Кошка, которая все видела

– В кладовой есть еще банка лимонного шербета. – Слова Саймона вырывались с каким-то всплеском, словно во рту у него скопилось много слюны.

– Я думаю, сосед похитил мою кошку, – сказал Бруно. – Поэтому к нам домой едет полиция – взять у меня показания. Они обеспокоятся, если меня не будет.

– Ты поможешь мне найти банку в кладовой? Я плохо вижу, и все этикетки сливаются у меня перед глазами. Пошли! Только смотри под ноги!

Бруно внимательно взглянул на Саймона, ища на его лице следы от очков. Вокруг носа не было никаких отметин. Мальчик прочел много книг о том, как распознать преступника. Советы разнились и часто противоречили друг другу. Попадались даже заметки о недооцененной серьге или о подбородке извращенца. Но в одном все книги сходились: глаза преступника не лгут. «Голубые леденцы» Саймона Симнера отражали его душу. И в ней таилась опасность, Бруно в этом не сомневался.

Мальчик достал из кармана визитные карточки, но Саймон уже вышел из-за прилавка. Он прошел через магазин и скрылся в кладовой.

Бруно услышал, как оттуда донеслись какие-то звуки. Возможно, Саймон переставлял лестницу.

– Почему ты не идешь? Мне как раз нужна твоя помощь! – позвал Саймон.

Бруно знал правила: по законам жанра ему следовало проявить неосторожность.

– Не могу, – ответил он. – Это неправильно.

И тут мальчик решил, что пора уходить. Он рванул на себя входную дверь и, когда она не поддалась, понял, что нужен ключ.

Бруно начал шарить за прилавком в поисках ключа, но безуспешно.

Вдруг мальчик нашел за прилавком кое-что другое: пожеванные собакой туфли, которые он видел на записи с камеры Милдред. Внезапно ему все стало ясно: Саймон Симнер и был тем человеком, который ссорился с Поппи Раттер!

Важность этого открытия потрясла Бруно; ему показалось, что у него в мозгу взорвалась бомба.

И тут плечо мальчика сжала рука. Он закричал, и его тут же оттянули от прилавка и бросили на пол. Бруно поднял голову: над ним возвышалась фигура миссис Симнер.

– Что тут происходит, ради всего святого! – прогремела женщина. – Почему ты рыщешь за прилавком?

– Я просто хотел конфет, – быстро сообразил Бруно.

– Магазин закрыт.

– Знаю.

– И жалюзи опущены.

– Да, знаю.

– А где Саймон?

– В кладовой.

Миссис Симнер позвала сына. Когда парень появился за прилавком, это был уже совсем другой человек. Не было ни хирургических перчаток, ни тонкого голоска.

– Почему этот мальчик трогает конфеты грязными руками? – требовательно спросила миссис Симнер.

Совершенно другим голосом, глубоким, без сюсюканья, Саймон рассказал о полиции, о лицензии на торговлю и о лимонном шербете.

– Я велел ему ничего не трогать, – робко произнес Саймон. – Он пообещал мне!

– Хорошо, – ответила миссис Симнер, тут же удовлетворившись объяснением сына.

Затем женщина открыла входную дверь.

– Это дело полиции. Воров нужно наказывать!

Прежде чем Бруно успел все объяснить, миссис Симнер схватила его за руку и вывела на тротуар. Внезапно гнев сошел с ее лица. Женщина отпустила руку Бруно, стала на колени и поправила воротничок его футболки.

– У твоего отца есть связи в полиции, – сказала она материнским тоном. – Будет очень плохо, если его сына обвинят в воровстве.

– У меня и самого есть связи в полиции! – с нажимом ответил Бруно.

– Думаю, будет лучше, если ты перестанешь приходить к нам в магазин.

По опухшему, в ямочках, лицу женщины скатилась слеза.

– Я не сделал ничего плохого.

– Я запрещаю тебе приходить к нам в магазин, – мягко сказала она. – С этих пор туда будут допущены лишь те, кому я доверяю.

Возмущенный несправедливостью, Бруно сделал то, о чем впоследствии пожалел. Он толкнул миссис Симнер. Женщина рухнула на землю. Бруно оставил ее на тротуаре, нелепо дергающуюся, словно черепаха, которая пытается выбраться из собственного панциря.






25




Джим постучал в дверь ванной. Он хотел поделиться с Хелен своим успехом, а затем насладиться ее объятиями и заслуженной похвалой.

Однажды Джим разгадал загадку маяка в Квинз-парке, и Хелен написала стихотворение для вечерней газеты:

Люблю я мужа своего,

Ведь ум его острее бритвы.





Таким образом, у Джима появилось любопытное прозвище.

– Хелен, я могу войти? – спросил он, снова постучав. – Это я, твоя Любовь Острее Бритвы; у меня хорошие новости!

Хелен закрутила краны.

Джим сел на лестнице, чувствуя, как сводит живот. Он намеревался позвонить инспектору Скиннер – ее следовало уведомить о новых обстоятельствах. Джим держал телефон в руках, его палец замер на кнопке вызова.

– Может, стоит подождать до утра? – пробормотал мужчина, чувствуя, как на него наваливается усталость.

Если он позвонит, то придется вернуться на Джон-стрит. А затем пройти кучу допросов, провести ночь в полицейском участке. Его заставят письменно изложить показания, а потом отвечать на нескончаемые вопросы.

Палец детектива над кнопкой вызова не шевелился. Мужчину беспокоил желудок; к тому же Джим плохо спал последнее время и чувствовал себя более слабым и вялым, чем обычно.

Если он позвонит, то впереди у него бюрократическая ночь. Работа современных полицейских наполовину состоит из заполнения различных документов. Охранники правопорядка будут ждать ордер, а затем перевернут дом миссис Симнер вверх дном. И у Хелен тоже возьмут показания. Из-за этого телефонного звонка придется всю семью везти в полицейский участок.

Джим боролся с собой. Полученные доказательства требовали тщательного обдумывания. Нужно было решить, как распорядиться ими наиболее разумно.

Действительно, прежде чем сообщить обо всем инспектору Скиннер, следует как можно лучше изучить заметки. Ради памяти мистера Симнера Джим должен не единожды проверить факты и находки. Фальшивое обвинение лишь еще больше усложнит и без того непростую ситуацию в семье миссис Симнер и добавит ей горя.

– Завтра, – разрешил себе Джим.

Сегодня информацией будет владеть только он. А поутру, как следует отоспавшись и еще раз просмотрев свои заметки, он сообщит обо всем инспектору Скиннер.

– Я странно себя чувствую, – сказал Джим, выключая телефон.

Опершись на перила, мужчина встал и спустился по лестнице, чувствуя покалывание во всем теле. Войдя в гостиную, Джим начал переключать телеканалы. Больше всего ему хотелось сесть рядом с сыном на диван и посмотреть какой-нибудь фильм, в котором детектив-растяпа будет выяснять, кто же задушил жену мясника.

Бруно проскользнул наверх и воспользовался телефоном в кабинете отца. Мальчик хорошо научился передвигаться бесшумно.

– Пожалуйста, соедините меня с больницей имени принца Чарльза в Мертир-Тидвил, – попросил Бруно оператора.

Голос девушки из регистратуры звучал так, словно она только что вдохнула гелий из воздушного шара. Бруно заговорил басом, боясь, что интонации его голоса похожи на звуки трубы, а не на тон полицейского.

– Добрый вечер, – произнес мальчик, – это инспектор Бруно Глью из полиции Брайтона. Я хотел бы переговорить с Динжамином Дэвидом Раттером.

У девушки из регистратуры было достаточно полномочий, чтобы подвергнуть сомнению полномочия звонящего.

– Полиция Брайтона! – повторил Бруно. И добавил, что это вопрос жизни и смерти и ему все равно, если мальчик находится под действием сильных успокоительных средств или врач решил, что состояние рассудка не позволяет ему общаться с внешним миром. – Скажите врачу, что у меня есть новости, которые окажут целительный эффект на разум пациента. Я подожду. Сообщите мальчику, кто я.

Наконец его соединили. Девушка из регистратуры сказала, что не может гарантировать полную адекватность пациента.

– Это ты, Дин? – спросил Бруно, когда услышал в ухе сонное сопение. – Это я, Бруно!

У Дина пропал голос, и он мог лишь стонать.

– Это сделал человек, который предлагал тебе лимонный шербет! У меня пока нет достаточного количества улик, но утром я все докажу! Это значит, что скоро ты сможешь вернуться домой. И твой папа тоже! У меня пока нет ни образцов ДНК, ни орудия убийства, ни признания, но я над этим работаю!

– С кем ты разговаривал? – спросил Джим, когда сын, как обычно, устроился рядом с ним.

– С Дином. Я сообщал ему о прогрессе в расследовании.

– О прогрессе?

– О прогрессе! – таинственно подтвердил мальчик.