Королевская отравительница
Часть 15 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оуэн стоял прямо как стрела, чувствуя себя подавленным напором девочки. Она держала его за руку, через секунду ворошила его волосы, затем подтягивала его поближе, чтобы сравнить их рост. Как можно описать вихрь?
Действительно, внучка герцога была одного с ним роста. Ее волосы, под золотым головным обручем, украшенным драгоценными камнями, были темно-каштановыми, темнее, чем у Оуэна, и доходили до плеч. На ней было бархатное платье цвета красного вина, отделанное собольим мехом на запястьях и шее. Она с трудом оставалась на одном месте, на ней были крепкие кожаные сапоги, которые поскрипывали, когда она двигалась. Она заметила, что он смотрит на ее ноги, и засмеялась, приподняв юбку.
– Тебе нравятся мои сапоги? Я люблю эти сапоги! Посмотри на пряжки и ремни! Попробуй их оторвать – не сумеешь. Это мои прогулочные сапоги. Ты любишь лазить по деревьям и скалам? Я люблю! Здесь, в Кингфонтейне, снега нет, но на Севере так много снега! Эти сапоги держат ноги в тепле, но они также хороши, чтобы бродить по снегу. Ты не очень много говоришь, Оуэн? Дедушка сказал, что ты стесняешься! Это нормально, но я просто очень хотела встретиться с тобой!
Она схватила его за руку и пожала так, что казалось, оторвет.
– Дай бедняжке возможность вздохнуть, дитя! – сказала Лиона с мягким смешком. – Мастер Оуэн, это леди Мортимер.
Девочка, казалось, была этим недовольна.
– Никто меня так не называет! – ласково отозвалась она. – Меня зовут Элизабет Виктория Мортимер, извольте.
Оуэн все еще не мог прийти в себя. Он не сумел определить, какого цвета были у девочки глаза. Она все время вертелась, и он не мог рассмотреть, но они были либо синими, либо серыми. Или, может быть, зелеными. Но у нее была выразительная улыбка, которая собирала морщинки вокруг глаз.
– Нам будет очень весело, Оуэн! – сказала она, восторженно сжимая руки. – Я тоже буду жить здесь некоторое время. Вот что говорит мой дедушка! Мы с тобой будем играть вместе и вместе бродить по замку. – Она посмотрела на колонны, оглядываясь вокруг. – Здесь так много мест, где можно спрятаться!
– Я оставлю вас одних, чтобы вы познакомились, – сказал герцог, прежде чем покинуть кухню.
– Моя дорогая юная леди, – раздался кислый голос неподалеку. Это был Манчини, который выглядел более раздраженным, чем обычно. – Вы забираете весь воздух из комнаты. Будьте любезны оставить немного и для нас!
Ее глаза сузились, когда она посмотрела на огромного мужчину, сидящего на стуле. Его упрек ее вовсе не смутил. По правде говоря, он заставил ее сделаться более жесткой.
– Ты – жирдяй, – резко сказала она.
Манчини удивленно вскрикнул.
– Вы все оборачиваете в свою пользу?
– Я сказала правду, – ответила девочка. – Ты самый крупный человек, которого я когда-либо видела! На Севере есть такие толстые животные, что они могут двигаться только под водой. У них огромные клыки! Я видела шкуры, но никогда не видела живых.
– А это здесь при чем? – Манчини изумленно уставился на нее.
– Ни при чем. Ты только что напомнил мне их.
– Вы болтливы, как маленькая сорока, – буркнул Манчини. – Трещите только днем или по ночам, когда люди пытаются спать, – тоже?
– Мне нравится говорить, – ответила она нетерпеливо. – Я говорю даже во сне. Так утверждает моя гувернантка. Я не могу остановиться. – Затем она отвернулась от Манчини, не удостаивая его взглядом, и вернула свое внимание Оуэну, который пытался пробраться в угол, чтобы найти свой ящик с плитками.
Тот был поражен ее бесстрашием, но ему стало интересно, как она поведет себя за завтраком с королем. Оуэн предполагал, что ее болтовня вызовет презрение короля. Сумка ждала на скамейке, поэтому Оуэн поставил ее в угол и сел, чтобы открыть ящик с плитками.
Девочка последовала за ним и опустилась на колени рядом.
– Что ты делаешь? – весело спросила она.
– Оуэн любит складывать их в постройки, а затем сбивать, – объяснила Лиона. – Он довольно тихий, леди Мортимер.
Девочка посмотрела на Лиону:
– Зовите меня Элизабет Виктория Мортимер, пожалуйста.
– Благослови меня Поток, дитя, но это ж не выговоришь!
– Но это мое имя, – любезно повторила девочка. – Мне нравится мое имя. Имя Оуэна мне тоже нравится. Оуэн Кискаддон. Оуэн Кискаддон. – Она вздохнула. – Звучит так ласково. Мне нравится это произносить!
Оуэн вздрогнул, полагая, что Элизабет Виктория Мортимер была, возможно, самым странным и самым раздражающим созданием, которое он когда-либо встречал. Она попыталась взглянуть на ящик с плиткой через его плечо, и он повернулся, чтобы закрыть ей обзор. Ему нужно было подумать. Если она приехала во дворец, чтобы быть его товарищем по играм, как он сможет видеться с Анкареттой Триновай и впитывать ее уроки? Ему нравилось иметь тайну, и он преисполнился решимости не делиться тайной с этой девчонкой.
Он начал раскладывать плитку, чувствуя, как его уши горят от пристального взгляда девочки. Она вытянула шею, чтобы рассмотреть, и он продолжал поворачиваться, чтобы загородить ей обзор. Плитки принадлежали только ему, и ее интерес раздражал.
После того как он установил первый ряд, немного беспорядочно из-за мучившего его беспокойства, девочка обошла Оуэна и села перед ним, чтобы получить беспрепятственный обзор. Оуэн стиснул зубы и посмотрел на нее.
– Это интересно, – прошептала она, положив подбородок на руки, локти на колени. Она замолчала, наблюдая, как он выкладывает еще один ряд. – Позволь мне помочь, и дело пойдет быстрее, – сказала она, приближаясь к ящику. Их руки столкнулись над плиткой. Вместо того чтобы схватить плитку, она схватила его за руку и хитро улыбнулась. – Мы собираемся быть друзьями! – произнесла она полушепотом.
– Я не нуждаюсь в помощи, – сказал Оуэн, не осмеливаясь смотреть ей в лицо.
Ее глаза расширились от удивления, затем недоуменное выражение сменилось улыбкой.
– Отлично. Тогда я буду просто смотреть. – Она снова уместила подбородок на руки и зачарованно наблюдала, как он продолжает укладывать плитки. Теперь она молчала. Это было хорошо. Сначала он волновался, что она будет болтать так много, что он не сможет сосредоточиться. Он взглянул один или два раза и заметил маленькую веснушку у нее на переносице. Вокруг них продолжалась обычная кухонная суматоха, и вскоре Оуэн ничего не слышал – все звуки соединились в тихий гул, когда он снова погрузился в свое занятие. Элизабет Виктория Мортимер молчала и смотрела на замысловатые выкладки, словно зачарованная.
Он закончил постройку и сел на пятки, чтобы оглядеть.
– Это удивительно, Оуэн! – сказала девочка, широко раскрыв глаза. – Что же дальше? Что происходит, когда ты заканчиваешь?
Он еще не решил свою проблему. Он хотел поговорить с Анкареттой и получить ее совет. Она была тихой и покорной, скорее слушательницей, чем рассказчицей, – полная противоположность этому буйному юному созданию, стоящему перед ним на коленях. Он задавался вопросом, что королевская отравительница скажет об Элизабет Виктории Мортимер. И что бы сказала девочка, если бы знала, кто живет в башне, похожей на кинжал.
– Толкни, – сказал Оуэн, указывая на плитку, которая служила опорой остальным.
– Я? – Ее глаза блестели от нетерпения. – Это так мило с твоей стороны! Значит, ты толкаешь… вот так? – Она слегка коснулась плитки, и та упала с легким щелчком, который повторялся, пока все плитки падали одна за другой. У девочки вырвался звенящий серебристый смех чистого восторга, который был почти приятен ушам Оуэна. Скрестив руки на груди, она уставилась на рухнувшие плитки, а затем перевела взгляд на него.
– Мне нравится! Это было так красиво! Как тебе это удается? Мне нравится это, Оуэн! Мне нравится! Ты такой интересный. Я знала, что ты такой. Я хочу увидеть это снова. Ты должен построить это снова! Позволь мне помочь очистить место.
Убирать плитки Оуэн не слишком любил, а Элизабет Виктория Мортимер была рада помочь. Через несколько минут плитки вернулись в ящик и он начал другую постройку.
– Часть твоих волос белая, – сказала она внезапно, ее пальцы щекотали его спутанные волосы. – Почему? Это краска?
Он раздраженно посмотрел на нее и покачал головой.
– Ты таким родился? – настойчиво продолжала она, глядя на белую прядь. – Это прекрасно. Как будто эта часть твоей головы уже состарилась. Это значит, что ты действительно умный. Мне нравится кухня. Здесь так хорошо пахнет. Свежим хлебом из печи, божественно. – Она слегка откинулась назад, удовлетворенно вздохнув.
– Мой папа умер, – сказала она через некоторое время. Она протянула руку, взяла плитку и ощупала ее. – Я не совсем уверена, что это значит, но он не вернется. Мама не перестает плакать. Я любила папу. Он был так добр ко мне. Он дарил мне пони и платья. И эти сапоги! Это не твоя вина, что он умер, Оуэн. Я не сержусь на твоего папу.
Оуэн посмотрел на нее, замявшись.
– Мой брат… умер, – тихо сказал он.
– Его убили за измену. – Она согласно кивнула. – Но это не твоя вина. Мой дедушка жалеет тебя. Он сказал, что тебя оторвали от семьи. Ты был один и стеснялся говорить. – Она протянула руку и коснулась его колена. – Мы будем друзьями. Ты мне очень нравишься. Ты очарователен!
Оуэн еще не понимал, что с ним, но его уши снова горели.
Глава пятнадцатая
Стратагема Анкаретты
Первый завтрак Элизабет Виктории Мортимер с королем прошел на удивление удачно, к большому разочарованию Оуэна. Он задавался вопросом, как она примет насмешки и вспышки злости правителя. Она была абсолютно бесстрашной. Это было единственное слово, которое могло правильно описать ее. Ей нравилось выбирать кушанья из всех блюд на столе, и она плотно позавтракала, при этом умудряясь одновременно разговаривать. Она жаждала встретиться с королем и довольно дерзко предложила ему установить большой фонтан в главном зале, окружить его стеклянными стенами и запустить туда гигантских рыб, чтобы гости за едой могли наблюдать, как они плавают.
Оуэн не был уверен, как король отреагирует на ее требования. Король Северн смотрел на нее отчасти с раздражением, отчасти с удовольствием и предложил ей посмотреть на королевский рыбный пруд, чтобы развлечься. Она с энтузиазмом согласилась и помчалась к Оуэну, чтобы поделиться хорошими новостями.
По правде говоря, Элизабет Виктории Мортимер, казалось, было так уютно в большом зале, как если бы она прожила там всю жизнь. Она была в новом платье. У нее каждый день было новое. Это было черное с серебром. Оуэн смотрел на нее с почтительным уважением, но при этом расстроился. Он не разделял ее отваги. Почему незнакомцы всегда заставляют его чувствовать себя таким косноязычным и застенчивым? Так было всегда, и он не знал почему.
– А ты что думаешь, мастер Оуэн? – внезапно сказал король ему на ухо. – Хочешь, чтобы зал наполнился рыбой?
Мышцы Оуэна сжались, и он почувствовал, как холод пронзил его, оттого что застали врасплох. В нем открылась всепоглощающая бездна страха. Он не мог даже заикнуться в ответ. И был бессилен что-либо произнести.
Король фыркнул, а затем ушел, на ходу обнажая и убирая свой кинжал.
Оуэн чувствовал, как его колени начали подгибаться, и его охватило желание разрыдаться. Чувствуя себя униженным, он опустил глаза. Кто-то подошел, и он ощутил руку на своем плече. Оуэн поднял голову и встретил сочувственный взгляд герцога Хорвата. Тот ничего не сказал, но его прикосновение утешало. Затем он последовал за королем и тихо заговорил с ним. Оуэн не мог слышать их разговора, но мог бы поклясться, что услышал, как герцог произнес «Таттон-Холл», прежде чем они оба оказались вне пределов слышимости.
Позже днем Оуэн возводил из своих плиток башню, которая была выше, чем те, которые он обычно строил. Она несколько раз рушилась, это бесило, но он не оставлял работу. Элизабет Виктория Мортимер лежала на животе, играя с оставшимися плитками и о чем-то болтая, на что Оуэн не обращал особого внимания, сосредоточившись на башне. На кухне царила приятная суета, и восхитительный аромат пирога, который готовился в печи, вызывал слюну. Лиона делала лучшее тесто, что он когда-либо пробовал, и он не раз испытывал желание съесть хрустящую корочку, не касаясь начинки.
– Ну? – снова спросила девочка Мортимер, и Оуэн очнулся. Она лежала, глядя на него. Он решил называть ее «девочкой Мортимер», потому что ее имя было слишком длинным.
Он был несколько раздражен тем, что ей внезапно понадобился собеседник. Она так хорошо справлялась с этим сама.
– Что? – спросил он.
– Когда мы поженимся, ты хочешь жить на Севере или на Западе?
Он потрясенно уставился на нее:
– Мы поженимся?
– Конечно. Я думаю, что мы должны жить на Севере. Я люблю снег. Там горы, Оуэн, горы такие огромные, что они заслоняют солнце до полудня. Там всегда снег. И там есть каньоны, реки и водопады. – Она мечтательно вздохнула. – Север – лучшее место в мире. Я соглашусь жить на Западе, если ты будешь настаивать. Но мне будет грустно.
– Почему мы поженимся?
Она отложила плитки.
– Ты должен жениться когда-нибудь, Оуэн. Не будь смешным.
– Я знаю это, но…
Действительно, внучка герцога была одного с ним роста. Ее волосы, под золотым головным обручем, украшенным драгоценными камнями, были темно-каштановыми, темнее, чем у Оуэна, и доходили до плеч. На ней было бархатное платье цвета красного вина, отделанное собольим мехом на запястьях и шее. Она с трудом оставалась на одном месте, на ней были крепкие кожаные сапоги, которые поскрипывали, когда она двигалась. Она заметила, что он смотрит на ее ноги, и засмеялась, приподняв юбку.
– Тебе нравятся мои сапоги? Я люблю эти сапоги! Посмотри на пряжки и ремни! Попробуй их оторвать – не сумеешь. Это мои прогулочные сапоги. Ты любишь лазить по деревьям и скалам? Я люблю! Здесь, в Кингфонтейне, снега нет, но на Севере так много снега! Эти сапоги держат ноги в тепле, но они также хороши, чтобы бродить по снегу. Ты не очень много говоришь, Оуэн? Дедушка сказал, что ты стесняешься! Это нормально, но я просто очень хотела встретиться с тобой!
Она схватила его за руку и пожала так, что казалось, оторвет.
– Дай бедняжке возможность вздохнуть, дитя! – сказала Лиона с мягким смешком. – Мастер Оуэн, это леди Мортимер.
Девочка, казалось, была этим недовольна.
– Никто меня так не называет! – ласково отозвалась она. – Меня зовут Элизабет Виктория Мортимер, извольте.
Оуэн все еще не мог прийти в себя. Он не сумел определить, какого цвета были у девочки глаза. Она все время вертелась, и он не мог рассмотреть, но они были либо синими, либо серыми. Или, может быть, зелеными. Но у нее была выразительная улыбка, которая собирала морщинки вокруг глаз.
– Нам будет очень весело, Оуэн! – сказала она, восторженно сжимая руки. – Я тоже буду жить здесь некоторое время. Вот что говорит мой дедушка! Мы с тобой будем играть вместе и вместе бродить по замку. – Она посмотрела на колонны, оглядываясь вокруг. – Здесь так много мест, где можно спрятаться!
– Я оставлю вас одних, чтобы вы познакомились, – сказал герцог, прежде чем покинуть кухню.
– Моя дорогая юная леди, – раздался кислый голос неподалеку. Это был Манчини, который выглядел более раздраженным, чем обычно. – Вы забираете весь воздух из комнаты. Будьте любезны оставить немного и для нас!
Ее глаза сузились, когда она посмотрела на огромного мужчину, сидящего на стуле. Его упрек ее вовсе не смутил. По правде говоря, он заставил ее сделаться более жесткой.
– Ты – жирдяй, – резко сказала она.
Манчини удивленно вскрикнул.
– Вы все оборачиваете в свою пользу?
– Я сказала правду, – ответила девочка. – Ты самый крупный человек, которого я когда-либо видела! На Севере есть такие толстые животные, что они могут двигаться только под водой. У них огромные клыки! Я видела шкуры, но никогда не видела живых.
– А это здесь при чем? – Манчини изумленно уставился на нее.
– Ни при чем. Ты только что напомнил мне их.
– Вы болтливы, как маленькая сорока, – буркнул Манчини. – Трещите только днем или по ночам, когда люди пытаются спать, – тоже?
– Мне нравится говорить, – ответила она нетерпеливо. – Я говорю даже во сне. Так утверждает моя гувернантка. Я не могу остановиться. – Затем она отвернулась от Манчини, не удостаивая его взглядом, и вернула свое внимание Оуэну, который пытался пробраться в угол, чтобы найти свой ящик с плитками.
Тот был поражен ее бесстрашием, но ему стало интересно, как она поведет себя за завтраком с королем. Оуэн предполагал, что ее болтовня вызовет презрение короля. Сумка ждала на скамейке, поэтому Оуэн поставил ее в угол и сел, чтобы открыть ящик с плитками.
Девочка последовала за ним и опустилась на колени рядом.
– Что ты делаешь? – весело спросила она.
– Оуэн любит складывать их в постройки, а затем сбивать, – объяснила Лиона. – Он довольно тихий, леди Мортимер.
Девочка посмотрела на Лиону:
– Зовите меня Элизабет Виктория Мортимер, пожалуйста.
– Благослови меня Поток, дитя, но это ж не выговоришь!
– Но это мое имя, – любезно повторила девочка. – Мне нравится мое имя. Имя Оуэна мне тоже нравится. Оуэн Кискаддон. Оуэн Кискаддон. – Она вздохнула. – Звучит так ласково. Мне нравится это произносить!
Оуэн вздрогнул, полагая, что Элизабет Виктория Мортимер была, возможно, самым странным и самым раздражающим созданием, которое он когда-либо встречал. Она попыталась взглянуть на ящик с плиткой через его плечо, и он повернулся, чтобы закрыть ей обзор. Ему нужно было подумать. Если она приехала во дворец, чтобы быть его товарищем по играм, как он сможет видеться с Анкареттой Триновай и впитывать ее уроки? Ему нравилось иметь тайну, и он преисполнился решимости не делиться тайной с этой девчонкой.
Он начал раскладывать плитку, чувствуя, как его уши горят от пристального взгляда девочки. Она вытянула шею, чтобы рассмотреть, и он продолжал поворачиваться, чтобы загородить ей обзор. Плитки принадлежали только ему, и ее интерес раздражал.
После того как он установил первый ряд, немного беспорядочно из-за мучившего его беспокойства, девочка обошла Оуэна и села перед ним, чтобы получить беспрепятственный обзор. Оуэн стиснул зубы и посмотрел на нее.
– Это интересно, – прошептала она, положив подбородок на руки, локти на колени. Она замолчала, наблюдая, как он выкладывает еще один ряд. – Позволь мне помочь, и дело пойдет быстрее, – сказала она, приближаясь к ящику. Их руки столкнулись над плиткой. Вместо того чтобы схватить плитку, она схватила его за руку и хитро улыбнулась. – Мы собираемся быть друзьями! – произнесла она полушепотом.
– Я не нуждаюсь в помощи, – сказал Оуэн, не осмеливаясь смотреть ей в лицо.
Ее глаза расширились от удивления, затем недоуменное выражение сменилось улыбкой.
– Отлично. Тогда я буду просто смотреть. – Она снова уместила подбородок на руки и зачарованно наблюдала, как он продолжает укладывать плитки. Теперь она молчала. Это было хорошо. Сначала он волновался, что она будет болтать так много, что он не сможет сосредоточиться. Он взглянул один или два раза и заметил маленькую веснушку у нее на переносице. Вокруг них продолжалась обычная кухонная суматоха, и вскоре Оуэн ничего не слышал – все звуки соединились в тихий гул, когда он снова погрузился в свое занятие. Элизабет Виктория Мортимер молчала и смотрела на замысловатые выкладки, словно зачарованная.
Он закончил постройку и сел на пятки, чтобы оглядеть.
– Это удивительно, Оуэн! – сказала девочка, широко раскрыв глаза. – Что же дальше? Что происходит, когда ты заканчиваешь?
Он еще не решил свою проблему. Он хотел поговорить с Анкареттой и получить ее совет. Она была тихой и покорной, скорее слушательницей, чем рассказчицей, – полная противоположность этому буйному юному созданию, стоящему перед ним на коленях. Он задавался вопросом, что королевская отравительница скажет об Элизабет Виктории Мортимер. И что бы сказала девочка, если бы знала, кто живет в башне, похожей на кинжал.
– Толкни, – сказал Оуэн, указывая на плитку, которая служила опорой остальным.
– Я? – Ее глаза блестели от нетерпения. – Это так мило с твоей стороны! Значит, ты толкаешь… вот так? – Она слегка коснулась плитки, и та упала с легким щелчком, который повторялся, пока все плитки падали одна за другой. У девочки вырвался звенящий серебристый смех чистого восторга, который был почти приятен ушам Оуэна. Скрестив руки на груди, она уставилась на рухнувшие плитки, а затем перевела взгляд на него.
– Мне нравится! Это было так красиво! Как тебе это удается? Мне нравится это, Оуэн! Мне нравится! Ты такой интересный. Я знала, что ты такой. Я хочу увидеть это снова. Ты должен построить это снова! Позволь мне помочь очистить место.
Убирать плитки Оуэн не слишком любил, а Элизабет Виктория Мортимер была рада помочь. Через несколько минут плитки вернулись в ящик и он начал другую постройку.
– Часть твоих волос белая, – сказала она внезапно, ее пальцы щекотали его спутанные волосы. – Почему? Это краска?
Он раздраженно посмотрел на нее и покачал головой.
– Ты таким родился? – настойчиво продолжала она, глядя на белую прядь. – Это прекрасно. Как будто эта часть твоей головы уже состарилась. Это значит, что ты действительно умный. Мне нравится кухня. Здесь так хорошо пахнет. Свежим хлебом из печи, божественно. – Она слегка откинулась назад, удовлетворенно вздохнув.
– Мой папа умер, – сказала она через некоторое время. Она протянула руку, взяла плитку и ощупала ее. – Я не совсем уверена, что это значит, но он не вернется. Мама не перестает плакать. Я любила папу. Он был так добр ко мне. Он дарил мне пони и платья. И эти сапоги! Это не твоя вина, что он умер, Оуэн. Я не сержусь на твоего папу.
Оуэн посмотрел на нее, замявшись.
– Мой брат… умер, – тихо сказал он.
– Его убили за измену. – Она согласно кивнула. – Но это не твоя вина. Мой дедушка жалеет тебя. Он сказал, что тебя оторвали от семьи. Ты был один и стеснялся говорить. – Она протянула руку и коснулась его колена. – Мы будем друзьями. Ты мне очень нравишься. Ты очарователен!
Оуэн еще не понимал, что с ним, но его уши снова горели.
Глава пятнадцатая
Стратагема Анкаретты
Первый завтрак Элизабет Виктории Мортимер с королем прошел на удивление удачно, к большому разочарованию Оуэна. Он задавался вопросом, как она примет насмешки и вспышки злости правителя. Она была абсолютно бесстрашной. Это было единственное слово, которое могло правильно описать ее. Ей нравилось выбирать кушанья из всех блюд на столе, и она плотно позавтракала, при этом умудряясь одновременно разговаривать. Она жаждала встретиться с королем и довольно дерзко предложила ему установить большой фонтан в главном зале, окружить его стеклянными стенами и запустить туда гигантских рыб, чтобы гости за едой могли наблюдать, как они плавают.
Оуэн не был уверен, как король отреагирует на ее требования. Король Северн смотрел на нее отчасти с раздражением, отчасти с удовольствием и предложил ей посмотреть на королевский рыбный пруд, чтобы развлечься. Она с энтузиазмом согласилась и помчалась к Оуэну, чтобы поделиться хорошими новостями.
По правде говоря, Элизабет Виктории Мортимер, казалось, было так уютно в большом зале, как если бы она прожила там всю жизнь. Она была в новом платье. У нее каждый день было новое. Это было черное с серебром. Оуэн смотрел на нее с почтительным уважением, но при этом расстроился. Он не разделял ее отваги. Почему незнакомцы всегда заставляют его чувствовать себя таким косноязычным и застенчивым? Так было всегда, и он не знал почему.
– А ты что думаешь, мастер Оуэн? – внезапно сказал король ему на ухо. – Хочешь, чтобы зал наполнился рыбой?
Мышцы Оуэна сжались, и он почувствовал, как холод пронзил его, оттого что застали врасплох. В нем открылась всепоглощающая бездна страха. Он не мог даже заикнуться в ответ. И был бессилен что-либо произнести.
Король фыркнул, а затем ушел, на ходу обнажая и убирая свой кинжал.
Оуэн чувствовал, как его колени начали подгибаться, и его охватило желание разрыдаться. Чувствуя себя униженным, он опустил глаза. Кто-то подошел, и он ощутил руку на своем плече. Оуэн поднял голову и встретил сочувственный взгляд герцога Хорвата. Тот ничего не сказал, но его прикосновение утешало. Затем он последовал за королем и тихо заговорил с ним. Оуэн не мог слышать их разговора, но мог бы поклясться, что услышал, как герцог произнес «Таттон-Холл», прежде чем они оба оказались вне пределов слышимости.
Позже днем Оуэн возводил из своих плиток башню, которая была выше, чем те, которые он обычно строил. Она несколько раз рушилась, это бесило, но он не оставлял работу. Элизабет Виктория Мортимер лежала на животе, играя с оставшимися плитками и о чем-то болтая, на что Оуэн не обращал особого внимания, сосредоточившись на башне. На кухне царила приятная суета, и восхитительный аромат пирога, который готовился в печи, вызывал слюну. Лиона делала лучшее тесто, что он когда-либо пробовал, и он не раз испытывал желание съесть хрустящую корочку, не касаясь начинки.
– Ну? – снова спросила девочка Мортимер, и Оуэн очнулся. Она лежала, глядя на него. Он решил называть ее «девочкой Мортимер», потому что ее имя было слишком длинным.
Он был несколько раздражен тем, что ей внезапно понадобился собеседник. Она так хорошо справлялась с этим сама.
– Что? – спросил он.
– Когда мы поженимся, ты хочешь жить на Севере или на Западе?
Он потрясенно уставился на нее:
– Мы поженимся?
– Конечно. Я думаю, что мы должны жить на Севере. Я люблю снег. Там горы, Оуэн, горы такие огромные, что они заслоняют солнце до полудня. Там всегда снег. И там есть каньоны, реки и водопады. – Она мечтательно вздохнула. – Север – лучшее место в мире. Я соглашусь жить на Западе, если ты будешь настаивать. Но мне будет грустно.
– Почему мы поженимся?
Она отложила плитки.
– Ты должен жениться когда-нибудь, Оуэн. Не будь смешным.
– Я знаю это, но…