Король отверженных

– Это называется корсет, и он должен сидеть очень плотно. – Он дунул в рожок как раз в то мгновение, когда Ирен повернулась с полной чашкой чая, балансирующей на блюдце. Амазонка подпрыгнула, и чашка с грохотом упала на пол. Байрон тихонько фыркнул и быстро двинулся дальше. – Сценарий номер шесть…

Волета вскинула руки:

– Можно мне на секу…

– Сценарий номер шесть: вы – гость в частной гостиной, слушающий, как другой гость играет импровизированный концерт на плохо настроенном клавесине…

– А кто это пишет? – прорычала Волета. – И разве такое вообще может слу…

Байрон читал дальше, как будто не слыша ее:

– Гостья – любительница, играет весьма скверно. – Байрон сделал паузу, чтобы дунуть в рожок. – Через мгновение хозяин начинает дразнить ее насмешками и свистом. Как вы поступите? А теперь подумай, прежде чем отвечать. Как ты могла бы разрядить ситуацию?

– Я могла бы освистать хозяина и посмотреть, как ему это понравится, – сказала Волета.

– Нет! Ты опять все усложняешь!

– Я устала от этой игры. Просто скажи мне, что я должна сказать, и я скажу это!

– Это не игра! – закричал Байрон, потрясая раскрытой книгой. – Весь смысл этого упражнения состоит в том, чтобы научить тебя думать о том, как избежать конфронтации, когда она возникает. Меня там не будет, чтобы подсказать тебе, что говорить.

– Ты говоришь: «избежать конфронтации». Я называю это бегством от драки.

– Волета, моя дорогая, общество только и будет делать, что устраивать перед тобой драки. Оно существует для того, чтобы провоцировать, делать так, чтобы у тебя шерсть дыбом встала. Но если будешь замахиваться на каждого задиру, который возникнет на твоем пути, заработаешь немало синяков и множество врагов. Там, куда ты отправляешься, тебе понадобятся друзья. Понадобятся союзники, которые смогут проводить тебя в привилегированный круг, где обитает Мария. Если хочешь получить хоть какой-то шанс увидеть ее, спасти ее, тебе придется быть сердечной, любезной – и научиться извиняться.

Волета глубоко вздохнула, закрыла глаза и после минутного раздумья сказала:

– Я думаю, что могла бы аплодировать громче и попытаться выдать все за добродушную шутку.

– Прекрасное и благоразумное решение. Очень хорошо! И все, что для этого потребовалось, – секунда серьезных раздумий. – Вытащив часы из жилетного кармана, Байрон с ухмылкой отметил время. – А теперь, по сценарию номер семь, я попросил капитана помочь мне смоделировать, каково это – оказаться посреди шумной вечеринки в полночь. Ирен, тебе, наверное, стоит поставить чашку…

Все тридцать две пушки правого борта открыли огонь. От рева взрыва и скрежета отдачи Волета пронзительно вскрикнула. Хотя Байрон и знал, что сейчас раздастся залп, он все равно заблеял, как ягненок. Когда олень посмотрел на Ирен сквозь пелену оружейного дыма, он увидел, что она хмуро глядит на него, но по-прежнему уверенно держит перед собой блюдце и чашку.

Он одобрительно кивнул. В ответ Ирен наклонила блюдце – и чашка грохнулась на пол.

– Ой, – сказала амазонка.

Байрон вздохнул:

– Да, пожалуй, я это заслужил. Теперь перейдем к восьмому сценарию…



Эдит нашла их час спустя: покрасневшая Волета кричала не своим голосом, а Байрон постоянно дул в рожок. Ирен сидела верхом на стволе пушки, заткнув уши пальцами.

Когда капитан пересекала раскинувшуюся на палубе чайную лагуну, под ногами у нее похрустывали плавающие осколки фарфора.

Эдит выхватила рожок из губ Байрона так резко, что ей на руку попала слюна. Одного взгляда капитана было достаточно, чтобы Волета замолчала.

– И ты называешь это уроком? – сказала Эдит, взглянув на присоединившуюся к группе Ирен. – Я на мостике слежу за флотами дюжины различных уделов, и все они, я уверена, набираются храбрости, чтобы нанести по нам удар. А вы тем временем сидите здесь, пьете чай, трубите в рога и пытаетесь вцепиться друг другу в глотки. Это не придает мне особой уверенности.

– Я стараюсь изо всех сил, капитан, – сказал Байрон, ломая руки, которые двигались с плавностью смазанных шестерен. – Я не уверен, что в ней есть хоть толика инстинктивных навыков поведения в обществе.

– Но я же решила три сценария правильно! – закричала Волета.

– Из двадцати восьми! Это просто ужасно. Даже Ирен справилась бы лучше.

– Ой, – сказала Ирен.

– Заткнитесь все, – скомандовала Эдит, пристально посмотрев каждому в глаза. Она выглядела сердитой и, как показалось Волете, немного взволнованной. – Я не думаю, что вы понимаете, в каком положении мы оказались. Мы – замок без армии. Если кто-нибудь заподозрит, что на этом корабле нас всего пятеро, они разломают корпус и вытащат нас, как червей из мягкого сыра.

– О боже мой! – Байрон содрогнулся от отвращения.

– Ящик с наковальнями, – сказала Ирен. Все недоуменно посмотрели на нее, и она пожала плечами. – Когда я работала на Голла, часть моей работы состояла в том, чтобы выявлять бездельников. Если я заставала человека бездельничающим, дремлющим или волочащим ноги, я давала ему пинка. – Выражение лица Ирен казалось сентиментальным. – Но там был один умный слизняк по имени Митер. Он понял, как меня обмануть: надо таскать пустой ящик или бочку с таким видом, будто они полны. Помимо всего прочего, у него это хорошо получалось. Он краснел до корней волос. Коленки дрожали. Глаза вылезали из орбит. Я спрашивала его: «Что это такое тяжелое?» И он всегда говорил: «Наковальни!» Это продолжалось несколько месяцев. И вот однажды, просто по наитию, я постучала по бочке, которую он тащил, и услышала глухой звук – она была пустая.

– А что стало с Митером? – спросила Волета.

– Как называют человека, который действительно начинает ценить вкус чего-то? – сказала Ирен, задумчиво хмурясь. – Икс-перд?

– Эксперт, – подсказал Байрон.

– Вот именно. Он стал экспертом по моим поджопникам.


– Если нас обнаружат, будет еще хуже, – мрачно сказала Эдит. – Но Ирен права: мы не хотим, чтобы кто-то надавал нам поджопников.

Волета рассмеялась, и Эдит резко повернулась к девушке:

– Послушай меня, Волета. – Капитан говорила ровным голосом и оттого еще более пугающим. – Я хочу прояснить одну вещь: Ирен будет главной. На случай твоего непослушания у нее будет строгий приказ доставить тебя обратно на корабль – если понадобится, в мешке, – и ты не уйдешь отсюда, пока я капитан. Не будет никаких обсуждений, никаких оправданий, никаких третьих или четвертых шансов. Сфинкс не сможет за тебя заступиться. Я устрою тебя на камбузе, и ты будешь мыть посуду, пока не состаришься. Ты будешь делать то, что скажет Ирен. Это понятно?

– Да, сэр, – ответила Волета и попыталась проглотить комок в горле.

– Хорошо. Сфинкс решил, что утром мы причалим в порту Добродетель. Он обещал, что нас будут ждать. Сфинкс дал нам три дня на ведение дел. Три дня. Вот столько продлится наш маленький эксперимент. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что экипаж корабля состоит из семидесяти восьми воздухоплавателей. Если кто-то захочет совершить экскурсию, мы вежливо отговорим его. Если кто-то попытается взять нас на абордаж, мы убьем его, как только сунется.





Глава третья




За цветочным круглым столом оранжевый сидит на почетном месте. Оранжевый – это совершенство. Оранжевый – это пламя. А напротив леди Оранжевой сидит сэр Пурпурный. Я спрашиваю вас, существует ли более вульгарный цвет? Это слово само по себе напоминает звук, раздающийся из уборной. Пурпурный. Пр-пр-ный. Цвет чернослива, печеночных пятен и клякс. Если я когда-нибудь произнесу хоть слово похвалы в адрес этого ужасного оттенка, пожалуйста, отнимите у меня перо и облейте чернилами с ног до головы.

Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»



«Ежедневная греза»

«АВАНГАРД», И ЧТО ОН ПРЕДВЕЩАЕТ НАМ

14 июля



«Авангард», должно быть, самое большое и яркое небесное тело после Солнца и Луны.

Да, я тоже стоял на смотровой площадке и смотрел, как скользит по небу этот огромный серебряный серп. Совершенно уверен, что он мог бы перерезать Башне горло, если бы захотел. Зеваки с биноклями сообщили мне, что оболочка корабля украшена древним гербом Зодчего. Поскольку из меня получился лучший журналист, чем студент, я исследовал эмблему Зодчего, чтобы в точности и в деталях описать ее вам на этих страницах. Она представляет собой колесо из полуодетых мужчин и женщин, марширующих, наступая друг другу на пятки, с грузами кирпичей, кувшинов и снопов пшеницы. Короче говоря, это ужасная маленькая пантомима совершенной человеческой гармонии, которая существует, чтобы напомнить нам, насколько шумны и легкомысленны наши соседи сверху.

Так или иначе, спорить бессмысленно – Сфинкс вернулся.

Власти предупредили меня: мы не должны ожидать, что сам Сфинкс выйдет из корабля, размахивая щупальцами и с пылающей гривой. Якобы Сфинкс посылает своего блюстителя, чтобы тот вещал от его имени. До меня дошли слухи, что блюститель явится с целой свитой интересных людей, и нам будет что нанизать на медленно вращающиеся вертела нашего внимания. Жду не дождусь. Мое перо увлажнилось от предвкушения.

Есть ли кто-нибудь, кто вдохновляет нас на более самоуверенные и недостаточно обоснованные теории, чем Сфинкс? Мы, естественно, с подозрением относимся к его намерениям. Я слышал от ученых людей, будто у него появились некие политические притязания. Другие, столь же мудрые люди уверены, что его возвращение предвещает появление новой и блистательной технологии. (Разумеется, букмекеры Колизея делают ставки на природу этого изобретения. В настоящее время существуют равные шансы на то, что им окажется питьевая молния, механический пояс или гибрид свинины и говядины под названием «мухрю».) И все же другие ученые утверждают, что все это – тщательно продуманный обман, режиссированный неким верхним кольцевым уделом, – неудачный розыгрыш, которому подвергли нас, исконных жителей Башни.

Со своей стороны, я хотел бы знать, почему Сфинкс вообще исчез. Неужели мы истощили его терпение своими ссорами? Или, возможно, наша независимость вызвала у него неприязнь. Знаю, что сторонники ура-патриотизма из нижних уделов предпочитают верить, что он ушел в изгнание из-за нашего превосходства, признав, что высота Башни зависит от ширины ее основания!

Лично я подозреваю, что истина куда банальнее: он бессмертный, который вышел на пенсию слишком молодым, но устал возиться с коллекцией монет и решил вернуться к работе.

Я заметил некоторое беспокойство по поводу того, почему Сфинкс первым делом привел военный корабль именно в наш порт. Это что, угроза?

Может, это вторжение, и если да, предвещает ли оно чудовищную коронацию? Я иногда удивляюсь, почему мы так быстро ожидаем худшего от наших гостей. Я предпочитаю верить, что Сфинкс выбрал нас, потому что знает, в чем мы преуспеваем. Он хотел, чтобы кто-нибудь поднял вокруг него шум. И всем известно, что нам, пелфийцам, нет равных в искусстве бурь в стакане.



Корабли сновали туда-сюда из Добродетели, как пчелы в розовом кусте. Ни в одном нижнем кольцевом уделе небесный порт не видел за день такого оживленного движения, как в северной гавани Пелфии.

Паромы, полные туристов, прибывали ежечасно. С прохладным утренним ветром подкатывали пузатые баржи, нагруженные звериными шкурами для сапожников и рулонами шерсти и шелка для портных, и уходили на дневных термических потоках с полными трюмами нарядов по последней – уже отмирающей – моде. Порт, похожий на четырехзубую вилку, выступал из широкой набережной. Он мог похвастаться двенадцатью причалами, которые достаточно выдавались в сторону открытого неба, чтобы вместить большинство судов до середины корпуса. Каждый причал украшали позолоченные подстриженные деревья, и все они были защищены восемнадцатью башенными орудиями – так называемыми оловянными солдатиками. «Солдатики» выглядели как восьмифутовые царственные саркофаги с золотыми прожилками и с руками, торчащими в трупном окоченении. Штуковины могли полностью разворачиваться на своих основаниях и поднимать «руки» от бедер до ушей, давая артиллеристам такой диапазон движений, с которым ни один корабль не мог бы конкурировать. Между устрашающими башенками росли толстые пальмы в горшках, словно цветы на подоконнике.

В вестибюле «Авангарда» Волета с нетерпением ждала возможности оказаться на берегу и подышать свежим воздухом. Ей до смерти надоел этот тяжелый корабль, имевший обыкновение крениться и раскачиваться, словно стрелка компаса. Она стояла у левого люка рядом с Ирен, Байроном и капитаном и изо всех сил старалась выглядеть так, как велел ей Байрон: сердечной, приятной и покорной.

Ирен прислонилась к багажной тележке, доверху нагруженной чемоданами и шляпными коробками, которые ей предстояло перевезти через порт. Байрон прижался мордой к стальной двери и заглянул в глазок, ожидая сигнала начальника порта о том, что их готовы принять.

– Этот парик чешется, – сказала Волета, почесывая голову под ниспадающими локонами. Благожелательный наблюдатель мог бы назвать парик «блондинистым», хотя она считала, что с объективной точки зрения он желтый. – Такое ощущение, что я нацепила швабру.

– Не чешись, – сказала Ирен, хотя и без особых эмоций.

Волета видела, что подруга все еще не привыкла к униформе. Она почти не возражала против длинных юбок и подплечников, которые прекрасно скрывали ее массивную фигуру, но капор с оборками казался невыносимым. В то утро Ирен сказала Волете, что, если бы портовые крысы Нового Вавилона застукали ее в капоре, они бы умерли от смеха, – точнее, она бы задушила их смеющимися.

– Нас не узнать, – сказала Волета.

– Хорошо, – сказала капитан Уинтерс. На ней был военный сюртук, один рукав которого Байрон отпорол, чтобы освободить место для железной руки. – Не забывай, что случилось в прошлый раз, когда мы пытались здесь причалить.

– А что случилось в прошлый раз? – спросил Байрон.

– Мы закутали корабль в лохмотья, пытались выдать себя за торговцев женами, «оловянные солдатики» нас обстреляли, и мы сбежали с дырой в парусах, – весело сообщила Волета.