Контртеррор

– Спасибо, Тимофей Васильевич. Помогите мне не промахнуться мимо стула, – с каждым словом, голос Николая обретал силу, а лицо начало краснеть.

Сев на стул, император несколько раз глубоко вздохнул и задумчиво произнёс:

– Значит, помножить на ноль вплоть до второго колена, Тимофей?! Да, дядя, ты перешёл черту…

Ширинкин ошарашенно переводил взгляд с меня на императора и обратно.

А потом всё закрутилось. Николай приказал срочно подготовить поезд. Приём в Зимнем отменялся. Пока быстро собирались в дорогу, пришла дополнительная информация из Гатчины, которая заставляла задуматься о какой-то несуразности попытки убить императрицу с детьми. Эти мысли не покидали меня во время дороги.

Прибыв во дворец, Николай сразу же отправился к жене, которой уже сделали операцию, и как доложил ещё на входе лейб-медик Сергей Сергеевич Боткин: «Состояние Государыни стабильно хорошее. Пуля прошла под левой ключицей, практически, навылет. Она извлечена. Важные органы не задеты. Скоро Государыня от наркоза придёт в себя». Император убежал к жене, а мы с Ширинкиным занялись своей работой.

– Что думаете о покушении, Тимофей Васильевич? – спросил Николай, заходя в мой кабинет, часа через три после прибытия в Гатчинский дворец. За ним с папкой в руках зашёл Ширинкин, который закрыл дверь, предварительно осмотрев коридор.

– Ерунда какая-то получается, Ваше императорское величество. Я проанализировал всю доступную информацию, опросил свидетелей, кроме вашей супруги, осмотрел место происшествия и предварительно могу сказать, что покушение на императрицу и детей – нелепое стечение обстоятельств. Эти неизвестные приходили в Гатчину за чем-то или кем-то другим и, вернее всего, за господином Рейли, – встав из-за стола, доложил я.

– На чём основаны Ваши выводы, Тимофей Васильевич?

– Эта прогулка была не плановой. Обычно дети в это время после обеда спят, и во дворце наступает «тихий час». Сегодня же мальчики устроили, можно сказать, восстание против такого распорядка дня, так как не хотели спать и заявили, что они уже взрослые, – я замолчал, увидев, как в глазах императора появились слёзы.

– Продолжайте, Тимофей Васильевич, – сглотнув, произнёс Николай.

– По показаниям фрейлин, чтобы успокоить детей, императрица, уложив дочку, вместе с мальчиками в сопровождении унтер-офицера Хохлова отправились на прогулку, так как этого очень просили дети. Встреча с напавшими произошла рядом с террасой у Карпиного пруда. Что там случилось – можно узнать только у Её императорского величества, – я посмотрел на государя, но тот махнул рукой, мол, продолжай. – Дальнейшее известно из показаний старшего урядника Лескова, который направлялся сменить охранявшего Рейли приказного Савина. Леший находился у Зверинских ворот, когда услышал четыре выстрела. Побежав в ту сторону, откуда они раздались, увидел двух неизвестных с пистолетами в руках, которые одновременно открыли огонь по уряднику. Лесков был вооружён новым пистолет-пулемётом и ответным огнём убил напавших. У беседки обнаружил раненную императрицу и унтер-офицера Хохлова, который повалив на землю детей, закрыл их своим телом. В спине у него было три пулевых отверстия. Лесков вытащил детей из-под тела Хохлова, а потом перевязал императрицу. К этому времени на место происшествия прибыли казаки из конвоя.

Я замолчал, ожидая, что император что-то скажет. Но тот молчал, а за его плечом истуканом застыл бледный Ширинкин. Не дождавшись какой-то реакции, я продолжил.

– Если честно, Ваше императорское величество, то я не понимаю, почему они начали стрелять в императрицу и детей, или только в Хохлова, который их закрыл собой. Одеты они были как простые мастеровые. В одном из брошенных ими инструментальных ящиках обнаружен наряд на штукатурные работы в Приоратском дворце. Такие работы были действительно запланированы. Наряд настоящий или очень хорошо подделанный. Два паспорта тоже. Эта парочка за несколько минут до трагической встречи прошла проверку на воротах на территорию дворца, где их свободно пропустили. Ну, невозможно им было предугадать, что императрица с детьми в это время будут около террасы! Поэтому и предполагаю, что основной целью у них был Рейли, который до сих пор содержится в подвале Приоратского дворца.

– Вы правы, Тимофей Васильевич. Их целью, вернее всего, был Рейли. Лена сказала, что узнала одного из этих мастеровых. Она видела его на приёме в Английском посольстве. И имела неосторожность на английском языке поинтересоваться, что в таком виде в Гатчинском парке делает английский дипломат. В ответ те достали оружие и начали стрелять, – глухо произнёс Николай.

– Но зачем стрелять в императрицу?! – не выдержав, перебил я государя.

– Кто же их знает. Может, решили отомстить за свою королеву?! Их теперь не спросишь! А твой Леший мог бы попытаться взять хотя бы одного живым, – раздражённо произнёс Николай.

– Извините, Ваше императорское величество, но в отличии от подготовки отделения, нацеленного на задержание преступников, браты заточены на быстрое и эффективное уничтожение противника. Да и бой был скоротечен, – вступился я за Лескова.

– Ты-то смог одну из нападавших на тебя подстрелить так, чтобы та осталась живой! Кстати, по напавшим на тебя есть какая-то ещё информация? – поинтересовался самодержец.

Я пожал плечами, а Ширинкин произнёс:

– Только что из столицы пришла депеша от Зубатова, я не успел Вам доложить об этом, Ваше императорское величество.

– Так докладывайте, господин генерал, – недовольно рявкнул император.

Из доклада Евгения Никифоровича я уяснил, что раненая в плечо барышня – это Биценко Анастасия Алексеевна, которая два месяца назад после разгрома Московской ячейки эсеров была сослана под полицейский надзор в Саратов. В столицу прибыла нелегально вместе с Клитчоглу.

Симпатяжка имела куда больший революционный путь. Анна Михайловна Распутина, в девичестве Шулятикова. В девяносто шестом году окончила Высшие женские Бестужевские курсы. Как член группы народовольцев участвовала в организации и работе нелегальной Лахтинской типографии. После её разгрома в том же девяносто шестом скрывалась, но была арестована и заключена в Петропавловскую крепость. В январе девяносто восьмого года была выслана в Якутск, где вышла замуж за политического ссыльного Ивана Спиридоновича Распутина. Имеет двухлетнюю дочь Екатерину. Попала под амнистию по случаю коронации Николая Второго. В столицу прибыла нелегально несколько дней назад. До больницы её довезли живой, операцию провели, но шансов на то, что она выживет – мало.

«Ну, вот она ещё и двухлетнюю дочь имеет. Это кем же надо быть, чтобы имея маленького ребёнка, лезть в террор?! Будучи пионером или комсомольцем в той жизни, наверное, восхитился бы этой революционеркой. А теперь?! Не знаю. Восхищения нет точно. Уважение также отсутствует. Есть жалость, как к ненормальной», – пронеслось у меня в голове, когда генерал доводил информацию по Распутиной.

По кучеру и «товарищу Петру» пока информации нет. Биценко после операции пришла в себя, но молчит. Есть предположение, что они также прибыли из Саратова. Туда направлены запросы в охранное отделение и губернское жандармское управление.

– По «товарищу Петру» не там ищут, – произнёс я, когда Ширинкин закончил доклад.

– И где же его искать? – поинтересовался Евгений Никифорович.

– В окружении Великого князя Владимира Александровича. Его теперь можно без грима сфотографировать. А лучше пускай Иван Семёнович с нескольких ракурсов нарисует, а то пулевое отверстие во лбу как-то…, - я замялся, пытаясь подобрать слово.

– Вы думаете…, - начал вопрос Ширинкин, но я его перебил.

– Уверен, Евгений Никифорович.

– Что же, по покушению на мою жену и детей, можно сказать, вопросов не осталось, – произнёс император, прерывая нашу дискуссию. – По покушению на Тимофея Васильевича работу продолжить. Мне надо точно знать, кто такой «товарищ Пётр».

Николай задумался, на его скулах заиграли желваки.

– Ответ англичанам должен быть адекватным. Тимофей Васильевич, подумайте об этом. В десять вечера жду Вас у себя в кабинете.

– Слушаюсь, Ваше императорское величество.

– Евгений Никифорович, а Вы подумайте над тем, как в дальнейшем не допустить на территорию дворца таких вот работников. Надеюсь, что такого больше не произойдёт, – мягко начав, жёстко закончил фразу император.

Ширинкин, радостно встрепенувшийся сначала, как же Николай обратился по имени и отчеству, покаянно опустил голову.


– На этом пока всё. Если что-то будет срочное – я у детей или супруги, – произнеся это, император развернулся и направился к двери. Остановившись на полпути, Николай вновь повернулся ко мне. – Тимофей Васильевич, у унтер-офицера Хохлова родственники есть?

– Нет, Ваше императорское величество. Он из армии не хотел уходить, потому что один, как перст.

– Жаль… Он моих детей спас, а мне даже отблагодарить его нечем. Но я что-нибудь придумаю, – Николай сжал кулаки так, что побелели костяшки. – Кстати, я распорядился, чтобы вечерним поездом во дворец доставили вашу супругу, Тимофей Васильевич. Вы не будете против, если Мария Аркадьевна будет ухаживать за моей женой. Насколько знаю, у неё есть большой опыт по уходу за ранеными, которого не имеют фрейлины и статс-дамы.

– Почту за честь, Ваше императорское величество. И большое спасибо, – я благодарно посмотрел на Николая, который убирал из-под возможного удара мою жену.

Императору она не сможет отказать. А в Гатчине будет под хорошей охраной, которой никак не обеспечишь дома. Тем более, Ширинкин сейчас наизнанку вывернется, чтобы усилить безопасность императорской семьи.

– Не за что, Тимофей Васильевич, я бы её фрейлиной назначил, но она замужняя женщина. Здесь же ей будет безопаснее, – закончив фразу, император вышел из кабинета.





Глава 15. Ответный ход




Я сидел на колченогом табурете в небольшом доме-сарае сторожа строящегося Троицкого моста и через выломанную часть доски наблюдал за домом Салтыкова на Дворцовой набережной, где располагалось британское посольство. Сегодня прозвучит адекватный ответ императора Николая Второго англичанам. И точкой в этом ответе должна стать смерть посла Великобритании в Российской империи сэра Чарльза Стюарта Скотта. Вот-вот тот должен был прибыть в посольство из Министерства иностранных дел, где граф Ламздорф был обязан вручить резкую ноту о недопустимом поведении английских подданных, которое вылилось в нападении на Её императорское величество Елену Филипповну, Его Императорское Высочество Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Александра Николаевича и его брата Алексея Николаевича.

К ноте прилагались материалы проведённого расследования. А выяснить с помощью Рейли удалось следующее. Двое неизвестных, совершивших покушение, оказались, вернее всего, офицерами Норфолского полка. По словам Рейли, чуть больше трёх месяцев назад в посольстве появились четыре человека, по повадкам матёрые бойцы.

По слухам, ходящим в посольстве, все они прошли вторую англо-афганскую войну, отметились на территории Гибралтара и в Британской Индии, прибыли с англо-бурской войны. Старшим среди них был породистый, будто высушенный на солнце англичанин лет сорока-сорока пяти, к которому в посольстве обращались сэр Ричард. Как их звали на самом деле, Рейли не знал. Но в российском МИДе мы получили копии выписанных этой четвёрке паспортов.

Ошибочку совершили английские дипломаты, пытаясь легализовать этих боевиков. А может, надеялись на дипломатическую неприкосновенность. Рейли, абсолютно уверенный в том, что его шли отнюдь не освобождать, а ликвидировать, пел как соловей. Ширинкин же сбился с ног, пытаясь выяснить, от кого по Рейли ушла утечка к бритам.

С «лёжкой» для стрельбы определился быстро – сторожка-маяк на одном из быков строящегося Троицкого моста. До входа в посольство чуть больше ста метров. Плёвое расстояние даже без оптики. А для того, чтобы сэра Чарльза выманить под выстрел и был организован его вызов в МИД. Владимиру Николаевичу император дал указание быть жёстким и грозить Георгу Пятому всеми карами, вплоть до объявления войны.

Слухи о покушении на государыню и наследника престола просочились в столицу, и она уже бурлила. Стоило только бросить искру, и от британского посольства не останется и камушка. Я даже предложил Николаю осуществить налёт на него под маскировкой народного волнения, немного пострелять, а заодно и посольский архив прикарманить. Да и первое отделение, готовящееся как спецназ, на практике опробовать. Но император на это пока не пошёл.

Многозначно отмечу, что пока. По глазам видел, как Николаю хочется это сделать. Но был ещё один нарыв. И звали его Великий князь Владимир Александрович. Тот, узнав о случившемся в Гатчине, резко «заболел», даже не приехал с соболезнованиями, в отличие от других Романовых. Отделался телеграммой. А вот в его дом зачастили командиры и офицеры гвардейских полков. Кое-кто из британского посольства также отметился.

Наблюдение за домом великого князя, который так же располагался недалеко от английского посольства на Дворцовой набережной, круглосуточно велось из Петропавловской крепости. Складывающая картина за последние два дня была удручающей. Похоже, готовился новый гвардейский переворот под предводительством дяди императора.

Я посмотрел в направлении, где располагался дом-дворец великого князя, но то отверстие, которое было проделано для наблюдения за Дворцовой набережной, закрыл спиной Буров. Последние два дня мы работали с ним парой, так как Горелов и Зарянский наблюдали из Петропавловки за Владимиром Александровичем.

Окинул взглядом сторожку. Натюрморт на столе – а ля попойка по-русски. Четверть казёнки, в которой осталось чуть меньше половины, куски хлеба, сала, огрызки солёных огурцов, две надкусанных репы. Даже и не поверишь, что всё почти в одно горло схомячил сторож, к которому нагрянули нежданные родственники. «Родственников» тот не узнал, но на халяву накинулся с каким-то вдохновением алкоголика со стажем. Сейчас лежал на каких-то нарах с тряпьём, что в этом помещение было постелью, и сотрясал воздух могучим храпом, отравляя воздух перегаром. В печурке, типа буржуйки, потрескивали дрова, добавляя угара.

– Едут, – довольно громко, чтобы перекрыть храп, произнёс Буров.

– Принял, – ответил я и, откинув холстину, поднял с пола карабин.

Для операции из запасов центра выбрал переделанный для охоты карабин Маузер 98 с оптикой от фирмы Optische Anstalt C.P. Goerz со стволом длиной всего четыреста пятьдесят миллиметров. В мастерской центра на него приладили глушитель, и получилась убойная штучка, отлично работающая на двести метров.

Встав на колено, положил цевье на собранную подставку, так, чтобы срез глушителя находился в полуметре от отверстия в стене сараюшки. Приладился к прикладу, левой рукой поправив накладную бороду, чтобы она не мешала, и начал успокаиваться, настраиваясь на выстрел. Сектор обстрела был небольшим. Всё зависело от того, как встанет экипаж. При самом плохом раскладе у меня будет пара-тройка шагов, которые посол сделает до двери.

Показался экипаж, я приник к прицелу. Карета остановилась. Удачно. Сектор расширился. Показался бледный лицом посол. Шаг, второй. Я выжал до конца спуск. Хлопок. В раненом левом плече отдалось болью, а сэр Чарльз, пораскинув мозгами, упал на крыльцо.

– Уходим, – прошептал мне на ухо Буров, успевший зайти мне за спину.

– Подождём, Пётр Фёдорович. Очень мне хочется на сэра Ричарда посмотреть.

– Как скажете, Тимофей Васильевич, но я бы уходил. Фортуна дама капризная.

– Минуту, – ответил я, передёрнув затвор. – Гильзу подбери.

Приник к прицелу. У входа в посольство началось оживление. Швейцар, открывший дверь, что-то прокричал внутрь. Кучер экипажа подбежал к послу и довольно профессионально начал нащупывать пульс на яремной вене. По описанию Рейли и нарисованных Куликовым портретам, он был одним из четвёрки английских боевиков. Из посольства выбежало ещё несколько человек. Наконец-то, появился он. Да, это был битый войной волчара. Сэр Ричард, спросил что-то у швейцара, а потом, склонившись над трупом посла, сунул палец во входное отверстие от пули в его голове, резко развернувшись, начал осматривать Неву и противоположный берег.

В какой-то момент его взгляд остановился на сторожке. Он хотел что-то сказать, но я уже нажал на спуск. Показалось, что в последний момент наши взгляды встретились, и я увидел на лице сэра Ричарда понимающую ухмылку. Но обдумывать это было некогда, я передёрнул затвор, быстро выцелил кучера и выстрелил. Хлопок и тот упал с дыркой в виске. Правки не требовалось.

– Вот, теперь уходим, Пётр Фёдорович, – произнёс я, заматывая в холстину карабин.

Буров подобрав гильзы, восхищённо мотнул головой.

– Четыре секунды, не больше. Ну, Вы…

– Уходим. Всё помнишь? – прервал я Бурова, подходя к столу.

Взяв рукой в перчатке за горло бутылку, набрал в рот водки и прыснул себе на грудь. Растерев брызги по груди и по бороде, передал её Бурову. Тот сначала так же, не снимая перчатку, хорошо глотнул, а потом проделал то же, что и я.

– С Богом, Пётр Фёдорович. Двинулись.