Копчёная селёдка без горчицы

— Вот почему, когда болезнь усилилась, он вынужден был сидеть дома. Весь последний год или даже дольше. Миссис Булл рассказывала сказки, что он уехал, все это время он был прямо тут, в Букшоу, и работал после наступления темноты. Он литейщик, вы знаете, и, вероятно, довольно искусный. Потому что отливает из металлолома поддельный антиквариат.

— Да, — сказал инспектор Хьюитт, удивив меня. — Не секрет, что когда-то он работал у Сэмпсона в Ист-Финчинге.

— И до сих пор работает, — предположила я. — По крайней мере ночами.

Инспектор Хьюитт закрыл блокнот и встал.

— Очень рад сообщить вам, полковник, что ваши каминные шпаги вскоре вернутся на место. Мы обнаружили их в каретном сарае, где Хейрвуд хранил антиквариат.

Я была права! Лиса Салли и Шоппо в доме Бруки — это вещи Харриет! Заменив их копиями, Бруки просто ждал возможности продать оригиналы в Лондоне.

— Об очень изощренных ворах и изготовителях фальшивок, полагаю, в должное время вы прочитаете в газетах.

— А что насчет мисс Маунтджой? — выпалила я. Мне было очень жаль бедную Тильду Маунтджой.

— Ей может быть выдвинуто обвинение в соучастии, — сказал инспектор. — Это дело главного констебля. Непростая задача.

— Бедный Колин, — добавила я. — У него нелегкая жизнь, не так ли?

— Могут обнаружиться смягчающие обстоятельства, — сказал инспектор Хьюитт. — Кроме этого, я ничего не могу сказать.

— Я точно поняла, что он замешан, когда нашла веревку.

Не успев произнести эти слова, я уже пожалела об этом.

— Веревку? Что за веревка?

— Веревка, которая упала сквозь решетку в фонтане Посейдона.

— Вулмер? Грейвс? Что мы об этом знаем?

— Ничего, сэр, — ответили они в унисон.

— Тогда, возможно, вы сделаете милость и немедленно отправитесь к фонтану, чтобы ликвидировать эту оплошность?

— Да, сэр, — ответили они и с красными лицами промаршировали из гостиной.

Инспектор снова сосредоточил на мне пристальное внимание.

— Веревка, — сказал он. — Расскажи мне о веревке.

— Без нее было не обойтись, — объяснила я. — Бруки был слишком тяжелым, его мог поднять на фонтан только очень сильный человек. Или бойскаут с веревкой.

— Благодарю, — сказал инспектор Хьюитт. — Достаточно. Уверен, мы сможем заполнить пробелы.

— Кроме того, — добавила я, — потертость на трезубце довольно ясно показывает, что без веревки не обошлось.

— Спасибо. Полагаю, мы уже это заметили.

Что ж, подумала я, вам некого винить, кроме самих себя, если вам не пришло в голову поискать веревку, которая оставила этот след. Временами представители власти ставили меня в тупик.

— Один последний момент, — заключил инспектор, потирая нос. — Возможно, ты будешь так добра, что просветишь нас по поводу маленького вопроса.

— Я к вашим услугам, инспектор, — ответила я.

— Зачем же Колин повесил Бруки на фонтане? Почему не оставил там, где он был?

Я начала издалека.

— Они дрались за ложку для лобстеров внутри основания фонтана. Когда Колин внезапно отпустил ее, Бруки по инерции изо всех сил воткнул ее себе в нос. Несчастный случай, конечно же.

Хотя именно так рассказал мне Колин, я должна признаться, что изрядно приукрасила историю для инспектора. В версию Колина я не верила абсолютно. Смерть Бруки, по моему мнению, была местью Колина за годы жестокого обращения. Это было убийство, самое настоящее.

Но кто я такая, чтобы судить? У меня нет намерения еще больше отягощать положение Колина.

— Бруки упал спиной на каменные ступени. Должно быть, именно это его и убило.

О Боже, прости мне эту маленькую ложь во спасение!

— Колин захватил веревку из туннеля и вздернул его на трезубец Посейдона. Ему пришлось связать запястья Бруки, чтобы его руки не выскользнули из пальто. Он не хотел рисковать, что тело упадет.

Инспектор бросил на меня взгляд, который я могу охарактеризовать только как скептический.


— Бруки, — продолжала я, — говорил Колину о верованиях хромцов, что рай прямо над головой. Видите ли, он хотел дать Бруки, так сказать, рывок на старте.

— Бог мой! — воскликнул отец.

Инспектор Хьюитт почесал нос.

— Гмм, — протянул он. — Производит впечатление притянутости за уши.

— Вовсе нет, инспектор, — возразила я. — Именно так Колин все объяснил мне. Уверена, что когда доктор Дарби и викарий разрешат вам допросить его…

Инспектор печально кивнул, как будто подозревал это с самого начала.

— Благодарю, Флавия, — сказал он, вставая и закрывая блокнот. — И вам спасибо, полковник де Люс. Вы были более чем великодушны, помогая нам разобраться в этом деле.

Он пошел к двери гостиной.

— О, Флавия, — произнес он довольно застенчиво, оборачиваясь. — Я чуть не забыл. Я пришел сегодня отчасти как посланец. Моя жена Антигона будет рада, если ты придешь на чай в среду… Если ты свободна, разумеется.

Антигона? Чай? И тут до меня дошло.

О, чудный день! Урла-лап! Кур-ла-ла![66] Эта сияющая богиня Антигона призвала меня, Флавию Сабину де Люс, в свой увитый лозами дом!

— Благодарю, инспектор, — чинно ответила я. — Я проверю календарь и посмотрю, смогу ли я найти немного времени.



Я летела вверх по ступенькам. Не могла дождаться, чтобы рассказать Порслин!

Мне следовало бы догадаться, что она ушла.

Она вырвала чистый лист из моего дневника и приколола его к подушке булавкой:

Спасибо за все. Заходи, когда будешь в Лондоне.

Твоя подруга

Порслин.



И все, и больше ничего.

Сначала меня охватила печаль. Я никогда не встречала никого, похожего на Порслин Ли. Я уже по ней скучаю, несмотря на все наши разногласия.



Оказалось, мне сложно написать о портрете Харриет.

Оставить портрет в студии Ванетты Хейрвуд стоять лицом к стене — это даже не обсуждалось. Она, в конце концов, предложила его мне, и, поскольку Харриет сполна заплатила за работу, картина принадлежала Букшоу.

Я повешу ее тайком, решила я, в гостиной. Сдерну полог перед моим семейством со всеми церемониями, которые я способна изобразить. Не могу дождаться.

В конце концов, привезти картину оказалось не очень сложно. Я попросила миссис Мюллет перекинуться словечком с Кларенсом Мунди, владельцем единственного такси в Бишоп-Лейси, и Кларенс согласился «осуществить доставку», как он выразился.

Темным дождливым днем в конце сентября мы подъехали к воротам коттеджа в Мальден-Фенвике, и Кларенс проводил меня до двери, держа огромный черный зонт.

— Входите, — сказала Ванетта Хейрвуд. — Я вас ждала.

— Простите, мы немного опоздали, — извинилась я. — Дождь и тому подобное…

— Никаких проблем, — ответила она. — По правде говоря, я нахожу, что дни нынче тянутся дольше обычного.

Кларенс и я ждали в прихожей, когда сердитая Урсула появилась с большим предметом, завернутым в коричневую бумагу.

— Не промочите его, — сказала Ванетта. — Это моя лучшая работа.

Так мы привезли портрет Харриет в Букшоу.

— Подержи зонт, — попросил Кларенс, готовясь извлечь сверток с заднего сиденья машины. — Мне потребуются обе руки.

Прикрывая пакет от косого дождя, мы бросились к двери, словно неуклюжие трехногие бегуны.

Я расплатилась с Кларенсом и была на середине вестибюля, когда внезапно из кабинета появился отец.

— Что ты притащила в дом на этот раз? — поинтересовался он, и я не нашла в душе сил солгать.