Король воронов

Машина сорвалась с места, и Адам понимающе взглянул на Блу. Его лицо гласило: «Да, они уже некоторое время так разговаривают». Блу испытала странную благодарность за этот беззвучный обмен мыслями. После неприятного разрыва (а они вообще были парой?) Блу убеждала себя, что Адам слишком обижен или смущен, чтобы оставаться ее другом. Но он пытался. И она пыталась. И, казалось, всё шло нормально.

Но она любила лучшего друга Адама и скрывала это.

Ощущение спокойствия немедленно покинуло Блу, сменившись тем самым чувством, которое посетило ее за секунду до того, как она вытряхнула рюкзак одноклассника ему же на капот. Все эмоции слились в белую пелену.

Нужно было как-то с этим справляться.

– Ганси, чувак!!!

Они все вздрогнули, услышав в открытое окно этот крик. Машина остановилась на светофоре неподалеку от главных ворот Агленби. На тротуаре стояла кучка ребят с плакатами. Ганси неохотно отсалютовал им тремя пальцами, вызвав очередной залп радостных возгласов.

Вид всех этих парней в школьной форме немедленно всколыхнул неприятное чувство в душе Блу. Это было давно сдерживаемое, многоголовое ощущение, которое складывалось из предубеждений, личного опыта и зависти, но Блу старалась не обращать на него внимания. Не то чтобы она признала, что ее отрицательное мнение о «Воронятах» ошибочно. Но знакомство с Ганси, Адамом, Ронаном и Ноем усложняло сценарий. В те времена, когда она считала, что имеет право презирать их всех с высоты морального превосходства, было гораздо проще.

Блу вытянула шею, пытаясь прочитать надписи на плакатах, но парни держали их как попало, в основном развернув в сторону от дороги. Она задумалась, превратилась бы Блу Сарджент, ученица Агленби, в Блу Сарджент – участницу акции протеста.

– А что их не устраивает? – спросила она.

– Жизнь, – ответил Адам сухо.

Блу узнала одного из парней, стоявших на тротуаре. У него были черные волосы, которые незабываемым образом стояли дыбом, и кеды, буквально кричавшие о том, сколько они стоят.

Генри Чень.

В последний раз она видела его, когда ездила на тайное свидание с Ганси. Подробности Блу не помнила, за исключением того, что суперэлектромобиль Ченя сломался на дороге, он отпустил шуточку, которую она не сочла смешной, и напомнил ей обо всём, чем она отличалась от Ганси. Это был не лучший финал свидания.

Генри явно вспомнил и ее, потому что широко улыбнулся и указал двумя пальцами сначала на себя, а потом на Блу – «я за тобой наблюдаю».

Коллекция смешанных чувств пополнилась новыми образцами.

– Как это называется, когда говоришь «ты», но имеешь в виду всех вообще? – спросила Блу, подавшись вперед и по-прежнему смотря на Ченя.

– Обобщенное «ты», – ответил Ганси. – Кажется.

– Да, – подтвердил Адам.

– Во выпендриваются, – сказал Ронан.

Трудно было понять, имел ли он в виду Ганси и Адама с их знанием грамматики или учеников Агленби, которые стояли на улице с самодельными плакатами.

– Ну конечно, – ответил Ганси, по-прежнему холодно и раздраженно. – Упаси боже, чтобы молодые люди выражали свои принципы с помощью публичных, хотя и тщетных протестов. Ведь они могут прогуливать уроки и судить других, сидя на заднем сиденье автомобиля!

– Принципы? Главный принцип Генри Ченя – чтобы о нем напечатали большими буквами в школьном бюллетене, – сказал Ронан и оскорбительно передразнил Генри: – Четырнадцатый? Восемнадцатый? Меньше курсива, больше жирного!

Блу увидела, что Адам одновременно усмехнулся и поспешно отвернулся прочь, чтобы Ганси этого не заметил, но было слишком поздно.

– И ты, Брут? – спросил Ганси. – Досадно.

– Я ничего не говорил, – возразил Адам.

Загорелся зеленый свет, и машина покатила прочь от парней с плакатами.

– Ганси! Ганси! Ричард, чувак!

Это был голос Генри; даже Блу его узнала. Сзади никто не ехал, поэтому Ганси притормозил и высунул голову в окно.

– Чем могу помочь, мистер Чень?

– Э… у тебя задний борт открыт.

Легкомысленное лицо Генри приобрело какое-то сложное выражение. Бодрая улыбка не вполне сошла с него, но за ней что-то крылось. Блу вновь ощутила неуверенность; она знала, что представлял собой Генри, и в то же время совершенно этого не знала.

Ганси бросил взгляд на приборную доску в поисках предупреждающего сигнала.

– Да нет… а.

И произнес с той же интонацией, что и Генри:

– РОНАН.

– Чего? – огрызнулся тот.

Его ревность нетрудно было заметить даже из космоса.


– У нас открыт задний борт.

Сзади кто-то засигналил. Ганси помахал водителю, отсалютовал Генри и нажал на газ. Блу, посмотрев через плечо, успела увидеть, как Генри повернулся к остальным, и его лицо опять, как раньше, расплылось в простодушной широкой улыбке.

Интересно.

Тем временем Ронан изогнулся, чтобы заглянуть за спинки задних сиденьев, в багажный отсек. Он прошипел:

– Не высовывайся!

Он явственно обращался не к Блу. Та прищурилась и осторожно спросила:

– А что конкретно мы сейчас делаем?

Ганси охотно ответил:

– Линч, в его бесконечной мудрости, решил поспать, вместо того чтобы пойти в школу, и притащил с собой больше, чем рассчитывал.

Встреча с Генри явно пробила брешь в бодрой агрессии Ронана. Он огрызнулся:

– Ты мог бы просто сказать, чтобы я сам с этим разобрался. Мои сны не касаются никого, кроме меня.

Адам вмешался:

– Ну нет, Ронан. Я не стою ни на чьей стороне… но ты говоришь чушь.

– Спасибо, – сказал Ганси.

– Слушай, старик…

– Нет, – перебил Ганси. – Джесс Диттли погиб, потому что посторонние люди заинтересовались вашими семейными снами. Поэтому не надо вести себя так, как будто состояние твоих секретов никак не отразится на других. Сны, конечно, твои, но мы все – на линии огня.

Ронан замолчал. Он плюхнулся обратно на сиденье и стал смотреть в окно, прикусив один из своих кожаных браслетов.

Блу услышала достаточно. Она отстегнула ремень безопасности, повернулась и оперлась на подголовник, чтобы заглянуть в грузовой отсек у себя за спиной. Сначала она ничего не увидела. То есть, может быть, и увидела, просто не хотела этого признавать: как только ее глаза заметили сон Ронана, стало ясно, что его нельзя было не увидеть в первую же секунду.

Блу ничто не могло шокировать.

Но тем не менее.

Она спросила:

– Это… ребенок?

Между спортивной сумкой и рюкзаком Ганси, свернувшись, лежало какое-то существо с огромными глазами, которые почти скрывала шапочка, низко натянутая на лоб. На нем был старый, потрепанный, непомерно большой вязаный свитер и серые лосины… или это были серые ноги? Они заканчивались то ли ботинками, то ли копытцами. Блу подумала, что сходит с ума.

Ронан бесстрастно произнес:

– Я зову ее Девочка-Сирота.





7




Адам предложил поехать в Кабесуотер, и они повезли ее в Кабесуотер.

Впрочем, Адам сам не знал, что они там будут делать; просто Кабесуотер был первым местом, которое пришло ему в голову. Точнее, вторым, но первая мысль была настолько постыдной, что он немедленно отогнал ее.

Адам бросил на существо лишь один взгляд и подумал, что, возможно, это очередной кошмар, который следует убить, ну, или где-нибудь выбросить.

А в следующую секунду – нет, даже быстрее, через полсекунды, почти немедленно – Адам сам себя возненавидел за эту мысль. Ни о чем другом сын Роберта Пэрриша и не мог подумать. «Что, хочешь уйти? Уже собрался? Это твои вещи? Знаешь, да если б ты имел такое право, я бы сам свалил тебя в канаву. Вечно с тобой один цирк».

Он ненавидел себя, и ненавидел своего отца, и передал эти чувства Кабесуотеру у себя в голове, а Кабесуотер их рассеял.

И вот они были в Кабесуотере, Кабесуотере во плоти, сообразно второй мысли Адама – про которую он жалел, что она не первая. Он подумал, что нужно отвезти Девочку-Сироту к матери Ронана, Авроре. Они добрались до поля, которое когда-то заметили с самолета, с огромным силуэтом ворона, выложенным из ракушек. Ганси не мог не ехать по валявшимся на земле ракушкам, но он очень старался не задевать самого ворона. Адам ценил в Ганси это свойство – бесконечную заботу обо всем, что его интересовало.

Машина остановилась. Ганси, Блу и Адам вылезли. Ронан и странная девочка – нет; между ними, казалось, шли какие-то переговоры.

Остальные ждали.