя, я начала насвистывать глупую песенку о свисте за работой. Но поймала себя на мысли: а что, если насвистывая эту песенку, когда ты на самом деле работаешь, можно стать причиной странного искажения вселенной в каком-нибудь неведомом измерении, и она сложится сама в себя, как бутылка Клейна, у которой нет ни наружной, ни внутренней стороны, и твой двойник исчезнет в клубах, вероятно, невидимого оранжевого дыма?
В этот момент я с облегчением увидела, что осадок высох.
Ответ у меня на кончиках пальцев.
Я взяла образец из каждой мензурки на фильтровальную бумагу.
С полки сняла бутылку с аммиаком и извлекла стеклянную пробку.
Уф-ф-ф! Какая вонь. Неудивительно, что эту жидкость используют для приведения в чувство дев, упавших в обморок в гостиной, услышав слово «черт». Эта штука разбудит даже семь отроков эфесских.
Держа бумажки над парами из открытой бутылки, я караулила изменения цвета образцов.
Вот первый: порозовел!
А вот второй: порозовел!
Что, без сомнения, подтверждает, что пролитая черная жидкость из чашки миссис Прилл – это кофе и что этот кофе содержался в ее рвотных массах.
Что и требовалось доказать, как писал дядюшка Тарквин в своих дневниках. Миссис Прилл пила кофе перед смертью.
А теперь перейдем ко второй части моего эксперимента.
Тщательно оттерев ступку и пестик, я растолкла в пыль два более крупных зерна. И соединила их с кипяченой водой из чистой мензурки.
Никого не удивлю, если скажу, что работа химика никогда не заканчивается. Те, кто выбирает ее своей профессией, должны знать с самого начала, что большая часть их жизни будет посвящена отмыванию чего бы то ни было.
Если, конечно, вы не сэр Бернард Спилсбери или профессор Кит Симпсон (патологоанатом в знаменитом деле об убийце с ванной кислоты), и у вас есть восхищенные помощники, которые делают всю грязную работу.
С более крупными зернами повторила ту же самую процедуру, что и в первый раз: настаивание, добавление хлористого кальция и соляной кислоты, высушивание и обработка парами раствора аммиака.
Я выжидала, когда красноречивый розовый цвет выдаст присутствие кофеина.
Но ничего не происходило. Сухой осадок сохранял тот же цвет, что и в начале, – унылый и, скажем честно, довольно депрессивный коричневый.
Но постойте! Если здесь нет кофеина, это не может быть кофейным зерном. Оно может выглядеть кофейным зерном, но, как разумно замечено в «Макбете», «зло станет правдой, правда злом» и «сказаны две правды», внешность обманчива.
Кстати, «Макбет» должен быть обязательным чтением для любого человека, стремящегося постичь жизнь британской семьи. Эта пьеса помогла мне понять многих людей, включая меня саму.
Но вернемся к бобам. Если второй образец – это не кофейные зерна, то что же это?
Ответ снизошел на меня, как это часто бывает, ударом молнии, громом с небес.
Физостигма!
Калабарские бобы! Конечно же! Почему я сразу не сообразила? Это знает любой, кто изучает яды. Калабарские бобы (Physostigma venenosum), практически неотличимые от кофе, когда-то использовались суеверными племенами западного побережья Африки для определения колдовства или установления вины. Невинного человека, обвиненного в воровстве, стошнит, и он выживет, а виновный проглотит бобы и умрет.
Активный алкалоид, физостигмин, также известный как эзерин, был впервые выделен Джобстом и Гессе в 1864 году и получил химическую формулу C15H21N3O2.
Эта штука ужасно ядовита. Я вспомнила рассказ в одной из тех книжек, которые читала перед сном. В 1864 году в Ливерпуле отравились семьдесят детей, поевших эти бобы, выброшенные на помойку командой грузового корабля, пришедшего с западного побережья Африки. Один бедный мальчик, Майкл Расселл, съел всего четыре зерна и умер.
Почти невероятно, что точно такое же событие повторилось в том же городе через шесть лет.
Во время первого расследования химик подтвердил, что он выделил физостигмин с помощью спирта и потом очистил его эфиром. После наблюдения за различными изменениями цвета, вызванными каустической содой, хлороформом и разнообразными растворами серной кислоты, он сделал укол этого вещества, соединенного с несколькими каплями эфирного раствора, под кожу лягушки, которая вскоре умерла.
Мне нет необходимости идти на такие крайности. На самом деле я питаю нежные чувства к лягушкам и предпочла бы найти более гуманный способ.
Ответ был у меня под рукой.
Тот самый реактив Драгендорфа, который я отвергла в тесте на кофеин, станет идеальным способом обнаружить присутствие другого алкалоида, то бишь физостигмина.
Инспектор торопливо приближался к нам, открывая на шагу свой блокнот.
– Я бы хотел услышать полный отчет о ваших перемещениях с момента прибытия, – объявил он. – Комната за комнатой.
Я попыталась сдержать улыбку.
– Разумеется, мы проверили, – сказал ему Доггер, – нет ли в доме кого-то, кому нужна помощь.
– Разумеется, – сухо повторил инспектор, делая заметки.
– Я определил, что жизнь покинула этот дом, – продолжил Доггер.
– Перед тем как решить, куда звонить – нам или в «скорую помощь», – закончил за него инспектор.
– Разумеется, – подтвердил Доггер.
Игра в шахматы, и пока наши выигрывают.
Мы коротко описали наши перемещения вплоть до приезда инспектора, и он все тщательно законспектировал.
– Очень хорошо, – подытожил он. – Благодарю. Если нам что-то еще потребуется, мы свяжемся с вами.
Обменявшись короткими улыбками, мы собрались уходить.
– О, Флавия, – сказал мне вслед инспектор, и я выжидательно обернулась. – Мы с Антигоной хотели бы…
Я просияла. Должно быть, Антигона забыла о faux pas[12], какие я, может, неразумно совершила в прошлом. Теперь это лишь вопрос времени, когда они пригласят меня в свой маленький домик на чай, или в Хинли на прогулку по магазинам, или – о сладчайшая радость! – попросят меня стать тетушкой, то бишь крестной для их девочки.
– …поздравить твою сестру Офелию с замужеством, – договорил инспектор.
Я быстро взмахнула рукой, пряча от него горящее лицо.
– Как мило с его стороны, – заметил Доггер, выруливая «роллс-ройс» с травы на дорогу.
– М-м-м, – выдавила я.
Дневной свет уже начинал гаснуть, и, когда мы добрались до Букшоу, солнце уже садилось. Я видела, что Доггер устал и нуждается в отдыхе.
Он без возражений согласился с моим предложением прилечь и отдохнуть.
– Очень удачный день, не так ли, Доггер? – спросила я.
– Весьма, – ответил он, и я оставила его.
Но для меня день только начинался. Лаборатория ждала меня, и я не могла противиться ее властному зову.
Я взлетела вверх по лестнице, включила свет в лаборатории, заперла дверь и закатала рукава.
Можно предположить, что кофе, обычную вещь в любом доме, кроме тех, где живут по нормированному рациону[13], можно легко проанализировать. Но это не так.
Скромные кофейные зерна содержат больше тысячи ароматических компонентов, среди которых самый известный – это алкалоид кофеина. Помимо этого кофейное зерно – сокровищница спиртов, альдегидов, сложных эфиров, углеводородов, кетонов, лактонов, фенолов и тому подобного, если вспомнить лишь несколько.
Стандартный анализ на кофеин, как известно каждому школьнику (по крайней мере он должен знать), именуется тестом на мурексид.
Я зажгла бунзеновскую горелку и поставила кипятиться пинту дистиллированной воды. Когда она закипела и забурлила, я отлила несколько унций в три чистые мензурки.
В первую я погрузила завязанный узлом конец носового платка, которым я промокнула жидкость, разлитую на столе миссис Прилл. Противоположный по диагонали конец, где был образец ее рвотных масс, я поместила во вторую мензурку.
В ожидании, пока раствор настоится, я бережно развернула вырванный из «Таймс» клочок бумаги («Сэр, вынужден активно возразить в ответ на ваше недавнее…») и высыпала жареные кофейные зерна в стеклянную чашку Петри, пинцетом отсортировав их по размеру.
Разумеется, я не совершу привычную смехотворную ошибку, использовав реактив Драгендорфа, который хоть и используется часто для определения алкалоидов, но не показывает кофеин.
Пипеткой я набрала небольшое количество коричневатой жидкости из первой мензурки и выпрыснула ее в чистую чашку Петри. Добавила полграна хлористого кальция и одну каплю соляной кислоты. Поставила выпариваться на очень медленный огонь.
Потом в точности повторила те же действия с жидкостью из второй мензурки – той, где находится содержимое желудка покойной миссис Прилл.
Я взяла первое из зерен помельче, поместила его в каменную ступку и раскрошила пестиком. Теперь у меня есть кофейный порошок тонкого помола.
Я вновь вскипятила остатки дистиллированной воды и добавила к ним маслянистый порошок. И снова хлористый кальций и капелька соляной кислоты.
И поставила эту мензурку рядом с остальными на проволочную сетку на слабый огонь.
Теперь мне нужно запастись терпением. Я не могу продолжать опыт, пока вся жидкость не испарится и осадок не высохнет полностью.
Потом наступит момент, который так любят в триллерах в кино, – момент, когда детектив поднимает мензурку на свет и объявляет потрясенному компаньону: «Что мы имеем, Ватсон (или Джонс, или Гилхоули, или любое другое имя, которые выбирают для туповатого напарника)? Так это яд, доселе неведомый человечеству».
Только в этом случае речь идет не о цианистом калии.
Какое-то время я развлекала себя, отстукивая азбукой Морзе названия химических элементов периодической таблицы по порядку – от водорода до недавно открытого калифорния с атомным числом 98.
Один из радиоизотопов калифорния под названием калифорний-251 имеет период полураспада продолжительностью восемьсот девяносто восемь лет. Вот бы нас на столько хватило.
На миг я подумала о покойной миссис Прилл, которая и близко не дожила до этого числа.
Чтобы немного взбодрить себя, я начала насвистывать глупую песенку о свисте за работой. Но поймала себя на мысли: а что, если насвистывая эту песенку, когда ты на самом деле работаешь, можно стать причиной странного искажения вселенной в каком-нибудь неведомом измерении, и она сложится сама в себя, как бутылка Клейна, у которой нет ни наружной, ни внутренней стороны, и твой двойник исчезнет в клубах, вероятно, невидимого оранжевого дыма?
В этот момент я с облегчением увидела, что осадок высох.
Ответ у меня на кончиках пальцев.
Я взяла образец из каждой мензурки на фильтровальную бумагу.
С полки сняла бутылку с аммиаком и извлекла стеклянную пробку.
Уф-ф-ф! Какая вонь. Неудивительно, что эту жидкость используют для приведения в чувство дев, упавших в обморок в гостиной, услышав слово «черт». Эта штука разбудит даже семь отроков эфесских.
Держа бумажки над парами из открытой бутылки, я караулила изменения цвета образцов.
Вот первый: порозовел!
А вот второй: порозовел!
Что, без сомнения, подтверждает, что пролитая черная жидкость из чашки миссис Прилл – это кофе и что этот кофе содержался в ее рвотных массах.
Что и требовалось доказать, как писал дядюшка Тарквин в своих дневниках. Миссис Прилл пила кофе перед смертью.
А теперь перейдем ко второй части моего эксперимента.
Тщательно оттерев ступку и пестик, я растолкла в пыль два более крупных зерна. И соединила их с кипяченой водой из чистой мензурки.
Никого не удивлю, если скажу, что работа химика никогда не заканчивается. Те, кто выбирает ее своей профессией, должны знать с самого начала, что большая часть их жизни будет посвящена отмыванию чего бы то ни было.
Если, конечно, вы не сэр Бернард Спилсбери или профессор Кит Симпсон (патологоанатом в знаменитом деле об убийце с ванной кислоты), и у вас есть восхищенные помощники, которые делают всю грязную работу.
С более крупными зернами повторила ту же самую процедуру, что и в первый раз: настаивание, добавление хлористого кальция и соляной кислоты, высушивание и обработка парами раствора аммиака.
Я выжидала, когда красноречивый розовый цвет выдаст присутствие кофеина.
Но ничего не происходило. Сухой осадок сохранял тот же цвет, что и в начале, – унылый и, скажем честно, довольно депрессивный коричневый.
Но постойте! Если здесь нет кофеина, это не может быть кофейным зерном. Оно может выглядеть кофейным зерном, но, как разумно замечено в «Макбете», «зло станет правдой, правда злом» и «сказаны две правды», внешность обманчива.
Кстати, «Макбет» должен быть обязательным чтением для любого человека, стремящегося постичь жизнь британской семьи. Эта пьеса помогла мне понять многих людей, включая меня саму.
Но вернемся к бобам. Если второй образец – это не кофейные зерна, то что же это?
Ответ снизошел на меня, как это часто бывает, ударом молнии, громом с небес.
Физостигма!
Калабарские бобы! Конечно же! Почему я сразу не сообразила? Это знает любой, кто изучает яды. Калабарские бобы (Physostigma venenosum), практически неотличимые от кофе, когда-то использовались суеверными племенами западного побережья Африки для определения колдовства или установления вины. Невинного человека, обвиненного в воровстве, стошнит, и он выживет, а виновный проглотит бобы и умрет.
Активный алкалоид, физостигмин, также известный как эзерин, был впервые выделен Джобстом и Гессе в 1864 году и получил химическую формулу C15H21N3O2.
Эта штука ужасно ядовита. Я вспомнила рассказ в одной из тех книжек, которые читала перед сном. В 1864 году в Ливерпуле отравились семьдесят детей, поевших эти бобы, выброшенные на помойку командой грузового корабля, пришедшего с западного побережья Африки. Один бедный мальчик, Майкл Расселл, съел всего четыре зерна и умер.
Почти невероятно, что точно такое же событие повторилось в том же городе через шесть лет.
Во время первого расследования химик подтвердил, что он выделил физостигмин с помощью спирта и потом очистил его эфиром. После наблюдения за различными изменениями цвета, вызванными каустической содой, хлороформом и разнообразными растворами серной кислоты, он сделал укол этого вещества, соединенного с несколькими каплями эфирного раствора, под кожу лягушки, которая вскоре умерла.
Мне нет необходимости идти на такие крайности. На самом деле я питаю нежные чувства к лягушкам и предпочла бы найти более гуманный способ.
Ответ был у меня под рукой.
Тот самый реактив Драгендорфа, который я отвергла в тесте на кофеин, станет идеальным способом обнаружить присутствие другого алкалоида, то бишь физостигмина.