Копейка

Ничего не произошло, по крайней мере, я ничего не почувствовал. Взгляд мой был прикован к рулевой колонке, лишь боковым зрением я уловил какую-то серую пелену, обернувшуюся вокруг машины.

Я поднял взгляд и обмер! Затем произвёл круговой обзор, насколько позволяли стёкла машины. Домов не было! Ни моего, ни соседних! Ровно как и автомобилей на парковке! А за бортом «копейки» стоял плотный серый туман. Я помедлил, собираясь с духом, и вышел из машины.

Снаружи видимость была лучше, чем из салона, но всё равно не более пятидесяти метров. Далее серый туман уплотнялся настолько, что разглядеть что-либо было уже невозможно. Та же картина была во всех направлениях, куда бы я ни посмотрел.

Участок местности, на котором я находился, представлял собой относительно ровную поляну, поросшую травой. Эта трава частыми пучками покрывала почти всю видимую поверхность. Травинки у неё были тонкие и пожухлые, будто уже стояла поздняя осень.

В нескольких местах травяную идиллию нарушали каменистые образования – невысокие бугры-наросты, которые были словно выдавлены из глубины. Из-за них эта поляна была похожа на небритую щёку великана, поражённую угрями.

Я подошёл к ближайшему наросту и потрогал его рукой. В геологии я не силён, но почему-то эти каменистые наросты показались мне очень старыми, даже древними. Их поверхность была шершавой и сухой, потому что серый туман не был водяной взвесью. Похоже, это были микрочастицы какого-то твёрдого вещества. В подтверждение моей догадки в горле слегка запершило. Я сглотнул, жалея, что не взял с собой бутылку воды.

А между тем трава находилась в постоянном движении. Виной тому был тёплый ветер, который дул только понизу. Выше пояса я не чувствовал ни малейшего дуновения. Наверное, поэтому туман и не думал рассеиваться. Может быть, этот низовой ветер и был причиной тумана? Может, это он его порождал, поднимая частицы почвы в воздух?

Я наклонился к земле. Тонкие травинки были как волоски, они щекотали мои ладони. Пучок травы вытянулся легко, без усилий. Земля тут же с него осыпалась пылью, обнажая маленькие серые корешки. Травинки были тоже будто в пыли – на моих пальцах остался заметный тёмный след.

Внезапно от разглядывания пучка травы меня отвлекло неясное движение в тумане. Я скорее его почувствовал, чем увидел. Я резко поднялся и вернулся к машине. Постояв пару секунд, я сел в «копейку» и выполнил уже привычный поворот ключа. Окружающий меня серый туман на миг приобрёл плотность и цвет мокрого бетона. Затем туман исчез, а вместо него в предрассветных сумерках я увидел наш двор, дома и машины на парковке.

Земля 16

У меня никогда не было ни дачи, ни садового участка. Теперь же, разменяв четвёртый десяток лет, я получил доступ к неведомой земле, которая больше всего напоминала долину остывших гейзеров. В голову упорно лезли ассоциации с Гренландией или Исландией, хотя ни в той, ни в другой я никогда не был. Место, которое мне показала «копейка», я решил назвать просто – Трава.

Ай да Евгений Петрович! Сделать из автомобиля телепорт! Как это ему удалось? Какими техническими средствами? Но как изобретение такой значимости он смог сохранить в тайне столько лет? Жаль, что уже невозможно было, захватив в ближайшем магазине пакет с сушками, постучать в дверь с номером «54» и напроситься к нему на чай. А потом сидеть на малюсенькой кухне и слушать неторопливые стариковские рассказы.

Увы, тайны рождаются и умирают рядом с нами, часто растворяясь в обыденности без всякого следа. Так и эту мою «копейку» ждёт многотонный пресс на площадке для утилизации автомобилей. И я должен её спасти хотя бы ради удовлетворения собственного любопытства!

Отсутствовал я, судя по часам, минут сорок. Сумерки за это время стали на полтона светлее. Я зашёл в свою квартиру и присел на обувную тумбочку в прихожей. Тапочки на полу, трубка домофона в простенке, плафон коридорной лампы – всё эти привычные элементы моего быта ненавязчиво, как бы мимоходом, стали говорить мне о том, что ничего такого не было: ни машины, ни ключа с конденсатором, ни исландской травы. Реальность агрессивно отвоёвывала назад позиции, утраченные за последний час моей жизни

Я бесцельно прошёлся по квартире. Включил и выключил свет, зажёг и погасил газ. Ещё немного и я бы сам поверил, что ничего не было, что это был какой-то сон. Но на моей руке оставался пыльный след от пучка странной травы, а в моём кармане лежал ключ от «копейки».

Мне захотелось немедленно пойти к машине и повторить эксперимент. Я даже решил взять с собой видеокамеру и уже было полез за ней на полку, но увидел, что за окном почти рассвело. Наступило воскресное утро.

Спустя полчаса я в полудрёме лежал на кровати, подняв глаза к потолку. По его белой поверхности как по киноэкрану, сменяя друг друга, проходили «картинки» недавних событий моей жизни. Вот от меня удаляется серая спина лейтенанта. Трушин останавливается в проёме двери, оборачивается ко мне лицом, и я вижу, что он плачет. Вот мимо меня проносят труп Марии Семёновны, завёрнутый в тот самый ковёр. Вот кучка радиодеталей в пригоршне Семёна Вениаминовича, только у того вместо радужных оболочек глаз вставлены советские копейки. Вот человек, залитый светом так, что не разглядеть его лица. Но я понимаю, что это Евгений Петрович и что он зовёт меня к себе.

Несмотря на полусонное состояние, я параллельно с этими видениями обдумывал текущее положение дел. Я понимал, что следствие в ближайшее время точно не закончится. Не исключено, что доступ к «копейке» могут физически ограничить. Значит, исследование Травы откладывать нельзя, но делать это нужно будет с максимальной осторожностью и только по ночам. Терять будние дни не хотелось, а до отпуска по графику было еще далёко. Что ж придётся на недельку заболеть, благо с участковым терапевтом по этому вопросу у меня было полное взаимопонимание. Впрочем, я никогда такими вещами не злоупотреблял.

Следующей частью моих размышлений стало формирование «набора туриста» – перечня предметов, которые в обязательном порядке нужно брать с собой на Траву.

Набралось несколько пунктов: загранпаспорт для встречи с исландскими полицейскими, упаковка бутылок с питьевой водой, сухой паёк, непромокаемая куртка с капюшоном, мобильник с пополненным счетом и подключенным роумингом. И ещё нужно было средство для защиты – я не забыл про то чувство опасности, которое заставило меня ретироваться с Травы. Несколько лет назад коллеги по работе подарили мне отличный импортный топор. Преподнесли они мне его в шутку, предысторию которой я уже не помнил.

Я, потягиваясь, встал с кровати и вышел на балкон. Топор лежал на стеллажной полке, обёрнутый пакетом из магазина, в котором был куплен. Он был лёгкий и бритвенно-острый.

Трава 17

В этот раз было немного светлее. Туман рассеялся до состояния лёгкой дымки, а ветер почти не чувствовался. Воду с едой я оставил в машине и вышел, держа топор на изготовке.

Рельеф местности шёл с небольшим уклоном вниз. Я стал спускаться, поминутно озираясь по сторонам. На пару сотен метров вокруг была только трава и нечастые каменистые бугры. У подножия этих бугров пучки травы имели совсем безжизненный вид. От лёгкого прикосновения носка ботинка травинки здесь рассыпались в труху. И напротив, чем дальше росла трава от каменного нароста, тем прочнее она держалась корешками за песчаный грунт.

«Копейка», оставшаяся за моей спиной, стала едва различима, и я решил возвращаться. Обратный путь прошёл так же без приключений. Я открыл машину и достал бутылку воды – пить хотелось ужасно.

Утолив жажду, я двинулся со стороны задней части машины в направлении противоположном первоначальному. Тут тоже ощущался небольшой спуск, из чего я сделал вывод, что «копейка» остановилась на вершине пологого холма. Этот склон от того ничем не отличался, только каменные наросты встречались заметно реже и трава была совсем чахлой.

Я прошел метров двести, поднимая за собой облачка пыли. Уже собираясь поворачивать обратно, я заметил какое-то светлое пятно рядом с ближайшим ко мне каменным бугром. Пятно оказалось белым продолговатым предметом сантиметра в три длиной. Я сунул трофей в карман и направился обратно к «копейке».

В салоне я открыл пакет с бутербродами и с аппетитом перекусил. Запивал я свою нехитрую снедь водой из пластиковой бутылки. С удивлением я обнаружил, что за непродолжительное время нахождения здесь, на Траве, я выпил почти всю полуторалитровую бутыль. Виной тому была сильная сухость здешнего микроклимата: у меня быстро пересыхало во рту и начинало резать в глазах. Резь немного отступила, когда я остатками воды из бутылки смочил себе веки.

Подкрепившись, я достал из кармана свою находку. Белый обломок с одной стороны был идеально ровный, а другие его стороны образовались по линии слома. Ровная сторона содержала насечку из бороздок: четыре одинаковые, одна длинная, снова четыре одинаковые, снова одна длинная. Это чередование повторялось пять или шесть раз, и я не сразу в нём распознал миллиметровую шкалу. Увы, в моих руках был не загадочный артефакт, а обломок обычной ученической линейки. Я улыбнулся и бросил его на пассажирское сидение.

Тем временем стало меняться освещение того места, где я находился. Далеко впереди меня, там, где должен был быть горизонт, за серой завесой двигалось что-то очень большое. Нижние слои дымки стали темнеть, наливаясь синевой. И эта синева, поднимаясь от земли всё выше и выше, быстро превратилась в косматый полукруг, заполнивший собой всё лобовое стекло «копейки». Но на этом полукруг не остановился, а продолжил расти, пока не отпочковался от поверхности уже полноценным кругом. Наконец, огромное синее светило встало, залив траву и каменистые наросты ультрамариновыми лучами.

Мой лоб покрылся испариной. То ли от величественности зрелища, то ли от поднявшейся температуры воздуха. Я не понимал, от чего именно. Но одно я понимал точно – это не Исландия!

А синий цвет был уже повсюду. Он, хоть и разбавленный серым, заставлял постоянно щурить глаза, напоминая о моём детском отите, который тогда пытались вылечить синей лампой. В салоне стало невыносимо душно. Я вставил ключ в замочную скважину и завёл «копейку».

Земля 18

Ну и что мне теперь с этим делать? Обратиться в ближайшее отделение Академии наук? Или сразу в Роскосмос: «Здрасьте, я открыл Мир Синего Солнца! Где можно заполнить анкету?»

Да вот только открыл этот Мир не я, а Евгений Петрович! И кто знает, может быть, какие-то структуры с Земли уже давно присутствуют на Траве? Тогда почему эта «копейка» стоит не в секретном ангаре за тройным периметром охраны, а на окраине нашего Мухосранска? И если бы за этой машиной стояла какая-то реальная сила, власть и спецслужбы, то у меня не было бы ни малейшего шанса заполучить ключ от «копейки», не говоря уже о том, чтобы обладать им столь продолжительное время.

Нет, у тайны «копейки» явно неофициальный статус, а следовательно, и узкий круг посвящённых. Но надо было помнить, что эти посвящённые отравили соседку Евгения Петровича только за подозрение в причастности к пропаже ключа. А настоящий виновник до сих пор не наказан и продолжает нагло пользоваться плодами своего преступления!

Знают ли они обо мне? Если за машиной установлено постоянное наблюдение, то наверняка. Почему тогда не предпринимают активных действий? Ждут удобного момента? А может быть, они не такие уж и могущественные, может быть, они опасаются меня не меньше, чем я их?


Забавно, но страх за собственную жизнь даже оттенил всю невероятность того, что со мной произошло. Я недооценил инженерный талант старика! С ума можно было сойти, но созданный им телепорт работал на межпланетном уровне!

В научно-фантастических романах нам рассказывали, что для подобных путешествий в пространстве нужны большие запасы энергии. А тут – поворот ключа в замке зажигания старой машины, и ты оказываешься на неведомой планете, вращающейся вокруг синего солнца! В любом случае, масштаб изобретения потрясал!

Пришёл ли Евгений Петрович к этому результату целенаправленно или же тот стал побочным эффектом его научно-технических экспериментов? Создал ли он «копейку» один или работал в группе? Кем и на каком уровне курировался данный проект? Почему об открытии, которое по значимости можно сопоставить с изобретением двигателя внутреннего сгорания, ничего не знают люди? Вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия. И чем больше я их задавал сам себе, тем больше утверждался в мысли, что самостоятельно не стану осчастливливать человечество. И дело было даже не в печальном опыте Джордано Бруно или Галилея. Во мне всего лишь проснулся собственнический инстинкт. Я чётко понимал, что узкая группа лиц, владеющих монополией на закрытую информацию, легко выведет меня «за скобку», как только эту новую информацию от меня получит.

А к этому я был не готов. «Копейка» наполнила мою жизнь содержанием, о котором ещё совсем недавно я и не мог предположить. Поэтому я твёрдо решил, что буду использовать этот телепорт, пока обстоятельства неодолимой силы не помешают мне либо здесь, либо там!

Хоть участок Травы, осмотренный мной, разнообразием и не отличался, но изучать его следовало системно. И для начала нужно было составить карту местности. У меня ещё со студенческих времён сохранились листы миллиметровой бумаги формата А1. Я взял один лист и подогнул его края таким образом, чтобы осталась центральная часть размером А4. А затем сложенный лист я закрепил на жёсткой подложке с прижимом вверху. Получился рабочий планшет.

По мере картографирования, я планировал освобождать новую рабочую поверхность миллиметровки, подгибая уже обработанные её части. За единицу деления на местности я буду брать свой шаг, соответственно он будет равен одному миллиметру на карте. А первыми отметками на ней станут естественные ориентиры Травы – каменистые наросты-бугры.

Работа предстояла интересная, но ограниченная по времени. Похоже, что время «прыжка» на Земле и на Траве как-то синхронизировалось. В предыдущий раз я завёл «копейку» во дворе за два часа до восхода нашего солнца, и примерно через эти же два часа я был изгнан с Травы лучами синего гиганта. Значит, мне нужно будет пошевеливаться. Впрочем, впереди у меня было ещё пять дней, точнее, пять ночей, а это целых десять часов первобытных ощущений и эмоций!

Трава 19

В мой расширенный набор туриста вошли ещё солнцезащитные очки, налобный фонарик и мел. Мелом я ставил отметки на каждом каменистом наросте, после того как отмечал его на карте. Сначала я хотел использовать буквенно-цифровые обозначения, но потом отказался от этой идеи, так как не смог придумать систему, которая бы легла в основу нумерации. Дело в том, что бугры не стояли относительно прямыми рядами или по радиальным лучам, а располагались совершенно хаотично. Поэтому на ближние каменистые наросты, которые находились в зоне видимости «копейки», я ставил кружочки, а на все остальные – крестики.

Это нужно было ещё и для того чтобы не заблудится в тумане и понять: приближаюсь ли я к машине или, наоборот, удаляюсь. Саму же «копейку» на карте я разместил в самом центре и обозначил закрашенным прямоугольником шириной три и длиной восемь миллиметров. А рабочую зону карты я карандашом разделил на четыре одинаковых сегмента таким образом, что «копейка» оказалась ровно в перекрестье прицела. На обработку одного сегмента я планировал тратить один «прыжок». И как показал потом опыт, этого времени мне хватило впритык.

Хоть площадь сегмента была небольшая, но двигаться по нему быстро не получалось. Чтобы отметить первый бугор на карте, мне пришлось сделать два шага вправо от переднего правого угла кузова машины, а затем, повернувшись налево на девяносто градусов, пять шагов прямо. Этот первый бугор стал отправной точкой для нанесения на карту следующего бугра, и так далее.

Понятно, что все мои прямые шаги и повороты на девяносто градусов были условны относительно сторон света, но и лучшего метода у меня пока не было. Впрочем, когда уже нанеся с десяток бугров на карту, я решил обратным ходом проверить корректность своих отметок, то погрешность не превысила одного шага.

Данная точность меня вполне устраивала. Но что не устраивало, так это неудобство при работе с самой картой. Ведь, кроме планшета с ней мне приходилось держать в руках ещё и карандаш, мел и топор. Последний я постоянно клал на землю, когда делал отметку на миллиметровке, а потом и вовсе стал носить его подмышкой. Видимо, для нашей русской безалаберности не существовало ни земных границ, ни галактических. Я улыбнулся, подумав об этом, и стал про себя напевать: «Мы – дети Галактики».

Я уже почти закончил с первым сегментом карты, как нижние слои туманной дымки стали набирать знакомую синеву. Два ближних ко мне нароста я отметил на глаз и повернул в сторону «копейки». Хоть двигался я и быстрым шагом, но широченная волна ультрамарина всё же обогнала меня, и последние несколько метров мне пришлось пробежать уже в этом синем мареве.

Всё моё существо хотело теперь только одного: убраться отсюда, причём незамедлительно! Обе замочные скважины – дверную и в замке зажигания – мне пришлось нащупывать. Я не мог ничего толком разглядеть, так как щурился даже в очках.

Ввалившись в салон, я смачно хлопнул дверью, будто это могло спасти от жарких объятий чужого солнца. И «копейка» легко завелась, вынося меня в прохладу раннего земного утра.

Земля 20

«Родная, родная, родная земля…», – меня всё не отпускал лещенковский репертуар. Я пел про себя и тихо радовался, собирая в рюкзак свой походный инвентарь. Наверное, похожее чувство испытывали наши космонавты после каждого нештатного приземления.

Солнце ещё не начало всходить, и коробки домов за лобовым стеклом стояли тёмной безликой массой. Внизу этой развернувшейся панорамы, которая состояла из серых и нечётких объектов, я увидел светлое пятно с поразительно ровными краями.

Я пригляделся – это был белый прямоугольник. Только спустя секунду я понял, что смотрю на конверт, прижатый снаружи дворником к лобовому стеклу. Я быстро собрался, вынул ключ и конденсатор. Затем вышел из машины и осмотрелся по сторонам. Придерживая дворник, я осторожно достал конверт.

На пути домой мне, как и в предыдущие разы, никто не встретился. Но было как-то тревожно. Как же я проглядел конверт, когда садился в машину? Интересно, что в нём: квитанция о штрафе, рекламный буклет или чья-то дурацкая шутка? Или это всё же они – хранители «копейки», которые решились выйти из тени и предъявить свои условия?

Когда-то много лет назад я переписывался с одной девушкой, но сегодняшний конверт я вскрыл с большим нетерпением, чем тогда долгожданные её письма. Увы, записки с угрозами или предложениями конверт не содержал. Из него выпала одна небольшая чёрно-белая фотография. На старом снимке было портретное изображение десятилетнего пацана в советской школьной форме: неровно повязанный пионерский галстук, простое обычное лицо, светлые короткие волосы. Лишь угольки чёрных глаз выдавали непоседливый и своенравный характер их обладателя.

Я перевернул фотографию в надежде увидеть имя мальчишки или дату и место съёмки, но оборотная сторона содержала только одну надпись: «Найдите его».

Я долго всматривался в лицо этого ребёнка, тщетно пытаясь угадать в нём будущие черты знакомых мне людей. А потом пошёл от обратного и стал разглядывать в семейном альбоме групповые фотографии из своего школьного детства. И вначале я в этом пацане даже узнавал многих своих одноклассников, но более пристальное сличение в очередной раз убеждало меня в ошибке.

Я не знал кто изображён на фото и у меня не было даже предположений. Правда, мелькнула мысль, что я стал случайным адресатом в детском дворовом квесте, но я сразу её отмёл, ведь тогда на фотографии должен был быть современный ребёнок, который в этом квесте участвовал. А эта фотография была сделана в советское время, в этом я был уверен на все сто процентов!

Содержимое послания оставалось для меня до конца не расшифрованным, но сам факт письма однозначно говорил о том, что мне предлагают сотрудничество. Значит, участь Кислициной мне пока не грозила, по крайней мере, до получения нового конверта.

Надпись на фотографии можно было расценивать и как просьбу, и как приказ. Только сроки и способы выполнения данного приказа были непонятны, так же как и последствия его неисполнения.

Жаль, что на информацию отправитель поскупился: ни имени, ни даты, ни места. И при мысли о месте меня словно током ударило! Все эти персональные данные могли быть полезны только в одном случае – если человек потерялся здесь! А этого пацана на Земле не было! Видимо, в результате детской шалости или халатности взрослых, или того и другого, он остался на Траве! Вот почему мне послали его детскую фотографию – она была последней в буквальном смысле. И вот почему его имя, возраст и адрес не имели ни малейшего значения для поиска.

Но как так получилось, что Евгений Петрович не смог вернуть его обратно? Я внутренне содрогался, представляя, как этот ребёнок медленно умирал в чужом мире под палящими лучами синего солнца. Наверняка высушенные кости в истлевшем школьном костюме – это всё, что от него сейчас осталось.

Этот мальчик, похоже, был родственником, скорее всего сыном, кого-то из ближайшего окружения Евгения Петровича, их тех самых посвящённых хранителей тайны «копейки». И моим долгом перед стариком и его соратниками было найти хотя бы останки этого несчастного. Теперь моя исследовательская миссия на Траве дополнилась чисто человеческим содержанием. Я должен был вернуть земное на Землю!

Трава 21

По времени пребывания этот «прыжок» получился коротким, зато копилка моих знаний о мире Травы пополнилась существенным фактом.

«Копейка», как и раньше, встала на вершине пологой возвышенности. Я стал выходить из машины и тут же полностью увяз левой кроссовкой в жидкой грязи. Мне даже пришлось опереться на верх двери и крышу «копейки», чтобы вытащить левую ногу, которую потом так и пришлось оставить на весу. И в таком неудобном положении, держась на руках и правой ноге, я стал обозревать знакомый пейзаж.

Я смотрел на эту местность, которую измерял шагами в прошлый раз, и не узнавал её! Нет, каменистые бугры-наросты остались на своих местах. Но они потемнели, влажно поблёскивая, и на ближайших из них я не смог разглядеть своих отметок.

Туман, ранее имевший горизонтальную слоистую структуру, теперь повсеместно разрывался струйками вертикальных испарений. А всё пространство в зоне моей видимости превратилось в какую-то болотную жижу. Отчасти это было похоже на огромный натяжной потолок, который развернули и опустили на хаотично расставленные внизу колышки, а потом эту конструкцию сверху обильно залили грязевым раствором.

Теперь микрорельеф этого участка Травы читался особенно хорошо. Каменистые бугры были выступами более глубокой твёрдой породы, а пространство между ними являлось вогнутыми линзами сложной геометрической формы. В этих линзах и находился почвенный слой, на котором росла трава. Правда, траву в этот раз было видно только вблизи бугров, где её не скрыла жижа. А между буграми лежали грязевые ванны, и их поверхность слегка подёргивалась лёгкой рябью от ветра.

Сама трава тоже сильно изменилась. Травинки разбухли, увеличившись в толщине в несколько раз, и по форме стали похожи на бурые склизкие водоросли. И ожерелья из этого мочала теперь украшали каждый каменистый нарост.

Я впервые застал последствия дождя на Траве, точнее, ливня. Событие это, судя по ранее царившей здесь суши, было весьма редким. Но видимо, именно дождь был гарантом жизни на этой планете. Чахлая трава на многие дни вперёд насыщалась этой питательной влагой, чтобы потом бороться за каждую её молекулу с безжалостным синим светилом. Бороться каждый день от восхода и до заката, пока очередной ливень не принесёт живительное спасение.