Король воронов
Часть 21 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты видел Ченя-второго?
Ганси, в общем, не знал Ченя-2 – Генри Бродвея, которому дали это неловкое прозвище не потому, что он оказался вторым из двух Ченей в Агленби, но, скорее, потому, что он оказался вторым из двух Генри. Знал он в целом только то, что знали все – что это электровеник, непрерывно подпитывающий энергетическими напитками собственные конечности.
– Разве что он обзавелся «Камри», пока я смотрел в другую сторону.
Генри радостно рассмеялся – очевидно, Ганси намекал на какой-то предыдущий разговор.
– Это машина миссис Ву, нашей крохотной повелительницы. Она где-то здесь. Проверьте карманы. Может быть, она там. Иногда она проваливается в щели между половицами – это проблема больших старых домов. А где Линч и Пэрриш?
– К сожалению, оба заняты.
– Невероятно. Я знал, что президент не всегда обязан действовать в согласии с Конгрессом и Верховным судом, но я не думал, что однажды увижу это своими глазами.
Ганси спросил:
– А кто еще придет?
– Обычный состав банды. Кому охота видеть случайного знакомого в простыне?
– Но ты совсем не знаешь меня, – намекнула Блу.
Было невозможно понять, что значит выражение ее лица. Но оно не сулило ничего хорошего.
– Ричард Ганси Третий ручается за тебя, и этого достаточно.
В конце коридора открылась дверь, и оттуда вышла крохотная азиатка неопределенного возраста, держа полную охапку сложенных простыней.
– Здравствуйте, тетушка, – ласково сказал Генри.
Она гневно посмотрела на него и затопала дальше.
– Бедную миссис Ву изгнали из Кореи за скверный характер. Ха, да у нее обаяние химической бомбы.
Ганси смутно предполагал, что в Личфилд-Хаусе обитает некое авторитетное лицо, но до сих пор он об этом не особо задумывался. Однако вежливость требовала, чтобы в случае небольшого сборища он привез цветы или угощение.
– Мне нужно было купить что-нибудь для нее?
– Для кого?
– Для твоей тети.
– Нет, это тетка Ляна, – ответил Генри. – Ну, пошли, пошли дальше. Кох наверху, составляет список спиртного. Вам необязательно напиваться, ну а я напьюсь. Говорят, в пьяном виде я не буяню, но иногда становлюсь филантропом. Считайте, что вас предупредили.
Выражение лица Блу теперь стало по-настоящему осуждающим – примерно в двух шагах от ее обычного выражения и в одном шаге от выражения Ронана. Ганси начал подозревать, что два мира никоим образом не смешаются.
Послышался громкий стук: Чень-2 и Логан Разерфорд ввалились в другую дверь, держа в руках полиэтиленовые пакеты. У Разерфорда хватило ума держать рот закрытым, но Чень-2 так и не освоил этот навык.
Он сказал:
– Ё-мое, мы пригласили девочек?
Блу, стоявшая рядом с Ганси, сделалась в четыре раза выше. В комнате воцарилась тишина, предшествующая взрыву.
«Это будет ужасный вечер».
18
6:21.
Нет, 8:31. Ронан что-то напутал, когда взглянул на часы в машине.
Небо было черное, деревья были черные, дорога была черная. Он остановился у обочины, неподалеку от того места, где жил Адам. Тот занимал квартирку над помещением приходского секретаря католической церкви Святой Агнессы – счастливое сочетание, объединившее все объекты поклонения Ронана в пределах одного квартала. Ронан, который, как обычно, не обращал внимания на телефон, несколько часов назад пропустил звонок от Адама. Голосовое сообщение было кратким: «Если ты сегодня не идешь к Ченю вместе с Ганси, не поможешь мне с Кабесуотером?»
Ронан не поехал бы к Генри Ченю ни при каких обстоятельствах. От улыбок и политической активности он покрывался сыпью.
Он совершенно точно ехал к Адаму.
И теперь он вылезал из машины, щелкая языком, чтобы Бензопила оставила попытки распороть шов на пассажирском сиденье. Ронан окинул взглядом парковку возле церкви, ища трехцветную «Хондаёту». Она стояла с включенными фарами и выключенным мотором. Адам сидел перед ней на корточках и смотрел, не моргая, на ярко горящие огни. Растопыренными пальцами он упирался в асфальт, слегка расставив ноги, как бегун в ожидании старта. Перед ним лежали три карты Таро. Прежде чем присесть, Адам подстелил взятый из машины коврик, чтобы не запачкать рабочие брюки. Если кому-то удавалось соединить эти две вещи – непостижимое и практическое, – этот человек проходил изрядное расстояние по дороге, ведущей к познанию Адама Пэрриша.
– Пэрриш, – сказал Ронан.
Адам не ответил. Его зрачки были камерами-обскурами, ведущими в иной мир.
– Пэрриш.
Адам приподнял одну руку в направлении ноги Ронана. Пальцы дернулись, как бы давая понять: «Не мешай». Минимум движений.
Ронан скрестил руки и стал ждать, просто наблюдая. Он смотрел на изящные скулы Адама, на его нахмуренные светлые брови, на красивые руки, на всё остальное, омытое яростным светом. В особенности он запомнил форму кистей – неуклюже, по-детски оттопыренный большой палец, отчетливо выступавшие дорожки вен, крупные костяшки, словно знаки препинания. Во сне Ронан клал их себе в рот.
Его чувства к Адаму напоминали утечку нефти; он позволил им разлиться, и теперь, черт побери, весь океан воспламенился бы, стоило уронить спичку.
Бензопила подлетела к разложенным на земле картам, от любопытства приоткрыв клюв. Когда Ронан молча устремил на нее палец, она угрюмо залезла под машину. Ронан повернул голову, чтобы разглядеть карты. Что-то с языками пламени, что-то с мечом. Дьявол. Одно-единственное слово – дьявол – оживляло в сознании тысячу образов. Красная кожа, белые солнечные очки, испуганные глаза Мэтью, лежащего в багажнике машины. Страх и стыд одновременно, в таком количестве, что тянуло на рвоту. Ронан с тревогой вспомнил свои недавние кошмары.
Пальцы Адама напряглись, и он сел. Он моргнул и еще раз – быстро, – потом пощупал кончиком безымянного пальца угол глаза. Это не помогло, и он стал тереть ладонями глаза, пока они не заслезились. Наконец Адам поднял голову и посмотрел на Ронана.
– Фары? Вот это жесть, Пэрриш.
Ронан протянул руку. Адам принял ее. Ронан помог ему встать, думая только об этом – ладонь, касающаяся ладони, скрещение больших пальцев, косточка запястья… Адам оказался лицом к нему, и Ронан выпустил его руку.
Океан пылал.
– Что такое с твоими глазами? – спросил он.
Зрачки у Адама по-прежнему были крошечные.
– Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.
– Стремный сукин сын. А при чем тут дьявол?
Адам уставился на темный витраж в церковном окне. Отчасти он еще оставался в плену света, исходившего от фар.
– Я не понимаю, о чем говорит эта карта. Такое ощущение, что она удерживает меня на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно заглянуть поглубже, но кто-то должен понаблюдать за мной – на тот случай, если я отойду слишком далеко от самого себя.
В данном случае «кем-то» был Ронан.
– А что ты пытаешься выяснить?
Адам описал обстоятельства, связанные с его глазом и рукой, тем же ровным тоном, каким ответил бы на вопрос учителя в классе. Он позволил Ронану придвинуться, чтобы сравнить его глаза, так близко, что Ронан ощутил на щеке дыхание Адама. Потом он позволил Ронану изучить свою ладонь. Этого, в общем, не требовалось, и оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, который легонько касался линий на руке.
Происходившее напоминало границу между сном и явью. Характерный ночной баланс, когда ты спишь достаточно крепко для того, чтобы видеть сны, и в то же время бодрствуешь – настолько, чтобы помнить, что тебе нужно.
Он знал, что Адам угадал его чувства. Но Ронан понятия не имел, можно ли сойти с этой узкой, как лезвие ножа, тропы, не разрушив то, чем он обладал.
Адам удержал взгляд Ронана, когда тот выпустил его руку.
– Я хочу найти источник того, что угрожает Кабесуотеру. Я могу лишь предположить, что эта же штука угрожала и тому черному дереву.
– Оно и у меня в голове, – признался Ронан.
День, проведенный в Амбарах, был отмечен снами, от которых он спешно пробудился.
– Да? И поэтому ты так ужасно выглядишь?
– Спасибо, Пэрриш, твое лицо меня тоже радует.
Ронан коротко объяснил, что искажение, которому подверглось дерево, напоминало искажение его сна. Впрочем, он умолчал о своей тревоге насчет содержания этого сна и о том, что это свидетельствовало о еще одном немаленьком секрете с избытком бранных слов.
– Вот я и не сплю больше.
Прежде чем Адам успел ответить, их отвлекло какое-то движение наверху. Что-то светлое и странное пролетело между темными деревьями, росшими вдоль улицы. Чудовище.
Чудовище Ронана.
Кошмар-альбинос редко покидал безопасные поля Амбаров, а если делал это, то лишь для того, чтобы следовать за Ронаном. Не как верный пес, а, скорее, как кошка – беспечно, расширяющимися кругами. Но теперь он летел по улице к Ронану и Адаму, прямо и целеустремленно, волоча за собой изодранные крылья и свисавшую с тела ткань. На фоне лилово-черной ночи кошмар выделялся, как дым. Шум крыльев был примечательней всего остального – шух, шух, шух. Когда существо разевало свои два клюва, они дрожали, испуская отчаянный крик, не слышимый человеческими ушами.
Ронан и Адам запрокинули головы. Ронан крикнул:
– Эй, ты куда?
Но существо, даже не замедлив хода, пронеслось над ними. Оно летело прямо к горам. «Однажды этого урода подстрелит какой-нибудь напуганный фермер».
Ганси, в общем, не знал Ченя-2 – Генри Бродвея, которому дали это неловкое прозвище не потому, что он оказался вторым из двух Ченей в Агленби, но, скорее, потому, что он оказался вторым из двух Генри. Знал он в целом только то, что знали все – что это электровеник, непрерывно подпитывающий энергетическими напитками собственные конечности.
– Разве что он обзавелся «Камри», пока я смотрел в другую сторону.
Генри радостно рассмеялся – очевидно, Ганси намекал на какой-то предыдущий разговор.
– Это машина миссис Ву, нашей крохотной повелительницы. Она где-то здесь. Проверьте карманы. Может быть, она там. Иногда она проваливается в щели между половицами – это проблема больших старых домов. А где Линч и Пэрриш?
– К сожалению, оба заняты.
– Невероятно. Я знал, что президент не всегда обязан действовать в согласии с Конгрессом и Верховным судом, но я не думал, что однажды увижу это своими глазами.
Ганси спросил:
– А кто еще придет?
– Обычный состав банды. Кому охота видеть случайного знакомого в простыне?
– Но ты совсем не знаешь меня, – намекнула Блу.
Было невозможно понять, что значит выражение ее лица. Но оно не сулило ничего хорошего.
– Ричард Ганси Третий ручается за тебя, и этого достаточно.
В конце коридора открылась дверь, и оттуда вышла крохотная азиатка неопределенного возраста, держа полную охапку сложенных простыней.
– Здравствуйте, тетушка, – ласково сказал Генри.
Она гневно посмотрела на него и затопала дальше.
– Бедную миссис Ву изгнали из Кореи за скверный характер. Ха, да у нее обаяние химической бомбы.
Ганси смутно предполагал, что в Личфилд-Хаусе обитает некое авторитетное лицо, но до сих пор он об этом не особо задумывался. Однако вежливость требовала, чтобы в случае небольшого сборища он привез цветы или угощение.
– Мне нужно было купить что-нибудь для нее?
– Для кого?
– Для твоей тети.
– Нет, это тетка Ляна, – ответил Генри. – Ну, пошли, пошли дальше. Кох наверху, составляет список спиртного. Вам необязательно напиваться, ну а я напьюсь. Говорят, в пьяном виде я не буяню, но иногда становлюсь филантропом. Считайте, что вас предупредили.
Выражение лица Блу теперь стало по-настоящему осуждающим – примерно в двух шагах от ее обычного выражения и в одном шаге от выражения Ронана. Ганси начал подозревать, что два мира никоим образом не смешаются.
Послышался громкий стук: Чень-2 и Логан Разерфорд ввалились в другую дверь, держа в руках полиэтиленовые пакеты. У Разерфорда хватило ума держать рот закрытым, но Чень-2 так и не освоил этот навык.
Он сказал:
– Ё-мое, мы пригласили девочек?
Блу, стоявшая рядом с Ганси, сделалась в четыре раза выше. В комнате воцарилась тишина, предшествующая взрыву.
«Это будет ужасный вечер».
18
6:21.
Нет, 8:31. Ронан что-то напутал, когда взглянул на часы в машине.
Небо было черное, деревья были черные, дорога была черная. Он остановился у обочины, неподалеку от того места, где жил Адам. Тот занимал квартирку над помещением приходского секретаря католической церкви Святой Агнессы – счастливое сочетание, объединившее все объекты поклонения Ронана в пределах одного квартала. Ронан, который, как обычно, не обращал внимания на телефон, несколько часов назад пропустил звонок от Адама. Голосовое сообщение было кратким: «Если ты сегодня не идешь к Ченю вместе с Ганси, не поможешь мне с Кабесуотером?»
Ронан не поехал бы к Генри Ченю ни при каких обстоятельствах. От улыбок и политической активности он покрывался сыпью.
Он совершенно точно ехал к Адаму.
И теперь он вылезал из машины, щелкая языком, чтобы Бензопила оставила попытки распороть шов на пассажирском сиденье. Ронан окинул взглядом парковку возле церкви, ища трехцветную «Хондаёту». Она стояла с включенными фарами и выключенным мотором. Адам сидел перед ней на корточках и смотрел, не моргая, на ярко горящие огни. Растопыренными пальцами он упирался в асфальт, слегка расставив ноги, как бегун в ожидании старта. Перед ним лежали три карты Таро. Прежде чем присесть, Адам подстелил взятый из машины коврик, чтобы не запачкать рабочие брюки. Если кому-то удавалось соединить эти две вещи – непостижимое и практическое, – этот человек проходил изрядное расстояние по дороге, ведущей к познанию Адама Пэрриша.
– Пэрриш, – сказал Ронан.
Адам не ответил. Его зрачки были камерами-обскурами, ведущими в иной мир.
– Пэрриш.
Адам приподнял одну руку в направлении ноги Ронана. Пальцы дернулись, как бы давая понять: «Не мешай». Минимум движений.
Ронан скрестил руки и стал ждать, просто наблюдая. Он смотрел на изящные скулы Адама, на его нахмуренные светлые брови, на красивые руки, на всё остальное, омытое яростным светом. В особенности он запомнил форму кистей – неуклюже, по-детски оттопыренный большой палец, отчетливо выступавшие дорожки вен, крупные костяшки, словно знаки препинания. Во сне Ронан клал их себе в рот.
Его чувства к Адаму напоминали утечку нефти; он позволил им разлиться, и теперь, черт побери, весь океан воспламенился бы, стоило уронить спичку.
Бензопила подлетела к разложенным на земле картам, от любопытства приоткрыв клюв. Когда Ронан молча устремил на нее палец, она угрюмо залезла под машину. Ронан повернул голову, чтобы разглядеть карты. Что-то с языками пламени, что-то с мечом. Дьявол. Одно-единственное слово – дьявол – оживляло в сознании тысячу образов. Красная кожа, белые солнечные очки, испуганные глаза Мэтью, лежащего в багажнике машины. Страх и стыд одновременно, в таком количестве, что тянуло на рвоту. Ронан с тревогой вспомнил свои недавние кошмары.
Пальцы Адама напряглись, и он сел. Он моргнул и еще раз – быстро, – потом пощупал кончиком безымянного пальца угол глаза. Это не помогло, и он стал тереть ладонями глаза, пока они не заслезились. Наконец Адам поднял голову и посмотрел на Ронана.
– Фары? Вот это жесть, Пэрриш.
Ронан протянул руку. Адам принял ее. Ронан помог ему встать, думая только об этом – ладонь, касающаяся ладони, скрещение больших пальцев, косточка запястья… Адам оказался лицом к нему, и Ронан выпустил его руку.
Океан пылал.
– Что такое с твоими глазами? – спросил он.
Зрачки у Адама по-прежнему были крошечные.
– Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.
– Стремный сукин сын. А при чем тут дьявол?
Адам уставился на темный витраж в церковном окне. Отчасти он еще оставался в плену света, исходившего от фар.
– Я не понимаю, о чем говорит эта карта. Такое ощущение, что она удерживает меня на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно заглянуть поглубже, но кто-то должен понаблюдать за мной – на тот случай, если я отойду слишком далеко от самого себя.
В данном случае «кем-то» был Ронан.
– А что ты пытаешься выяснить?
Адам описал обстоятельства, связанные с его глазом и рукой, тем же ровным тоном, каким ответил бы на вопрос учителя в классе. Он позволил Ронану придвинуться, чтобы сравнить его глаза, так близко, что Ронан ощутил на щеке дыхание Адама. Потом он позволил Ронану изучить свою ладонь. Этого, в общем, не требовалось, и оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, который легонько касался линий на руке.
Происходившее напоминало границу между сном и явью. Характерный ночной баланс, когда ты спишь достаточно крепко для того, чтобы видеть сны, и в то же время бодрствуешь – настолько, чтобы помнить, что тебе нужно.
Он знал, что Адам угадал его чувства. Но Ронан понятия не имел, можно ли сойти с этой узкой, как лезвие ножа, тропы, не разрушив то, чем он обладал.
Адам удержал взгляд Ронана, когда тот выпустил его руку.
– Я хочу найти источник того, что угрожает Кабесуотеру. Я могу лишь предположить, что эта же штука угрожала и тому черному дереву.
– Оно и у меня в голове, – признался Ронан.
День, проведенный в Амбарах, был отмечен снами, от которых он спешно пробудился.
– Да? И поэтому ты так ужасно выглядишь?
– Спасибо, Пэрриш, твое лицо меня тоже радует.
Ронан коротко объяснил, что искажение, которому подверглось дерево, напоминало искажение его сна. Впрочем, он умолчал о своей тревоге насчет содержания этого сна и о том, что это свидетельствовало о еще одном немаленьком секрете с избытком бранных слов.
– Вот я и не сплю больше.
Прежде чем Адам успел ответить, их отвлекло какое-то движение наверху. Что-то светлое и странное пролетело между темными деревьями, росшими вдоль улицы. Чудовище.
Чудовище Ронана.
Кошмар-альбинос редко покидал безопасные поля Амбаров, а если делал это, то лишь для того, чтобы следовать за Ронаном. Не как верный пес, а, скорее, как кошка – беспечно, расширяющимися кругами. Но теперь он летел по улице к Ронану и Адаму, прямо и целеустремленно, волоча за собой изодранные крылья и свисавшую с тела ткань. На фоне лилово-черной ночи кошмар выделялся, как дым. Шум крыльев был примечательней всего остального – шух, шух, шух. Когда существо разевало свои два клюва, они дрожали, испуская отчаянный крик, не слышимый человеческими ушами.
Ронан и Адам запрокинули головы. Ронан крикнул:
– Эй, ты куда?
Но существо, даже не замедлив хода, пронеслось над ними. Оно летело прямо к горам. «Однажды этого урода подстрелит какой-нибудь напуганный фермер».