Контртеррор
Часть 20 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
По броненосным крейсерам, если учитывать «старичка» «Чиоду» у японцев на четыре больше. По бронепалубникам, если даже отправить на Дальний Восток готовящуюся к постановке в строй «Диану», против шести наших тринадцать у противника. Двенадцать японских истребителей против четырёх наших, тридцать миноносцев у них, причём семь первого класса, которых также можно отнести к истребителям и двенадцать штук у нас. Пять канонерок против шести типа «Чинучи», четырёх типа «Майя», плюс «Осима», «Удзи», «Иваки», «Чинчу» и броненосная «Хей-Иен». Итого пять против пятнадцати.
И нельзя забывать о японских «старичках». А их также набиралось приличное количество. Броненосец береговой обороны «Фусо», два броненосных корвета типа «Конго», два безбронных крейсера «Такао» и «Цукуси», шесть винтовых корветов типа «Кацураги» и четыре авизо: «Яйеяма», «Тацута», «Мияко», «Чихайя». Готовый флот для охраны берега и конвоев в прибрежных водах.
Честно говоря, я вообще не представлял, как при таком соотношении морских и сухопутных сил можно говорить о победных и наступательных действиях. Это, кстати, во время второй игры отметил Николай, заявив: «Не следует пренебрегать своим противником, особенно когда моральные качества его столь своеобразны, как у самураев-японцев, а следует заботиться о достаточном развитии своих собственных сил и внимательно следить за развитием соседей».
Вторая игра вновь закончилась разгромом русского флота. Степан Осипович маниакально хотел дать генеральное сражение на море. Но к добру это не привело и на этот раз. Вновь пришлось «сдать» Порт-Артур и Квантун, а дальше вести окопную войну на экономическое истощение противника.
Великий князь Сергей Михайлович воевавший в этот раз за «русскую партию», смог убедить Куропаткина и Сахарова, что редуты и люнеты вчерашний день. Необходима эшелонированная оборона, врытые в землю долговременные оборонительные точки для пулемётов и орудий, а также использовать орудия, желательно гаубицы, только с закрытых позиций.
В ход пошли мои придумки с зигзагообразными окопами полного профиля, ежи с колючей проволокой, деревоземляные огневые точки, землянки в три наката, воздушные шары для корректировки огня. Короче, многое из того, что собирал в папочку покойный Александр Третий. Её после нашего разговора о научно-технической революции с разрешения императора Сергей Михайлович активно изучал.
Только в ходе третьей игры «русской партии», не смотря на отдельные неудачи и потери, в целом удалось выполнить задачу по помощи в развёртывании в Маньчжурии и на границе с Кореей русской армии, а также затруднению высадки японских войск, как в Корее, так и на Квантуне.
Куропаткин в начале игры отметил, что в связи с удалённостью возможного театра военных действий, не смотря на находящиеся сейчас в Маньчжурии наши войска, в первые месяцы войны японская армия будет иметь превосходство над русской. Поэтому основной задачей русского флота в начале войны должно быть обеспечение стратегического развёртывания русской армии в Маньчжурии.
Соответственно, из предыдущего положения вытекал вывод о значении крепости Порт-Артур и Квантунского полуострова. Представители армии после двух игр чётко определили, что данный театр боевых действий в целом имеет для боёв на суше второстепенное значение, несмотря на то, что крепость и находящиеся там войска будут подвергнуты обязательной атаке противника. Но оборонять Порт-Артур надо до последнего, для того чтобы стянуть туда как можно больше японских войск. Основная цель войны отстоять Маньчжурию и победить, чтобы диктовать свою волю противнику.
Макаров по поводу роли флота в обороне Порт-Артура заявил, что вынужденное придание Квантуну, вследствие его слабости, значения главного объекта действий противника вынуждает наш флот заниматься обороной сухопутной крепости. Данная задача для флота несвойственная, поэтому может быть выполнена лишь относительно. По той же причине флот отвлекается от своих главных задач и попадает в весьма невыгодное исходное положение для операций на море.
Несмотря на такое заявление, во время третьей игры Макаров генерального сражения двух флотов избегал, активно используя минирование с «Амура» и «Енисея», а также атаки миноносцами. В этой связи в конце этой игры был сделан важный вывод о сбалансированности состава русских морских сил на Дальнем Востоке – в их составе явно ощущался недостаток современных крейсеров и миноносцев.
Ещё одной проблемой по результатам разбора игры были трудности, связанные со снабжением кораблей углём, что в значительной степени стесняло действия русской стороны. По данному вопросу контр-адмирал Рожественский предложил срочно заняться решением этой проблемы, в том числе и за счёт разработки месторождений местного угля.
В общем, победоносной и маленькой войны не получалось. Все три игры показали, что война будет на истощение на суше и кому как повезёт на море. При этом есть большая вероятность лишиться Тихоокеанского флота. Это ещё во время игр не поднимался вопрос о том, как поведут себя наши заклятые союзники по антикитайской коалиции.
Я очнулся от дум, быстро домылся и отправился к супруге в спальню. Две ночи у меня точно есть, и надо провести их ударно. А то вернётся Государь с учений, и когда потом смогу вырваться домой даже и не знаю.
Следующий день провёл с Машенькой. Она на учёбу тоже не пошла. Позавтракали, прогулялись по Невскому проспекту. Возвращаясь с прогулки домой, зашли в Пассаж и посетили «Зрелище электронного мира». Так здесь и сейчас называлось изобретение братьев Люмьер – синематограф. Зальчик с экраном был небольшой, мест на шестьдесят.
Показывали три фильма. Первый о прибытии поезда на вокзал. Мне сразу же вспомнился фильм «Человек с бульвара Капуцинов». Как ковбои палили из револьверов в надвигающийся на экране поезд. Мне было смешно и грустно. А вот Машенька тоже напугалась и крепко прижалась ко мне, схватившись за плечо.
Второй фильм, та же комедия со шлангом «Политый поливальщик». Тупо, но зал смеялся до слёз. Третий фильм можно было бы назвать: «Жизнь Невского проспекта». В течение трёх минут на экране, судя по всему, из окна Пассажа был заснят Невский проспект напротив Гостиного двора. Люди, повозки, кареты. Показалось, что сижу в кинотеатре и смотрю хронику. Только теперь для меня это не хроника, а реальная жизнь.
На следующий день в двенадцать ноль-ноль вышел из дома и направился к Зимнему дворцу. Часа через два туда должен будет прибыть из Кронштадта император. Эскадра вчера поздно вечером встала на рейде, но к утру слухи уже просочились в столицу. Ученья вновь закончились, мягко сказать, с удовлетворительными результатами, и светский Петербург застыл в ожидании.
А меня со вчерашнего вечера мучила моя чуйка. Начала она потихоньку напоминать о себе, когда вернулись с женой домой с прогулки. Машенька по дороге восторженно комментировала просмотренные фильмы супер короткометражки, а я, думая о том, что бы она говорила, увидев цветной фильм на большом экране, ту же четырёхсерийную эпопею Бондарчука «Война и мир», почувствовал, что что-то в окружающей обстановке не так. Что-то царапнуло сознание и не отпускает.
Если ночью тревожные чувства, благодаря любимой, ушли, то с утра чуйка напомнила о себе. Так и не разобравшись, что же такое вчера случилось, решил подстраховаться и кроме штатного нагана в открытой кобуре сунул в специально пришитый внутренний карман бекеши одну из подаренных ещё в девяносто третьем году Кораблёвым малюток – револьвер «Galand Tue-Tue».
Двигаясь неспешно по Невскому проспекту, прикидывал, откуда ждать опасности. Навстречу шёл поток прохожих. День сегодня был безветренный, солнце то и дело выглядывало из-за туч. Народу было много и на тротуарах и на проезжей части. Некоторые симпатичные и молодые барышни, проходя мимо, улыбались, я автоматически козырял на приветствия военных. Чувство было такое, что кто-то держит меня на прицеле. Чуйка начала верещать всё сильнее, и вдруг спина будто покрылась инеем.
Не раздумывая о том, что буду глупо выглядеть, резко развернулся и, падая на правое колено, выдернул из кобуры наган. Увиденная картина вогнала меня в ступор. По мостовой ко мне быстро приближалась пролётка, которой управлял молодой человек, державший в левой руке вожжи, а в правой револьвер. В повозке же сидели две молодые, богато одетые девушки или женщины, причём обе целились в меня из пистолетов. Та, что посимпатичнее в азарте прикусила губу и привстала. Я, будто в замедленном кино, увидел, как её палец начал по миллиметру сдвигать спусковой крючок, судя по всему, браунинга.
В голове мелькнула обида, что у меня до сих пор нет такого пистолета, как тело начало действовать само. Выстрел. Целившуюся в меня симпатяжку вбило внутрь пролётки. Рефлекторно падаю вперёд, выстрел, но уже не мой. Чувствую, как порыв воздуха коснулся волос на макушке, а фуражка слетела с головы. Сзади раздался чей-то вскрик. Мой выстрел лёжа, почти в упор. Попал туда, куда и целился. На правом плече второй стрелявшей в пальто образовалось отверстие, а женщина откинулась на спинку сиденья повозки.
Оттолкнувшись буквально всем телом от земли, поджимая под себя левую ногу, вновь принял стойку для стрельбы с колена и, разворачиваясь вслед за пролёткой, начал выцеливать извозчика. Тот, кстати, не оплошал и не растерялся. Об этом мне подсказала пуля, вспоровшая мне левый погон.
«Млять, кровь из носу, но час в день на тренировку надо находить, а то двигаться разучусь и совсем в штабную крысу превращусь. И прихлопнет меня какой-нибудь задохлик студент», – подумал я, опрокидываясь назад и принимая положение для стрельбы сидя с опорой на ладонь и локоть.
Так было удобнее стрелять снизу вверх, не боясь задеть прохожих, если не попаду в цель. Извозчик такими мыслями не заморачивался и успел выстрелить ещё два раза, прежде чем моя пуля пробила ему горло. Целился в руку, но… В общем, такая планида у этого человека – умереть молодым.
Поднявшись на ноги, быстро осмотрелся вокруг. Пролётка продолжалась двигаться уже без «водителя кобылы», который выпал из экипажа. Кроме него, на земле лежало ещё три человека. Представительный мужчина с профессорской бородкой покоился на боку, свернувшись в позе эмбриона и громко кричал, держась руками за пах. Женщине, одетой несколько провинциально, я уже и такое начал отличать, а также гимназисту повезло меньше. Хотя с какой стороны посмотреть, они хоть не мучились. Оба лежали на спине, уставившись в небо остановившимся взглядом. То, что они мертвы, мне стало ясно с первого взгляда.
– Внимание! – громко прокричал я, перекрывая шум, стоявший вокруг. – Я подполковник Аленин-Зейский. На меня было совершено покушение террористами-революционерами. Прошу всех сохранять спокойствие, и если среди прохожих есть кто-то с медицинским образованием, окажите раненому помощь.
Мои слова подействовали мало, поэтому пришлось ещё раз обораться, призывая к спокойствию и прекращению паники. Убедившись, что образовавшая толпа начала успокаиваться, а рядом раздались свистки то ли дворников, то ли городовых, бросился к остановившейся пролётке. Там ещё оставались две террористки с оружием, одна из которых точно только ранена. Подбежав к экипажу, убедился, что обе женщины живы и находятся без сознания.
Засунув наган в кобуру, первым делом переложил пистолеты с пола пролётки на козлы. Кучер, которого бегло осмотрел по дороге, ещё хрипел, но жить ему оставалось несколько минут, а может быть и секунд. Забравшись в повозку начал осматривать женщин более внимательно, думая о том, что же делать?! Симпатяжке от меня прилетело в грудь и, видимо, началось легочное кровотечение, так как при каждом выдохе у неё на губах начинала пузыриться кровь.
«Млять, если не оказать срочной помощи, то не жилец. А у меня с собой даже индивидуального пакета нет. Извини, девочка, но „язык“ для меня важнее», – подумал я, переводя взгляд на другую террористку и начиная расстёгивать на ней пальто.
Добравшись до раны, определил, что пуля вернее всего перебила ключицу и у девушки болевой шок.
– Что с ними? – услышал я вопрос, заданный уверенным мужским голосом.
Подняв голову и выпрямляясь, увидел стоящую рядом почти такую же пролётку, в которой на пассажирском месте находился мужчина лет тридцати-тридцати пяти, одетый по последней светской моде Санкт-Петербурга. На облучке экипажа сидел яркий представитель столичных извозчиков. Я встретился глазами с человеком, задавшим вопрос, и понял, почему вчера заговорила моя чуйка.
Это был он – «товарищ Пётр», специалист по закладке фугаса и его подрыву, побывавший у Езерской и передавший ей схему минирования и инструкции для теоретической подготовки будущих подрывников. Именно его шесть возможных обликов нарисовал Куликов. Его-то я вчера во время прогулки дважды зафиксировал боковым зрением, но расслабленный общением с женой, не смог идентифицировать, а подсознание сработало.
Видимо, что-то в моём взгляде изменилось. «Товарищ Пётр» усмехнулся, и я увидел, как над саквояжем, который лежал у него на коленях, появился ствол револьвера. Время замедлилось. Понимая, что до нагана в кобуре я не успеваю дотянуться, сунул руку за пазуху к малютке «Tue-Tue», одновременно разворачивая тело, чтобы открыть огонь прямо через бекешу.
Выстрелы раздались практически одновременно. Во лбу противника образовалось не предусмотренное человеческой физиологией отверстие, его пуля окончательно оторвала мне повреждённый погон и, судя по резкой боли в плече, до моей плоти она также добралась.
Извозчик свалился с облучка и что-то начал орать, закрыв голову руками, но продолжая ими держать вожжи. Я с трудом слез с пролётки и, прислонившись спиной к козлам, закрыл глаза.
Глава 14. Кто виноват?
– Господин полковник, богиня Фортуна сегодня явно благоволит Вам, – услышав эту фразу, я открыл глаза.
Передо мной стоял штабс-капитан в форме лейб-гвардии Преображенского полка, который протягивал мне мою фуражку, показывая на отверстие в тулье точно над адамовой головой.
– Благодарю, господин капитан, – произнёс я, взяв фуражку.
Посмотрев на два отверстия от пули и вспомнив, как всколыхнулись волосы на макушке после выстрела, провёл по голове рукой. Посмотрел на ладонь, крови не было. Облегчённо вздохнув, надел фуражку.
– Ещё раз благодарю, господин капитан. Действительно, удача меня сегодня не оставила.
– Позвольте представиться, штабс-капитан Дрентельн Александр Александрович, командир роты Преображенского полка. Невольно стал свидетелем нападения на вас. Искренне восхищён Вашими действиями. Это было что-то удивительное.
– Спасибо, Александр Александрович. Я Генерального штаба подполковник Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. Хотел бы попросить Вас об услуге.
– Всё, что в моих силах, господин полковник.
– Я попрошу Вас как можно быстрее добраться до Зимнего дворца и до дежурного Дворцового Гренадёра. Попросите его вызвать генерала Ширинкина. Евгению Никифоровичу расскажите о том, что здесь случилось и передайте просьбу срочно прислать сюда ко мне трёх мушкетёров, – я сделал паузу, умолкнувшая чуйка, снова начала подавать признаки жизни. – И ещё попросите генерала, чтобы он присмотрел за гасконцем.
Глядя на то, как округлились от удивления глаза штабс-капитана, подумал: «Надеюсь, Евгений Никифорович сообразит, что гасконец – это любезный штабс-капитан Дрентельн. Как-то он быстро на контакт со мной пошёл. Вон несколько офицеров стоят, даже один подполковник, но никто из них пообщаться со мной не торопится. Может это и паранойя. Но лучше перестраховаться».
– Это какой-то шифр, господин полковник? – наконец-то, справившись с удивлением, смог спросить Дрентельн.
– Да, господин капитан. Начальник Дворцовой полиции всё поймёт. Я очень на Вас надеюсь.
– Я всё понял. Разрешите исполнять?! – Александр Александрович несколько шутливо принял стойку смирно.
– Исполняйте, господин капитан, – с улыбкой на лице я козырнул ему.
Не успел штабс-капитан отойти от меня, как до нас добрался городовой и дворник. Ну вот и подкрепление прибыло. Дворника, дав ему рубль на извозчика, сразу же отправил в ближайший околоток за надзирателем и судебным следователем.
Потом был быстрый опрос кучера «товарища Петра», который клялся и богом, и всеми святыми, что тот его нанял несколько минут назад. И он к террористам, которые в его высокоблагородия стреляют, абсолютно не причастен. Пришлось временно поверить, так как он был нужен.
В общем, городовой вместе с кучером повезли двух раненых террористок в Александринскую женскую больницу, расположенную на Надеждинской улице. От Казанского моста через Екатерининский канал[11], до которого я чуть-чуть не дошёл, до этой больницы было ближе всего. И была надежда, что и симпатяжку довезут живой. Как смог, используя бельё самих же террористок, что-то в виде повязок с тампонами на раны я им быстренько наложил.
Городовой так же должен был осуществлять потом в больнице охрану барышень и кучера, пока туда не прибудут либо сотрудники Дворцовой полиции, либо охранного отделения. Я же остался рядом с пролёткой, в которой находился труп «товарища Петра», а также браунинги барышень и револьвер кучера.
Первым, как ни странно, прибыл пароконный экипаж Скорой помощи. Два санитара уложили на носилки уже потерявшего сознание мужчину, расположили его в карете и уехали. Вторыми в экипаже Дворцовой полиции приехали Буров и Горелов.
– Где Зарянский? – поинтересовался я у них.
– За «гасконцем» наблюдает, – усмехнулся наш специалист по скрытому проникновению в жилища. – Кого-то другого его превосходительство топтуном побоялось поставить. Вы хоть в курсе, Тимофей Васильевич, кто этот штабс-капитан.
– Нет, Пётр Фёдорович. Первый раз сегодня видел.
– Это сын генерала от инфантерии Дрентельна Александра Романовича, который в своё время преподавал военное дело Александру Третьему и Великому князю Владимиру Александровичу. Когда генерал двенадцать лет назад умер, Его императорское высочество позаботился о сыне своего учителя. Великий князь сначала пристроил его вольноопределяющимся в Преображенский полк, потом помог с экзаменом на офицерский чин и продолжает следить за его дальнейшим продвижением по службе.
– Нда… Про случайную встречу можно теперь даже и не говорить. А откуда столько информации про этого Дрентельна?
– Тимофей Васильевич, Вы же знаете, что нам троим поручено собирать информацию о некотором лице, – вступил в разговор Горелов. – Вот капитан в его окружении и засветился.
– Тогда всё ясно, господа. Пётр Фёдорович, Николай Васильевич, я вам сейчас расскажу, как всё было, потом начинайте опрос свидетелей и организуйте охрану раненых террористок в больнице. Одна из них точно должна выжить. Это наш единственный свидетель. При хорошем раскладе, если случится чудо, их будет двое. «Товарищ Пётр», – я указал на труп в пролётке, – к моему глубокому сожалению, больше ничего не скажет.
Буров не удержался и присвистнул.
– Так это, «товарищ Пётр»?! Действительно, жаль, что он не сможет больше говорить.
– Боюсь в противном случае больше не смог бы разговаривать я…
Дальше я кратко рассказал, как всё происходило и, попросив попробовать уточнить, каким образом на меня вышли террористы, отправился в экипаже Дворцовой полиции в Зимний дворец. До прибытия туда императора ещё оставалось время, и я надеялся успеть решить вопрос с раной плеча и формой.
* * *
И нельзя забывать о японских «старичках». А их также набиралось приличное количество. Броненосец береговой обороны «Фусо», два броненосных корвета типа «Конго», два безбронных крейсера «Такао» и «Цукуси», шесть винтовых корветов типа «Кацураги» и четыре авизо: «Яйеяма», «Тацута», «Мияко», «Чихайя». Готовый флот для охраны берега и конвоев в прибрежных водах.
Честно говоря, я вообще не представлял, как при таком соотношении морских и сухопутных сил можно говорить о победных и наступательных действиях. Это, кстати, во время второй игры отметил Николай, заявив: «Не следует пренебрегать своим противником, особенно когда моральные качества его столь своеобразны, как у самураев-японцев, а следует заботиться о достаточном развитии своих собственных сил и внимательно следить за развитием соседей».
Вторая игра вновь закончилась разгромом русского флота. Степан Осипович маниакально хотел дать генеральное сражение на море. Но к добру это не привело и на этот раз. Вновь пришлось «сдать» Порт-Артур и Квантун, а дальше вести окопную войну на экономическое истощение противника.
Великий князь Сергей Михайлович воевавший в этот раз за «русскую партию», смог убедить Куропаткина и Сахарова, что редуты и люнеты вчерашний день. Необходима эшелонированная оборона, врытые в землю долговременные оборонительные точки для пулемётов и орудий, а также использовать орудия, желательно гаубицы, только с закрытых позиций.
В ход пошли мои придумки с зигзагообразными окопами полного профиля, ежи с колючей проволокой, деревоземляные огневые точки, землянки в три наката, воздушные шары для корректировки огня. Короче, многое из того, что собирал в папочку покойный Александр Третий. Её после нашего разговора о научно-технической революции с разрешения императора Сергей Михайлович активно изучал.
Только в ходе третьей игры «русской партии», не смотря на отдельные неудачи и потери, в целом удалось выполнить задачу по помощи в развёртывании в Маньчжурии и на границе с Кореей русской армии, а также затруднению высадки японских войск, как в Корее, так и на Квантуне.
Куропаткин в начале игры отметил, что в связи с удалённостью возможного театра военных действий, не смотря на находящиеся сейчас в Маньчжурии наши войска, в первые месяцы войны японская армия будет иметь превосходство над русской. Поэтому основной задачей русского флота в начале войны должно быть обеспечение стратегического развёртывания русской армии в Маньчжурии.
Соответственно, из предыдущего положения вытекал вывод о значении крепости Порт-Артур и Квантунского полуострова. Представители армии после двух игр чётко определили, что данный театр боевых действий в целом имеет для боёв на суше второстепенное значение, несмотря на то, что крепость и находящиеся там войска будут подвергнуты обязательной атаке противника. Но оборонять Порт-Артур надо до последнего, для того чтобы стянуть туда как можно больше японских войск. Основная цель войны отстоять Маньчжурию и победить, чтобы диктовать свою волю противнику.
Макаров по поводу роли флота в обороне Порт-Артура заявил, что вынужденное придание Квантуну, вследствие его слабости, значения главного объекта действий противника вынуждает наш флот заниматься обороной сухопутной крепости. Данная задача для флота несвойственная, поэтому может быть выполнена лишь относительно. По той же причине флот отвлекается от своих главных задач и попадает в весьма невыгодное исходное положение для операций на море.
Несмотря на такое заявление, во время третьей игры Макаров генерального сражения двух флотов избегал, активно используя минирование с «Амура» и «Енисея», а также атаки миноносцами. В этой связи в конце этой игры был сделан важный вывод о сбалансированности состава русских морских сил на Дальнем Востоке – в их составе явно ощущался недостаток современных крейсеров и миноносцев.
Ещё одной проблемой по результатам разбора игры были трудности, связанные со снабжением кораблей углём, что в значительной степени стесняло действия русской стороны. По данному вопросу контр-адмирал Рожественский предложил срочно заняться решением этой проблемы, в том числе и за счёт разработки месторождений местного угля.
В общем, победоносной и маленькой войны не получалось. Все три игры показали, что война будет на истощение на суше и кому как повезёт на море. При этом есть большая вероятность лишиться Тихоокеанского флота. Это ещё во время игр не поднимался вопрос о том, как поведут себя наши заклятые союзники по антикитайской коалиции.
Я очнулся от дум, быстро домылся и отправился к супруге в спальню. Две ночи у меня точно есть, и надо провести их ударно. А то вернётся Государь с учений, и когда потом смогу вырваться домой даже и не знаю.
Следующий день провёл с Машенькой. Она на учёбу тоже не пошла. Позавтракали, прогулялись по Невскому проспекту. Возвращаясь с прогулки домой, зашли в Пассаж и посетили «Зрелище электронного мира». Так здесь и сейчас называлось изобретение братьев Люмьер – синематограф. Зальчик с экраном был небольшой, мест на шестьдесят.
Показывали три фильма. Первый о прибытии поезда на вокзал. Мне сразу же вспомнился фильм «Человек с бульвара Капуцинов». Как ковбои палили из револьверов в надвигающийся на экране поезд. Мне было смешно и грустно. А вот Машенька тоже напугалась и крепко прижалась ко мне, схватившись за плечо.
Второй фильм, та же комедия со шлангом «Политый поливальщик». Тупо, но зал смеялся до слёз. Третий фильм можно было бы назвать: «Жизнь Невского проспекта». В течение трёх минут на экране, судя по всему, из окна Пассажа был заснят Невский проспект напротив Гостиного двора. Люди, повозки, кареты. Показалось, что сижу в кинотеатре и смотрю хронику. Только теперь для меня это не хроника, а реальная жизнь.
На следующий день в двенадцать ноль-ноль вышел из дома и направился к Зимнему дворцу. Часа через два туда должен будет прибыть из Кронштадта император. Эскадра вчера поздно вечером встала на рейде, но к утру слухи уже просочились в столицу. Ученья вновь закончились, мягко сказать, с удовлетворительными результатами, и светский Петербург застыл в ожидании.
А меня со вчерашнего вечера мучила моя чуйка. Начала она потихоньку напоминать о себе, когда вернулись с женой домой с прогулки. Машенька по дороге восторженно комментировала просмотренные фильмы супер короткометражки, а я, думая о том, что бы она говорила, увидев цветной фильм на большом экране, ту же четырёхсерийную эпопею Бондарчука «Война и мир», почувствовал, что что-то в окружающей обстановке не так. Что-то царапнуло сознание и не отпускает.
Если ночью тревожные чувства, благодаря любимой, ушли, то с утра чуйка напомнила о себе. Так и не разобравшись, что же такое вчера случилось, решил подстраховаться и кроме штатного нагана в открытой кобуре сунул в специально пришитый внутренний карман бекеши одну из подаренных ещё в девяносто третьем году Кораблёвым малюток – револьвер «Galand Tue-Tue».
Двигаясь неспешно по Невскому проспекту, прикидывал, откуда ждать опасности. Навстречу шёл поток прохожих. День сегодня был безветренный, солнце то и дело выглядывало из-за туч. Народу было много и на тротуарах и на проезжей части. Некоторые симпатичные и молодые барышни, проходя мимо, улыбались, я автоматически козырял на приветствия военных. Чувство было такое, что кто-то держит меня на прицеле. Чуйка начала верещать всё сильнее, и вдруг спина будто покрылась инеем.
Не раздумывая о том, что буду глупо выглядеть, резко развернулся и, падая на правое колено, выдернул из кобуры наган. Увиденная картина вогнала меня в ступор. По мостовой ко мне быстро приближалась пролётка, которой управлял молодой человек, державший в левой руке вожжи, а в правой револьвер. В повозке же сидели две молодые, богато одетые девушки или женщины, причём обе целились в меня из пистолетов. Та, что посимпатичнее в азарте прикусила губу и привстала. Я, будто в замедленном кино, увидел, как её палец начал по миллиметру сдвигать спусковой крючок, судя по всему, браунинга.
В голове мелькнула обида, что у меня до сих пор нет такого пистолета, как тело начало действовать само. Выстрел. Целившуюся в меня симпатяжку вбило внутрь пролётки. Рефлекторно падаю вперёд, выстрел, но уже не мой. Чувствую, как порыв воздуха коснулся волос на макушке, а фуражка слетела с головы. Сзади раздался чей-то вскрик. Мой выстрел лёжа, почти в упор. Попал туда, куда и целился. На правом плече второй стрелявшей в пальто образовалось отверстие, а женщина откинулась на спинку сиденья повозки.
Оттолкнувшись буквально всем телом от земли, поджимая под себя левую ногу, вновь принял стойку для стрельбы с колена и, разворачиваясь вслед за пролёткой, начал выцеливать извозчика. Тот, кстати, не оплошал и не растерялся. Об этом мне подсказала пуля, вспоровшая мне левый погон.
«Млять, кровь из носу, но час в день на тренировку надо находить, а то двигаться разучусь и совсем в штабную крысу превращусь. И прихлопнет меня какой-нибудь задохлик студент», – подумал я, опрокидываясь назад и принимая положение для стрельбы сидя с опорой на ладонь и локоть.
Так было удобнее стрелять снизу вверх, не боясь задеть прохожих, если не попаду в цель. Извозчик такими мыслями не заморачивался и успел выстрелить ещё два раза, прежде чем моя пуля пробила ему горло. Целился в руку, но… В общем, такая планида у этого человека – умереть молодым.
Поднявшись на ноги, быстро осмотрелся вокруг. Пролётка продолжалась двигаться уже без «водителя кобылы», который выпал из экипажа. Кроме него, на земле лежало ещё три человека. Представительный мужчина с профессорской бородкой покоился на боку, свернувшись в позе эмбриона и громко кричал, держась руками за пах. Женщине, одетой несколько провинциально, я уже и такое начал отличать, а также гимназисту повезло меньше. Хотя с какой стороны посмотреть, они хоть не мучились. Оба лежали на спине, уставившись в небо остановившимся взглядом. То, что они мертвы, мне стало ясно с первого взгляда.
– Внимание! – громко прокричал я, перекрывая шум, стоявший вокруг. – Я подполковник Аленин-Зейский. На меня было совершено покушение террористами-революционерами. Прошу всех сохранять спокойствие, и если среди прохожих есть кто-то с медицинским образованием, окажите раненому помощь.
Мои слова подействовали мало, поэтому пришлось ещё раз обораться, призывая к спокойствию и прекращению паники. Убедившись, что образовавшая толпа начала успокаиваться, а рядом раздались свистки то ли дворников, то ли городовых, бросился к остановившейся пролётке. Там ещё оставались две террористки с оружием, одна из которых точно только ранена. Подбежав к экипажу, убедился, что обе женщины живы и находятся без сознания.
Засунув наган в кобуру, первым делом переложил пистолеты с пола пролётки на козлы. Кучер, которого бегло осмотрел по дороге, ещё хрипел, но жить ему оставалось несколько минут, а может быть и секунд. Забравшись в повозку начал осматривать женщин более внимательно, думая о том, что же делать?! Симпатяжке от меня прилетело в грудь и, видимо, началось легочное кровотечение, так как при каждом выдохе у неё на губах начинала пузыриться кровь.
«Млять, если не оказать срочной помощи, то не жилец. А у меня с собой даже индивидуального пакета нет. Извини, девочка, но „язык“ для меня важнее», – подумал я, переводя взгляд на другую террористку и начиная расстёгивать на ней пальто.
Добравшись до раны, определил, что пуля вернее всего перебила ключицу и у девушки болевой шок.
– Что с ними? – услышал я вопрос, заданный уверенным мужским голосом.
Подняв голову и выпрямляясь, увидел стоящую рядом почти такую же пролётку, в которой на пассажирском месте находился мужчина лет тридцати-тридцати пяти, одетый по последней светской моде Санкт-Петербурга. На облучке экипажа сидел яркий представитель столичных извозчиков. Я встретился глазами с человеком, задавшим вопрос, и понял, почему вчера заговорила моя чуйка.
Это был он – «товарищ Пётр», специалист по закладке фугаса и его подрыву, побывавший у Езерской и передавший ей схему минирования и инструкции для теоретической подготовки будущих подрывников. Именно его шесть возможных обликов нарисовал Куликов. Его-то я вчера во время прогулки дважды зафиксировал боковым зрением, но расслабленный общением с женой, не смог идентифицировать, а подсознание сработало.
Видимо, что-то в моём взгляде изменилось. «Товарищ Пётр» усмехнулся, и я увидел, как над саквояжем, который лежал у него на коленях, появился ствол револьвера. Время замедлилось. Понимая, что до нагана в кобуре я не успеваю дотянуться, сунул руку за пазуху к малютке «Tue-Tue», одновременно разворачивая тело, чтобы открыть огонь прямо через бекешу.
Выстрелы раздались практически одновременно. Во лбу противника образовалось не предусмотренное человеческой физиологией отверстие, его пуля окончательно оторвала мне повреждённый погон и, судя по резкой боли в плече, до моей плоти она также добралась.
Извозчик свалился с облучка и что-то начал орать, закрыв голову руками, но продолжая ими держать вожжи. Я с трудом слез с пролётки и, прислонившись спиной к козлам, закрыл глаза.
Глава 14. Кто виноват?
– Господин полковник, богиня Фортуна сегодня явно благоволит Вам, – услышав эту фразу, я открыл глаза.
Передо мной стоял штабс-капитан в форме лейб-гвардии Преображенского полка, который протягивал мне мою фуражку, показывая на отверстие в тулье точно над адамовой головой.
– Благодарю, господин капитан, – произнёс я, взяв фуражку.
Посмотрев на два отверстия от пули и вспомнив, как всколыхнулись волосы на макушке после выстрела, провёл по голове рукой. Посмотрел на ладонь, крови не было. Облегчённо вздохнув, надел фуражку.
– Ещё раз благодарю, господин капитан. Действительно, удача меня сегодня не оставила.
– Позвольте представиться, штабс-капитан Дрентельн Александр Александрович, командир роты Преображенского полка. Невольно стал свидетелем нападения на вас. Искренне восхищён Вашими действиями. Это было что-то удивительное.
– Спасибо, Александр Александрович. Я Генерального штаба подполковник Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. Хотел бы попросить Вас об услуге.
– Всё, что в моих силах, господин полковник.
– Я попрошу Вас как можно быстрее добраться до Зимнего дворца и до дежурного Дворцового Гренадёра. Попросите его вызвать генерала Ширинкина. Евгению Никифоровичу расскажите о том, что здесь случилось и передайте просьбу срочно прислать сюда ко мне трёх мушкетёров, – я сделал паузу, умолкнувшая чуйка, снова начала подавать признаки жизни. – И ещё попросите генерала, чтобы он присмотрел за гасконцем.
Глядя на то, как округлились от удивления глаза штабс-капитана, подумал: «Надеюсь, Евгений Никифорович сообразит, что гасконец – это любезный штабс-капитан Дрентельн. Как-то он быстро на контакт со мной пошёл. Вон несколько офицеров стоят, даже один подполковник, но никто из них пообщаться со мной не торопится. Может это и паранойя. Но лучше перестраховаться».
– Это какой-то шифр, господин полковник? – наконец-то, справившись с удивлением, смог спросить Дрентельн.
– Да, господин капитан. Начальник Дворцовой полиции всё поймёт. Я очень на Вас надеюсь.
– Я всё понял. Разрешите исполнять?! – Александр Александрович несколько шутливо принял стойку смирно.
– Исполняйте, господин капитан, – с улыбкой на лице я козырнул ему.
Не успел штабс-капитан отойти от меня, как до нас добрался городовой и дворник. Ну вот и подкрепление прибыло. Дворника, дав ему рубль на извозчика, сразу же отправил в ближайший околоток за надзирателем и судебным следователем.
Потом был быстрый опрос кучера «товарища Петра», который клялся и богом, и всеми святыми, что тот его нанял несколько минут назад. И он к террористам, которые в его высокоблагородия стреляют, абсолютно не причастен. Пришлось временно поверить, так как он был нужен.
В общем, городовой вместе с кучером повезли двух раненых террористок в Александринскую женскую больницу, расположенную на Надеждинской улице. От Казанского моста через Екатерининский канал[11], до которого я чуть-чуть не дошёл, до этой больницы было ближе всего. И была надежда, что и симпатяжку довезут живой. Как смог, используя бельё самих же террористок, что-то в виде повязок с тампонами на раны я им быстренько наложил.
Городовой так же должен был осуществлять потом в больнице охрану барышень и кучера, пока туда не прибудут либо сотрудники Дворцовой полиции, либо охранного отделения. Я же остался рядом с пролёткой, в которой находился труп «товарища Петра», а также браунинги барышень и револьвер кучера.
Первым, как ни странно, прибыл пароконный экипаж Скорой помощи. Два санитара уложили на носилки уже потерявшего сознание мужчину, расположили его в карете и уехали. Вторыми в экипаже Дворцовой полиции приехали Буров и Горелов.
– Где Зарянский? – поинтересовался я у них.
– За «гасконцем» наблюдает, – усмехнулся наш специалист по скрытому проникновению в жилища. – Кого-то другого его превосходительство топтуном побоялось поставить. Вы хоть в курсе, Тимофей Васильевич, кто этот штабс-капитан.
– Нет, Пётр Фёдорович. Первый раз сегодня видел.
– Это сын генерала от инфантерии Дрентельна Александра Романовича, который в своё время преподавал военное дело Александру Третьему и Великому князю Владимиру Александровичу. Когда генерал двенадцать лет назад умер, Его императорское высочество позаботился о сыне своего учителя. Великий князь сначала пристроил его вольноопределяющимся в Преображенский полк, потом помог с экзаменом на офицерский чин и продолжает следить за его дальнейшим продвижением по службе.
– Нда… Про случайную встречу можно теперь даже и не говорить. А откуда столько информации про этого Дрентельна?
– Тимофей Васильевич, Вы же знаете, что нам троим поручено собирать информацию о некотором лице, – вступил в разговор Горелов. – Вот капитан в его окружении и засветился.
– Тогда всё ясно, господа. Пётр Фёдорович, Николай Васильевич, я вам сейчас расскажу, как всё было, потом начинайте опрос свидетелей и организуйте охрану раненых террористок в больнице. Одна из них точно должна выжить. Это наш единственный свидетель. При хорошем раскладе, если случится чудо, их будет двое. «Товарищ Пётр», – я указал на труп в пролётке, – к моему глубокому сожалению, больше ничего не скажет.
Буров не удержался и присвистнул.
– Так это, «товарищ Пётр»?! Действительно, жаль, что он не сможет больше говорить.
– Боюсь в противном случае больше не смог бы разговаривать я…
Дальше я кратко рассказал, как всё происходило и, попросив попробовать уточнить, каким образом на меня вышли террористы, отправился в экипаже Дворцовой полиции в Зимний дворец. До прибытия туда императора ещё оставалось время, и я надеялся успеть решить вопрос с раной плеча и формой.
* * *