Копчёная селёдка без горчицы

Ничего, за исключением моего дыхания. Я осторожно выглянула за угол…

— Бек! — раздался громкий голос почти у меня над ухом.

Я отдернулась и распласталась по стене.

— Бек, а ну иди сюда. Человек из «Квенча» вот-вот придет, и мы должны быть готовы отдать ее. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что случается, когда мы заставляем их ждать.

«Эллис и Квенч», насколько я знала, — самая большая и самая старая контора ритуальных услуг в Хинли, широко известная своими сверкающими катафалками марки «Роллс-ройс» и сияющими «даймлерами» для сопровождающих.

«Уж „Эллис и Квенч“ хоронят так хоронят», — однажды сказала мне миссис Мюллет. Легко могу поверить, что они не любят ждать.

— Экономка свои панталоны узлом завяжет, — продолжал голос, — если мы не сделаем все тип-топ по последней моде. А когда экономка несчастна, я тоже несчастен, а когда я несчастен, ты тоже несчастен. Бек? А ну дуй сюда, живо!

Донесся звук шаркающих по деревянным доскам ботинок, и затем голос — удивительно юный голос, наверное, голос мальчика — сказал:

— Простите, мистер Мартин. Я забыл вам сказать. Они звонили минут двадцать назад. Сказали, что задерживаются. У них вызов в старый изолятор.

— Ах, задерживаются, да? Жулики! Мы для них все равно что листья на ветру, пока они раскатывают по округе на своих чертовых «бентли». Что ж, я пошел в котельную выпить чашку чаю, «Квенч» там или не «Квенч».

Я ждала, пока не услышала звук закрывающейся тяжелой двери.

Я сделала глубокий вдох, потянула тяжелую дверь и вошла в слабо освещенный коридор.

Мраморные полы, крашеные стены — первые четыре фута над полом коричневые, а выше отвратительного зеленого цвета, до самого потолка, выглядевшего так, будто его последний раз белили в прошлом веке.

Справа от меня находились три крошечных отсека, один занимала каталка, на которой под простыней лежало нечто. Не требовалось особого воображения, чтобы догадаться, что там. Вот оно, самое настоящее тело!

Я умирала от любопытства заглянуть под простыню, но сейчас не время.

Кроме того, часть меня не хотела знать, не Фенелла ли это.

Не сейчас. Не таким путем.

С того места, где я стояла, я могла видеть весь коридор, простиравшийся довольно далеко. Он казался бесконечным.

Я начала медленно двигаться, переставляя поочередно ноги: правая… левая… С одной стороны коридора была двустворчатая дверь с надписью «Прачечная». Оттуда доносился приглушенный гул стиральных машин и женский смех.

Левая… правая… с носка на пятку…

Следующая дверь вела на кухню: стук тарелок, разговаривающие голоса и сильный, стойкий запах жирного кабачкового супа.

Суп на завтрак? До меня дошло, что я не ела со вчерашнего дня, и в животе закрутило.

Следующую дюжину шагов стены оказались необъяснимо зеленого мшистого цвета, а потом, совершенно неожиданно, сменили оттенок на тошнотворный горчично-желтый. Кто бы ни выбирал краску, решила я, он хотел, чтобы те, кто вошел в больницу не больным, точно заболели до того, как уйдут.

Следующий ряд дверей слева, судя по концентрированному запаху формалина, вел в морг. Я слегка вздрогнула, проходя мимо, не от страха, а скорее от удовольствия.

Еще одна комната была помечена табличкой «Рентген», а дальше по обе стороны коридора — открытые двери с номерами на каждой. В каждой комнате кто-то спал или ворочался. Кто-то чихал, кто-то стонал, и мне показалось, что я услышала звук женского плача.

Палаты, подумала я, на втором и третьем этажах должны быть еще.

Но как я найду Фенеллу? До этого момента я не задумывалась на эту тему. Как можно быстро найти иголку в стоге сена?

Уж точно не разглядывая каждую соломинку!

Я уже дошла до дверного проема, открывавшегося в просторное фойе, в середине которого закутанная в черный шерстяной свитер женщина внимательно изучала разложенные перед ней на столе игральные карты. Она не слышала, как я подошла.

— Простите, — сказала я, — но вы можете положить пятерку бубен на черную шестерку.

Женщина чуть не упала со стула. Она вскочила на ноги и обернулась ко мне.

— Никогда, — сказала она, и ее лицо налилось свекольным цветом, — никогда не смей… — Ее кулаки конвульсивно сжимались и разжимались.

— Извините, если я вас напугала, — произнесла я. — Я не хотела, правда…

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила она. — Никаких посещений до полвторого, а сейчас только… — Она бросила быстрый взгляд на крошечные наручные часы.

— Я жду кузину, — объяснила я. — Она только что проскользнула, чтобы принести бабушке немного…

Я сделала глубокий вдох и напрягла мозги в поисках вдохновения, но в голову приходило только одно — вернее, в ноздри — тошнотворный запах, все еще сочившийся из кухни по коридору.

— …супа! — сказала я. — Мы принесли бабушке немного супа.


— Суп? — Интонации женщины — и ее брови — изобразили перевернутую букву «V». — Вы принесли суп? Сюда? В больницу?

Я кротко кивнула.

— Кто ваша бабушка? — спросила она. — Как ее зовут? Она здешняя пациентка?

— Фенелла Фаа, — без колебаний ответила я.

— Фаа? Цыганка? — уточнила она, втягивая воздух.

Я молча кивнула.

— И твоя кузина, как ты говоришь, принесла ей суп?

— Да, — сказала я, показывая наугад, — она пошла туда.

— Как тебя зовут? — спросила женщина, хватая отпечатанный листок со стола.

— Флавия, — ответила я. — Флавия Фаа.

Это было достаточно невероятно, чтобы сойти за правду. Фыркнув, как лошадь, женщина унеслась по широкому коридору.

Я пошла следом за ней, но не думаю, что она заметила. Тем не менее я держалась подальше, надеясь, что она не обернется. Мне повезло.

Не посмотрев назад, она скрылась во второй комнате слева, и я услышала звук отдергиваемой занавески. Один взгляд обнаружил Фенеллу на дальней кровати с перебинтованной головой.

Я спряталась под накрытой тканью тележкой, стоявшей у стены.

— А ну-ка, выходи оттуда! — услышала я голос женщины, за которым последовал стук открывающейся двери — вероятно, в туалет при палате.

Повисло молчание, потом тихое бормотание под нос. Она разговаривает с Фенеллой или сама с собой?

Единственное слово, которое я четко расслышала, было «суп».

Еще одна короткая пауза, и затем звук шагов женщины, удаляющихся по коридору.

Я сосчитала до трех, затем мышкой проскользнула в палату Фенеллы, закрыв за собой дверь. Душок эфира сказал мне, что это, должно быть, операционная.

Фенелла неподвижно лежала на спине с закрытыми глазами. Она выглядела такой хрупкой, как будто простыни высосали из нее последние соки.

— Здравствуйте, — прошептала я, — это я, Флавия.

Ответа не было. Я потянулась и взяла ее за руку.

Медленно-медленно ее глаза открылись и попытались сфокусироваться.

— Это я, Флавия, — повторила я. — Помните?

Ее морщинистые губы сжались, и высунулся кончик языка. Казалось, голова черепахи выбралась из-под панциря после длинной зимы на дне пруда.

— Лгунья… — прошептала она, и я улыбнулась так глупо, как будто только что выиграла первый приз на летнем празднике цветов.

Вяло облизнув губы, Фенелла повернула ко мне лицо, в ее черных ввалившихся глазах неожиданно появилось выражение мольбы.

— Срета, — довольно отчетливо произнесла она, сжимая мне руку.

— Простите, — сказала я, — не понимаю.

— Срета, — повторила она. — Пуфф.

Меня осенило.

— Сигарету? — уточнила я. — Вы это говорите?

Она кивнула.

— Срета. Пуфф.

— Простите, — сказала я, — я не курю.

Ее глаза умоляюще уставились в мои.

— Вот что, — решила я. — Я найду вам сигарету, но сначала мне надо задать вам несколько важных вопросов.

Я не дала ей времени поразмыслить.