Король воронов

Его брови потянулись еще дальше, к печальной стороне вещей. Лицо Артемуса стало воплощением Тревоги.

– Уэльс был уничтожен. Мы были уничтожены. Уцелевшие tir e e’lintes хотели спрятать Оуэна Глендауэра до тех пор, пока он не сможет вновь восстать. Нужно было скрыть его на некоторое время. Замедлить его жизнь, как замедляется наша, когда мы в деревьях. Но на валлийских amae vias осталось слишком мало мест силы после того, как там потрудился демон. Поэтому мы бежали сюда и умерли здесь. Это было трудное путешествие.

– Как ты встретил мою мать?

– Она пришла на дорогу духов, желая побеседовать с деревьями, и это ей удалось.

Блу начала что-то говорить, потом замолчала, потом начала вновь:

– Я человек?

– Мора – человек.

Он не сказал «и я тоже». Артемус не был волшебником, человеком, который умеет жить в деревьях. Он был чем-то другим.

– Скажи мне, – прошептал Артемус, – когда ты спишь, тебе снятся звезды?

Это было уж слишком. Демон, горе Ронана, деревья. К удивлению Блу, из ее глаза выкатилась слеза. За ней последовала вторая.

Артемус смотрел, как слеза скатилась с подбородка девушки. Затем он сказал:

– Все tir e e’lintes полны потенциала, они вечно двигаются, вечно беспокойны, вечно ищут возможностей потянуться дальше и оказаться в другом месте, стать чем-то иным. Это дерево, то дерево, этот лес, тот лес. Но больше всего мы любим звезды.

Он устремил глаза вверх, как будто надеялся увидеть звездное небо днем.

– Если бы только мы могли достичь их, возможно, мы бы стали звездами. Любая из них могла бы стать нашим домом-кожей…

Блу вздохнула.

Артемус вновь посмотрел на собственные руки; они, казалось, постоянно внушали ему беспокойство.

– Нам нелегко носить это обличье. Я скучаю… я просто хочу вернуться в лес на дороге духов. Но демон уничтожает его.

– Как нам избавиться от демона?

Артемус очень неохотно произнес:

– Кто-то должен добровольно умереть на дороге мертвых.

Тьма так быстро окутала мысли Блу, что ей пришлось протянуть руку и ухватиться за ствол бука. Перед ее мысленным взглядом встал дух Ганси, идущий по силовой линии. Она тут же вспомнила, что Адам и Ганси находятся в пределах слышимости; Блу совсем забыла, что во дворе не только они с Артемусом.

– А есть другой способ? – спросила она.

Голос Артемуса зазвучал тише.

– Добровольная смерть в уплату за вынужденную смерть. Вот способ.

Настала тишина, потом еще тишина… и наконец Ганси, стоявший рядом с домом, подал голос:

– А как насчет того, чтобы разбудить Глендауэра и использовать дар?

Но Артемус не ответил. Блу пропустила тот момент, когда это случилось: он ушел в дерево, а коробка-головоломка, накренившись, лежала на корнях. Блу осталась с сознанием ужасной правды и больше ни с чем. Даже капли героизма в ней не было.

– Пожалуйста, вернись! – позвала она.

Но послышалось только шуршание сухих листьев над головой.

– Что ж, – сказал Адам, таким же усталым тоном, как Артемус. – Вот и всё.





47




Настала ночь; на это, по крайней мере, по-прежнему можно было положиться.

Адам открыл дверь «БМВ» со стороны водителя. Ронан не изменил позу с тех пор, как они виделись в последний раз: он по-прежнему смотрел на дорогу, держа ноги на педалях, а руки на руле. Он ждал сигнала ехать. Ждал Ганси. Это было не горе, а нечто более безопасное и пустое за его пределами. Адам сказал:

– Ты не можешь здесь спать.


– Да, – согласился Ронан.

Адам стоял на темной улице, дрожа от холода, переступая с ноги на ногу и ища хоть каких-нибудь признаков того, что Ронан намерен сдвинуться с места. Час назад Адам позвонил Бойду и сказал, что не сможет заняться «Шевроле» с пробитой выхлопной трубой, на которую обещал взглянуть. Даже если бы он заставил себя бодрствовать – Адаму почти всегда это удавалось, – он не сумел бы работать в гараже, зная, что Кабесуотер под угрозой, Ломоньер что-то затевает, а Ронан скорбит.

– Ты не хочешь зайти в дом и, по крайней мере, что-нибудь съесть?

– Нет, – ответил Ронан.

Он был невозможен и ужасен.

Адам закрыл дверцу и трижды слегка постучал кулаком по крыше. Затем обошел машину с другой стороны, открыл дверцу, убедился, что внутри нет Ноя, и сел.

Под взглядом Ронана он стал возиться с кнопками, пока не нашел ту, что заставляла кресло максимально откинуться. Затем потянулся за школьной курткой Ронана. И куртка, и Девочка-Сирота безнадежно свернулись клубком среди прочих вещей на заднем сиденье – Девочка-Сирота захныкала и толкнула куртку к нему. Адам подсунул ее себе под шею, как подушку, и накрыл рукавом глаза, чтобы не мешал свет фонаря.

– Разбуди, если будет надо, – сказал он и опустил веки.



В доме номер 300 на Фокс-Вэй Блу наблюдала, как Ганси позволяет убедить себя, что ему нужно остаться на ночь здесь, а не ехать на Монмутскую фабрику. Пусть даже в доме теперь было полно пустых кроватей, он занял кушетку, согласившись взять лишь одеяло и подушку с розовой наволочкой. Глаза у него оставались открытыми, когда Блу отправилась наверх и улеглась у себя в комнате. После того как родственницы уехали, внутри всё казалось слишком тихим, а снаружи слишком громким, везде таилась угроза.

Блу не спала. Она думала об отце, который превратился в одно целое с деревом, и о Ганси, который сидел в «Камаро», склонив голову, и о шепоте темного спящего, который она слышала в пещере. Казалось, всё стремилось к концу.

«Спи», – велела себе Блу.

Ганси спал в комнате в нескольких метрах под ней. Это не должно было играть никакой роли и не играло. Но Блу постоянно думала о его близости и недосягаемости. О том, что он скоро должен был умереть.

Она грезила. Ее окружал мрак. Глаза Блу не привыкли к темноте, зато привыкло сердце. Света не было. Стояла такая непроглядная тьма, что глаза ничего не значили. Блу подумала об этом и тут же засомневалась, что они у нее вообще есть. Какая странная идея! А что же у нее было?

Холодная сырость в ногах. Нет. В корнях. Сверху давили звезды – так близко, что до них наверняка можно было дотронуться, если бы она выросла еще на несколько сантиметров. Теплая, живая кожа коры.

Такую форму имела ее душа. Вот о чем Блу тосковала. Вот как чувствовала себя в своем нынешнем облике – это были ощущения дерева в теле человека. Теперь она медленно и радостно потягивалась…

«Джейн?»

Там был Ганси. Очевидно, он находился там всё это время, потому что теперь, подумав о нем, Блу поняла, что ощущала его присутствие постоянно. Она была чем-то бóльшим, а он оставался человеком. Королем, которого украл и спрятал в этом дереве tir e e’lint, то есть Блу. Она окружала его со всех сторон. Радость от предыдущего откровения медленно переливалась в новую. Ганси был еще жив, он был с ней, она была так близко к нему…

«Где мы?»

«Мы – дерево. Я – дерево. Ты… ха-ха, не могу сказать, это будет пошло».

«Ты смеешься?»

«Да, потому что я счастлива».

Ее радость, впрочем, медленно угасала – она чувствовала быстрое биение его пульса. Ему было страшно.

«Чего ты боишься?»

«Я не хочу умирать».

Ганси говорил правду, но трудно было складывать мысли хоть с какой-то скоростью. Облик дерева столь же плохо подходил к сущности Блу, как и ее человеческое тело. Она оставалась наполовину одним, наполовину другим.

«Ты видишь, не вышел ли Ронан из машины?»

«Я пытаюсь. Но у меня, в общем, нет глаз».

Она напрягла все чувства, доступные ей. Они оказались гораздо острее человеческих, но их интересовали совсем другие вещи. Было невероятно трудно сосредоточиться на делах людей вокруг ствола. Блу до сих пор не сознавала в полной мере, сколько усилий требуется деревьям, чтобы прислушиваться к их нуждам.

«Я не знаю».

Она держала Ганси крепко, любила его, охраняла.

«Мы можем просто оставаться здесь».

«Я люблю тебя, Блу, но я знаю, чтó должен сделать. Я не хочу. Но я знаю, что должен сделать».





48