Корона двух королей

— Я предлагаю не торопить события, а сосредоточить усилия на том, чтобы убедить Тонгейра воевать на нашей стороне. Его армия нам лучший помощник, чем горстка эвдонцев.

Король опрометчиво забыл о присутствии в Комнате советов Калхаса. Эвдонец сжал кулаки, готовый взорваться гневом против короны, и напоминал быка, которому язык натёрли перцем. Все, кроме ослеплённого опасностью короля, видели, как огонь ярости полыхнул на дне его нефритовых глаз.

— Как же так, мой король?! — Калхас выступил вперёд. — Мой отец рискует своей жизнью ради вас!..

— А что я могу сделать? — воскликнул Осе. — Иларху было приказано сразу вернуться в город после задания, а он ослушался. Теперь из-за его своеволия я должен рисковать целым городом? Скажи спасибо, что я не пошлю за ним солдат, как за дезертиром! Если мы получим известия о нападении на отряд Иларха, мы хотя бы будем знать, что Теабран действительно находится у Аранских холмов. А если нет, то надеюсь, у Иларха хватит ума просто вернуться в Паденброг! Твой отец сам виноват в своём положении. Я заботился о нём, дал ему дом, а он ответил мне неповиновением. Я всегда знал, что эвдонцы больше охотники, чем воины, но я доверился ему. Только Теабран — не глупое животное. Если Иларх этого не понял, значит, то, что случится у Аранских холмов, будет ему хорошим уроком! Теперь ты свободен. Можешь вернуться в Ласскую башню и отдохнуть. Но если я узнаю, что ты покинул город, я забуду обо всех твоих заслугах и повешу как дезертира.

С тем Осе распустил собрание.



Пленник заговорил сразу.

— Имена в обмен на свободу, — сказал он и повторял это каждый раз, когда к нему обращались.

— Не слишком ли много на себя берёт простой солдат? — Условия, выдвинутые наёмником, обескуражили короля. — Неужели ты думаешь, что сможешь заставить меня делать то, что хочешь?

— Имена в обмен на свободу, — настаивал пленный.

— Какая наглость!

Замученный человек, стоявший перед ним на коленях, вызывал у Осе чувство брезгливости.

— Между прочим, в городе уже знают, что ты у нас в руках, — сказал король, поправляя съехавщий воротник. — Почему бы мне просто не кинуть тебя на растерзание толпе? Это страшнее, чем кажется. Ты прокричишь нужные мне имена раньше, чем люди разорвут тебя на куски.

— Имена в обмен на свободу.

— Неужели ты серьёзно полагаешь, что можешь диктовать королю Ангенора, что ему делать? Ты — грязь под моими сапогами. И неужели ты думаешь, что я и мои люди не сможем узнать имена иным способом? Пытками, например?

Пленник сплюнул скопившуюся во рту кровь и провёл языком по разорванным губам.

— Скажите, король, вам самому не страшно спать по ночам, зная, что с каждым днём тот, другой, подкрадывается к вам всё ближе и он сильнее вас?

— Паденброг ограждают неприступные стены, в Туренсворд мышь не проскочит без моего ведома. Замок наводнён преданной мне охраной, и каждый из этих людей будет защищать королевскую семью до последнего вздоха. Нет, мне не страшно.

— Тогда у меня для вас плохие новости. Все до определённого момента думают, что они в безопасности, пока им не перерезают глотку.

— Как, видно, случилось и с твоими людьми.

— Как видно.

Король задумчиво потёр губы.

— Я всё равно не смогу тебя помиловать. Пренебречь правосудием было бы с моей стороны глупо. Я отказываю тебе в прощении.

— Тогда вы не узнаете имён.

— Узнаю, — уверенно заявил король, — завтра, послезавтра, через неделю — какая разница? Мы узнаем их иным способом и от другого человека, а ты будешь казнён, — король обратился к Влахосу. — Уведи его. Завтра его казнят.

Конечно, король не собирался казнить пленника. Послушав совета Эрнана Монтонари, он приказал соорудить под окнами тюрьмы эшафот с колесом, но в момент, когда пленника привязали бы к орудию смерти, Хранитель ключей спросил бы у собравшегося народа, что делать палачу, и огласил бы условия, выдвинутые короне. Конечно, люди бы захотели увидеть, как подонка колесуют, но король как человек великодушный и справедливый публично помиловал бы его, узнал имена и пустил его на все четыре стороны — а дальше будь что будет. Самосуд всегда правил этими улицами под покровом ночи. При таком раскладе существовала огромная доля вероятности, что бывший пленник вообще не доберётся до городских ворот живым. Осе возлагал большие надежды на такой исход.

Пленника бросили в темницу, и лишь к вечеру Корвен распорядился, чтобы Данка принесла ему немного еды.

Она его сразу узнала, как только увидела в коридоре, ведущем в тронный зал, и даже не сразу поняла, о чём её попросил Хранитель ключей.

— Можно, к нему пойдёт кто-нибудь другой? — Она впервые отказалась выполнять приказ Корвена. — Я не могу.

— Все заняты, — ответил тот, не замечая в своей занятости её испуга. — Иди.

Сейчас Данка сидела тише мыши и промывала на ноге пленника раны, оставленные лезвием эвдонской секиры, пока он жадно глотал зажаренное куриное крылышко. Девушка старалась казаться спокойной и прятала глаза.

— Я тебя знаю? — спросил пленник, выплёвывая кости.

— Нет, — ответила Данка. — Мы не знакомы.

— Знаешь, что меня казнят завтра утром?

— Я слышала.

— И как?

— Не знаю.

— А, по-моему, знаешь. — Пленник прислушался к далёким звукам, доносящимся в стороне. — Я слышу звуки молотка и пилы. Рядом что-то строят. — Он горько усмехнулся. — Виселица?


— Колесо. — Данка старалась сдержать свой гнев. Все её старые раны будто снова заныли.

Кусок хлеба застыл в руках пленника.

— Меня колесуют? — прохрипел он.

Данка продолжала аккуратно промывать его раны.

— Король хочет, чтобы город как можно дольше смотрел на смерть убийцы жителей Негерда.

— О боже! — задохнулся мужчина и, кинув еду на грязную солому, бросился к крошечному окну под потолком.

— Колесо! — выплёвывал он изо рта непрожёванный хлеб. — Колесо!

— Скажи им, что нужно, и король помилует тебя, — произнесла Данка, сжимая в руках кровавую тряпку.

— Помилует? Он уже сказал, что лучше казнит меня, чем узнает имена!

— Тогда очисть свою совесть.

— Ты совсем дура?

— Не хотите говорить имена королю, скажите священнику. Ноэ никому не отказывает. Пусть король и не помилует вас, но вы очистите свою совесть и свою душу.

— Вы поглядите, кто заговорил о душе? Шлюха из Негерда!

Данка прижалась к стене.

— Ты думаешь, я тебя не узнал? — Пленник бросился к ней и схватил за шею. — Ты та девка, которая встала на пути моего коня! Скажи спасибо, что я не зарубил тебя, как твою мамашу. Сладкая шлюшка!

С этими словами он прижал Данку к стене и сунул руку ей под юбку. Обкусанные ногти с зазубринами оцарапали ей бедро. Данка закричала, но нападавший подхватил её и стукнул затылком о стену, и крик девушки оборвался.

— Хочешь спасти мою душу?! Всё ещё хочешь!

И он повалил её на клочок соломы у себя под ногами. Оглушённая Данка выставила перед собой руки, но мужчина мгновенно отбился от её ударов и сжал обе её кисти у неё над головой, пока его вторая рука задирала и рвала на жертве юбку. Данка потерялась в полутьме, всё произошло так быстро, что она даже не поняла, как мужчина оказался у неё между ног, а снова закричала.

Дверь в камеру распахнулась — на девичьи вопли сбежалась охрана. Они оттащили пленника от служанки и швырнули его о стену.

— Грязная шлюха! — ругался он, и его бешеные глаза горели во мраке. — Хочешь спасти мою душу? — вопил он. — Хочешь? Так я скажу королю имена! Завтра утром! Скажу ему все имена!

Ослеплённая ужасом, Данка выбежала из камеры, подхватив разодранные юбки, и опрометью кинулась сквозь бесконечные повороты коридоров в свою крохотную комнатёнку. На повороте у лестницы, ведущей к ярусу с комнатами слуг, она налетела на кого-то из охраны. Мужчина подхватил её, как пушинку, и приподнял над полом.

Данка, не видя ничего пред собой, начала драться и брыкаться, но руки солдата оказались сильнее.

— Что случилось? Что произошло? — наконец услышала она сквозь пелену непонятного шума знакомый встревоженный голос.

Влахос тряхнул её и заставил посмотреть на себя.

В зелёных глазах Данки стояли слёзы.

— Что случилось? — повторил Влахос, взяв лицо девушки в свои руки, а она просто смотрела на него и ничего не могла сказать.

Влахос подозвал другого Ловчего и что-то тому приказал, а потом быстро отвёл Данку в свою комнату на втором этаже.

Комната Бродяги казалась чуть просторнее комнаты Данки, но была обставлена едва ли не так же скупо, как аскетичная монашеская келья. Сразу бросалось в глаза, что хозяин здесь почти не бывал. Сквозь одинокое узкое окно просачивался свет засыпающего солнца, который освещал единственный стул и грубо обтёсанный стол, на котором стояли глиняный кувшин, кубок и лежала страшная маска в виде змеиного черепа. В углу стояла узкая кровать, заправленная простым хлопковым бельём, а в её изголовье на стене поблёскивал крюк, на который, судя по всему, Влахос вешал свои доспехи на ночь. Это всё, что было внутри. Ни ковра, ни камина, только неуютные каменные стены.

Влахос усадил Данку на кровать и дал ей воды. Девушка смогла успокоиться только через несколько минут. Всё это время командир Ловчих сидел рядом с ней и обнимал, что-то шепча, но даже его объятия служили ей слабым утешением.

Вытирая слёзы, Данка, наконец, смогла рассказать Влахосу, что произошло в темнице и кем был человек, которого поймали эвдонцы.

— Он напал на тебя? — Влахос ласково гладил Данку по голове.

— Да. Но он ничего не успел. Я просто испугалась. Всё было как в прошлый раз.

— Он тебя больше не тронет. — Молодой мужчина прижимал к своей груди заплаканную девушку. — Я обещаю. Я попрошу Корвена, чтобы он посылал к нему других слуг, а ты больше в темницу ни ногой, поняла? Я скажу Хранителю ключей, чтобы он тебя не трогал, и предупрежу принцессу — у неё помимо тебя есть кому выносить ночную вазу. Сиди здесь и отдохни. Сегодня я дежурю ночью…

— Всю ночь?

— Я приду к тебе позже. Не плачь.

Впервые Данка действительно бросила все дела и исчезла. До самой поздней ночи она сидела в этом склепе с видом на дерево и горько плакала.

Влахос вернулся поздно — скользнул в комнату, подобно призраку, тихо разделся и лёг рядом с дремавшей Дайкой.