Контрабандисты во времени

– Сеньор Демьян Садко? Аптекарь из Московии?

– Да это я, – растеряно ответил Демьян, – что вам надо?

Капитан развернул бумагу.

– Вы подозреваетесь в оговоре честного мастера, главы мастеров торговцев железом, оружейным мастеров и кузнецов из Московии Семеона Мартела,[75] обвиняя его в колдовстве, чернокнижии и покушении на жизнь.

– Какой нахер Семеон Мартел? – спросил вконец ошарашенный Демьян, – Вы что несете?

Капитан устало посмотрел на него.

– Я не знаю, приятель, но у меня есть приказ доставить тебя в Большое Шатле для проведения следствия. Подписано самим преподобным Томазо.

– Вы сейчас разговаривает с личным лекарем кардинала Франции Жоржа де Амбуаза! – Демьян выпрямился и принял надменный вид, – вы понимаете, какие последствия вас ожидают?

На лице капитана появилась злорадная ухмылка.

– Тут такое дело приятель…. Не повезло тебе. Кардинал Жорж де Амбуаз скоропостижно скончался пару дней назад. Да примет Господь его душу.

Он перекрестился.

Демьян почувствовал, как у него побежали мурашки по спине. Свидетельство кардинала все же имело силу, но его необходимо было завизировать в канцелярии городской ратуши. А так его действие распространялось только за пределами Парижа и на территории монастырей находящихся в городских стенах.

«Твою мать!», – завопил про себя Демьян, – «ведь говорил же мне камерарий кардинала, что по приезду в Париж топать в ратушу на прием к бургомистру. Но когда? Я с Семой воевал!»

Капитан устал ждать. Он прямо, как матрос Железняк, махнул рукой. Стражники грубо схватили несчастного Демьяна и вытащили на улицу, где его ожидала уже знакомая повозка с клеткой. При виде ее у Демьяна, как говорится, подкосились ноги.

В результате он снова очутился в сыром и темном подземелье тюрьмы Большое Шатле.

«Господи, что же произошло? Где я ошибся? Что я сделал не так?», – думал он, сидя на полу в темнице и отгоняя ногой крыс.

Раздались шаги, открылась небольшая дверца и держа над головой фонарь с жировой свечой зашел мастер Жиль Сансон. В другой руке он держал небольшую плетеную корзинку. У Демьяна подкатил от ужаса ком к горлу, он раскрыл рот, но слова не шли. Так он и сидел с раскрытым ртом, пока к прутьям его темницы не подошел палач. Он, немного щурясь, осветил пространство перед собой и увидел затаившегося на куче жухлой соломы Демьяна.

– Рад вас видеть, друг мой, – добродушно заулыбался он.

Однако Демьяна его слова совсем не воодушевили. Странный паралич, вызванный ужасом, не дал ему ответить, он лишь что-то нечленораздельно промычал.

– О нет, – воскликнул мастер Жиль, – я тут просто зашел к вам поболтать и прихватил немного вина, закусить, – он поставил корзинку на пол и добродушно развел руками, – что еще нужно для непринужденной беседы в приятном обществе?

– Я думаю.… Более располагающая обстановка…, – выдавил из себя Демьян.

Жиль Сансон покрутил головой по сторонам и сделал удивленные глаза.

– Ну, здесь не так уж и плохо, как кажется на первый взгляд. Будучи еще молодым, человек я тоже, как и вы испытывал некое внутреннее неприятие этого учреждения, но впоследствии с годами ко мне пришла мудрость и я стал воспринимать Большое Шатле не так критично, а с долей глубокого философского смысла.

– Да какая уж тут может быть философия любезный Жиль? – отчаянно воскликнул Демьян.

Тот почесал лысую голову, размазывая по ней капли пота и пожимая плечами ответил.

– Ну, хотя бы то, что вы находитесь по ту сторону железных прутьев, а я по эту. Знаете, милейший Демьян поневоле задумаешься о судьбе, о бренности жизни и остальных превратностях божьего Провидения.

«Хрен поспоришь», – с сарказмом подумал несчастный узник.

– Но я также зашел к вам передать привет от наших парней. Особенно горячо о вас беспокоился Парацельс. Ребята призывают вас не падать духом, мужаться и передают, что если вам придется принять смерть из моих рук, то вы можете не отчаиваться и знайте, ваше бренное тело будет самым тщательным образом исследовано, тем самым вы послужите Великому Знанию.

«Да твою же мать!».

– А у них ни у кого нет желания поменяться со мною местами? Так сказать, самим принести пользу науке!

– Я думаю, каждый из них окажись на вашем месте с радостью отдался этой участи. Но каждому свое и всему свое время, – философски заметил он, – я же пришел просто по-приятельски с вами поболтать и выпить немного вина. Тем более такая приятная компания выпадает не так часто. Давайте, любезный Демьян, выпьем и хорошенько закусим.

Он отомкнул темницу и прошел к Демьяну.

– Я надеюсь, вы будете благоразумным, мой друг, ни не выкинете фокус, как в прошлый раз. Я имею в виду бессмысленное бегство. Не подведите своего доброго приятеля Жиля.

Палач достал глиняные бокалы и разлил вино.

Выпили.

Вообще алкоголь для Демьяна сейчас был очень нужной вещью, но желанного расслабления он так и не почувствовал.

– Я, знаете ли, любезный Демьян, иногда брожу по темным коридорам Большого Шатле и предаюсь философским размышлениям. Это происходит от того, что здесь, получается, быть ближе всего к Богу. Да мой друг, Большое Шатле – место философского уединения…. Я даже иногда сочиняю стихи, – смущенно добавил он, – вы не против, если я вам их почитаю?


«Надо расспросить его. Он должен быть в курсе того почему я здесь оказался», – Демьян стал быстро соображать как бы ему выгоднее воспользоваться своим приятельским знакомством с палачом.

– Валяйте, – вяло буркнул Демьян.

– Ну, мой друг не смотрите на жизнь так мрачно.

– Стараюсь.

– Ну, вот теперь вы молодец. Слушайте….

Он подошел, взялся за прутья и опустил голову на них. Постоял пару секунд, выдерживая необходимую театральную паузу, а потом, вскинув голову с взглядом, смотрящим через стены, в самую глубь Вселенной начал декламировать:

Когда смолкнут крики несчастных,

Когда снимут с дыбы последний труп,

Я в задумчивости выхожу из темницы,

Чтобы полно, пройти свой путь!

Из жил и вен я сотворю звонкие струны,

Из костей и ребер арфы изогнутый стан,

Я как Орфей поступью храброй,

Найду вход в очищающий ад,

Ты думаешь кровь и твои страдания,

Есть услада мой души?

Нет!





Жиль Сансон поднял голову, обращая лицо к низкому потолку, по-видимому, он мог смотреть сквозь стены и узрел ночное небо усеянное звездами, прижал руки к сердцу, и резко вскинув их туда же к потолку, завершил.

Мне неведомо сострадание,

Потому что я чист и невинен душой,

Я просто ищу лишь великое знание,

Так послужи ему телом бренным своим!





У Демьяна, который и так был очень сильно напуган своим пребыванием в застенках Большого Шатле, а тут еще и палач-стихоплет – его челюсть медленно поползла вниз. Он ошеломленно смотрел, моргая глазами, на Жиля Сансона. А тот опять уронил голову на руки, схватившись за прутья, пафосно замер, изображая томительную усталость метущейся души.

«Да ты долбаный маньяк! Конченый кровавый чикатилос!»[76], – ошарашенный Демьян не мог прийти в себя.

– Ну что же вы молчите, мой друг? – трепетно спросил Жиль Сансон не поднимая головы.

– Э-э-э это великолепно…, – прошептал Демьян.

– Правда? – поднял голову палач и посмотрел на Демьяна сияющими глазами.

– Да… Любезный Жиль… Я думаю прочитай вы их Петрарке, он без сомнения восхитился бы ими до глубины своей гениальной души, – Демьян, как мог смягчил натуру палача.

– Знаете, я всегда предпочитаю читать свои стихи заключенным, которым возможно в скором времени придется расстаться с жизнью. Мне так приятно, что несчастные уходят в последний путь, унося в сердце искру нашего прекрасного бытия, созданного поэзией, – сказал растроганный палач со слезами на глазах.

Демьян почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове, но собравшись с мыслями, решил действовать.

– Да я тоже рад… Любезный Жиль, а вы случайно не знаете причину почему я снова попал сюда?

– Ах, мой друг, я всего лишь палач. Все, что я знаю, это то, что к человеку, колдуну из Московии, который хотел погубить вашу бессмертную душу, приходил пару раз глава цеха аптекарей Франсуа ле Бертран. А потом преподобного, в полномочиях которого находится дело, пригласили в магистрат на аудиенцию с бургомистром, главами цехов и парижским прево.

«Пиздец!», – Демьяну сразу стало плохо, потому что в его голове тут же сложились все пазлы.

– А где же сейчас сам преподобный Томазо?