Контртеррор

В общем, этот Дегаев выдал властям многих народовольцев, в том числе Веру Николаевну Фигнер, фактически поспособствовав ликвидации «Народной воли» в начале восьмидесятых прошлого века. Потом был разоблачён народовольцами, как провокатор и чтобы оправдать себя, организовал убийство своего куратора Судейкина, после чего сбежал в Новый Свет.

Это была официальная версия. Неофициальную я услышал от Ширинкина, который узнал подробности от Черевина, который в те времена занимал должность товарища министра внутренних дел и некоторое время исполнял дела шефа жандармов. Так вот, по словам Петра Александровича: «Судейкин поручил Дегаеву сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции. Сам же хотел устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Немедленно после отставки Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить графа Толстого, великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов. Ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина стала бы очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить, что душе угодно…».

Но наполеоновские планы Судейкина закончились крахом. Основная его ошибка заключалась в том, что он вербанул Дегаева на страхе за судьбу его жены, попавшей в руки полиции вместе с ним. Коварный Судейкин предоставил супругам кратковременное свидание, и стремление сохранить семейное счастье перевесило партийный долг. Но как только супруги оказались в недосягаемости Судейкина, то сдали его со всеми потрохами.

Такой ошибки мы совершать не будем. И нам нужен в среде революционеров либо совершенно циничный агент, но здесь есть вероятность двурушничества, либо пламенный антитеррорист, готовый рвать революционеров за идею. Лучше всего, конечно, симбиоз таких личностей. И желательно этого агента найти самостоятельно, не оформляя на бумаге.

Насколько помню из прошлого-будущего, по мнению историков, разобраться, где кончалась полиция и начинались революционеры, было невозможно. По сохранившимся документам Охранного отделения, при том, что огромная их часть погибла, исследователи взаимоотношений охранных отделений и революционеров вывели заключение: в конспиративных кружках и партиях всех политических направлений секретных сотрудников охранки насчитывалось от пятидесяти до семидесяти пяти процентов от всех участников. Не зря во время Февральской революции «возмущенный народ» отчего-то первым делом бросился поджигать здания Московского и Петроградского охранных отделений. Хотя, если рассудить логично, подавляющее большинство простых обывателей понятия не имело по каким адресам пребывают эти конторы без вывесок.

Так что по поводу агента пока шла работа. Негласная и только мною. Даже Ширинкин ничего не знал. А к Зубатову я напросился на встречу, чтобы уточнить материалы по тем лицам, которые ожидались на встрече ячейки. Захват же будет производить отделение Аналитического центра, специально заточенного под эти действия. Ещё одно отделение тренировалось больше, как армейский спецназ. Незаметно пришёл, незаметно ушёл, а почему там потом всё взорвалось?! Да кто же его знает.





* * *


– Тимофей Васильевич, очень рад Вас видеть. Проходите, присаживайтесь, – начальник столичного охранного отделения поднялся из-за стола и с радушной улыбкой указал рукой на стул.

– И я рад Вас видеть, Сергей Васильевич. Что по моей просьбе? – приклеив улыбку на лицо, спросил я Зубатова, присаживаясь.

– Всё что мог, собрал. К сожалению, информации в столичном архиве маловато, но двоих знаю лично. Итак, начнём, – коллежский советник раскрыл папку у себя на столе. – Как Вы знаете, при отработке связей Азефа в революционной среде под моим руководством были разгромлены ячейки «Союза социалистов-революционеров» в Петербурге, Москве, Тамбове, Киеве, Воронеже. Однако, как выяснилось, взяли мы не всех, отнюдь не всех. Работа продолжается, и ваша информация может сильно помочь в этом вопросе.

– Сергей Васильевич, я же Вам сообщил, что у меня есть сведения о том, что сегодня вечером состоится встреча группы эсеров, некоторые из которых подозреваются в организации совместно с Азефом покушения на царский поезд. Эта информация получена сотрудниками Аналитического центра, операцию по захвату заговорщиков будут также проводить сотрудники центра. После первичного допроса все задержанные будут переданы Вам, – я улыбнулся, пытавшему скрыть недовольство Зубатову. – Сергей Васильевич, с учетом того, что действия некоторых подозреваемых попадают под действие статей о преступлениях против священной особы Государя Императора и членов императорского дома, Его императорское величество поручил провести данную операцию сотрудникам Дворцовой полиции и моего центра. Поверьте, никакого перетягивания одеяла на мою службу не будет, как и какой-то конкуренции. Просто так сложились обстоятельства. А я и генерал Ширинкин всегда открыты к сотрудничеству и взаимовыгодному диалогу.

– Я всё понял, Тимофей Васильевич. Со своей стороны также готов к взаимовыгодному сотрудничеству, – Зубатов мягко улыбнулся и вежливо склонил голову.

«Ох уж эта конкуренция между службами и взаимные политесы. Как же я их не любил в прошлой жизни. А здесь придётся учиться, иначе сожрут и не поморщатся. Тут и Николай не поможет! Ладно, сегодня Зубатов получит много плюшек, так что надо будет намекнуть в конце операции про образовавшийся должок», – подумал я про себя, вопросительно смотря на будущего должника.

Тот будто понял мой взгляд и достал из папки несколько скрепленных листков.

– Из представленного Вами списка, я бы поставил этого человека на первое место. Итак, Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, пятьдесят шесть лет, родилась в дворянской семье Вериго в Черниговской губернии. Получила домашнее образование. Окончила женскую гимназию. Помогала отцу в подготовке освобождения крестьян, открытии школы, библиотеки, ссудо-сберегательных касс. В шестьдесят восьмом вышла замуж за помещика Брешко-Брешковского. В семьдесят четвертом году приняла участие в «хождении в народ» в сельские уезды Киевской, Херсонской и Подольской губерний. Была арестована, проходила по «Процессу 193-х», приговорена к пяти годам каторги, с последующей ссылкой. Прибыла на Карийскую каторгу в семьдесят восьмом, в восемьдесят первом году вместе с народниками Тютчевым, Ливневым и Шамариным совершила побег с поселения, но были пойманы. За побег получила дополнительно ещё четыре года каторги, – Зубатов многозначительно покачал головой. – Десять лет назад после окончания ссылки была приписана к крестьянскому сословию, получила паспорт с правом проживания по всей Сибири. По случаю коронации императора попала под амнистию, но без права пребывания в столице и в Москве. Так что если она, действительно, будет сегодня на встрече, то нелегально. Было бы удачно её на этом прихватить.

С этими словами Зубатов передал мне листки. Сверху была старая фотография, с которой на меня смотрела женщина лет тридцати с жестким и волевым лицом.

– Да уж, активная и идейная женщина. Больше четверти века в революционном движении. Судя по всему, каторга её не успокоила, – я невесело усмехнулся.

– Судя по всему, нет. И вряд ли что её успокоит. Её бы энергию да в мирное русло. Лучше бы отцу да мужу помогала вести хозяйства. Нет, надо, отринув всё личное, нести свободу, равенство и братство в крестьянские массы. Как будто им это надо?! – Зубатов зло усмехнулся. – Любому крестьянину землицы бы побольше, да налогов платить поменьше. И чтобы община крепкой и дружной была. Вот и всё их братство. Равенства им не надо, да и свободы без земли тоже.

– С таким выводом, Сергей Васильевич, полностью согласен. Но давайте дальше по списку.

– На второе место по опасности я бы поставил Григория Андреевича Гершуни. С этим скользким и относительно молодым человеком я знаком лично. И не скажу, что остался довольным этим знакомством, – Зубатов как-то презрительно фыркнул. – Родился Герши-Исаак Гершуни в семидесятом году, в еврейской семье. В двадцать пять лет умудрился поступить на фармацевтические курсы Киевского университета. Сразу же активно окунулся в студенческое движение. В девяносто шестом году был первый раз арестован, но быстро освобождён. В девяносто девятом перебрался в Москву, работал провизором. Азеф в прошлом году дал по нему информацию, что Гершуни организовал нелегальную типографию. Мы произвели её арест, но наш Герши на допросах всячески отрицал свою связь с революционерами.

Начальник охранки замолчал, будто бы собираясь с мыслями.

– Понимаете, Тимофей Васильевич, у наших революционеров есть как бы неписаный кодекс чести. По нему, если ты являешься членом революционной организации отрицать это на следствии как бы нельзя. Ты должен взойти на свою Голгофу и там быть распятым. Гершуни выбрал другой путь и это меня пугает.

– Почему? – поинтересовался я.

– Нам не удалось собрать доказательной базы о причастности Гершуни к типографии. Поторопились, надеясь на признание, и просчитались. Гершуни пришлось отпустить, и тот сразу перешёл на нелегальное положение. За полтора года он отметился в Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Уфе, Воронеже, пытаясь объединить разрозненные организации социалистов-революционеров в единую партию. А напугало меня то, что когда в этом году мы арестовывали эти ячейки, многие из подозреваемых отрицали свою причастность к революционному движению, и их приходилось отпускать, – Зубатов достал из папки ещё несколько листков и протянул их мне.

Я взял их в руки, а, рассмотрев, понял, что здесь информация на двух человек.

– Сверху Гершуни, следующий Николай Иванович Ракитников, шестьдесят четвёртого года рождения, из крестьян. В восемьдесят пятом году закончил юридический факультет столичного университета, и в том же году вступил в партию «Народная воля». Через два года был арестован и сослан на четыре года в Вологодскую область. По окончании ссылки живёт в Саратове, работает в земстве. Организовал в Саратове объединённую группу социалистов-революционеров и социал-демократов. Когда эта группа была арестована, единственный из всех ушёл в полный отказ, – Зубатов поднял вверх указательный палец правой руки. – Показаний против Ракитникова никто из остальных членов этой группы не дал. Пришлось Николая Ивановича, как и Гершуни отпускать. После этого, тот сразу же стал нелегалом и пропал из нашего вида. Вот такая стала складываться тенденция. И она мне не нравится.

– В нашем случае, Сергей Васильевич, я гарантирую, что доказательства для судебного разбирательства будут, даже если все будут молчать.

– Хочется в такое верить, – мой собеседник нервно поправил ворот рубахи. – По остальным информации мало.

– Сергей Васильевич, а Серафима Клитчоглу не дочь ли директора Амурского пароходного общества статского советника Клитчоглу?

– Да, это она. А Вы что, знакомы?

– Со статским советником да, а вот дочь не видел. Нда, дела.

– Вы правы, Тимофей Васильевич, жалко, что у достойных родителей такие дети вырастают.

– Влияние студенческой среды? – понимающе улыбнулся я.

– Оно самое. В девяносто третьем стала слушательницей историко-филологического отделения женских курсов в столице и сразу примкнула к народовольцам. В девяносто седьмом поступила в Медицинский институт и примкнула к эсерам. Занималась революционной агитацией среди молодежи, хранила и распространяла нелегальную литературу. За это была арестована три года назад и выслана в Саратов под гласный полицейский надзор, где и должна находиться. Вот материалы на неё, – с этими словами Зубатов передал мне очередную стопку листов.

– Что по последнему фигуранту? – поинтересовался я, беря их.


– Езерская, урождённая Казанович Лидия Павловна, тридцать пять лет, из дворян Могилёвской губернии. Зубной врач, имеет зубоврачебный кабинет в Петербурге. Насколько я понимаю, именно там и будет проходить встреча?!

– Вам не откажешь в проницательности, Сергей Васильевич. Надеюсь, Вы не отправили кого-нибудь из филеров проверять адрес? – спросил я, холодея в душе.

– Была такая мысль. Но пока ещё не знаю профессиональные возможности столичного филерского отряда. Операция ваша, так что я думаю, там агенты дворцовой полиции работают. Я прав?! – с улыбкой поинтересовался Зубатов.

– Правы, и спасибо за Ваш профессионализм. А теперь давайте договоримся, где вечером Вы выставите своих людей и будете сами. Свои распоряжения до подчинённых доведёте как можно ближе к началу операции, – строго произнёс я.

– Понял, Тимофей Васильевич. Если бы мы были в Москве, я бы поручился за своих людей. Здесь пока таких слов я сказать не могу. Изучаю пока, кто чем дышит.





* * *


– Господин полковник, группа к штурму готова, – почти шёпотом доложил мне, тихо подошедший к двери квартиры Ромка.

– Приступайте, хорунжий! И не забудьте, что там, вернее всего, находится динамит, – также тихо ответил я Селевёрстову.

Ромка успокаивающе улыбнулся мне, лихо козырнув, чётко развернулся кругом и направился по лестнице вниз к выходу из подъезда, где его дожидалась закрытая карета и четыре бойца штурмовой группы. Возничий был одет, как обычный «шофёр» экипажа с двумя лошадиными силами, а вот бойцы внутри транспортного средства для начала XX века были экипированы несколько необычно.

Я посмотрел в спину уходящего Ромки и подумал, что если бы сейчас в тёмном подъезде он встретился бы с кем-нибудь из жильцов дома, то сердечный приступ для квартиросъемщика был бы обеспечен.

Все члены штурмовой группы, да и другие бойцы антитеррористического отделения Аналитического центра, задействованные в этой операции, были одеты в защитные куртки и брюки чёрного цвета, короткие сапоги, также чёрные. На голове шлём, напоминающий «Сферу» или «Специальный Титановый Шлем образца 1981 года – СТШ-81».

Конструктивно он был очень прост – три профилированных бронеэлемента, толщиной три миллиметра каждый, которые вставляются в соответствующие карманы внутреннего чехла шлема, выполненного из нескольких слоев шёлка, снаружи шлем покрыт внешним тканевым чехлом черного цвета. На голове шлем фиксируется при помощи ремня с кожаной чашкой закрепляемой на подбородке. Единственное отличие от шлема из будущего, вместо титана используется сплав Чемерзина.

Кроме шлема, на бойцах подразделения надеты бронежилеты с защитой паха, наколенники с налокотниками, куртка и брюки имеют дополнительные съемные защитные элементы на бёдрах, предплечьях и плечах. Здесь также использовались профилированные бронепластины Чемерзина, что делало снаряжение достаточно дорогим. Точнее, очень дорогим. Правда, пару месяцев назад я подкинул Авениру Авенировичу идею многослойных дисперсно-керамических броников на основе карбида бора или карбида кремния. Теперь он весь в опытах, стараясь сделать дешёвую, лёгкую и прочную защиту от пуль и осколков.

Лица у бойцов закрыты масками черного цвета с прорезями для глаз и рта. На предплечьях эмблемы Аналитического центра с белыми адамовыми головами. На груди небольшая, а на спине большими буквами надпись того же цвета: «Полиция». На бедрах прикреплены открытые кобуры с пистолетами. Вот, и представьте, что встретились с таким монстром в темноте.

В общем как в том анекдоте, когда молодой боец спецназа впервые натянул на себя обмундирование, всё положенное снаряжение, взял в руки оружие, посмотрел в зеркало и обделался.

Я усмехнулся про себя и, закрыв дверь в квартиру, направился в комнату, откуда через окно можно будет наблюдать за штурмом зубоврачебного кабинета госпожи Езерской. Время ещё было. Карета должна была объехать квартал, и только после того, как она подъедет к двери стоматологического кабинета, бойцы пойдут на штурм.

Пять дней назад Рейли сдал кабинет Езерской, как склад динамита, который был закуплен через него. Лидия Павловна была запасным вариантом «товарища Григория» в случае, если вдруг покушение Азефа провалится. Когда это произошло Рейли встретился с Гершуни, снабдил того деньгами и информацией, поручив организовать новое покушение на Николая Второго и его семейство.

О том, что сегодня у Езерской в кабинете состоится встреча, узнали три дня назад, когда выставленное наблюдение в выходящем от Лидии Павловны человеке опознало студента Каляева Ивана Платоновича, вообще-то сосланного в Екатеринослав под гласный надзор. Его взяли, как нарушившего полицейский надзор. Плюс к этому у студента оказался поддельный паспорт. А потом Каляева пришлось жёстко колоть в одном из полицейских участков. Но всё что он знал – это только то, что Гершуни собирает в столице активных социалистов-революционеров. А сегодняшняя встреча у Езерской будет посвящена приезду Брешко-Брешковской, которая должна будет войти в Центральный комитет Партии Социалистов-Революционеров.

Чтобы не насторожить эсеров, из участка через одного из агентов Дворцовой полиции, сыгравшего уголовника, якобы сидевшего в предварительной камере с Каляевым, Лидии Павловне была отправлена записка, в которой Иван сообщал, что попался за нарушение «Положения о полицейском надзоре», и его должны выслать назад в Екатеринослав.

Другой сотрудник сходил на приём к Езерской с зубной болью. Благодаря обоим агентам была нарисована схема помещений, где Лидия Павловна осуществляла приём посетителей и проводила лечение. Также были получены чертежи помещений, арендованных зубным врачом – революционером.

На полигоне была создана похожая конфигурация и прошла отработка штурма и захвата террористов с использованием свето-шумовых гранат и револьверов с резиновыми пулями. Данные вундервафли были сделаны под моим руководством в оружейных мастерских Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы.

За основу травмата взял небольшой револьвер Smith & Wesson Model 2 по прозвищу «Baby Russian» с сосковым спуском без предохранительной скобы и стволом длиной три с половиной дюйма. Гильзу патрона оставили той же, пули из средней по твёрдости резины различной конфигурации сделали на заводе «Треугольник». Навеску пороха значительно снизили. Опытным путём пришли к тому варианту, который теперь стоял на вооружении данной группы «полицейского спецназа».

С гранатами ещё проще. Магний плюс селитра в картонный цилиндр. Терочный взрыватель и граната готова после экспериментов с весом и составом заряда. Нашу в школе офицеры назвали «Удар». Кроме этих средств на тренировках ещё использовалась пара щитов производства Чемерзина, державших винтовочную пулю в упор.

Кстати, от Мосина пришли десять образцов пистолетов-пулемётов разработанных Мосиным-Фёдоровым-Токаревым-Дектярёвым под маузеровский пистолетный патрон. Когда я увидел это… Честно говоря, слов не было. Вместо нормального пистолета-пулемёта Судаева, схему которого я рисовал для Фёдорова, получилось какое-то… В общем, больше всего это изделие напоминало пистолет-пулемёт Калашникова сорок второго года.

Правда, опробовав его, остался доволен хотя бы тем, что лучшего пока не было во всём мире. Да и ручка впереди, как у будущих автоматов Томпсона позволяла эффективно вести прицельный огонь до двухсот метров. Также к достоинству этого образца можно было отнести малый вес и габариты оружия, особенно со сложенным прикладом, простоту неполной разборки, магазин на тридцать патронов, возможность вести одиночный огонь и очередями. К недостаткам: большое количество осечек из-за высокого темпа стрельбы, стоимость и сложность изготовления.

Но каково же было моё удивление, когда в этот пистолет-пулемёт буквально влюбился Николай. Стволы трёх образцов были им расстреляны в хлам, а количество сожжённых патронов приближалось к десяти тысячам. Всё-таки не зря в моём прошлом-будущем Николай охотился на галок, кошек и собак в Царском Селе. Видимо, у него такой релакс был?! Здесь же император крошил на дворцовом полигоне мишени из пулемётов Максима и Мадсена, а теперь дорвался до пистолета-пулемёта, который пока даже не имел названия. Четыре автора – это многовато для аббревиатуры имени оружия. В общем, расстреляв десяток магазинов Николай Александрович становился каким-то умиротворённым, даже если цели были не особо точно поражены. Маньяк оружейный! Или стрельбы?!

Мои мысли прервала появившаяся карета. Как только она поравнялась с дверью в помещение стоматологического кабинета, кучер, остановив лошадей, соскочил на тротуар и застыл от двери с правой стороны, держа в руках кувалду. Из кареты выскочила четвёрка бойцов и, прижавшись к стене, застыла цепочкой с револьвером в руках с левой стороны от двери.

Судя по всему, Ромка, который стоял в цепочке первым, скомандовал: «Штурм». Кучер нанёс удар кувалдой, вынося замок. Дверь распахнулась во внутрь. Ромка встав на колено, одной рукой удерживаясь за косяк двери, другую руку с оружием вывел вперед в направлении коридора. Быстро заглянув внутрь, встал с колена и, пригнувшись, проник внутрь. Следом за ним просочились остальные бойцы.

Я закрыл глаза, мысленно представляя, как сейчас будут действовать бойцы. Ромка и второй номер уже проконтролировали коридор. Третий и четвертый номер забрасывают гранаты в комнату, где у Езерской, что-то типа приёмной и комнаты отдыха. В этой комнате, вернее всего, сейчас и проходит встреча. После гранат бойцы врываются в комнату, растекаясь по стенам и контролируя эсеров. Потом тройка и четвёрка по такой же схеме проверяет следующую комнату. В это время первая пара пакует, находящихся в первой комнате. Для этого у бойцов были усовершенствованные зубчатые наручники, также изготовленные в мастерских офицерской школы в Ораниенбауме.

Эту тактику штурмовой группы, которую мы наработали на полигоне, можно было обозначить акронимом, повторяющим сокращенное наименование Специальной авиадесантной службы Великобритании (SAS – Special Air Service), где также работали четвёрками: скорость, агрессия и сюрприз. Её решили применять при любом штурме, когда главная задача состоит в нейтрализации преступников за счет внезапности, стремительности и огневой мощи, а также сюрприза в виде свето-шумовых гранат.

В целом, с военной точки зрения наиболее предпочтительна при динамичном штурме тактика «массированной атаки», когда для приобретения контроля над объектом в него врывается как можно больше штурмующих, подавляя огнём обороняющихся. Но для полицейских операций четыре человека оказались оптимальным вариантом, поскольку большее количество штурмующих в одной комнате создавали помехи для самих себя. Ромка же сегодня лично возглавлял четвёрку захвата, так как это была наша первая боевая операция. Сам бы пошёл, но уже по должности и званию не положено.

Вторя моим мыслям в одном из окон помещений, арендуемых стоматологом-революционеркой, полыхнула вспышка, а потом докатился приглушённый грохот. Я распахнул окно и прислушался. Буквально секунд через десять раздались четыре выстрела, потом взрыв гранаты и тишина. «Кучер» прислонив к стене ручку кувалды, достал из кармана револьвер и прошёл внутрь. Через полминуты он вышел и показал знак «Ок».

Я в сопровождении ещё одной четвёрки бойцов покинул квартиру и через имеющуюся в доме арку вышел к месту операции. Пара прохожих, увидев нас, резко развернулись и быстро, чуть ли не бегом направились туда, откуда только что пришли.

Проводив их глазами, усмехнулся про себя: «Видать напугались вида моих казаков. Но далеко всё равно не уйдут. Люди Зубатова перекрыли все подходы к дому, так что задержат и опросят эту парочку».

Войдя в комнату, где всё ещё плавал запах взорванных гранат, осмотрелся. Все упомянутые Каляевым лица стояли на коленях со скованными наручниками руками за спиной.