Координаты звезды 19:50:47

— Она сказала, что я козёл и мне не стоит верить, — сдал сам себя Муаммар.

Я покачала головой и тяжело выдохнула.

— И это, между-прочим, в первый раз неоправданно, — хвастливо заметил он.

Мой хмык, и опускание головы на его плечо.

— Значит были и другие «оправданные» разы? — шепнула я.

— Не буду отрицать, — неожиданно прохладное, будто бы он не желал, чтобы я об этом узнала.

Что противоречило, как с его извечным поведением, так и с прошлыми словами.

— Знаешь, — я подняла голову и встретилась с ним глазами, — я тут вспомнила слова твоей сестры и твоё поведение, когда все это только началось.

Он кивнул, говоря тем самым, что я могу продолжать.

— Ты и в самом деле не сможешь меня бросить? — я внимательно оглядела его лицо, — вообще никогда?

Альтаир усмехнулся, кажется, сам над собой.

— Сможешь бросить? Тебе стоило сперва спросить, хочу ли я этого, — он непреклонно вернул мою голову к собственному плечу, чтобы я не загораживала ему обзор, и продолжил, — поговорим об этом в тот момент, когда ты увидишь, как курты Танатоса за своими волчицами готовы бежать на край света.

Я подняла голову и не сдержала улыбку и довольного:

— А ты не готов?

То, как сквасился от этого Альтаир, было невероятным — будто бы его подловили на чём-то, чем заниматься он не стал бы никогда и ни при каких условиях. Потому я и рассмеялась, а ему пришлось вновь отворачивать меня.

— Ты такая провокаторша, волчонок! Я ожидал от тебя чего угодно, но не наглого высмеивания моего падения! — деланно сурово и обиженно произнес он, занося меня на террасу.

— Падения?! — мое возмущённое, — влюблённость в меня ты назвал падением?!

Он закатил глаза и произнес длительное «Чшшш!», поднеся к моим губам свободную руку.

— Дели должна уже спать, — пояснил он полушёпотом, — и нет, падением я назвал своё поведение типичного подкаблучника, — усмехнулся он, — но, знаешь, я готов произнести это с гордостью! Я — подкаблучник!

Я засмеялась вновь, уткнувшись в его плечо.

Что-что, а Муаммар был крайне далёк от того, кем он себя называл. В этом, кажется, и был смысл подобных слов — тот, кто мог это признать, таковым не являлся.

— Ты даже обижаться на себя не разрешаешь, — развела руками я, — не хочу тебя расстраивать, — сказала так, будто хотела наоборот, — но я уже поняла, что ты крайне ревнив, тираничен и вреден! Не могу поспорить с тобой насчёт куртов Танатоса, но любой американский мужчина будет мягче и спокойнее тебя!

Альтаир обиделся. Как обычно позерски, однако бросить меня на мягкий диван в гостиной ему это не помешало, так же, как и ответить:

— Ну ты и хамка, Джулия Муаммар! — он искоса взглянул на то, как я посмеиваясь ползу по дивану до него, — пойдём есть, вредина, — он резко сменил линию поведения и сгрёб меня в охапку, — уже поздно, а тебе ещё завтра учиться.

Я радостно закивала, неожиданно даже для самой себя чмокнула его в кончик носа и улыбнулась, когда он замер, глядя на меня с… любовью?

— Никаких американских мужчин, — сказал он, — никаких мужчин вообще.

— Как скажете, мой господин, — весело ответила я.

Поужинали мы быстро — я вдруг поняла, что до невозможности устала, и Альтаиру пришлось почти отнимать у меня чашку с чаем и заставлять подниматься наверх. Второе ему не удалось, потому мы легли на диване в гостиной и включили какое-то низкобюджетное кино в приложении на телевизоре.

Что забавно — мужчина уснул первый, не дождавшись даже четверти фильма, благодаря чему время как я смогла пронаблюдать смену его извечно улыбающегося лица на обычное, расслабленное. Для меня было привычным видеть или его милое позерство, или ехидство, но в это мгновение он казался мне совсем другим человеком, будто маска спала, а моё отношение не успело поменяться.

У него были достаточно жёсткие восточные черты лица, которые можно было бы назвать агрессивными или хищными, что было не заметно во время его бодрствования, но сейчас было очевидно. Я могла бы сказать что угодно про его красоту или длину тех же ресниц (которым хотелось завидовать едкой завистью), но в первую очередь я удостоверилась в жёстком, сильном характере Альфы и в холодном, едва ли уравновешенном нраве, который со всей очевидностью ещё даст о себе знать.

Я уже начала ловить проявления этих черты, но ничего ровным счетом не делала. Возможно, это было глупо — терпеть что-то подобное сегодняшней нашей размолвке, вот только на меня давило несколько факторов, самым значимым из которых были частые заверения мамы о том, что я не должна поступать так, как сделали они с бабушкой. И мне было тяжело от этого — присутствовало ощущение, что я делаю или неверный выбор, или делаю его не сама.

***

Утром меня разбудил шёпот мамы и лёгкие поглаживания по голове от Аира.

— Пора вставать, волчонок, — нежный поцелуй в лоб, мне захотелось потереть его от щекотки, — ты сама хотела в колледж — могла бы сейчас беззаботно спать, — он хмыкнул, — но у тебя же очередные грандиозные планы и шило в… попе.

Его ворчания мне не понравились совершенно. Я сонно приоткрыла глаза, приподняла голову и, только увидев его улыбку, натянула воротник его футболки на его же рот. Мужчина хмыкнул, я положила голову обратно на его грудь и вновь закрыла глаза.

— Джулия Питерс! — громко сказала мама, хорошо зная мою неподъёмность с утра, — если ты сейчас не встанешь, то я вылью на тебя стакан ледяной воды!

— Беатрис, — очень холодно и как-то угрожающе прошипел Муаммар.

Я подняла кверху руку, положила ему на живот и оперлась на неё, чтобы сесть и недовольно оглядеть мир. За окном назревал рассвет.


— Зачем так рано? — спросила я сама у себя, а потому полушёпотом, — сколько сейчас? Семь?

Уже проснувшийся Аир оглядел меня с крайне милой улыбкой выспавшегося человека, в отличие от сонной меня, которая на работу даже вставала в половину девятого!

— Почти семь, — обрадовал меня мужчина, — занятия начинаются в девять, а нам ещё ехать до города.

Я расслабила руку, упала, уткнувшись в его твердый живот, и зашипела от боли в с трудом выдержавшим такое носу.

— Если не пойдешь в ванную сейчас, то тебя туда понесу я, — посыпались угрозы от него, — и тогда на еду и сборы тебе останется всего полчаса.

Осознать в полной мере его посыл я смогла, только когда меня поставили перед дверью в ванную его комнаты на втором этаже, после чего подтолкнули шлепком по мягкому месту и остались с сомнением смотреть на мои вялые шаги в сторону стеклянной двери душевой.

— Я передумал, — подхватил даже не сопротивляющуюся меня он. Затем, правда, отпустил, явно желая понаблюдать на моё избавление от вчерашней одежды, — Джули, ты можешь остаться дома.

Я мотнула головой, совершенно несексуально запнулась о штанину и вынырнула, наконец, из её плена. Альтаир не сдержал весёлой улыбки.

— Ты не мог бы хм… выйти? — вспомнила я наше прошлое и позапрошлое купание вместе, — а лучше выделить мне комнату с отдельной ванной.

— Нет, конечно, — усмехнулся он, подошел ко мне и потянул вверх кофту, помогая мне разобраться с ней быстрее.

— Ты же не… — я немного сонно выбиралась из рукавов.

Мужчина довольно улыбнулся.

— Я сегодня совершенно свободен во второй половине дня, — произнёс он совсем не то, чего я ожидала услышать, — а знаешь, что это значит?

Я мотнула головой и закрыла дверцу, радуясь тому, что до уровня моих глаз она была матовая и непрозрачная. Только в этом не было особого смысла — если бы кое-кому нужно было заглянуть в душевую, то он со своим ростом сделал бы это легче лёгкого.

— Это значит, что нас сегодня ждет куртья церемония! — с улыбкой продолжил он, — помнишь я обещал тебе, что мы поиграем? Мм-м… в этот раз ты не убежишь.

Я протёрла глаза ладонью, сняла бюстье и включила воду.

— Церемония чего? — дошло до меня.

Альтаир сквасился.

— Вот зачем тебе это знать? Церемония и церемония. Ты даже не пострадаешь. Может быть, — приглушённые слова и невероятный хитрый взгляд на меня.

Мой невысказанный вопрос повис в воздухе.

— Мы куда-то поедем? — пошла на попятную я, — мне нужно будет разобраться с учёбой и… куда ты дел мои вещи? Мне нужны конспекты Амелии.

— Нее… — протянул он, — всё будет проводится в стае, — хмык, — если ты, конечно, не запланировала сбежать от меня в Мексику, — очень обещающий взгляд и низкий тон, — я поймаю.

Сомнений в этом у меня не было.

— А вещи уже разложены в гардеробной, — он задумчиво хмыкнул, — конспекты на столике у кресла. Могу перенести в библиотеку или в кабинет.

Я в этот момент сиротливо оглядывала полки с моющими принадлежностями, на которых обнаружила подобные моим новые флаконы. Они были на отдельной полочке — запечатанные и, кажется, поставленные сюда не ранее суток назад, потому как ещё в прошлый раз здесь ничего не было.

— У тебя есть библиотека? — удивленно спросила я, — это… неожиданно. И круто.

Я уловила его взглядом только тогда, когда он уже заходил в кабину ко мне, причём полностью голый и совершенно… готовый.

— Твоё обнажённое близкое нахождение рядом со мной сродни мукам, — произнёс он и хитро впился в мои губы поцелуем, чтобы я не смогла ответить на его наглость.

На этот раз всё было условно целомудренно, и мы даже успели уложиться в приятные во всех смыслах пятнадцать минут. Я уже чувствовала, что опоздаю, когда его руки нежно скользили по моему телу, смывая лёгкие пенные шапочки от геля. Но даже это не было самым прекрасным во всей этой ситуации, а то, что основательно проснувшаяся я могла делать с ним что-то подобное. От этого было не столько горячо, сколько тепло на сердце. Я чувствовала яркую страстную вспышку пусть не первой, но определенно самой сильной и искренней любви. Её нельзя было сравнить с чистотой или чем-то безусловно лёгким и нежным, нет. Это была яркая и очень порочная любовь, которая могла стать крайне губительной в будущем. Но, кажется, только для меня.

— Я уже говорил тебе, что меня возбуждает твоя улыбка? — спросил мужчина, когда мы двое выходили в спальню чистые и довольные, — сейчас ещё утро, а оно всегда для меня мм-м… беспокойное. Может останешься дома? Бета увезет сестру, а мы с тобой…

Договорить свою мысль он не успел, потому как я вошла в гардеробную, закрыла тонкие дверцы и включила свет.

— Не хочешь, как хочешь, — деланно обиженное и следом крайне обещающее, — я отымею тебя на церемонии в два раза сильнее и дольше.

Я подавилась.

— Ты точно должен рассказать мне про эту церемонию! — потребовала решительно.

Я распахнула дверцы и узрела стройный вид лежащего на собственной кровати обнажённого идеала, мечтающего о том, о чём он говорил мне полминуты ранее. Как я об этом догадалась — понять не сложно.

— Не-а, — косая улыбка, — единственное, что я должен, это отыграться за всё своё прошлое терпение и лишь частично удовлетворенное вожделение.

Я хмыкнула, взяла с полки первые попавшиеся шорты, майку и белье, после чего подошла к нему, по дороге начав одеваться.