Корона двух королей

— Простое волнение.

Он успел взять руку Суаве и поцеловать до того, как она её убрала. Долгожданного облегчения этот невинный акт любви ему не принёс.

Толпа внизу гудела в ожидании представления. Как же эти люди любят зрелища. Свадьба, тавромахия, похороны, парад или казнь — толпа не делала различий, лишь бы собраться в кучу, поглазеть, порадоваться, поплакать вместе со всеми, в объятиях всеобщей радости или скорби, и разойтись по своим делам, чтобы всё забыть уже через час. Какая пошлость. Всего несколько лет назад эти люди были готовы зарубить короля в ответ на казнь повстанцев, а теперь они же бросали в его ложу цветы. Ребёнком Осе был готов полюбить каждого из них, а теперь не испытывал ничего, кроме отвращения.

Его мысли прервал далёкий звук горниз и лёгкая дрожь, внезапно накатившая со стороны Туренсворда. Толпа и гости в королевской ложе повернули лица в сторону источника гула. Вдалеке в ярком свете солнца заблестели начищенные новые кирасы, золотой волной мчащиеся по улице к площади.

Весь маршрут новобранцев от Ласской башни до площади ограждали отряды кантамбрийцев и Ловчие, которым было велено прогонять случайно выскочивших на пути быков зевак, чья нерасторопность и невнимательность могли привести к катастрофическим последствиям. За порядком коршуном следил Сеар и уже в первые две минуты буквально выдернул из-под копыт Гнева какого-то пучеглазого мальчишку.

— Ты совсем из ума выжил, щенок?! — В гневе за кощунственную невнимательность Сеар отвесил пареньку оплеуху и оттолкнул к стене богадельни. — Они чуть тебя не затоптали! Иди ворон лови в другом месте!

А мальчишка только глядел на него огромными, как блюдца, угрюмыми глазами и вытирал чумазой рукой разбитую губу.

— Что молчишь? — лютовал седовласый северянин. — Хоть бы поблагодарил — я только что спас тебе жизнь.

Но мальчишка продолжал молча смотреть на несущихся мимо него быков в золотых доспехах.

Сеар махнул на недоумка рукой и вернулся на пост.

Возглавляли парад Вечера, Альвгред и Согейр, хотя на их месте сама наследница предпочла бы видеть Марция или Инто, но эвдонцу было велено замыкать шествие, а слуга продолжал гнуть спину в загонах вдали от парада.

Правой рукой трое погонщиков удерживали поводья, а левой поднимали над головой агдеборги.

Накануне Вечера сделала подношение на Агерат и поставила свечи всем иконам в недостроенной кирхе, моля и старых, и новых богов о милости и чуде, чтобы они усмирили нрав Гнева в важный для неё день. И маленькое чудо произошло — с самого утра Гнев являл собой спокойнейшего из быков в загоне, если не сказать, даже ласкового. Лишь один раз он дёрнулся в сторону, когда на пути Вечеры из-за дома выскочил какой-то мальчишка, которого в последний момент спихнул с дороги Сеар.

Десятки воинов за её спиной неслись во весь опор по узким улицам города, гремя подковами и звеня позолоченными, ещё не знавшими вкуса крови кирасами. Чем ближе эта воинственная сила приближалась к площади, тем сильнее дрожала земля под ногами собравшихся. Дрожали даже статуи богов, превратившиеся в пять исполинских камертонов. Дрожь была такой силы, что в ложе короля попадали на пол принесённые слугами кубки, забрызгав вином обувь гостей.

— Представляю, что происходит на поле, когда в бой идёт вся ваша кавалерия, — улыбнулся Эрнан, отряхивая капли вина с сапог.

Когда воины оказались на площади, под ложей загудели горнизы, и воздух задрожал от их громкого рёва. Кирасиры направили своих быков вокруг площади. Шумная толпа кидала в их сторону зёрна, и Гнев недовольно задёргал головой, когда анисовые зёрнышки попали ему в глаза. Резкий толчок едва не выбил Вечеру из седла.

— Гнев, нет! — потянула она за узду. — Медленнее! Медленнее!

Но бык уже выбежал из общего строя, едва успев развернуться и не врезаться в отхлынувшую толпу.

— Тихо! — умоляла его принцесса. Люди продолжали кидать в неё зерна, и Гнев всё больше терял над собою контроль. Согейр и Альвгред, почувствовав неладное, покидали свои агдеборги и повели своих быков по обе стороны от испуганного животного.

— Тише-тише, — заговорил Альвгред, наклонился и взял Гнева за один из рогов. — Отец!

Согейр сделал то же самое, что и сын, и тоже взял бычий рог со своей стороны.

Все трое повели Гнева в нужную сторону, чтобы он не вырвался и не встал на дыбы.

— Он перестаёт меня слушаться, — пролепетала Вечера, беспомощно вцепившись в узду, которой она уже не управляла. — Он вырывается.

— Спокойно, моя принцесса, — ответил Согейр. — Он не сможет вырваться, пока мы его держим.

— Все видят!

— Поднимите над головой агдеборг и приветствуйте толпу. — Быстро! — прошипел легат.

Вечера повиновалась приказу легата и подняла алое знамя над головой как можно выше.

— Улыбайтесь, — продолжал командовать Согейр, — пусть думают, что так и было задумано.

Будто чувствуя силу удерживающих его рук, Гнев перестал мотать головой и реветь и замедлил бег.

— Вот так, — приговаривал Альвгред. — Вот так, тихо. Хороший бык.

— Всё, я смогу сама, — сказала Вечера, когда круг кирасиров обогнул площадь и почти замкнулся. Впереди замелькала спина Марция, подгонявшего новичков, которые вели своих быков медленнее всех и потому нуждались в помощи более опытного наездника.

— Всё хорошо? — обернулся Рейес, когда круг воинов замкнулся и теперь все они описывали круги вокруг Агерат. — Я видел, Гнев вырвался вперёд.

— Всё хорошо, — ответила Вечера. — Зерно попало ему в глаз. Теперь всё хорошо.

Десять — ровно столько поколений королей сменилось со времен правления Ардо Роксбурга, и ровно столько кругов проделали новобранцы вокруг статуй богов, сверкая на солнце золотом и гранёными альмандинами на парадных кирасах. Десять кругов оглушительного рёва горниз и земной дрожи… казалось, статуи богов разлетятся на бесформенные камни. Десять кругов под рёв толпы и выкрики. Десять кругов, которые показались Осе вечностью.

Он уже стоял у перил, чтобы по окончании, когда кирасиры остановят своих быков и развернутся к королю лицом, произнести Мегарон — речь, которую он уже произносил много раз, чтобы официально признать новобранцев своими воинами. Он был готов снова произнести эти выученные наизусть пятьсот тринадцать слов, от которых в крови кирасиров вспыхивала отвага, как вдруг его голову начала разрывать знакомая боль.

Король приказал себе не обращать на неё внимания. Возможно, это просто страх и боль сейчас пройдёт, хотя он знал, что это не так. Он знал, что вот-вот случится, но стоял на своём месте, томительно дожидаясь тишины, когда все глаза будут устремлены только на него.

— Будь что будет, — прошептал он, отдавая себя на волю богов, и выпрямил спину. Кирасиры остановили быков и разверзлись к ложе, площадь окунулась в долгожданную тишину. Все ждали слов короля. Осе поднял над головой кулак, и кирасиры последовали его примеру.

— Приветствую вас! — громко произнёс король, чтобы его голос был слышен во всех концах площади. — Теперь вы королевские кирасиры!


Вдруг его прервал едва слышный смешок внизу. Осе перевёл взгляд в сторону звука и увидел пятерых касарийцев из орды самратского кадерхана, которых оставил Тонгейр перед своим отбытием из замка. Все пятеро стояли чуть в стороне у лестницы, ведущей в ложу, и о чём-то перешептывались, ухмыляясь в сторону короля.

— Осе! — зашептала Суаве, заметя смятение на белом лице мужа. — Осе, не молчи. Они ждут.

Но король, как заворожённый, глядел в сторону орды, брошенной ему, как обглоданная кость нищему. Раскалённое кольцо сдавило голову Осе. Громкий вздох вырвался из его груди, он пошатнулся и вцепился побелевшими пальцами в резные перила. Толпа и кирасиры переглянулись.

— Корона опять показала характер? — шепнула Вечера Альвгреду.

— Ваша язвительность здесь неуместна, — резко осадил её Согейр, спрыгнул с Ревущего и бросился к ложе.

Когда он взлетел вверх по ступенькам, тело короля уже трясло.

— Где Гарай?! — крикнул Согейр Данке, пробиваясь сквозь придворных. — Быстро веди его сюда!

Тело короля вдруг неестественно выгнулось, напряжённое, будто все его мышцы скрутило судорогой, и Осе упал. Согейр не успел его подхватить, и он ударился виском об угол фигурных перил. Альмандиновая корона закатилась за кресло. Осе начал задыхаться. Из его глаз, будто молящих, чтобы его убили, лишь бы приступ прекратился, потекли слёзы. Суаве с ужасом глядела на своего мужа.

— Папа! — кинулась к отцу Ясна, но Влахос оттащил принцессу в сторону, чтобы её не зашиб Гарай, поспешивший на помощь королю.

— Держите его, — приказал он сбившимся в кучу у стены растерянным слугам. — Быстрее!

Слуги прижали тело короля к полу.

— Согейр, нужно разжать ему зубы.

Судорога усилилась. Кое-как легат ухитрился разжать зубы короля, и Гарай всыпал в рот Осе какой-то порошок. Эрнан, прячась за спиной жены, едва успел подавить смешок, когда потерявший над собой контроль Осе выплюнул почти всё лекарство в лицо легату.

— Держите крепче, — приказал Гарай и подставил руку под затылок короля.

Мучения Осе длились несколько бесконечно долгих минут, из ложи доносились сдавленные крики и скуления. Неосознанными движениями Осе пытался отбиться от прижимавших его к полу людей.

Вскоре силы начали покидать его, как и припадок, и вот уже отблески солнца на навесе уже не казались Осе невыносимо яркими. Он пытался что-то произнести непослушными губами, но ему удалось только что-то промычать, как мычат недоумки в богадельне. Потом Осе сделал пару слабых вдохов, закрыл глаза и потерял сознание.

Король не стал свидетелем последовавшей за его приступом суматохи: не видел тысячи изумлённых глаз, устремлённых в сторону ложи, не видел порыва Суаве помочь Согейру поднять властителя на носилки. Не увидел он и разочарованных кирасиров и того, как Эрнан отдавал приказы слугам, чтобы те поскорее перенесли короля в замок, а бесконечно преданный ему Согейр отгонял с пути любопытную чернь.

Осе пробыл в беспамятстве больше суток, пока глубокий сон не наполнил силами его изнемогшее тело.

Больше всего Осе боялся унижения, когда его болезнь сломит его прилюдно, но теперь, когда он обмочился на глазах у всего народа, его мысли были менее всего о публичном позоре. Он просто устал.

Первое, что он увидел, когда поднял свинцовые веки, был расписной балдахин его ложа, чей бордовый низ играл в свете зажжённых свечей золотыми уютными искорками. В его спальне приятно пахло свечным воском и розовым маслом, которым пользовалась Суаве. Осе любил этот запах, и ему было приятно почувствовать его, проснувшись после тяжёлого приступа. «Странно, — подумал он, — Суаве никогда не приказывала душить мою комнату своими маслами…»

Осе повернул голову и увидел её.

— Как ты? — Суаве сидела возле его кровати и смачивала в воде платок. — У тебя был жар.

— Сколько я спал? — безжизненным голосом прошептал король.

— Около полутора суток.

— Воды.

Суаве протянула мужу бокал и помогла приподнять голову.

— Забавно, — произнёс он, поблагодарив.

— Что?

— Я всегда мечтал, чтобы ты по своей воле пришла в мою спальню. А для этого мне всего лишь нужно было оказаться при смерти.

— Ты не умираешь. Просто твоя болезнь вернулась.

— Она мучала меня всю юность, и каждый день я мечтал о смерти. Потом припадки прекратились, и я воздавал хвалы богам, и вот опять. Я больше так не могу…

— Ты сможешь, ты Роксбург.

— Последним Роксбургом был мой брат, а я лишь его тень. — Король сморгнул накатившие слёзы. — И тень твоей дочери.

Он тронул голову, и его рука коснулась повязки.

— Ты разбил висок, когда упал.

— А где корона? — встревожился король. — Она разбилась?

— Треснула, — успокоила его Суаве. — Всего лишь небольшая трещина. Я уже отдала корону Дагмару. Он сделает трещину незаметной.