Корабль рабов: История человечества
Часть 1 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
») известного американского ученого Маркуса Редикера. С некоторыми работами Редикера я уже был знаком, они мне запомнились, да и у соответствующего раздела в книжном оказался не случайно — я интересовался публикациями, связанными с этим весьма драматичным периодом мировой истории.
Надо сказать, что книг о трансатлантической работорговле на западе издается довольно много. Эта тема давно привлекает историков, социологов, экономистов, и все больше исследователей согласны в том, что основы современного процветания США и Европы были заложены в «золотой век работорговли» — так историки называют XVIII столетие. Всего же активная продажа людей продолжалась без малого четыре века: с конца XV по конец XIX в. По оценкам ученых, за это время из Африки было вывезено более 12 млн человек, четверть из них погибли в дороге. Миллионы рабов создали условия для развития капитализма в Новом Свете. Именно благодаря «неграм на плантациях» стали возможны накопление первоначального капитала и последовавший затем в XVIII в. взлет научно-технической мысли. Кстати, сам невольничий корабль в каком-то смысле являлся олицетворением капитализма — на нем все было утилитарно, надежно и подчинено главной цели: перевезти как можно больше «живого товара» при наименьших потерях. По сути, трансатлантическая торговля рабами явилась первым глобальным предприятием, в котором одновременно были задействованы тысячи людей: моряков, врачей, инженеров, строителей, работорговцев, политиков и многих других. Это была именно индустрия, изменившая мир.
В этом отношении книга Маркуса Редикера, которую я имею честь представить российскому читателю, являет собой серьезное, фундаментальное исследование, позволяющее оценить масштабы четырехсотлетней исторической драмы, и в то же время его труд — это своеобразная книга судеб. Для сотен персонажей документального романа Редикера плавание на корабле невольников становилось переломным моментом, после которого их жизнь менялась навсегда. Мозаика, составленная Редикером из человеческих историй, производит сильное впечатление, способное изменить представление об истории и современности. Многие проблемы западной цивилизации, о которых сегодня говорят средства массовой информации, имеют непосредственное отношение к описываемым событиям. Мне кажется, что издание «Корабля рабов» на русском языке — нерядовое событие в нашей литературной жизни.
Карен Шахназаров
Введение
Женщина лежала на дне большого каноэ в трех или четырех дюймах от грязной воды, укрывшись грубой накидкой. Каждой клеточкой утомленного долгой дорогой тела она ощущала ритмичные движения весел, но не знала, куда ее везут. Уже три луны они плыли по реке через топи и болота. Несколько раз по дороге ее перепродавали. В тесном помещении посреди лодки, где уже несколько дней ее держали вместе с десятками других узников, она узнала, что этот этап путешествия подходит к концу. Ей удалось перебраться через влажное тело одного из обессилевших пленников на другую сторону каноэ, и теперь она смогла приподнять голову и выглянуть за борт. Впереди находилось owba coocoo — судно, построенное для того, чтобы пересечь «большую воду». В ее родной деревне появление этого корабля считали страшной бедой, поэтому быть проданной белым мужчинам и отправиться на борт owba coocoo было для нее худшим из несчастий [1].
Вновь и вновь каноэ скользило по волнам, и всякий раз, когда нос лодки опускался, женщине удавалось бросить взгляд на судно, похожее на остров на горизонте. Когда они подплыли ближе, оно оказалось более похожим на огромную деревянную коробку с тремя высокими шипами. Поднялся ветер, и женщина почувствовала необычный, но знакомый ей особый запах пота, страха и болезней. Дрожь пробежала по ее телу.
Увидев слева от каноэ отмель, она решилась. Гребцы плавно опускали весла в воду, и, переждав еще два, три, четыре взмаха, она, наконец, выпрыгнула за борт и поплыла изо всех сил, чтобы спастись от тех, кто ее пленил. Она услышала всплеск воды, когда двое гребцов нырнули за ней. Но когда женщина оглянулась, она увидела, что мужчины повернули назад и забираются обратно в лодку. Выбравшись на топкий берег, она заметила рядом с каноэ крупную серую акулу, приблизительно восьми футов длиной, с тупой круглой мордой и маленькими глазами. Осыпая акулу проклятиями, мужчины изо всех сил били по воде веслами, чтобы ее отпугнуть. Доплыв до отмели, они с трудом вытащили каноэ из воды и бросились за беглянкой. Женщина пыталась бороться, но безрезультатно. По вязкому песку было трудно двигаться, в воде ждала акула. Мужчины догнали ее, связали грубой лозой запястья и щиколотки и опять бросили на дно каноэ. Потом они снова начали грести и вскоре запели. Через некоторое время женщина услышала, сначала тихо, потом все громче, другие звуки — так от удара волн по корпусу большого корабля скрипели доски. Затем раздался приглушенный окрик на незнакомом языке.
С каждым энергичным ударом весел судно приближалось и становилось все более устрашающим. Запахи стали ощутимее, звуки — резче: с одного конца судна доносились крики и вопли, с другого низкое, жалобное пение. Все перекрывал визг детей, создававших невыносимый шум, они барабанили по древесине, и из-за этого едва можно было разобрать какие-то слова: кто-то просил menney — воду, кто-то проклинал myabecca — богов. Когда гребцы подвели каноэ ближе к судну, женщина разглядела темные лица в проеме маленьких окошек почти над самой водой. За ней наблюдала дюжина черных женщин с детьми и несколько краснолицых мужчин. Они видели, как она пыталась сбежать. Мужчины перекрикивались резкими и раздраженными голосами, обмениваясь короткими и лающими фразами. Каноэ доставило ее на корабль невольников.
Гребец с каноэ развязал путы и подтолкнул женщину к веревочной лестнице, вместе с остальными пятнадцатью почти обнаженными узниками она взобралась наверх.
Несколько мужчин поднялись на борт с ними, среди них был и черный торговец в золотистой соломенной шляпе, который сопровождал пленников до owba coocoo. Почти все люди из этой группы, включая женщину, были поражены видом судна, но несколько пленников-мужчин казались до странности невозмутимыми — настолько, что даже переговаривались с белыми на их языке.
Это был странный мир — высокие стволы деревьев с обрубленными ветвями; странные инструменты; взметнувшаяся куда-то ввысь сложная путаница из канатов. Свиньи, козы и домашняя птица бродили по главной палубе. У одного из белых был местный попутай, у другого обезьяна. Owba coocoo был таким большим, что на его борту была даже своя собственная ewba wanta — маленькая лодка. Другой белый мужчина отвратительного вида искоса осмотрел женщину и, сделав непристойный жест, попытался ее схватить. Она бросилась на обидчика и расцарапала ему лицо до крови, прежде чем он смог оторвать ее от себя. Он трижды больно стегнул ее небольшим кнутом, который держал в руках. Черный торговец вмешался и оттолкнул ее в сторону.
Когда к ней вернулось самообладание, она смогла рассмотреть других невольников на палубе. Все они были молоды, некоторые из них еще совсем дети. В деревне она считалась женщиной среднего возраста, но здесь она казалась старой. Ее купили только потому, что хитрый черный торговец продал большую группу всю целиком, не оставив капитану выбора, кроме как купить всех или не получить ни одного. Женщина была старше всех остальных пленников.
Некоторые люди на корабле говорили на ее родном языке — языке народа игбо, но многих других она не понимала. Среди невольников были также жители соседних с ее родиной земель — народ аппа и более темнокожие и крупные оттамы. Некоторые из пленников, как она поймет позже, находились на борту судна уже в течение многих месяцев. Первых двух матросы назвали Адамом и Евой.
На корабле трое или четверо терли палубу; остальные что-то мыли. Моряки раздали маленькие деревянные миски для еды. Корабельный кок положил некоторым мясо и хлеб, остальным клубни ямса, которые он полил пальмовым маслом.
На главной палубе стояла невообразимая суета. Белый человек с загорелым дочерна лицом пытался прекратить шум, прикрикнув: «Domona! — Тише!» Двое других белых казались самыми важными людьми на этом судне. Один из них был капитаном, его приказы другие белые люди бросались исполнять бегом. Второй был врач, и вместе с капитаном они внимательно обследовали всех новых невольников — у каждого они проверяли голову, глаза, зубы, ноги и руки, живот. После того как они осмотрели семью — мужа, жену и детей, которых только что доставили на корабль, мужчину со слезами на глазах забрали и увели за закрытую дверь на носовую часть судна. Оттуда доносились чьи-то крики, человека pem pem — избивали, и он кричал от боли. Сквозь его стоны женщина разобрала слова на немного знакомом ей языке ибибио.
После того как ее тоже проверили, белый мужчина рявкнул: «Спускайся вниз! Быстро!» — и толкнул ее к большому квадратному отверстию в палубе. Молодая девушка рядом с ней, испугавшись, что новая пленница не поняла приказа, быстро прошептала: «Gemalla! Geyen gwango!» Спустившись вниз по лестнице, женщина чуть не упала от слабости и тошноты, от ужасающего зловония у нее закружилась голова. Ей хорошо был знаком этот awawo — запах смерти. Он исходил от двух больных женщин, одиноко лежащих в темном углу, без присмотра, около athasa — «бочек с нечистотами», как их называли белые. Женщины умерли на следующий день, и их тела были выброшены за борт. Почти сразу же вода забурлила и покраснела. У акулы, которая следовала за ее каноэ, наконец появилась еда.
*******
История этой женщины — лишь один акт драмы, которую знаменитый афроамериканский ученый У. Е. Б. Дюбуа назвал «самой большой драмой человечества за последнюю тысячу лет» — когда «10 миллионов человек были перемещены из тенистой красоты их родного континента в новооткрытое Эльдорадо Запада, где они спустились в ад». Оторванную от своей родной земли женщину, как и многих других, доставили на борт работоргового судна и переправили в Новый Свет на плантации сахарного тростника, табака или риса, где рабы трудились ради благосостояния своих хозяев. Эта книга последует за пленниками на невольничий корабль — который оказался страшным и мощным европейским орудием такого порабощения. [2].
Драма разыгрывалась с бесчисленными вариациями в течение длительного периода, и ее действующими лицами стали не единицы, а миллионы людей.
Почти за четыреста лет работорговли, с конца XV до конца XIX в., 12,4 млн душ были погружены на суда работорговцев. Они прошли по Среднему пути1 через Атлантику до сотен пунктов назначения, растянувшихся более чем на тысячи миль. Во время этого ужасного пути 1,8 млн человек умерли, тела были выброшены в воду, где их разодрали следовавшие за судами акулы. Более 10,6 млн выживших попали в кровавую мясорубку смертоносной плантационной системы, которой они будут сопротивляться всеми мыслимыми способами [3].
Однако даже эти чудовищные цифры не передают всего масштаба этой драмы. Многие люди, попавшие в неволю в Африке, умерли еще на пути к кораблям, однако отсутствие каких-либо документов не позволяет провести точные подсчеты таких потерь. Исследователи полагают, что от момента пленения до доставки на работорговое судно (в зависимости от времени и места) из десяти пленников погибали от одного до пяти. Принятая 15-процентная смертность, куда нужно добавить погибших по дороге и в факториях на африканском побережье, означает еще 1,8 млн человек, погибших в Африке. Еще 15% (или больше, в зависимости от региона) — это около 1,5 млн человек, которые умерли в течение первого же года невольничьей жизни в Новом Свете. На разных этапах — от пленения в Африке до плавания по Среднему пути и эксплуатации в Америке — умерли приблизительно 5 млн мужчин, женщин и детей. Иначе говоря, из 14 млн попавших в неволю людей «был собран урожай» в 9 млн рабов. «Самая большая драма» Дюбуа была трагедией... [4].
Так называемый Золотой век этой драмы пришелся на период 1700-1808 гг., когда пленников перевозилось больше, чем в другие времена, — примерно две трети от общего числа. Больше 40% из них, или более 3 млн человек, были доставлены на доставили британские и американские корабли. Предметом исследования данной книги стали именно эти суда с их командой и невольниками в XVIII в. Несмотря на то что постепенно уровень смертности на работорговых судах уменьшался, общее число смертей оставалось прежним: около 1 млн рабов погибли в результате работорговли и половина из них — в британских и американских портах. Эти цифры пугают, потому что те, кто вел торговлю людьми, знали о высокой смертности, но так или иначе на ней зарабатывали. Человеческий «убыток» был просто частью бизнеса, он был предусмотрен и подсчитан. Африканский автор О. Кугоано, сам прошедший Средний путь, как и многие другие писатели, кто стоял в основе движения за отмену работорговли в 1780-е гг., осудили и приравняли торговлю людьми к простому и очевидному убийству [5].
Кто были действующие лица этой драмы, откуда их доставили и куда везли? В период между 1700 и 1808 гг. британские и американские торговцы отправляли суда за рабами в шесть основных областей Африки: Сенегал, Сьерра-Леоне, на Золотой берег, Бенинский залив, залив Биафра и в Западную часть Центральной Африки (в Конго и Анголу). Суда перевозили пленников в первую очередь на британские сахарные острова (туда попало более 70% всех рабов, половина из них — на Ямайку), значительную часть рабов переправили французским и испанским покупателям в результате специального соглашения, названного «Асьенто»2. Почти каждый десятый был отправлен в Северную Америку. Больше всего рабов попали в Южную Каролину и Джорджию. После того как невольники сходили с корабля, начинался новый акт драмы [6].
На палубах невольничьих судов разные, но похожие одна на другую человеческие трагедии повторялись вновь и вновь в течение долгого XVIII столетия. Каждая из них значительна не только для своего времени, но и для нашего. Их главными действующими лицами были капитаны судов, разношерстная команда, многонациональные пленники и в конце этого периода — аболиционисты3 из среднего класса, которые обращались к образованной читающей публике в Великобритании и Америке.
Первая часть книги, описывающая эту драму, раскрывает отношения между капитаном невольничьего судна и членами его команды, которых называли людьми, «не имевшими ни изящных пальцев, ни изящных носов», поскольку они занимались грязным бизнесом во всех смыслах этого слова [7]. Капитаны были жестокими, неуправляемыми людьми, обладавшими огромной властью, они в любой момент были готовы использовать плеть и благодаря этому контролировали большое количество людей. Силовые методы власти применялись как к членам команды, так и к сотням пленников, которых они перевозили. Дисциплина часто держалась на жестокости, и многих матросов запороли до смерти. Кроме того, как показали современные исследования, команду на таких судах кормили плохо, их заработок был низким, а смертность — высокой. Матросы сложили об этом такие слова:
Надо бояться залива Бенин;
Здесь сорок заходят, выходит один.
Многие матросы умерли, кто-то ослеп, другие страдали от изнурительных болезней. Из-за этого капитаны и команда постоянно враждовали, что видно из их прозвищ: Сэмюэл Пейн4 был жестоким капитаном; Артур Фьюз5 был матросом и мятежником.
Как матросов привлекали к участию в этой смертоносной торговле, и какие взаимоотношения складывались между капитаном и командой? Как они изменялись, когда на борту появлялись пленники? [8]
Отношения между моряками и невольниками, которые были основаны на разнообразных видах насилия (в том числе практиковалось также изнасилование женщин), составляют вторую часть книги и драмы. Капитан применял насилие, матросы выполняли его приказы — собрать пленников на борту, убрать за ними на палубе, раздать еду, заставить их двигаться («танцевать»), следить за их здоровьем, дисциплиной, наказывать их — короче говоря, медленно превращать рабов в предметы потребления для международного рынка труда. Эта часть драмы также рассказывает о бесконечно изобретательном сопротивлении тех, кого везли на этих судах, — от голодовок и самоубийства до прямого восстания. В результате взаимодействия между моряками и невольниками последние воспринимали культуру завоевателей, особенно их язык и технические знания, например о работе кораблей.
В центре третьей части — конфликт и сотрудничество среди самих невольников, когда люди разных классов, этнических принадлежностей и полов были брошены в полный ужаса трюм работоргового корабля. Как могло взаимодействовать это «множество черных людей, скованных вместе одной цепью»?
Они нашли способ обмениваться информацией обо всех сторонах их затруднительного положения, о том, куда их везут и что их ожидает. Жестокому заточению, насилию и преждевременной смерти они смогли противопоставить жизнеутверждающий творческий отпор, создав новые языки и культурные обычаи, прочные связи и сообщества на борту корабля.
Они назвали друг друга «товарищами по плаванию», что было равноценно понятиям «брат и сестра», и создали «фиктивное», но практически реальное родство взамен отнятого у них при пленении и порабощении в Африке.
Изобретательность в сопротивлении сделала их единство нерушимым, и в этом заключалось величайшее значение этой третьей части драмы [9].
Четвертая, и последняя, ее часть разыгрывалась уже не на корабле, а среди граждан Великобритании и Америки, после того как аболиционисты представили читающей публике ужасающие картины Среднего пути, среди которых основным было изображение работоргового судна «Брукс».
Томас Кларксон специально отправился в доки Бристоля и Ливерпуля, чтобы там собрать информацию о работорговле. Но как только стало известно, что он придерживается антиработорговых настроений, торговцы людьми и капитаны кораблей начали его избегать. Тогда молодой джентльмен, получивший образование в Кембридже, решил задавать вопросы матросам, которые имели непосредственный опыт в работорговле и могли многое о ней рассказать. Кларксон собрал и использовал эти свидетельства для борьбы с торговцами, владельцами плантаций, банкирами и правительственными чиновниками — со всеми, кто был заинтересован в работорговле и в институте рабства как таковом.
Успех движения аболиционистов заключался в том, что жители Британии и Америки узнали о чрезвычайном насилии на работорговых кораблях, которое было их основным определяющим признаком.
«Самая большая драма» имела мощный финал: рисунок работоргового корабля «Брукс», на котором было изображено 482 «плотно уложенных» раба, распределенных по разным палубам и отсекам судна. В конечном итоге именно это изображение способствовало успеху движения за отмену работорговли.
В Англии и Америке символическим началом этой драмы был 1700 г. Хотя торговцы и моряки уже давно занимались продажей людей, в том году доставка невольников впервые была официально зарегистрирована в Род-Айленде (который станет центром американской работорговли) и Ливерпуле (таком же центре в Британии, а в конце XVIII в. — всей атлантической работорговли).
В конце мая 1700 г. капитан Джон Данн на судне «Элиза» отплыл из Ливерпуля в неизвестный пункт назначения в Африке и потом на Барбадос, куда он доставил 180 рабов.
В августе Николас Хилгроув на корабле «Томас и Джон» совершил рейс из Ньюпорта, штат Род-Айленд, в неуказанный пункт назначения в Африке, а затем на Барбадос, где он и его моряки выгрузили со своего небольшого судна 71 невольника. С этого времени сотни работорговцев будут совершать такие рейсы из этих и других пунктов в течение всего наступившего XVIII в. [10].
Несмотря на разницу в количестве отправленных людей, методах их пленения и пунктах назначения рейсов, устройство и внешний вид работоргового корабля за весь период с 1700 по 1808 г. практически не изменились. Иногда суда делали более вместительными, что было крайне выгодно, так как с небольшой командой на них можно было перевезти значительно больше рабов. Для того чтобы справиться со спросом на невольников, стало возрастать количество кораблей, к тому же на них постепенно стала снижаться смертность, особенно в конце XVIII в.
Однако основы управления кораблем — от плавания до сохранения и реализации человеческого груза — оставались почти неизменными. Иными словами, капитан, матрос или африканский невольник, побывавший на корабле в 1700 г., через сто лет нашел бы его практически таким же [11].
В кораблях видели удивительное и мощное сочетание военной силы, передвижной тюрьмы и торговой фактории. Суда были оснащены пушками и обладали огромной разрушительной силой, при этом их боевой потенциал мог быть направлен как против различных европейских кораблей, крепостей и портов во время традиционных международных военных конфликтов, так и против неевропейских судов и портов ради расширения имперской торговли и колониальных завоеваний.
На этих кораблях постоянно велась длительная внутренняя война, во время которой команда (превратившаяся в тюремную стражу) сражалась с невольниками (заключенными), оттачивая свое оружие на тех, кто планировал побег или бунт. Корабль был также факторией, где «производили» рабов, удваивая их экономическую ценность после перевозки с рынков Восточной Атлантики на Запад и создавая рабочую силу, которая с XVIII в. значительно оживила мировую экономику.
Доставляя рабочие руки на плантации, невольничий корабль формировал «расы». Для каждого рейса капитаны нанимали разношерстную команду матросов, которых на побережье Африки называли «белыми». В начале Среднего пути на борт судов грузили многонациональную толпу африканцев, которые в американском порту становились «черными», или «негритянской расой». Это путешествие меняло всех участников, но невольники совершали превращение насильно.
После многих рейсов и верной службы во славу атлантической экономики невольничий корабль, наконец, попал в шторм. В XVIII в. противники работорговли начали интенсивную трансатлантическую агитацию и в итоге вынудили запретить перевозку рабов на судах — по крайней мере, после того, как британское и американское правительства приняли законы 1807-1808 гг. и ввели юридический запрет на работорговлю. Незаконно она процветала еще много лет, но решающий поворот в истории человечества был достигнут. Движение аболиционистов, вместе с революцией на Гаити, стали началом отмены рабства.
*******
Любопытно, что многие важные сюжеты этой драмы никогда не изучались и в богатой исторической литературе по атлантической работорговле никто не делал темой исследования сам невольничий корабль. Существуют превосходные труды о происхождении, периодах, масштабе и прибылях работорговли, но нет собственно исторического исследования самих этих судов, благодаря которым могла вестись торговля, преобразовавшая мир. Нет ни одного исследования инструмента самого крупного в истории принудительного перемещения людей, которое стало основой мировой глобализации. Не существует никакого изучения объекта, который облегчил «коммерческую революцию Европы», строительство плантаций и глобальных империй, развитие капитализма и, в конечном счете, индустриализацию мира. Можно сказать, что именно работорговый корабль и сложившиеся на нем социальные отношения (которые остались неизученными) сформировали современный мир [12].
Исследований этого вопроса мало, в то время как труды по истории работорговли обширны и глубоки, как сама Атлантика. Среди основных книг — значительное исследование Филипа Куртина «Африканская работорговля: перепись» (1969); классическая работа Джозефа Миллера «Путь смерти: торговый капитализм и ангольская работорговля 1730-1830 гг.» (1988), в которой исследуется португальская работорговля от XVII до XIX столетия; замечательное исследование Хью Томаса «Работорговля: история африканской работорговли, 1440-1870» (1999) и изящная микроистория Роберта Хармса одного плавания из Франции на Мартинику в 1734-1735 гг. Публикация «Данных трансатлантической работорговли», собранных под редакцией Дэвида Элтиса, Стефана Д. Беренда, Дэвида Ричардсона и Герберта С. Клейна, представляет собой исключительное академическое исследование [13]. Другие важные работы по истории работорговли были написаны такими авторами, как Тони Моррисон, Чарльз Джонсон, Барри Ансворт, Фред Д’Агуар, Керил Филипс и Ману Хербштейн [14].
Эта книга не является новой историей работорговли. Это скорее нечто более скромное — описание, в котором использованы как плодотворные предыдущие исследования, так и новые материалы, которые позволяют взглянуть на предмет с другой стороны — со стороны палубы невольничьего судна. Конечно, данная книга не может дать исчерпывающего обзора всей темы. Еще должна быть написана более широкая сравнительная история кораблей всех атлантических хозяев — не только Великобритании и американских колоний, но также и Португалии, Франции, Нидерландов, Испании, Дании и Швеции. Больше внимания нужно уделить соединительным звеньям между Восточной Атлантикой, африканскими обществами, работорговыми кораблями и плантациями двух Америк. Есть все предпосылки, чтобы изучить «самую большую драму последней тысячи лет истории человечества» [15].
Постановка в центр исследования работоргового судна расширяет число и разнообразие участников этой драмы и делает само повествование, от введения до эпилога, более сложным. Если раньше историки обращали внимание только на относительно небольшие, но имеющие сильную власть группы торговцев, плантаторов, политических деятелей и аболиционистов, то теперь акцент сделан на сотнях капитанов, тысячах моряков и миллионах рабов. Невольники были первыми людьми, выступившими в качестве аболиционистов, потому что они ежедневно боролись против рабских условий на борту судов. За долгое время они нашли союзников среди столичных активистов и матросов-диссидентов, святых среднего класса и грешников пролетариата. Другими важными участниками драмы были африканские правители и торговцы, так же как рабочие Англии и Америки, которые присоединились к требованию отмены рабства и превратили его в успешное массовое движение [16].
Почему в названии книги есть уточнение — «история людей»? Барри Ансуорт ответил на этот вопрос в своем эпическом романе «Священный голод». В одном из эпизодов ливерпульский торговец Уильям Кемп и его сын Эразм говорят о своем работорговом корабле, который взял на борт живой груз в Западной Африке и отправился в Новый Свет.
В тихой комнате, отделанной дубовыми панелями и украшенной турецкими коврами, где на полках стояли бухгалтерские книги, отцу и сыну было бы трудно понять истинную ситуацию на судне или природу торговли на гвинейском побережье6, даже если бы они захотели это сделать. Трудно, и в любом случае — незачем. «Чтобы делать что-то эффективно, мы должны сконцентрировать все усилия. Для бизнеса вникать в ситуацию опасно и разрушительно. Это может наполнить сознание ужасом. У нас есть таблицы, графики и балансы, а также законы корпоративной этики, которые позволят нам остаться деловыми и благополучными людьми в царстве бухгалтерских отчетов и успокоят нас законной прибылью. И еще у нас есть карты» [17].
Ансуорт подчеркивает значение «абстрактных понятий», которые повлияли на отношение общества к работорговле. Как будто использование бухгалтерских книг, альманахов, отчетных балансов, графиков и таблиц — этих утешительных методов работорговцев, превращало реальность в бездушную абстракцию, хотя моральные и политические резоны требовали понимать ее конкретно. Этнография работоргового судна помогает продемонстрировать жестокую правду о том, что одна группа людей (или несколько) делала для других за деньги — или, лучше сказать, за капитал. Такой подход не даст возможности скрывать действительность и ее последствия от себя и от потомков. Цифры могут прятать пытки и насилие, но европейские, африканские и американские общества все еще испытывают последствия рабства. Невольничий корабль — призрачное судно, плывущее на окраине современного сознания [18].
Я хочу закончить это вступление на личной ноте, потому что мне было очень больно писать эту книгу, и если я смог воздать должное предмету исследования, то эту книгу будет так же больно читать. Иного пути нет и не может быть. Я писал эту работу с глубоким почтением к тем, кто перенес невероятное насилие,террор и смерть. Я считаю, что мы должны помнить о том, что этот ужас всегда был и остается основой глобального капитализма.
Глава первая
Жизнь, смерть и насилие в работорговле
Путешествие в этот особый ад начинается с мозаики людских историй, чью жизнь изменила работорговля. Некоторые становились богатыми и всесильными, другие — бедными и никчемными. Подавляющее большинство перенесло чудовищное насилие, многие погибли в ужасающих условиях. Разные люди — мужчины, женщины и дети; черные, белые и мулаты; из Африки, Европы и двух Америк — все они оказались вовлечены в безумный вихрь работорговли. В их числе многочисленные и бесправные толпы рабочих — как сотни тысяч матросов в просмоленных штанах, которые сновали вверх и вниз по мачтам и реям работорговых судов, так и миллионы обнаженных рабов, томившихся в трюмах. Сверху над ними возвышалась небольшая группа могущественного атлантического правящего класса торговцев, плантаторов и политических лидеров, которые в пышных нарядах заседали в американском Конгрессе и британском парламенте. «Самая большая драма» торговли людьми вовлекала в действие и других участников — пиратов и военных, мелких торговцев и голодных рабочих, убийц и пророков. Часто их сопровождали акулы.
Надо сказать, что книг о трансатлантической работорговле на западе издается довольно много. Эта тема давно привлекает историков, социологов, экономистов, и все больше исследователей согласны в том, что основы современного процветания США и Европы были заложены в «золотой век работорговли» — так историки называют XVIII столетие. Всего же активная продажа людей продолжалась без малого четыре века: с конца XV по конец XIX в. По оценкам ученых, за это время из Африки было вывезено более 12 млн человек, четверть из них погибли в дороге. Миллионы рабов создали условия для развития капитализма в Новом Свете. Именно благодаря «неграм на плантациях» стали возможны накопление первоначального капитала и последовавший затем в XVIII в. взлет научно-технической мысли. Кстати, сам невольничий корабль в каком-то смысле являлся олицетворением капитализма — на нем все было утилитарно, надежно и подчинено главной цели: перевезти как можно больше «живого товара» при наименьших потерях. По сути, трансатлантическая торговля рабами явилась первым глобальным предприятием, в котором одновременно были задействованы тысячи людей: моряков, врачей, инженеров, строителей, работорговцев, политиков и многих других. Это была именно индустрия, изменившая мир.
В этом отношении книга Маркуса Редикера, которую я имею честь представить российскому читателю, являет собой серьезное, фундаментальное исследование, позволяющее оценить масштабы четырехсотлетней исторической драмы, и в то же время его труд — это своеобразная книга судеб. Для сотен персонажей документального романа Редикера плавание на корабле невольников становилось переломным моментом, после которого их жизнь менялась навсегда. Мозаика, составленная Редикером из человеческих историй, производит сильное впечатление, способное изменить представление об истории и современности. Многие проблемы западной цивилизации, о которых сегодня говорят средства массовой информации, имеют непосредственное отношение к описываемым событиям. Мне кажется, что издание «Корабля рабов» на русском языке — нерядовое событие в нашей литературной жизни.
Карен Шахназаров
Введение
Женщина лежала на дне большого каноэ в трех или четырех дюймах от грязной воды, укрывшись грубой накидкой. Каждой клеточкой утомленного долгой дорогой тела она ощущала ритмичные движения весел, но не знала, куда ее везут. Уже три луны они плыли по реке через топи и болота. Несколько раз по дороге ее перепродавали. В тесном помещении посреди лодки, где уже несколько дней ее держали вместе с десятками других узников, она узнала, что этот этап путешествия подходит к концу. Ей удалось перебраться через влажное тело одного из обессилевших пленников на другую сторону каноэ, и теперь она смогла приподнять голову и выглянуть за борт. Впереди находилось owba coocoo — судно, построенное для того, чтобы пересечь «большую воду». В ее родной деревне появление этого корабля считали страшной бедой, поэтому быть проданной белым мужчинам и отправиться на борт owba coocoo было для нее худшим из несчастий [1].
Вновь и вновь каноэ скользило по волнам, и всякий раз, когда нос лодки опускался, женщине удавалось бросить взгляд на судно, похожее на остров на горизонте. Когда они подплыли ближе, оно оказалось более похожим на огромную деревянную коробку с тремя высокими шипами. Поднялся ветер, и женщина почувствовала необычный, но знакомый ей особый запах пота, страха и болезней. Дрожь пробежала по ее телу.
Увидев слева от каноэ отмель, она решилась. Гребцы плавно опускали весла в воду, и, переждав еще два, три, четыре взмаха, она, наконец, выпрыгнула за борт и поплыла изо всех сил, чтобы спастись от тех, кто ее пленил. Она услышала всплеск воды, когда двое гребцов нырнули за ней. Но когда женщина оглянулась, она увидела, что мужчины повернули назад и забираются обратно в лодку. Выбравшись на топкий берег, она заметила рядом с каноэ крупную серую акулу, приблизительно восьми футов длиной, с тупой круглой мордой и маленькими глазами. Осыпая акулу проклятиями, мужчины изо всех сил били по воде веслами, чтобы ее отпугнуть. Доплыв до отмели, они с трудом вытащили каноэ из воды и бросились за беглянкой. Женщина пыталась бороться, но безрезультатно. По вязкому песку было трудно двигаться, в воде ждала акула. Мужчины догнали ее, связали грубой лозой запястья и щиколотки и опять бросили на дно каноэ. Потом они снова начали грести и вскоре запели. Через некоторое время женщина услышала, сначала тихо, потом все громче, другие звуки — так от удара волн по корпусу большого корабля скрипели доски. Затем раздался приглушенный окрик на незнакомом языке.
С каждым энергичным ударом весел судно приближалось и становилось все более устрашающим. Запахи стали ощутимее, звуки — резче: с одного конца судна доносились крики и вопли, с другого низкое, жалобное пение. Все перекрывал визг детей, создававших невыносимый шум, они барабанили по древесине, и из-за этого едва можно было разобрать какие-то слова: кто-то просил menney — воду, кто-то проклинал myabecca — богов. Когда гребцы подвели каноэ ближе к судну, женщина разглядела темные лица в проеме маленьких окошек почти над самой водой. За ней наблюдала дюжина черных женщин с детьми и несколько краснолицых мужчин. Они видели, как она пыталась сбежать. Мужчины перекрикивались резкими и раздраженными голосами, обмениваясь короткими и лающими фразами. Каноэ доставило ее на корабль невольников.
Гребец с каноэ развязал путы и подтолкнул женщину к веревочной лестнице, вместе с остальными пятнадцатью почти обнаженными узниками она взобралась наверх.
Несколько мужчин поднялись на борт с ними, среди них был и черный торговец в золотистой соломенной шляпе, который сопровождал пленников до owba coocoo. Почти все люди из этой группы, включая женщину, были поражены видом судна, но несколько пленников-мужчин казались до странности невозмутимыми — настолько, что даже переговаривались с белыми на их языке.
Это был странный мир — высокие стволы деревьев с обрубленными ветвями; странные инструменты; взметнувшаяся куда-то ввысь сложная путаница из канатов. Свиньи, козы и домашняя птица бродили по главной палубе. У одного из белых был местный попутай, у другого обезьяна. Owba coocoo был таким большим, что на его борту была даже своя собственная ewba wanta — маленькая лодка. Другой белый мужчина отвратительного вида искоса осмотрел женщину и, сделав непристойный жест, попытался ее схватить. Она бросилась на обидчика и расцарапала ему лицо до крови, прежде чем он смог оторвать ее от себя. Он трижды больно стегнул ее небольшим кнутом, который держал в руках. Черный торговец вмешался и оттолкнул ее в сторону.
Когда к ней вернулось самообладание, она смогла рассмотреть других невольников на палубе. Все они были молоды, некоторые из них еще совсем дети. В деревне она считалась женщиной среднего возраста, но здесь она казалась старой. Ее купили только потому, что хитрый черный торговец продал большую группу всю целиком, не оставив капитану выбора, кроме как купить всех или не получить ни одного. Женщина была старше всех остальных пленников.
Некоторые люди на корабле говорили на ее родном языке — языке народа игбо, но многих других она не понимала. Среди невольников были также жители соседних с ее родиной земель — народ аппа и более темнокожие и крупные оттамы. Некоторые из пленников, как она поймет позже, находились на борту судна уже в течение многих месяцев. Первых двух матросы назвали Адамом и Евой.
На корабле трое или четверо терли палубу; остальные что-то мыли. Моряки раздали маленькие деревянные миски для еды. Корабельный кок положил некоторым мясо и хлеб, остальным клубни ямса, которые он полил пальмовым маслом.
На главной палубе стояла невообразимая суета. Белый человек с загорелым дочерна лицом пытался прекратить шум, прикрикнув: «Domona! — Тише!» Двое других белых казались самыми важными людьми на этом судне. Один из них был капитаном, его приказы другие белые люди бросались исполнять бегом. Второй был врач, и вместе с капитаном они внимательно обследовали всех новых невольников — у каждого они проверяли голову, глаза, зубы, ноги и руки, живот. После того как они осмотрели семью — мужа, жену и детей, которых только что доставили на корабль, мужчину со слезами на глазах забрали и увели за закрытую дверь на носовую часть судна. Оттуда доносились чьи-то крики, человека pem pem — избивали, и он кричал от боли. Сквозь его стоны женщина разобрала слова на немного знакомом ей языке ибибио.
После того как ее тоже проверили, белый мужчина рявкнул: «Спускайся вниз! Быстро!» — и толкнул ее к большому квадратному отверстию в палубе. Молодая девушка рядом с ней, испугавшись, что новая пленница не поняла приказа, быстро прошептала: «Gemalla! Geyen gwango!» Спустившись вниз по лестнице, женщина чуть не упала от слабости и тошноты, от ужасающего зловония у нее закружилась голова. Ей хорошо был знаком этот awawo — запах смерти. Он исходил от двух больных женщин, одиноко лежащих в темном углу, без присмотра, около athasa — «бочек с нечистотами», как их называли белые. Женщины умерли на следующий день, и их тела были выброшены за борт. Почти сразу же вода забурлила и покраснела. У акулы, которая следовала за ее каноэ, наконец появилась еда.
*******
История этой женщины — лишь один акт драмы, которую знаменитый афроамериканский ученый У. Е. Б. Дюбуа назвал «самой большой драмой человечества за последнюю тысячу лет» — когда «10 миллионов человек были перемещены из тенистой красоты их родного континента в новооткрытое Эльдорадо Запада, где они спустились в ад». Оторванную от своей родной земли женщину, как и многих других, доставили на борт работоргового судна и переправили в Новый Свет на плантации сахарного тростника, табака или риса, где рабы трудились ради благосостояния своих хозяев. Эта книга последует за пленниками на невольничий корабль — который оказался страшным и мощным европейским орудием такого порабощения. [2].
Драма разыгрывалась с бесчисленными вариациями в течение длительного периода, и ее действующими лицами стали не единицы, а миллионы людей.
Почти за четыреста лет работорговли, с конца XV до конца XIX в., 12,4 млн душ были погружены на суда работорговцев. Они прошли по Среднему пути1 через Атлантику до сотен пунктов назначения, растянувшихся более чем на тысячи миль. Во время этого ужасного пути 1,8 млн человек умерли, тела были выброшены в воду, где их разодрали следовавшие за судами акулы. Более 10,6 млн выживших попали в кровавую мясорубку смертоносной плантационной системы, которой они будут сопротивляться всеми мыслимыми способами [3].
Однако даже эти чудовищные цифры не передают всего масштаба этой драмы. Многие люди, попавшие в неволю в Африке, умерли еще на пути к кораблям, однако отсутствие каких-либо документов не позволяет провести точные подсчеты таких потерь. Исследователи полагают, что от момента пленения до доставки на работорговое судно (в зависимости от времени и места) из десяти пленников погибали от одного до пяти. Принятая 15-процентная смертность, куда нужно добавить погибших по дороге и в факториях на африканском побережье, означает еще 1,8 млн человек, погибших в Африке. Еще 15% (или больше, в зависимости от региона) — это около 1,5 млн человек, которые умерли в течение первого же года невольничьей жизни в Новом Свете. На разных этапах — от пленения в Африке до плавания по Среднему пути и эксплуатации в Америке — умерли приблизительно 5 млн мужчин, женщин и детей. Иначе говоря, из 14 млн попавших в неволю людей «был собран урожай» в 9 млн рабов. «Самая большая драма» Дюбуа была трагедией... [4].
Так называемый Золотой век этой драмы пришелся на период 1700-1808 гг., когда пленников перевозилось больше, чем в другие времена, — примерно две трети от общего числа. Больше 40% из них, или более 3 млн человек, были доставлены на доставили британские и американские корабли. Предметом исследования данной книги стали именно эти суда с их командой и невольниками в XVIII в. Несмотря на то что постепенно уровень смертности на работорговых судах уменьшался, общее число смертей оставалось прежним: около 1 млн рабов погибли в результате работорговли и половина из них — в британских и американских портах. Эти цифры пугают, потому что те, кто вел торговлю людьми, знали о высокой смертности, но так или иначе на ней зарабатывали. Человеческий «убыток» был просто частью бизнеса, он был предусмотрен и подсчитан. Африканский автор О. Кугоано, сам прошедший Средний путь, как и многие другие писатели, кто стоял в основе движения за отмену работорговли в 1780-е гг., осудили и приравняли торговлю людьми к простому и очевидному убийству [5].
Кто были действующие лица этой драмы, откуда их доставили и куда везли? В период между 1700 и 1808 гг. британские и американские торговцы отправляли суда за рабами в шесть основных областей Африки: Сенегал, Сьерра-Леоне, на Золотой берег, Бенинский залив, залив Биафра и в Западную часть Центральной Африки (в Конго и Анголу). Суда перевозили пленников в первую очередь на британские сахарные острова (туда попало более 70% всех рабов, половина из них — на Ямайку), значительную часть рабов переправили французским и испанским покупателям в результате специального соглашения, названного «Асьенто»2. Почти каждый десятый был отправлен в Северную Америку. Больше всего рабов попали в Южную Каролину и Джорджию. После того как невольники сходили с корабля, начинался новый акт драмы [6].
На палубах невольничьих судов разные, но похожие одна на другую человеческие трагедии повторялись вновь и вновь в течение долгого XVIII столетия. Каждая из них значительна не только для своего времени, но и для нашего. Их главными действующими лицами были капитаны судов, разношерстная команда, многонациональные пленники и в конце этого периода — аболиционисты3 из среднего класса, которые обращались к образованной читающей публике в Великобритании и Америке.
Первая часть книги, описывающая эту драму, раскрывает отношения между капитаном невольничьего судна и членами его команды, которых называли людьми, «не имевшими ни изящных пальцев, ни изящных носов», поскольку они занимались грязным бизнесом во всех смыслах этого слова [7]. Капитаны были жестокими, неуправляемыми людьми, обладавшими огромной властью, они в любой момент были готовы использовать плеть и благодаря этому контролировали большое количество людей. Силовые методы власти применялись как к членам команды, так и к сотням пленников, которых они перевозили. Дисциплина часто держалась на жестокости, и многих матросов запороли до смерти. Кроме того, как показали современные исследования, команду на таких судах кормили плохо, их заработок был низким, а смертность — высокой. Матросы сложили об этом такие слова:
Надо бояться залива Бенин;
Здесь сорок заходят, выходит один.
Многие матросы умерли, кто-то ослеп, другие страдали от изнурительных болезней. Из-за этого капитаны и команда постоянно враждовали, что видно из их прозвищ: Сэмюэл Пейн4 был жестоким капитаном; Артур Фьюз5 был матросом и мятежником.
Как матросов привлекали к участию в этой смертоносной торговле, и какие взаимоотношения складывались между капитаном и командой? Как они изменялись, когда на борту появлялись пленники? [8]
Отношения между моряками и невольниками, которые были основаны на разнообразных видах насилия (в том числе практиковалось также изнасилование женщин), составляют вторую часть книги и драмы. Капитан применял насилие, матросы выполняли его приказы — собрать пленников на борту, убрать за ними на палубе, раздать еду, заставить их двигаться («танцевать»), следить за их здоровьем, дисциплиной, наказывать их — короче говоря, медленно превращать рабов в предметы потребления для международного рынка труда. Эта часть драмы также рассказывает о бесконечно изобретательном сопротивлении тех, кого везли на этих судах, — от голодовок и самоубийства до прямого восстания. В результате взаимодействия между моряками и невольниками последние воспринимали культуру завоевателей, особенно их язык и технические знания, например о работе кораблей.
В центре третьей части — конфликт и сотрудничество среди самих невольников, когда люди разных классов, этнических принадлежностей и полов были брошены в полный ужаса трюм работоргового корабля. Как могло взаимодействовать это «множество черных людей, скованных вместе одной цепью»?
Они нашли способ обмениваться информацией обо всех сторонах их затруднительного положения, о том, куда их везут и что их ожидает. Жестокому заточению, насилию и преждевременной смерти они смогли противопоставить жизнеутверждающий творческий отпор, создав новые языки и культурные обычаи, прочные связи и сообщества на борту корабля.
Они назвали друг друга «товарищами по плаванию», что было равноценно понятиям «брат и сестра», и создали «фиктивное», но практически реальное родство взамен отнятого у них при пленении и порабощении в Африке.
Изобретательность в сопротивлении сделала их единство нерушимым, и в этом заключалось величайшее значение этой третьей части драмы [9].
Четвертая, и последняя, ее часть разыгрывалась уже не на корабле, а среди граждан Великобритании и Америки, после того как аболиционисты представили читающей публике ужасающие картины Среднего пути, среди которых основным было изображение работоргового судна «Брукс».
Томас Кларксон специально отправился в доки Бристоля и Ливерпуля, чтобы там собрать информацию о работорговле. Но как только стало известно, что он придерживается антиработорговых настроений, торговцы людьми и капитаны кораблей начали его избегать. Тогда молодой джентльмен, получивший образование в Кембридже, решил задавать вопросы матросам, которые имели непосредственный опыт в работорговле и могли многое о ней рассказать. Кларксон собрал и использовал эти свидетельства для борьбы с торговцами, владельцами плантаций, банкирами и правительственными чиновниками — со всеми, кто был заинтересован в работорговле и в институте рабства как таковом.
Успех движения аболиционистов заключался в том, что жители Британии и Америки узнали о чрезвычайном насилии на работорговых кораблях, которое было их основным определяющим признаком.
«Самая большая драма» имела мощный финал: рисунок работоргового корабля «Брукс», на котором было изображено 482 «плотно уложенных» раба, распределенных по разным палубам и отсекам судна. В конечном итоге именно это изображение способствовало успеху движения за отмену работорговли.
В Англии и Америке символическим началом этой драмы был 1700 г. Хотя торговцы и моряки уже давно занимались продажей людей, в том году доставка невольников впервые была официально зарегистрирована в Род-Айленде (который станет центром американской работорговли) и Ливерпуле (таком же центре в Британии, а в конце XVIII в. — всей атлантической работорговли).
В конце мая 1700 г. капитан Джон Данн на судне «Элиза» отплыл из Ливерпуля в неизвестный пункт назначения в Африке и потом на Барбадос, куда он доставил 180 рабов.
В августе Николас Хилгроув на корабле «Томас и Джон» совершил рейс из Ньюпорта, штат Род-Айленд, в неуказанный пункт назначения в Африке, а затем на Барбадос, где он и его моряки выгрузили со своего небольшого судна 71 невольника. С этого времени сотни работорговцев будут совершать такие рейсы из этих и других пунктов в течение всего наступившего XVIII в. [10].
Несмотря на разницу в количестве отправленных людей, методах их пленения и пунктах назначения рейсов, устройство и внешний вид работоргового корабля за весь период с 1700 по 1808 г. практически не изменились. Иногда суда делали более вместительными, что было крайне выгодно, так как с небольшой командой на них можно было перевезти значительно больше рабов. Для того чтобы справиться со спросом на невольников, стало возрастать количество кораблей, к тому же на них постепенно стала снижаться смертность, особенно в конце XVIII в.
Однако основы управления кораблем — от плавания до сохранения и реализации человеческого груза — оставались почти неизменными. Иными словами, капитан, матрос или африканский невольник, побывавший на корабле в 1700 г., через сто лет нашел бы его практически таким же [11].
В кораблях видели удивительное и мощное сочетание военной силы, передвижной тюрьмы и торговой фактории. Суда были оснащены пушками и обладали огромной разрушительной силой, при этом их боевой потенциал мог быть направлен как против различных европейских кораблей, крепостей и портов во время традиционных международных военных конфликтов, так и против неевропейских судов и портов ради расширения имперской торговли и колониальных завоеваний.
На этих кораблях постоянно велась длительная внутренняя война, во время которой команда (превратившаяся в тюремную стражу) сражалась с невольниками (заключенными), оттачивая свое оружие на тех, кто планировал побег или бунт. Корабль был также факторией, где «производили» рабов, удваивая их экономическую ценность после перевозки с рынков Восточной Атлантики на Запад и создавая рабочую силу, которая с XVIII в. значительно оживила мировую экономику.
Доставляя рабочие руки на плантации, невольничий корабль формировал «расы». Для каждого рейса капитаны нанимали разношерстную команду матросов, которых на побережье Африки называли «белыми». В начале Среднего пути на борт судов грузили многонациональную толпу африканцев, которые в американском порту становились «черными», или «негритянской расой». Это путешествие меняло всех участников, но невольники совершали превращение насильно.
После многих рейсов и верной службы во славу атлантической экономики невольничий корабль, наконец, попал в шторм. В XVIII в. противники работорговли начали интенсивную трансатлантическую агитацию и в итоге вынудили запретить перевозку рабов на судах — по крайней мере, после того, как британское и американское правительства приняли законы 1807-1808 гг. и ввели юридический запрет на работорговлю. Незаконно она процветала еще много лет, но решающий поворот в истории человечества был достигнут. Движение аболиционистов, вместе с революцией на Гаити, стали началом отмены рабства.
*******
Любопытно, что многие важные сюжеты этой драмы никогда не изучались и в богатой исторической литературе по атлантической работорговле никто не делал темой исследования сам невольничий корабль. Существуют превосходные труды о происхождении, периодах, масштабе и прибылях работорговли, но нет собственно исторического исследования самих этих судов, благодаря которым могла вестись торговля, преобразовавшая мир. Нет ни одного исследования инструмента самого крупного в истории принудительного перемещения людей, которое стало основой мировой глобализации. Не существует никакого изучения объекта, который облегчил «коммерческую революцию Европы», строительство плантаций и глобальных империй, развитие капитализма и, в конечном счете, индустриализацию мира. Можно сказать, что именно работорговый корабль и сложившиеся на нем социальные отношения (которые остались неизученными) сформировали современный мир [12].
Исследований этого вопроса мало, в то время как труды по истории работорговли обширны и глубоки, как сама Атлантика. Среди основных книг — значительное исследование Филипа Куртина «Африканская работорговля: перепись» (1969); классическая работа Джозефа Миллера «Путь смерти: торговый капитализм и ангольская работорговля 1730-1830 гг.» (1988), в которой исследуется португальская работорговля от XVII до XIX столетия; замечательное исследование Хью Томаса «Работорговля: история африканской работорговли, 1440-1870» (1999) и изящная микроистория Роберта Хармса одного плавания из Франции на Мартинику в 1734-1735 гг. Публикация «Данных трансатлантической работорговли», собранных под редакцией Дэвида Элтиса, Стефана Д. Беренда, Дэвида Ричардсона и Герберта С. Клейна, представляет собой исключительное академическое исследование [13]. Другие важные работы по истории работорговли были написаны такими авторами, как Тони Моррисон, Чарльз Джонсон, Барри Ансворт, Фред Д’Агуар, Керил Филипс и Ману Хербштейн [14].
Эта книга не является новой историей работорговли. Это скорее нечто более скромное — описание, в котором использованы как плодотворные предыдущие исследования, так и новые материалы, которые позволяют взглянуть на предмет с другой стороны — со стороны палубы невольничьего судна. Конечно, данная книга не может дать исчерпывающего обзора всей темы. Еще должна быть написана более широкая сравнительная история кораблей всех атлантических хозяев — не только Великобритании и американских колоний, но также и Португалии, Франции, Нидерландов, Испании, Дании и Швеции. Больше внимания нужно уделить соединительным звеньям между Восточной Атлантикой, африканскими обществами, работорговыми кораблями и плантациями двух Америк. Есть все предпосылки, чтобы изучить «самую большую драму последней тысячи лет истории человечества» [15].
Постановка в центр исследования работоргового судна расширяет число и разнообразие участников этой драмы и делает само повествование, от введения до эпилога, более сложным. Если раньше историки обращали внимание только на относительно небольшие, но имеющие сильную власть группы торговцев, плантаторов, политических деятелей и аболиционистов, то теперь акцент сделан на сотнях капитанов, тысячах моряков и миллионах рабов. Невольники были первыми людьми, выступившими в качестве аболиционистов, потому что они ежедневно боролись против рабских условий на борту судов. За долгое время они нашли союзников среди столичных активистов и матросов-диссидентов, святых среднего класса и грешников пролетариата. Другими важными участниками драмы были африканские правители и торговцы, так же как рабочие Англии и Америки, которые присоединились к требованию отмены рабства и превратили его в успешное массовое движение [16].
Почему в названии книги есть уточнение — «история людей»? Барри Ансуорт ответил на этот вопрос в своем эпическом романе «Священный голод». В одном из эпизодов ливерпульский торговец Уильям Кемп и его сын Эразм говорят о своем работорговом корабле, который взял на борт живой груз в Западной Африке и отправился в Новый Свет.
В тихой комнате, отделанной дубовыми панелями и украшенной турецкими коврами, где на полках стояли бухгалтерские книги, отцу и сыну было бы трудно понять истинную ситуацию на судне или природу торговли на гвинейском побережье6, даже если бы они захотели это сделать. Трудно, и в любом случае — незачем. «Чтобы делать что-то эффективно, мы должны сконцентрировать все усилия. Для бизнеса вникать в ситуацию опасно и разрушительно. Это может наполнить сознание ужасом. У нас есть таблицы, графики и балансы, а также законы корпоративной этики, которые позволят нам остаться деловыми и благополучными людьми в царстве бухгалтерских отчетов и успокоят нас законной прибылью. И еще у нас есть карты» [17].
Ансуорт подчеркивает значение «абстрактных понятий», которые повлияли на отношение общества к работорговле. Как будто использование бухгалтерских книг, альманахов, отчетных балансов, графиков и таблиц — этих утешительных методов работорговцев, превращало реальность в бездушную абстракцию, хотя моральные и политические резоны требовали понимать ее конкретно. Этнография работоргового судна помогает продемонстрировать жестокую правду о том, что одна группа людей (или несколько) делала для других за деньги — или, лучше сказать, за капитал. Такой подход не даст возможности скрывать действительность и ее последствия от себя и от потомков. Цифры могут прятать пытки и насилие, но европейские, африканские и американские общества все еще испытывают последствия рабства. Невольничий корабль — призрачное судно, плывущее на окраине современного сознания [18].
Я хочу закончить это вступление на личной ноте, потому что мне было очень больно писать эту книгу, и если я смог воздать должное предмету исследования, то эту книгу будет так же больно читать. Иного пути нет и не может быть. Я писал эту работу с глубоким почтением к тем, кто перенес невероятное насилие,террор и смерть. Я считаю, что мы должны помнить о том, что этот ужас всегда был и остается основой глобального капитализма.
Глава первая
Жизнь, смерть и насилие в работорговле
Путешествие в этот особый ад начинается с мозаики людских историй, чью жизнь изменила работорговля. Некоторые становились богатыми и всесильными, другие — бедными и никчемными. Подавляющее большинство перенесло чудовищное насилие, многие погибли в ужасающих условиях. Разные люди — мужчины, женщины и дети; черные, белые и мулаты; из Африки, Европы и двух Америк — все они оказались вовлечены в безумный вихрь работорговли. В их числе многочисленные и бесправные толпы рабочих — как сотни тысяч матросов в просмоленных штанах, которые сновали вверх и вниз по мачтам и реям работорговых судов, так и миллионы обнаженных рабов, томившихся в трюмах. Сверху над ними возвышалась небольшая группа могущественного атлантического правящего класса торговцев, плантаторов и политических лидеров, которые в пышных нарядах заседали в американском Конгрессе и британском парламенте. «Самая большая драма» торговли людьми вовлекала в действие и других участников — пиратов и военных, мелких торговцев и голодных рабочих, убийц и пророков. Часто их сопровождали акулы.
Перейти к странице: