Кошка, которая все видела

Хелен постаралась не слушать соседку и сосредоточиться на собственном попавшем в передрягу собеседнике.

– Нам нужно поговорить! – прошептала Поппи одними губами, когда ее звонок наконец завершился.

Но Хелен все еще слушала собеседника.

– Не уходи, пока мы не поговорим, – попросила Поппи, и ее телефон снова зазвонил. – Это действительно важно.

Очередной дозвонившийся спросил у Хелен, какого цвета у нее нижнее белье. Женщина прикусила губу и повесила трубку. Следующий ничего не говорил. Хелен слышала раздававшееся в трубке дыхание, раздумывая о том, чем занимается этот человек: мастурбирует или просто что-то ищет. Затем связь оборвалась.

После этого чрезвычайно взволнованный мужчина попросил к телефону Поппи. Хелен отказала, объяснив, что это против правил – приглашать к телефону конкретного волонтера. И добавила, что мужчина может говорить с ней сколько нужно, но переводить звонок она не будет. Мужчина, чей голос показался ей немного знакомым, зашипел и бросил трубку.

Наконец воцарилась тишина. Поппи и Хелен сели на продавленную софу, открыли пачку печенья в шоколаде, и каждая взяла по одной штучке.

– Я влипла, – призналась Поппи, взяв второе печенье, несмотря на то что первое лежало нетронутым у нее на колене.

Синяк под глазом был плохо загримирован; возможно, это было сделано преднамеренно.

– Думаю, ты уже обо всем догадалась, но я все равно хочу рассказать… Пожалуйста, не суди меня строго. И, с другой стороны, не оправдывай меня. Мне просто нужно выговориться.

Хелен ободряюще кивнула.

– Я завела любовника, – продолжала Поппи. – Продавца из Уэртинга.

Хелен пропустила мимо ушей ложный пафос ее слов и сочувственно сжала руку соседки.

– Конечно, это был эгоистичный поступок. Проще было бы соблюдать целибат.

Поппи подробнее рассказала о своих любовных похождениях.

– Сегодня днем я во всем призналась Терри. Ты, конечно, знаешь, какова была его реакция. Терри сказал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Дина.

– Ты можешь как-то решить эту проблему?

– Я была готова уйти от мужа. Йен все приготовил и ждал меня в фургоне. Мы собирались начать новую жизнь. Это положило бы конец браку с этим ужасным человеком…

Хелен спросила о Дине. Поппи рассказала, что хотела забрать его, а затем подать документы на совместную опеку.

– А теперь что ты собираешься делать?

– Останусь жить с мужем. Может, у нас получится все исправить? Отец нужен Дину больше, чем мне любовник. Я порвала с Йеном. У него разбито сердце! Сегодня я обидела двух мужчин…

Затем выражение лица Поппи изменилось: казалось, ей не дает покоя какая-то мысль.

– Возможно, есть еще кое-что, что я хотела бы с тобой обсудить, – продолжала она; в ее голосе уже не было раскаяния. – Хоть это и противоречит политике конфиденциальности нашей организации…

Хелен сделала вид, будто не понимает, о чем речь, хотя догадалась обо всем еще несколько месяцев назад. Поппи всегда старалась говорить тише, когда беседовала с одним человеком. Хелен даже слышала, как ее соседка договаривалась о свидании, думая, что ее напарница чем-то занята.

Политика организации обязывала Хелен тут же обо всем доложить, но втайне она надеялась, что новое знакомство спасет Поппи от деспота-мужа, как бы наивно это ни звучало.

– Да, конечно, говори, – ответила Хелен.

– Я все еще не решаюсь…

Тут зазвонил телефон.

– Не обращай внимания, – сказала Хелен. – Что случилось?

– Ты знаешь, я не имею права не отвечать на звонок. А вдруг это что-то срочное?

Поппи с неохотой прервала разговор.

Поток звонков не прекратился, даже когда смена Хелен закончилась. Она задержалась до четверти десятого вечера, ожидая на софе, но телефон Поппи не замолкал. Хелен оставалась так долго, как только могла. Талончик на парковку был лишь до девяти вечера, а в Брайтоне за простой дерут бешеные деньги.

– Я позвоню тебе завтра, – одними губами сказала Поппи, решившая остаться до десяти вечера, пока не заступит ночная смена. – Не волнуйся, я справлюсь. Будем считать, что я ничего тебе не говорила.

– Я сама позвоню тебе сегодня вечером, – ответила Хелен. – Пришли мне сообщение, когда закончишь.

Поппи кивнула, но ее слова преследовали Хелен, пока она ехала домой по приморскому бульвару.

Прежде чем войти в дом, Хелен дважды отправила Поппи сообщение, затем позвонила ей, но никто не брал трубку – постоянно включался автоответчик.

Пока Хелен занималась волонтерством, отец, сын и гость смотрели телевизор. В эру цифрового телевидения всегда можно найти хороший детективный фильм.


Джим и Бруно любили старые детективы, где главный герой всегда был несколько эксцентричным, нетипичным дураком. Такие фильмы давали отцу и сыну повод энергично обсудить недостатки следователя, посмеяться над ним. Именно такие разговоры нравились им больше всего.

Мяукающая Милдред с самодовольным видом расхаживала по ковру, используя множество хитрых уловок в надежде получить доступ к миске сырных чипсов, стоявшей на журнальном столике.

Ошейник с камерой негромко звякнул, когда Милдред сделала вид, будто уворачивается от тапка Джима.

– Хочешь ирисок? – спросил Джим у Дина, с грустным видом сидевшего в кресле.

Мальчик выглядел так, словно вот-вот взорвется.

– Он увидел что-то, что его расстроило, – прошептал Бруно отцу на ухо.

– Что именно? – поинтересовался Джим, понизив голос.

– Что-то из окна моей спальни.

Джим прекрасно знал, какой вид разворачивается из окна комнаты его сына, и вздохнул, прежде чем кивком показать Бруно, чтобы тот смотрел телевизор. Там очередной инспектор Растяпа пытался раскрыть убийство деревенского почтальона. Все улики указывали на жену покойного, у которой был роман с мясником. Джим подозревал брата мясника, Бруно – жену.

Джим напомнил сыну, что главный подозреваемый никогда не является истинным виновником.

– Домашнее животное не может быть напарником детектива, – сказал Бруно, имея в виду собаку инспектора Растяпы.

Это был гиперактивный спаниель по кличке Роджер, помогающий вынюхивать улики и тайно выслеживающий подозрительных бабулек.

– Организм животных настроен на другие частоты, – заметил Джим. – Вот, например, Милдред. Она способна слышать звуки, недоступные человеческому уху. А ее нос в несколько раз чувствительнее человеческого. Если ее обучить, она сможет раскрыть множество преступлений.

Бруно щелкнул пальцами. Словно ниоткуда появилась черноусая мордочка Милдред; на шее у кошки позвякивал колокольчик. Бруно самостоятельно раскрасил его. Формой и цветом колокольчик напоминал кошачью мордочку. Сходство было поразительным.

Рыжая кошка прыгнула на диван. Проигнорировав Джима, она направилась к щедрым рукам Бруно.

– Но Милдред не в состоянии сопоставить добытые доказательства, – ответил Бруно, обдумывая возможность использовать кошку во время расследований. – Да, она может находить улики, но не способна их проанализировать.

На экране инспектор стоял возле второго трупа: на этот раз мясника, лежащего на полу собственного магазина, в рубашке, забрызганной кровью.

Инспектор Растяпа исследовал следы удушения на шее трупа. Роджер, игнорируя куски мяса, деловито обнюхивал место преступления чутким носом.

– Старший напарник свяжет все воедино, – ответил Джим. – Именно он руководит расследованием в целом. Роль Милдред может заключаться лишь в том, чтобы подбросить свежую идею.

Роджер залаял, привлекая внимание инспектора к отпечатку ноги возле кладовки для хранения метел, который совершенно невозможно было пропустить. Растяпа вознаградил тявкающего пса угощением, извлеченным из кармана.

– Но кошка не умеет разговаривать, – продолжал Бруно, анализируя комментарии отца. – Как же они будут общаться?

– Всегда можно найти какой-нибудь способ, – отозвался Джим. – Если бы я решил вернуться к профессии детектива, то обязательно взял бы кошку в штат!

– Кстати, она может мяукать определенным образом, – подхватил Бруно, внезапно увидев на лице отца улыбку. – Один раз – чтобы сказать: «Я нашла орудие убийства», два раза – «подозреваемый лжет».

– Да, – согласился Джим, поддерживая шутку сына. – Кроме того, один взмах хвоста означает: «Ты тут пока работай со свидетелем, а я опять пробегусь по всему маршруту, вдруг мы что-то упустили?»

Бруно засмеялся и даже начал раскачиваться от восторга, а затем добавил:

– А если она промяукает три раза, это будет означать: «Думаю, нам нужно допросить жену жертвы еще раз».

Отец с сыном громко расхохотались. Дин поднял голову.

– Вы не можете заставить меня остаться! – заорал мальчик.

Милдред вздрогнула от его крика.

Дин начал стучать кулаком по подлокотнику кресла. Джим, совершенно не готовый к его истерике, предложил подогреть молока.

– Я не хочу молока! – визжал Дин. – Я хочу домой, вы, негодяи, не смеете меня здесь удерживать!

Вскоре мальчик вскочил с кресла. Он вел себя так, словно впал в безумие: сбросил журналы со стола, а затем накинулся на разноцветные диванные подушки.

К ужасу Бруно и Джима, Дин закатал рукава джемпера и впился зубами в свою руку.

– Хватит! – приказал Джим, вставая с дивана.

Когда он попытался приблизиться к Дину, тот пулей вылетел из дома и очутился на улице.

В другом конце здания хлопнула створка кошачьей двери. На кухне завыла Милдред.

Отец и сын направились в разные стороны.

Бруно пошел к кошке. Ее лапы уже не были белыми, а морда была вся в крови. На полу лежала поверженная и распотрошенная птица, ее кишки были похожи на красных червей.