Королевство моих преступлений

Мира




– Что ещё он хотел, Оливер? Что он говорил тебе? – В который раз спрашиваю я, расхаживая перед ним в спортивном зале в обеденную перемену.

– Я уже передал тебе всё, что было. Отвали от меня, ты ясно дала понять, что я тебе на хрен не сдался, так что не твои это проблемы! – Фыркая, парень облокачивается о стену, как будто он абсолютно не боится их. Боится и ещё как.

– Не мои, да? Он меня ударил, Оливер. Он ударил меня по ногам так, что я чуть не расшиблась! И это мои проблемы, потому что Карстен не доволен тобой и твоим поведением. Он подразумевал под этими словами твою отставку, идиот! – Повышая голос, останавливаюсь и замечаю, как краска слетает с лица Оливера, и он выпрямляется.

– Что? Но это невозможно. Я…я глава братства, и сместить меня могут лишь восстанием или же отчислением. Или я уйду сам, передав свои полномочия последователю! – Возмущается он.

– О, наконец-то, дошло. Если они требуют освободить место, то, значит, планируют восстание против тебя. Они поставят своего человека, который будет их радовать, а не спиваться, как ты! Этого мало, чтобы ты начал думать своей головой, а не задницей, Оливер? Ты хочешь быть побеждённым и закончить свои дни, как другие, кто им не нравился? – Бросая взгляд на вход в спортивный зал, понижаю голос, опасаясь, что там кто-то есть. Мне, вероятно, это только, кажется, но на всякий случай необходимо быть осторожнее. У Всадников везде уши. Всюду.

– Вы уже сделали то, что они просили? – Спрашиваю Оливера.

– Пока нет, мне дали неделю или чуть больше. Они не устанавливали сроков, просто потребовали освободить место. Но вступать в братство можно лишь после «Адской недели», они не могут нарушить это правило, они…

– А ну-ка напомни мне, когда я получила свою должность, Оливер? Вспомни, когда же я заняла свой пост? Я подскажу, а то мы здесь состаримся, пока твои мозги работать начнут. В середине учебного года, а точнее, после дня всех влюблённых. Так что это никак не защищает тебя. Поэтому думай, Оливер, и меняй свою политику, как и модель поведения. Больше я не собираюсь тебе помогать, и если они потопят тебя, то я буду прикрывать лишь свою задницу, а не твою, – ставлю точку в этом бессмысленном общении.

– Мира, да брось, мы же заодно были, – закатывая глаза, разворачиваюсь и иду к выходу.

– Мира, чёрт бы тебя побрал! Ты должна быть со мной! – Кричит Оливер.

– Ничего я тебе не должна и не была должна. Я сама не понимаю смысла того, что натворила, и больше не желаю быть частью прошлого. Наступило новое время, милый, и только от тебя зависит: увидишь ли ты продолжение или же нет, – бросаю через плечо и оставляю Оливера позади.

Всё, что могла, я сделала. Предупредила его, а дальше пусть сам разбирается, у меня самой по горло проблем и внутренних переживаний. Да и пустота никуда не исчезла со вчерашнего дня, наоборот, она нарастает, и даже слова Карстена больше не имеют никакой силы над моим сознанием. Мне необходимо обезопасить себя, раз он предпочитает распускать руки, не сдерживая себя. Поэтому хотя бы нож или что-то подобное я обязана приобрести. Незаконная покупка оружия мне уже знакома, так что, вероятно, я прибегну к этому вновь. Мой пистолет отобрал Грог, но ничто не останавливает меня от покупки нового. И папочка абсолютно не возмутился тому, какую сумму я вчера перечислила клинике. Значит, это его не особо заботит, а вот я должна защищать не только себя, но и девушек, которые остались со мной. Это моя задача, и я не могу их предать.

Со всеми этими мыслями я совершенно забыла о Рафаэле. Я ни разу о нём не вспомнила после вчерашней встречи с Карстеном. И, наверное, это к лучшему. Меня, может быть, отпускает, ещё немного, и я смогу жить, как прежде, не вздрагивая от каждого шороха и не отмываясь от всех прикосновений. Когда-нибудь это пройдёт, но что делать с той дырой в груди, которая лишь увеличивается, вызывая апатию и безразличие? Не знаю.

Подавая пример своим сёстрам, сижу на всех занятиях и жду, что Рафаэль всё же придёт. Нет, словно его никогда и не было. Большинство уже даже не говорит о том, что случилось, все обескуражены новыми правилами, которые я ввела, и лишь наблюдают за тем, какие попытки предпримет Оливер, чтобы переубедить меня и заставить выпустить группу поддержки на стадион в среду. Но такого не будет. Если уже и Всадники заметили безобразное поведение братств и их бесконечные пьянки, от которых раньше даже погибали студенты, то это довольно веский аргумент, чтобы продолжать держать всех девушек в строгости. Особенно сейчас, когда они рядом. В их головах всегда безумные идеи и самые ужасающие приказы, и я обязана защищать всех, кто ко мне приближен. Они будут пытаться манипулировать мной, запугивать и даже шантажировать, если захотят. А шантажировать можно лишь тех, у кого есть причины бояться за судьбу близких людей. И я не имею в виду свою семью, в моём случае это Сиен, поэтому она обязана всегда быть у меня на виду. Всегда. Это распоряжение я отдала утром. Одна из девушек учится с ней на курсе и потоке и теперь докладывает мне о каждом передвижении подруги, даже о посещении туалета.

– Мисс Райз, приятно видеть вас вовремя. Садитесь за компьютер и проходите тест по безопасности управления лошадью. Надеюсь, вы помните условия зачёта ваших баллов при сдаче теории? Но всё же я напомню. При совершении одной ошибки вы получаете пять дополнительных вопросов по той же теме, на которую вы не смогли ответить верно. При двух ошибках – десять вопросов, соответственно. Если вы не ответите правильно на дополнительные вопросы, то тест будет перенесён на завтра, и так будет до тех пор, пока вы не сдадите его. Больше двух ошибок не допускается.

Тяжело вздыхая, щёлкаю мышкой, и на экране появляется та же инструкция, которую прочёл мне преподаватель по конному спорту.

– А Рафаэль? Он сдал? – Сухо интересуюсь я.

– Да, в первой половине дня, не допустив ни одной ошибки, – кривлюсь от такого ответа. То есть я наказана из-за него и могу до скончания веков проходить тест, в то время как у него всё получается с первого раза? Так что же у него другое ни черта не выходит? Урод! Просто законченный придурок!

Я не желаю больше следовать их уставам. Не я виновата в том, что меня использовали в качестве приманки. Рафаэль мной играл, и теперь я, по его милости, обязана проходить этот глупый тест до посинения, пока он будет прохлаждаться? Да ни черта я не согласна!

– Я предлагаю не тянуть время и сразу назвать сумму за зачёт этого задания. Да вы и так знаете, что я прекрасно управляю лошадьми, а эта ерунда никому не нужна и никогда не была нужна. Так давайте ускорим процесс, и вы просто назовёте сумму? – Оборачиваясь к преподавателю, открываю сумку и достаю чековую книжку.

– Мисс Райз…

– Да, вы, конечно же, будете ломаться, затем пошлёте меня к директору, а он вновь к вам, и так по кругу, потому что я отказываюсь сдавать этот глупый тест и терять время на подготовку к нему. Мне это не нужно. Какую сумму вы хотите, чтобы поставить галочку и допустить меня к практическим занятиям? – Играю зажатой в руке чековой книжкой, а мужчина, мало того, что обескуражен моими словами, он, кажется, ещё и злится.

– Мисс Райз, живо начинайте, и вам меня не соблазнить деньгами. Для меня важнее безопасность моих учеников. И если вы не прекратите разыгрывать спектакль, то мне придётся тянуть время так долго до следующей пересдачи, насколько позволяют мои полномочия. К тому же, если учесть ситуацию с испытательным сроком, то вряд ли вы задержитесь здесь на следующий семестр, – недовольно цокаю, и так хочется просто показать ему средний палец, да ещё и послать его. Господи, в кого я превращаюсь?

Бросаю чековую книжку обратно и щёлкаю мышкой. Время пошло.

В прошлом году я не проходила подобного теста сама и, не скрываясь, подглядывала в учебник по теории. Никто мне и слова не сказал, а теперь я стою перед очень сложным выбором: продолжить изображать безмозглую дуру или же показать всем, что я не настолько глупа, как они меня видят. Я всегда выбирала первое, ведь очень легко просто похлопать ресницами, изобразить удивление и найти вескую причину для отвратительной успеваемости – недостаток мозгов. Это срабатывало всегда, и даже испытательный срок для меня придумали ради того, чтобы я осталась. Хотя я рассчитывала на иное: на отчисление и свободу. Не знаю, хочу ли я открыть одну из своих тайн и обременить себя ещё более тяжёлыми обязательствами, играя роль умницы, отличницы и красавицы.

– А что будет потом? После того как я сдам тест? Меня сразу же допустят к занятиям? – Так и не ответив ни на один вопрос, интересуюсь я.

– У вас осталось всего одиннадцать минут и двадцать вопросов, мисс Райз. Вы сначала сдайте, а…

– От вашего ответа зависит: сдам я или нет. Так что будет? Я вновь вернусь к субботним занятиям? – Закатывая глаза, раздражённо перебиваю преподавателя.

– Если вы успешно ответите на все вопросы, то будете допущены к практической сдаче нормативов прошлого года, чтобы я был уверен в том, что вы всё усвоили, и больше подобных эксцессов не произойдёт. А затем уже вольётесь в обычный поток занятий.

– А вот эта сдача нормативов будет проходить перед всеми, как в конце прошлого года или же там будет ограниченное количество наблюдателей?

– Мисс Райз, – устало вздыхая, мужчина недовольно сверлит меня взглядом, а я лишь приподнимаю брови, ожидая ответа.

– Я назначу сдачу нормативов на будний день. Там будете присутствовать вы, мистер Лоф, я и мой стажёр.

– Отлично, и желательно, чтобы это было на следующей неделе в четверг после обеда. Хотя нет, нежелательно, а я требую только это время, – довольная результатом беседы, разворачиваюсь к компьютеру.

Значит, это всё может остаться втайне, как и у меня будет шанс продолжать играть роль тупой куклы. Прекрасно.

Щёлкаю на вопросы заданий и выбираю ответы. Рискую ли я? Определённо. Если это всё заинтересует студентов, то я вновь окажусь в эпицентре скандала, связанного с моим поведением. А этого хотелось бы избежать, у меня и так достаточно проблем без этой нудной, учебной тягомотины, которая никому не нужна.


– Всё, до встречи в четверг. В другие дни не могу, – довольно улыбаясь идеальному результату, встаю со стула и подхватываю сумочку.

Мне приносит наслаждение, когда лицо преподавателя удивлённо вытягивается, и он шокировано подходит к компьютеру, на экране которого отображается результат прохождения теста. Без единой ошибки, без траты времени, я просто это сделала, потому что знаю азы от и до. С трёх лет мне вбивали это в голову, так что, радуясь тому, как легко всё прошло, прощаюсь с поражённым моими умственными способностями преподавателем и выхожу из аудитории, направляясь в сестринство.

Удивительно, но я практически не встречаю никого из студентов. Это странно, их всегда было множество, а сейчас все попрятались. И правильно сделали. В данный момент обстановка неоднозначная, одни боятся того, что я могу отомстить за их нападение на наш дом, другие же, закончившие четыре года обучения и решившие продолжить получать образование, в основном не живут на территории университета, они занимаются своими делами, прилетая только на время сдачи сессии. Мой телефон пикает, и я недовольно достаю его из сумочки.

Открываю почтовый ящик, прикреплённый к моему профилю на студенческом сайте, и вижу новое сообщение в аккаунте. Неизвестный отправитель. Прикреплённая фотография. Горько усмехаюсь, и в груди так тянет от нежелания следовать своим же словам.

Вернувшись в дом, замечаю, что девушки готовятся к ужину и расставляют еду и приборы на столе. Тихо так, телевизор не работает, все разговоры ведутся полушёпотом, а потом и вовсе замолкают, как только они видят меня. Прячут глаза и нервничают.

– Мира, добрый вечер. Через пять минут всё будет готово, – словно оправдывая свою нерасторопность и поздний приём пищи, Прю носится и подталкивает сестёр, торопя быстрее раскладывать приборы.

– Хорошо, я никуда не спешу, – равнодушно отзываясь, снимаю джемпер и сажусь за стол, наблюдая за девушками.

Мне предстоит наказать одну из них за нарушение моих запретов. Она встречалась со своим парнем, не ночевала дома, рискнув проверить, насколько я безумна в своих требованиях. Но на самом деле, я понимаю её. Когда ты влюблена и хочешь постоянно находиться с тем, кто дарит тебе невероятные эмоции, то считаешь, что это важнее, чем весь остальной мир с его глупыми уставами. И ты даже не думаешь о том, какие последствия будут, с какой радостью тебя сдадут и будут ждать твоего наказания, чтобы потешить в сердце злобу и ненависть. Я обязана это сделать, иначе мой авторитет и слова ничего не будут значить. К тому же, если Всадники здесь, то и до них дойдёт, что я потеряла хватку и стала слабее, а, значит, не достойна быть главой сестринства. А самое страшное – смотреть на этих девушек, оставшихся со мной даже после моего признания в заказе насилия над Флор, поддерживающих меня вопреки всем и подтвердивших своё отношение ко мне, и знать, что я поступила бы так же, как она. И никакого наказания за это не было бы, потому что именно я имею право нарушать всё, что захочу, ведь на меня законы не распространяются, а вот на неё, на эту влюблённую дурочку, они обрушатся. Хочется ли мне делать это? Нет. Нет, правда, нет. И я понимаю Оливера, оттягивающего время отчисления парня из братства, с которым он давно знаком. Это страшно, идти против своих желаний и чувств, раньше я такого не ощущала, мне было плевать на всех, желала только выбраться отсюда, но вот сейчас я чувствую ответственность за каждую из них. Они словно мои дети, которых я пригрела и пообещала будущее, и я же заберу это. Насколько ужасно быть отчисленным из сестринства и братства? Настолько же, насколько ужасно узнать, что в большом мире ты ничего не добьёшься даже с деньгами. Тебя утопят, потому что ты можешь предать, и факт того, что ты получила отставку – клеймо, которое распространится очень быстро. Ведь родители когда-нибудь умрут и не смогут пресечь своим авторитетом нападки и неудачи, останешься только ты и те, кто знают, что тебе не место в нашем мире. Они сделают всё, чтобы ты потеряла как своё состояние, так и красивое будущее. Есть ли у меня шанс оттянуть время? Придумать нечто такое, что позволит избежать суда? И я виню Оливера в том, что нахожусь в тупике из-за своей слабости и жалости к моей сестре и его брату, нарушившим мои правила. Разве они в силах были противостоять своим чувствам? Я ведь не смогла и расплачиваюсь за это. А они… они ведь даже слабее, чем я сейчас, и если бы Оливер прислушался ко мне ещё раньше, то Всадники не появились бы, начав новую адскую гонку, и не вселили бы в меня страх быть наказанной. Козёл он просто, вот и всё. Эгоист и тупой баран, вызывающий у меня лишь отвращение.

Два дня я думаю, как мне поступить. Два дня девушки боятся смотреть на меня, ведь я тиха и молчалива. Сиен я не вижу даже в столовой, но знаю, что она не нарушила обещания, тогда как Белч пытается это сделать. Я ощущаю его злой взгляд каждый раз, когда мы оказываемся в одном помещении. Оливер тоже избегает меня, считая себя правым, а меня виновной, потому что я из-за глупости и надменности не разглядела в нём своего принца. Всадников я тоже не видела, но знаю, что они здесь, но пока не показываются, чтобы не пугать остальных, кто в курсе того, кто они такие. А вот Рафаэль… я его чувствую, хотя он мне и не попадался на глаза. Его словно никогда и не было, и всё случившееся – лишь плод моей фантазии. Но я так явственно слышу его, словно Рафаэль рядом, ощущаю его аромат, преследующий меня везде, где бы я ни находилась. И от этого чёрная дыра разрастается внутри, когда тишина наполняет меня своим величием. Меня это удручает, не даёт ни думать о чём-то другом, ни предпринять что-то. Я жду, что вот-вот увижу его. Может быть, я этого хочу, чтобы убедиться, что моё отношение к нему не изменилось, а то, что он живёт в моей голове, лишь из-за боли, причинённой им.

Устало смотрю на футбольное поле, где проходит дружеская встреча братства «Альфа» с «Омегой», и даже объявление перерыва радости не приносит, когда ни одна из моих девочек не выходит, чтобы развлечь толпу студентов. Ждали, что я сдамся, и Оливер сможет переубедить меня или как-то напугать. Все поворачивают головы, перешёптываются и указывают на девушек из сестринства, расположившихся в центральной зоне, предназначенной только для нас. Только вот Сиен и здесь нет. Гордо приподнимаю подбородок и демонстрирую им, что моё слово – закон. Ложь… ведь я помню, что до сих пор не смогла наказать одну из своих сестёр, не в силах выполнить то, чем грозила. И мне кажется, что все об этом знают. Именно это они обсуждают в перерыве, хотя это, возможно, тоже моя фантазия. Но кто-то из них сейчас улыбается, понимая, что самое время напасть. Тот, кто прислал мне фотографию тайного свидания. Завтра. Я исполню наказание завтра, а сегодня пусть, как и перед любой предстоящей битвой, произойдёт пир.

– Я ухожу. Надоело смотреть на эту никчёмную и бездарную игру, – обращаюсь к девушкам, поднимаясь со скамейки, как только парни снова выходят на поле.

– Ты домой?

– Вернёшься?

– А в бар пойдёшь?

Закрываю на секунду глаза, поднимая руку и успокаивая их галдёж. И без того голова болит от криков болельщиков. Конечно же, за Оливера.

– Я даю вам своё разрешение на посещение общей вечеринки в нашем баре. Но запрет на вульгарное и неподобающее поведение, порочащее наше сестринство, остаётся в силе. Угрозу я исполню, если до меня дойдут фотографии с доказательствами нарушения. Хорошего вечера.

Я слышу их восторг, их счастливые «класс», «ура», «наконец-то», и усмехаясь тому, как же они глупы, пробираюсь к выходу. Вероятно, в будущем я буду использовать этот вечер и своё разрешение, как удар по ним. А, вероятно, я просто устала и вновь хочу побыть одна, не улыбаться, делая вид словно рада. Не играть эту чёртову роль, а тихо скулить, потому что мне очень плохо. В груди давит, и даже дышать нечем, хотя на улице уже похолодало, и воздух свеж и чист. Но у меня предчувствие, как тогда, что мне вновь будет больно. Я так изнурена этим, и больше не понимаю смысла моего пребывания здесь.

Медленно прогуливаюсь до дома, оставляя позади жужжащий стадион, и мне нравится не видеть никого на своём пути. Нравится ощущать себя одной, но не одинокой. Если бы всё было иначе. Если бы… и мне так хочется сейчас изменить прошлое. Хочется не проверять свою силу, а быть слабой с тем, кто знает обо мне больше, чем другие. Но это так отвратительно горевать о том, что абсолютно несбыточно. Мне противно от того, о чём я думаю. Противно осознавать свою вину в том, что произошло. Противно.

В доме тихо, и я направляюсь на кухню, чтобы перекусить. Отмечаю, что всё прибрано и блестит от чистоты. Заглядываю в холодильник и понимаю, что ничего не хочу. Я, как оторванный кусок вселенной, брожу и не знаю, к кому бы присоединиться, чтобы не тосковать.

Поднимаясь наверх, замечаю, что дверь в мою спальню приоткрыта, и делаю глубокий вдох. Меня ждут. Всадники. Они пришли сюда раньше, увидев, что я покинула стадион в одиночестве, и никто меня не сопровождает. Я сполна получу за то, как нещадно оттянула время. И мне всё равно. Правда, ничего не чувствую больше, даже страха.

Толкаю дверь и вижу, что не в моей спальне горит тусклый свет, исходящий от лампы, а в той комнате, которая была закрыта на ключ. В его комнате. Сглатывая, медленно подхожу к ней и, набираясь мужества перед тем, как вновь оказаться в воспоминаниях, делаю шаг, затем ещё и ещё, пока аромат химии и спёртого воздуха не проникает в мои лёгкие, моментально забивая их. Всё осталось на своих местах, только вещей нет, лишь разбросанные грязные тряпки, баллончики с краской, листы бумаги, какие-то разводы на полу. Дверь в ванную тоже открыта, и оттуда слышится, как включается вода. Поворачивая голову, ищу что бы такое тяжёлое взять. Здесь никого не должно быть. Но кто-то находится рядом, считая, что я не появлюсь раньше. Мой взгляд бегает по смятой постели и изрезанным, заляпанным серым простыням, пока не цепляется за яркий мазок алой краски на стене.

Отшатываюсь, словно меня ударили, затем снова. По груди. По сердцу. По разуму. По всему, что так не защищено сейчас. Бешеный пульс глухим стуком отдаётся в висках и в затылке. Я вся дрожу от ужаса и, одновременно, от восхищения, ведь вся стена над кроватью и даже часть потолка изрисованы картиной.

Портрет девушки. Мой портрет, как живой, смотрит на меня. Из глаза девушки течёт слеза. В её руке окровавленное сердце, которое девушка держит, протягивая мне, и с него сочится кровь, а капли скатываются ниже к кровати. И там я вижу его. Рафаэля. Он стоит на коленях, с опущенной головой. Его грудь вся изрезана, лицо изуродовано, и именно его сердце в моих руках, выдранное и искромсанное. Вокруг нас лица разных людей, окружающих меня в жизни. Сиен. Белч. Оливер. Мой отец. Калеб. Флор. И их очень много, они даже на потолке. Различные сцены. Ночь. Два человека на одинокой лавочке. Счастливое лицо. Моё. Лошадь, и его падение. Злость. Крики. Поцелуи. И это всё перемешано с плохими воспоминаниями. Кровь. Нож. Разрезанные запястья. Алкоголь. Слёзы. Вокруг него и меня надписи, и они повторяются снова и снова: «Прости меня», «Ты мой палач», «Мне чертовски плохо без тебя», «Дай мне шанс», «Я не могу так больше», «Забери единственное, что у меня есть».

С ужасом смотрю на эту картину и, кажется, что сейчас упаду в обморок от боли, которая мощнейшей силой разрывает меня вновь и вновь. Здесь нарисована практически вся наша история с самого начала и до конца. Открываю беззвучно рот и закрываю его, не замечая, что вода больше не журчит, и только тёмный замерший в проёме ванной комнаты силуэт бросается в глаза.

Лучше бы это были Всадники. Лучше бы наказание, чем встретиться лицом к лицу со своим страшнейшим кошмаром, с преступником, так жестоко убившим меня внутри.





Глава 21

Мира




Мой разум кричит: «Беги, будет больно. Беги отсюда». Но ноги не желают двигаться, я даже не вижу, что происходит вокруг, когда смотрю в его глаза, наполненные печалью и горечью. Я не знаю точно, на самом ли деле всё это происходит, или же я с ума сошла. Кажется, больнее быть не может, но с каждой встречей с Рафаэлем, это чувство собирается в огромный ком, готовый раздавить меня.

– Я… думал, что ты будешь там… – его голос дрожит, и он замолкает, отбрасывая в сторону кисти, которые, видимо, мыл.

Парень делает шаг, а я вжимаюсь спиной в шкаф, стоящий на другой стороне его бывшей спальни, и ничего не могу сделать.

– Я знаю, что ты не спишь в нашей кровати. Знаю, что ты боишься любых прикосновений. Знаю, что тебе страшно. Знаю, что ты не можешь пережить то, что я сотворил. Знаю, девочка моя, знаю, потому что и я больше не живу. Я не имею права молить тебя о прощении, ведь сам недостоин его, но прошу лишь выслушать меня и тогда решить, как со мной поступить. Я старался не попадаться тебе на глаза, перешёл на аудиолекции и практически не выхожу из своей комнаты, только по ночам, чтобы сидеть около тебя, пока ты спишь. Так мне спокойнее осознавать, что ты в безопасности, и я… это то, что я чувствую. То, как мне больно и страшно смотреть на тебя, потому что я…я раскаиваюсь, Мира, в том, что натворил. Прости меня… прости меня за то, что был слеп и глух к твоим словам, не доверял тебе и боялся, что ты окажешься чудовищем. Но это я чудовище и больше не могу так. Мне дерьмово настолько, что я готов карабкаться на стену и скулить от отчаяния. Я не знаю, что мне делать дальше. Поговори со мной, верни мне моё сердце, Мира. Вернись ко мне, ведь ты и есть оно, – он каким-то образом оказывается так близко, а я даже полностью не осознаю, что говорит мне. Страх и паника накрывают моё сознание, не позволяя даже закричать. Горло как будто пересохло. Язык прилип к нёбу, а голова сильно кружится.

– Я знаю, что простить меня невозможно. И я готов смириться с этим, но не с тем, что прошлое перечеркнёт всё наше будущее. Дай мне ещё один шанс, и я объясню, почему так поступил, почему сошёл с ума в ту ночь от боли. Мира, умоляю тебя, я подыхаю с каждым днём, минутой и секундой, зная о том, как тебе плохо. Дай мне всё исправить. Мы нужны друг другу. Только мы и спасём друг друга из этого дерьмового круга ада, на который нас с тобой обрекли, лишь из-за того, что мы влюбились…

– Вон, – хриплю, карябая ногтями дверь шкафа, и чувствую, что вот-вот упаду от нахлынувшего шквала эмоций.

– Мира…