Контрольный выстрел

Роль переговорщика важна, но в то же время второстепенна. Его задача — вступить в психологический контакт с преступниками, но ничего не обещать, кроме одного — что он передаст все требования руководству. Как правило, переговоры длятся часами, и все эти часы посредники мотаются между противоположно заряженными полюсами. От этого они испытывают огромное напряжение, постоянно находясь на линии огня.

— У тебя толковые переговорщики есть?

— Я сам могу пойти... — Гусаков пожал плечами. Он был не робок и в сложные моменты считал возможным, даже необходимым принимать самостоятельные решения, какими бы трудными они ни были. Взять на себя — значило вывести из-под удара своих подчиненных.

— Сам с усам... Человек должен быть умный, но неизвестный. Твою физиономию вся область знает.

— Начальник отдела БТ подойдет?

— Нет. Он пусть другими делами занимается. От меня будет Трофимов. Подумай, кто от тебя. И все! Больше ни одной твари.

Машина еще раз вильнула на повороте и выкатила на простор. Посреди огромного, казавшегося бескрайним, скошенного поля стоял огненно-красный «Икарус». Все окна, зашторенные изнутри, были словно глянцевые, и только одно из задних — матовое. Стекла не было: занавеска чуть колыхалась от легкого сквозняка. Преступники приготовили себе амбразуру для отражения нападения.

— Нельзя дальше. — На капот почти бросился полковник милиции. — Они стреляют.

Олег вывалился из салона. Под ногами чавкнула жижа, перемешанная десятками ног. На опушке и по периметру поля стояли машины, виднелись кучки людей, как нужных, так и абсолютно в данной ситуации бесполезных. В сторонке толпилось местное руководство. Прибытие начальника управления ФСБ заметили сразу. Олег поморщился. «Сейчас начнутся рукопожатия, глупые вопросы, глупые советы. Первомайскую демонстрацию устроили, только трибуны нет».

Тем не менее он жал руки каких-то людей, большей частью незнакомых, слушал ни к чему не обязывающие слова, отвечал на приветствия.

— ...Такая вот оказия. А основной свидетель ушел... — делился информацией мужик в темном костюме. Он был тучен и отдышлив. Оттянутое книзу лицо завершалось огромным, с неимоверным количество складок подбородком, и от этого вся его фигура казалась совершенно нелепой. Сшитый из дорогой ткани пиджак висел мешком. Редкие волосы, обрамлявшие блестящую лысину, были влажны. Пот струился по щекам и стекал на воротник, отчего тот приобрел серый мышиный цвет. Периодически толстяк проводил по лысине широкой ладонью и стряхивал огромные капли пота себе под ноги, на мокрую землю.

«Суки, откуда знают? Ведь нам стало об этом известно только сорок минут назад».

Сарафанное радио было хуже динамита. Информация, которая должна быть известна двум, максимум пяти людям, распространялась со скоростью тайфуна.

«Если эту парашу разнесут СМИ... И если возможные сообщники узнают... То за жизнь Левченко я не дам и ломанного гроша. Если же этот кузбасец сам сообщник, то через час он будет не Левченко, а Иванов, Петров, Сидоров или Джохар Дудаев».

Мелькнувшая только сейчас мысль о том, что Левченко может быть сообщником, поразила Олега.

— Гусаков, что из Москвы, блин?



Носков набрал номер Медведева. Того на месте не было, но расторопный Зеленый отрапортовал не хуже старшины-сверхсрочника.

— Кстати, — добавил Зеленый, — данные паспорта не соответствуют данным ЦАБ. И выдан паспорт в Москве, а не в Кузбассе. Ворованный, наверное.

— Почему? — логика этого вывода заинтересовала Носкова.

— Первый паспорт выдали в Кузбассе. Потом Левченко его потерял, или у него украли, и он его восстанавливал в Москве. И дата выдачи новая.

— Свяжись с паспортным столом, проверь.

— Проще у самого Левченко спросить. Во-первых, надо узнать, при каких обстоятельствах он менял документы. Украли, потерял, постирал в стиральной машине... Во-вторых, надо выяснить, существует ли этот Левченко...

— Если паспорт есть, то существует.

— Я имею в виду, кто он такой.

— На это у тебя уйдет уйма времени.

— А что, надо срочно? — Зеленый удивился.

— Я же объяснял Медведеву. — Носков засопел. — Кстати, где он?

Зеленый пожал плечами и, ругнувшись про себя («Козел, не мог объяснить толком!»), выдал:

— Где-то здесь бродит.

— Он бродит... «Бродит призрак по Европе», а ты за него... Появится — ко мне. — Носков положил трубку.

Разборки надо оставить на потом: в области ждут информацию. Передавая же ее, Носков даже не предполагал, что она прозвучит громом среди ясного неба.



Сообщение из Москвы Тихомиров выслушал с полным удовлетворением. Интуиция его не подвела: не так чист Левченко, как хотел себя показать. Уже тогда, отправляясь на опрос, опер понимал, что главное в его деле — не просто беседа, а документирование, поэтому прихватил оператора с видеокамерой. Так что показания, пусть неточные, пусть даже ложные, у него были на пленке. Как, впрочем, и этот «Левченко», фамилию которого пока надо писать в кавычках.

Не теряя времени, Тихомиров взял кассету и помчался к техникам: надо было срочно сканировать изображение Левченко и разослать...

«Так, транспортная милиция — раз, наши подразделения — два, в Москву — три. Хорошо бы еще в лечебные учреждения...»

Благими намерениями вымощена дорога известно куда. Расходуемых материалов у технарей оказалось только на два снимка. Репродукцию было сделать несложно, но требовалось время.


Москвичи же обещали найти настоящего Левченко, дабы кое-что уточнить. Это «кое-что» могло стать важным.



Дома у Левченко, куда ясным соколом прилетел Зеленый, никого не было. Лева несколько раз спускался на улицу, курил и возвращался в надежде, что кто-нибудь там образуется, подаст признаки жизни. Трель звонка раздавалась в пустой квартире. Однако в квартире напротив кто-то копошился, несколько раз тявкнула собака. Зеленый ткнулся туда.

Дверь открыл небритый тип в голубой майке. Резко пахнуло перегаром и какой-то кислятиной.

— Здравствуйте, я из милиции, — машинально начал Зеленый. Верзила поднял бровь и недобро ухмыльнулся.

— Проходи.

В маленькой комнатке, среди сваленных в кучи вещей, на крашеных табуретках сидели такие же, как владелец квартиры, шкафы — здоровенные, в голубых майках. Обнаженные части тела отсвечивали фиолетовыми наколками.

«Люблю читать татуировки на обнаженных мужиках...»

— А я вам мента привел! — радостно объявил верзила.

Со всей очевидностью Зеленый понял, что упоминать милицию вовсе не следовало. Первая заповедь Деда — «Никогда не доставай ксиву без крайней нужды!» — была нарушена.

Второй заповедью было: «Обнажил ствол — стреляй!»





13




Встретив Трофимова на улице, вряд ли кто смог бы предположить, что он относится к разряду людей, причастных к самому элитному подразделению спецназа. Трофимов был невысокий, щуплый, с каким-то застенчивым взглядом. Говорил тихо, вкрадчиво, и казалось, в его облике есть что-то от чеховского человека в футляре. Обманчивость первого впечатления не раз ставила незнакомых людей в тупик. Кое-кого Трофимов мог без особых усилий отправить в нокаут. При всей невзрачности своей внешности Трофимов был человеком достаточно открытым, хотя и понимал, что открытое лицо хорошо только для удара в челюсть.

Однажды, оказавшись в роли переговорщика, он так умело построил беседу с террористом, что тот (для всех это так и осталось загадкой) добровольно сдался, предварительно выбросив из окна квартиры с заложниками свой пистолет. Анализируя потом ход беседы, сам Трофимов так и не понял, что послужило причиной сдачи. Несмотря на вкрадчивость тона в беседе с бандитом, Трофимов в любой момент был готов врезать ему по четвертому позвонку, чтобы тот не дожил до суда. Именно это он блистательно продемонстрировал во время освобождения заложников в Ростовском аэропорту.

Некто Сичкин захватил в Луганске воспитательницу детского сада вместе с детьми. Потребовал себе самолет, оружие и прочее. Переговоры напоминали диалог двух глухих через бетонную стену. Ни просьбы, ни логика, ни уговоры не действовали. Оставался крайний вариант, и тогда ему дали все, что он требовал. Подсознательно теплилась надежда, что идиот образумится, сдастся, или хотя бы отпустит детей... Увы, идиот и в сорокалетием возрасте идиот. Он шел по трапу в самолет, прикрываясь ребенком, прикрываясь женщиной, которую тащил за волосы. Он шел прямо на Трофимова, который все видел и молил Бога, чтобы тот удержал его от удара. Но Всевышний от удара не удержал. Когда преступник сунул голову в дверь предоставленного ему самолета... Когда он сунул ее ровно до четвертого позвонка, тут... Рукоятка пистолета Стечкина не лучший массажер для шеи. Бесчувственного и потому безобидного террориста оттащили на газон, где за его жизнь начали бороться врачи. Кстати, он так и остался жить вечнозеленым символом человеческого идиотизма, лишив себя возможности покормить комаров на Колыме.



Олег естественно и спокойно выбрал для переговоров Трофимова — тот уже давно считался талисманом при проведении подобного рода операций. Ему не нужно было дважды объяснять задачу. Кивнув головой после короткого инструктажа, Трофимов двинулся в сторону «Икаруса». Спокойно, чуть вразвалочку шел он по размокшей пашне, твердо ставя ногу. В мощный бинокль было видно, что в автобусе дрогнула занавеска: оттуда явно следили.

Не доходя метров пятьдесят, Трофимов демонстративно скинул куртку, обнажив подмышечную кобуру. Не колеблясь, он отстегнул клипсу от пояса, и рыжая кобура с пистолетом Макарова упала на землю. Потом он поднял рубаху и повернулся вокруг оси. Преступники должны быть убеждены, что оружия у него нет. Десантный нож на голени не в счет. Все это Трофимов проделал спокойно, без спешки, давая бандитам возможность разглядеть и осознать, что они имеют дело с грамотным человеком. Темная занавеска снова дрогнула, и Трофимов принял это за знак. Пройдя еще метров двадцать, он поднял руки.

— Стоять, мент! — Голос, прозвучавший из автобуса, был сиплый, прокуренный.

«Принимают за мента. Это хорошо. Значит, и разговор может быть попроще. Значит, про «Альфу» пока не знают». Олег наблюдал за происходящим в бинокль. О чем говорил Трофимов, ему слышно не было, но, судя по жестикуляции, разговор начался. Минуты через две Трофимов повернулся и пошел назад, не поднимая с земли ни куртки, ни оружия.

Он шел ровно, не ускоряя шага. Лицо его было, как всегда, спокойное.

«Вот черт какой! Ничего не прочитаешь на физиономии».

— Ну что? — Толстый представитель местной власти аж вспотел от нетерпения. Находясь в гуще событий, он просто не имел права оставаться на вторых ролях.

— Посторонних я попрошу... Товарищ Гусаков уберите всех лишних. — Олег даже не повернул головы, что для «свидетеля всех свидетельств» было ударом значительно ниже пояса. Олег произнес эти слова тихо, без модуляций в голосе, словно речь шла не о представителе второй власти, а о назойливой мухе, выступающей в тяжелом весе.

— Это кто посторонний? — Толстый побагровел. — Я...

— Головка от ...! — взорвался Олег. — А ну мелкими прыжками и не оборачиваясь — на опушку!

От столь неделикатного обращения толстый сник и обиженно затрусил по размокшей пашне.

— Ну?

— Их условия: миллион баксов, рация для переговоров. Пока...

— Рация не проблема... — Гусаков кого-то поискал глазами.

— Баксы мелкими купюрами?

— Естественно. И не новыми.

— Черт. Насмотрелись боевиков... Чем грозят?

Трофимов пожал плечами.