Контрабандисты во времени

Он подошел к Гастону.

– Ладно, я все уразумел. Покажи мне какой-нибудь прием или движение.

Гастон неожиданно ударил Демьяна в лоб. У того аж искры из глаз посыпались и в глазах потемнело, как ночью. Он уронил дубинку и закрыл голову руками. Гастон продолжал бить его по рукам, по спине, по бокам не сильно, но очень чувствительно. Демьян выл от боли и метался из стороны, в сторону, пытаясь уйти от него.

– Все! Все! Все! Черт возьми, остановись! Больно, сука-а-а!

Но Гастон, словно не слышал его. Наконец Демьян вырвался и отбежал на десяток шагов. По лицу стекала кровь из разбитой головы, все тело саднило от ушибов и ударов.

– Ты что, Гастон! Ты так меня убить можешь!

– Я учу тебя палкой, потому что ты так ничего и не понял. Совсем ничего не понял! – жестко сказал он, – И я тебя не убью, а вот кто-то другой уже давно поскользнулся бы на твоих мозгах, тупица!

Он сделал незаметный шаг в сторону Демьяна, но тот отпрыгнул от него словно от роя разъяренных пчел и застыл, ловя взглядом каждое движение друга, готовый бежать.

– Вот теперь ты понял, мой друг, расслабление в сражении будет стоить тебе жизни. Давай продолжим. А теперь постарайся поднять дубинку.

Они занимались весь день. К вечеру на теле Демьян практически не осталось живого места. Лицо распухло от ударов кулака Гастона, кожа головы кровоточила в нескольких местах, шевеление пальцами отдавалось ужасной болью в суставах. Спина так болела, что Демьян не мог себе представить, как он будет спать, ему придется либо как-то на избитом животе или сидя. Ноги он едва переставлял от усталости. Зато Гастон не пропустил ни единого удара и источал собой веселость и радушие.

– Думаю, нам стоит хорошенько поесть, – посмеиваясь над стонами Демьяна, сказал он, – пойдем в «Благочестивую девицу», хорошенько напьемся и отведаем хорошего жареного мяса с луком и чесноком. Трактирщик Жозеф утром зарезал доброго поросенка.

Демьян едва дошел до трактира и рухнул на стул, чуть не вскрикнув от боли.

– Может тебе все же стоит бесчестно сбежать? – Гастон отрезал ломоть жареного мяса ножом, – ты самый бесполезный рубака, которого я видел в своей жизни.

Он откусил от куска мяса и запил вином.

– Нет, – простонал Демьян.

– Ну, тогда выпей и хорошенько закуси. Сдается, что завтра ты можешь лишиться парочки зубов.

И Гастон оказался прав.

Он прихватил на «тренировку» два щита.

– Держи. Это щит для Божьего суда между двумя простолюдинами.

Гастон всучил в его руки небольшой треугольный щит, перевернутый острым углом вверх. Демьян, памятуя, многочисленными синяками и ушибами, вчерашние уроки, тут же его схватил, прижал к себе и отскочил от своего друга.

«Да, за щитом оно понадежнее будет», – подумал он, прижимая к себе щит и вытянув голову над его острым навершием, – «теперь тебе не так будет легко меня отдубасить…»

Не успела его замечательная мысль отблистать своей гениальностью, как Гастон ухмыльнулся и с силой ударил его щит ногой. Острый край щита разбил губу, и Демьян ощутил, что два его зуба закачались, как два старых ирландских пьяницы.

– Запомни, щит может быть не только защитой, но и оружием. Щит в руках дурака принесет ему только несчастья, поэтому учись им владеть, иначе твой же противник забьет им тебя насмерть.

«Я уже это понял», – с тоской подумал Демьян, чувствуя, как зубы отделились от десны и рот наполнился солоноватой теплой кровью.

Гастон размахнулся дубиной и попытался огреть Демьяна по голове. Тот подставил щит и ощутил, как от сильного удара онемела рука, держащая его. Он отскочил, но онемевшая конечность сама собой опустилась вместе со щитом, лишив его защиты.

Гастон снова сильно его поколотил.

– Не подставляй щит под прямой удар, – наставлял его Гастон, колотя дубинкой, – если бы ты хоть раз получил копьем в торч[78] на турнире, когда сшибаешься со своим противником на всем скаку, ты бы понял, о чем я говорю. Отводи щитом удар в сторону, пусть оружие твоего врага скользит по нему, и он откроется перед тобой для твоего решительного удара.

Весь день Гастон тренировал Демьяна, хотя этот процесс проще было назвать избиением. К вечеру Демьян валился с ног от усталости. Тело болело еще больше, чем накануне, от беспощадных ударов и его друг, видя, что Демьян уже пребывает в какой-то прострации, готовый в любой момент равнодушно лечь и умереть, сжалился над ним и, окончив занятия, потащил его в трактир.

– Гастон, если так продолжится и дальше то все, что мне останется – это приползти на площадку, где будет судебный поединок и подставить голову под дубину Семы Молотка или, как вы его зовете, Семеона Мартелла, потому что сил сопротивляться у меня уже к тому времени не останется. Я даже есть не могу, чтобы восстановить силы, потому что ты лишил меня двух зубов и десны адски болят, – прошепелявил он, присвистывая через брешь от выбитых зубов.

Гастон перестал улыбаться и серьезно сказал.

– Я хочу, чтобы ты уяснил себе одну, главную вещь. Тебе предстоит поединок, который неизбежно закончится смертью одного из вас. Другого исхода не будет – только смерть одного из вас. Ты, ни разу не убивший в бою ни одного человека, не способен осознать, что тебе предстоит сделать, увидеть и пережить. Потому что ты не убийца. Ты сейчас даже не можешь принять смерть такой, какая она есть. Но ты все же должен понять самое важное – первое, это не жалеть себя в бою, второе, не бояться получить страшное тяжелое увечье, третье, ты не должен бояться умереть и последнее, ты не должен сомневаться в том, что ты хочешь убить и твоя рука не дрогнет в нужный момент. Если ты не способен осознать и принять это, как часть себя, то в бою эти слабости закончатся именно твоей смертью, мой друг. Да, ты плохо владеешь оружием, но в тебе есть кое-что, что уравновешивает этот недостаток. Ты шустро соображаешь и умеешь быстро думать и не менее быстро учишься. Если бы тебе пришлось биться мечом, топором, кистенем или на кинжалах, то я бы настоял на том, чтобы ты предпочел бесчестье и бежал как можно дальше. Так как не существует способа обучить этому искусству человека за одну неделю. И твой противник убил бы тебя без всяких сомнений. А сейчас все зависит от того, как повернется госпожа удача к одному из вас.

Демьян, искривив разбитую губу, молча потягивал вино и слушал своего друга. Он поставил стакан на стол.

– Я не могу бежать, ты же знаешь.

Гастон обнял его за плечи и глядя в глаза сказал.

– Да мой друг, я уже это понял. Но поверь мне, потом мы все равно убили бы твоего обидчика и всех, кто был оказался рядом с ним. Все в Городе знали бы, кто это сделал и за что. Иногда жестокая месть искупает бесчестье.

Гастон откинулся на спинку стула и снова взял в руки бокал с вином.

– Я дам тебе завтра небольшой отдых, чтобы ты мог зализать свои раны. Но, чтобы не терять время, буду рассказывать тебе о приемах боя на дубинках. Мне больше по душе меч или боевой молот, но честно говоря, приемы боя на дубинах чем-то схожи приемам боя на мечах. Меня учил сражаться на дубинах один пленный англичанин, а они большие мастера в этом деле.

Жесткие занятия давали свои плоды, но, чем дольше Демьян занимался с Гастоном, тем яснее он понимал, что просто так ему не одолеть Сему. Поэтому он решил предпринять свои меры помимо уроков с Гастоном. Он, немного придя в себя, ранним отправился в современный мир и купил в аптеке Эритропоэтин, Фенибут и Фенотропил, которые считаются в мире спорта допингом и категорически запрещены, но если нужно резкое повышение выносливости и прилив сил, то эти препараты самое простое и легальное средство. Он также заглянул в магазин спортивного питания и купил препарат «Jack3d». Известный всем качкам, как «предтренировочник». И самый действенный и жесткий из них. Демьян читал в Интернете, что повальное увлечение им стало самой настоящей проблемой в спецвойсках США. И даже были, правда, неподтвержденным данные, что от передозов были зарегистрированы несколько смертельных случаев. Демьян понимал, что, влив в себя такой коктейль, он сильно рискует, но организм в нужный момент должен дать намного больше, чем может и он, таким образом, сведет на «нет» физическое превосходство Семы Молотка.


«Тебя ждет куча сюрпризов, упырь», – со злостью подумал он, раскладывая препараты в аптеке.

Настал день поединка.

В этот день в город со своей свитой въехал король. С утра улицы были украшены яркими лентами и цветами. Празднично одетые горожане, высыпали из домов на улицы, чтобы видеть любимого монарха. Дети и девушки держали в руках белые лилии и пели песни. Богатые горожане, главы цехов, мастера и торговцы накрыли столы с угощением для нищих и те с криками и руганью ломились к этим столам, чтобы подкрепиться перед зрелищем Божественного Суда, когда в нем сойдутся два инородца взаимно обвиняющие друг друга в колдовстве и прочих страшных черных делах.

Демьян встал с рассветом. Сходил в церковь на заутреннюю, где встретил шпионов преподобного Томазо. Они следили за ним последние пару дней. Увидев их, он приветливо помахал им рукой. Потом он вернулся в аптеку, где налил в большую деревянную ванну теплой воды и помылся. По правилам поединка, которые ему в письменном виде предоставил помощник парижского прево, Демьян сбрил волосы наголо. Он пытался делать все неспешно, размеренно, чтобы не сорваться в приступ истерического страха. Но все равно, несмотря на все попытки совладать с собой, сердце бешено колотилось, дыхание прерывалось, или, наоборот, учащалось, а мысли перескакивали с одной на другую, и его заметно потряхивало от тяжелых психологических переживаний. Особенно по мере того, как приближалась «неизбежная неизвестность» страшная и неотвратимая. Он каждой клеточкой кожи ощущал присутствие смерти вокруг. Словно она стояла за его плечом, молча ожидая «свое». Он иногда застывал, вслушиваясь в тишину и тряхнув головой, снова возвращался к подготовке. Ему было очень страшно. Даже разноцветные ленты на улицах и всеобщее ликование горожан его не трогали. Он не слышал и не видел ничего вокруг, мир сузился до одного четкого инстинкта имя, которому было страх. Временами пальцы на руках холодели, а к горлу подкатывал комок. Демьян иногда ловил себя на мысли.

«Словно я уже умер. Это просто невыносимо!».

Он поднялся на второй этаж, прижал голову к подушке и заорал что было сил. Он кричал и кричал, пока не почувствовал, как закружилась голова от нехватки кислорода.

«Надо брать себя в руки! Пора. Иначе я просто сойду с ума», – подумал Демьян и спустился в аптеку, чтобы навести свой секретный коктейль.

После приема препаратов наступил эффект «быстрой усталости» – одышка, сердце стало биться еще сильнее, и казалось, оно подкатило к горлу, чтобы в немом крике покинуть бесполезное тело. Но мысли прояснились и Демьян обрел так необходимые ему сейчас решительность и спокойствие. Он написал два письма. Одно Изабелль, в котором он в очередной раз прощался с ней и Гастону, поблагодарив его за заботу и помощь.

Прощаясь с ним накануне, Гастон обнял его и сказал.

– Завтра я буду в толпе смотреть на тебя. И мы, мой друг, узнаем, сбудется ли пророчество старой ведьмы или это были просто бредни выжившей из ума несчастной старухи.

– На кого ты поставил? – жалобно спросил Демьян.

– На тебя, мой друг, иначе к чему все мои потуги и твои жертвы, – засмеялся Гастон, – видишь, я бываю очень глупым.

Но слова друга добавили Демьяну небольшие силы в копилку силы духа, позволяя ему поверить, что он может победить умелого и беспощадного противника.

Пришла стража, чтобы препроводить его к месту поединка.

– Пора. Час пробил, – сказал начальник стражи Николя дю Жардан.

– Я готов, – коротко ответил Демьян.

Его отвели на Гревскую площадь, где за два дня до этого рабочие из цеха каменщиков по заказу бургомистра отсыпали песком небольшую площадку и отгородили ее невысокой изгородью. За ней уже толпилась огромная масса горожан и крестьян, прибывших специально посмотреть на диковинный бой двух иностранцев. Вход же оставили только один, символизируя мистическо-философскую суть события – входят оба в один вход, живым выходит один. Рядом плотники соорудили большой помост для короля и его свиты. Его украсили синим сукном с королевскими лилиями и навесом из легкой ткани, чтобы защитить Его Величество от солнца и дождя. По правую сторону плотники соорудили еще один навес, поменьше застеленный тканями попроще – для глав цехов, бургомистра и других знатных горожан. В зрители кроме короля и его свиты, уже давно стояли на своих местах.

Демьяна провели мимо помостов в одну из небольших палаток, где под присмотром представителя парижского прево и служки ему помогли одеться в кожаный костюм из дубленой, но эластичной кожи. Особый костюм сшили по снятым с него меркам еще за несколько дней до поединка. Его особенность заключалась в размере, Демьян едва смог в него влезть. Его сшили, так, что он очень плотно прилегал к телу, словно это была вторая кожа и в заключение надели на бритую голову такой же облегающий капюшон. Мальчик-служка зашнуровал костюм и отошел в сторону. Представитель парижского прево, в чьем ведении находилось соблюдение всех правил судебного поединка, проверил, чтобы у Демьяна в руках не было ничего лишнего, что могло послужить оружием и ничего спрятанного в костюме, что могло послужить дополнительной защитой. Он удовлетворительно кивнул и указал пальцем на обувь.

– Месье, по правилам судебного поединка прошу вас снять обувь.

Биться предстояло босиком. В конце все процедуры подготовки в палатку зашел священник, чтобы причастить Демьяна и отпустить ему грехи. А затем его повели к площадке. Они прошли мимо костра сложенного и готового для проигравшей стороны. Рядом с ним деловито возился организуя работу палач Жиль Сансон. Демьян приближаясь к месту боя слышал, как вопила толпа в предвкушении кровавого зрелища. Люди выкрикивали то его имя то имя Семы Молотка, по-видимому, в зависимости от того, на кого поставил тот или иной крикун. Но как только Демьян приблизился к площадке, Николя дю Жарден громогласно закричал.

– Блюсти тишину!

Толпа мгновенно смолкла, казалось, стало слышно громкое жужжание мух копошащихся в разлагающейся крови забитых животных на рынке Мортен. Каждый на площади простолюдин знал крутой нрав этого достойнейшего и честнейшего человека. Никто после его слов не смел не то, что слова, сказать, которое могли истолковать как знак одному из бойцов, но даже кашлянуть или чихнуть. Дю Жарден подняв железный жезл, внимательно осмотрел площадь и людей. Потом он махнул им, и Демьян продолжил свой путь в гнетущей тишине.

Король и его свита восседали на помосте. Рядом с Людовиком Демьян увидел Изабелль. Она сидела, чуть поодаль, опустив голову и закрыв лицо белой полупрозрачной вуалью. Король наклонился и протянул руку, двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок, а другой показал на Демьяна. Изабелль смотрела безжизненными глазами, как будто сквозь него. Его Величество взял из вазы на столе засахаренный фрукт и протянул его Изабелль.

– Насладитесь зрелищем, моя дорогая. Это достаточно диковинная редкость – видеть в судебном поединке бой двух представителей черни, да еще и инородцев. Обычно это удел благородных людей – защищать честь в честной схватке.

Он погладил ее по руке и, повернувшись к кому-то из свиты, спросил.

– Де Брисак, вы на кого поставили?

Демьян отвернулся, чтобы не видеть Изабелль.

На площадке стояли обращенные лицом друг к другу два стула, покрытые черной тканью. Один предназначался Демьяну, а через некоторое время привели и на соседний стул усадили Сему Молотка в таком же кожаном одеянии. Демьян отметил про себя, что бандит слегка прихрамывал на ногу, в которую преподобный Томазо воткнул маленький кинжал. Привели закованных в деревянные колодки Бруно и консильери Молотка, бандита по кличке Полкан. Бруно шел с затравленным видом, озираясь по сторонам, как бедное животное, которое вели на живодерню, зато Полкан шел с гордо поднятой: он не сомневался в победе своего босса. Их оставили за оградой у входа, под охраной двух солдат.

Сема Молоток сел напротив Демьян, он буквально сверлил глазами его, но Демьян, будучи уже под действиями препаратов, спокойно смотрел на него.

– Ты Дема, наверное, думал, что сдашь меня местной мусарне и все. Но ты загадил свои отношения не только со мной. Нашелся тут один пидарок, вон тот с длинным носом, и решил он за меня вписаться…. Знаешь, а мне здесь нравится. Я думаю, когда тебе балабас разобью на черепки, я в местной помойке выйду в авторитетные люди. Налажу жирно дело, титул получу.… Буду жить на два мира. И ты бы мог, сученок….

– Скажи мне, – спокойно сказал Демьян, прерывая его, – почему ты всегда хотел убить Бруно? Что он тебе сделал?

Сема усмехнулся.

– Ну, раз у нас пошел такой кровяной перетёр, давай осушим все дерьмо до дна. Лишний он был между нами. Не свое место занимал этот черт. Если бы не этот баклан чепушильный мы бы могли с тобой много дел алмазных провернуть. И ты бы мог быть человеком. Но эта гадина всегда нас разделяла.

– Ведь это не он причина. Зачем ты всегда меня ставил перед выбором? Зачем, Сема?

Сема Молоток посмотрел куда-то в сторону.

– Я всегда хотел тебя сломать. Скрутить в бараний рог, но, только ставя тебя на выбор, это можно было сделать. Но теперь это уже не важно, – спокойно, без фени, ответил он.

Принесли две корзины: в одной топленый свиной жир, в другой – древесная зола. Помощник дю Жардена приказал Демьяну и Семе обильно натереть кожаные костюмы свиным жиром, а потом очистить от него руки с помощью золы, чтобы оружие не выскользнуло из них. Им сунули в рот по кусочку сахара и Дю Жарден кивнул мэру города. Тот поднялся и поклонился королю. Монарх в свою очередь махнул белым платком в руке.