Консул Руси

– А ты уверен, что единокровный брат моей супруги тебя не обманул? Он ведь идет не в Иерусалим. Но здесь все только о том и говорят. Вряд ли в халифате о том не слышали. Не сразу я понял, в чем подвох, но, когда догадался, был поражен. Он ведь таким нехитрым способом вынуждает халифа делать то, что считает нужным. И собирать свое войско там, где его не будет. Экое лукавство! Но мне оно по душе. Не зря он взял имя – Ярослав. Войско халифа великое. Если бы оно собралось в единый кулак и помешало брату моей сестры при высадке, то все бы закончилось печально для похода. А так… я верю в его успех.

– Может быть, ты тоже хочешь поучаствовать в этом походе, раз уверен в его успехе?

– А ты не уверен?

– Уверен. Но я не доверяю Василию.

– Ярослав почему-то очень не любит Константинополь. Ему не интересен этот город. Вряд ли он станет бороться за него.

– Он считает его проклятым.

– Допустим. Но какой мне резон идти в поход? Ты думаешь, я поверил в твои слова о намерении провозгласить меня наследником? Пока ОН жив – ты не рискнешь это сделать. А убивать его… не знаю… затея так себе. Если что-то пойдет не так, можно запросто преставиться от массы причин. Та же чернь растерзает. Она ведь его любит.

– Она его не знает.

– Тем лучше. Так проще любить.

– Пограбить арабов – чем не цель?

– В Болгарии не так сильны твои сторонники. Если я уйду в далекий поход, кто знает, что произойдет в моем княжестве? А воевать против тебя мне не с руки. Да и с моравами тоже.

– Остаются венгры да племена хорватов.

– И те и другие бедны. Война будет не шуточная, а добычи – никакой.

Василевс промолчал.

Он был раздражен. Воспитал на свою голову. Ведь уже давно старались приложить все усилия к тому, чтобы правителей болгар максимально воспитать, как подобных себе. А потом и прочую знать. Чтобы они потихоньку влились в державу ромеев и бесследно растворились в ней, как прежде случалось с другими дикими племенами. Но с Владимиром явно перегнули палку. Слишком рано, на свою голову, он стал ромеем.

Беседа заглохла. И чуть погодя Владимир откланялся и удалился. Он пожелал вернуться к своей дружине, дабы успокоить ее. Воевать с Ярославом она явно не рвалась. Вот Владимир и предлагал воспользоваться предложением Василевса и рассказать бойцам, что их тоже звали в поход. Но они промедлили с выступлением и теперь не успели. Для них просто не смогли подготовить корабли, так как не рассчитывали на их участие. Теперь только по суше можно выступить. И не туда, куда Ярослав пойдет, а туда, откуда халифат уведет войска, дабы бороться с консулом Нового Рима.

Идея Василевсу понравилась. По крайней мере, на словах. Но ему было очень тяжко на душе. Слишком лукав Владимир. Слишком себе на уме. Слишком много знает и еще больше понимает. С такими варварами он не любил иметь дело.

– Смышленый варвар, – произнес Патриарх Фотий, что присутствовал при их разговоре и слышал все до последнего слова.

– Может, и правда назначить его наследником?

– Чтобы городская чернь восстала?

– Черт бы ее побрал! – рыкнул в раздражении Вардан.

– Назначь не его, а их.

– Что?

– Я поговорю с Владимиром. И, я думаю, смогу убедить его поучаствовать в походе, дабы снискать славу и себе. Это позволит провозгласить их обоих твоими соправителями. Младшими. Как в былые времена. Такой подход вполне устроит чернь.

– Что ты имеешь в виду?

– Я предлагаю возродить старую традицию времен Константина Великого и возложить на них титулы цезарей. То есть младших соправителей и членов семьи. Это во многом успокоит многие страсти. Да и укрепит наше влияние в Болгарском княжестве. Его аристократам этот шаг польстит и потешит их самолюбие. Можно будет со временем и им тоже даровать какие-нибудь титулы. Кость, брошенная псу, приводит его в великую радость.

– Боюсь, что Владимир не так прост. И костью он не удовлетворится.

– Поскреби его, и наружу вылезет дикарь. Он смышлен, но душой он все еще варвар. Вот его сын, если воспитать его здесь, в Константинополе, да, он станет ромеем до мозга костей. Тем более что рожден благородной девицей. А сам Владимир – это просто союзник. Вынужденный союзник. Таких в истории Рима хватало.

– А Василий?

– Тут все сложнее. Природный ромеец, воспитанный и обученный по высшему классу. Он уже один раз отказался принять титул от тебя. Помнишь? Стратиг – высокий титул и достойное положение. Но он – отказался. Я думал над этим. И пришел к выводу, что титул высок для простого аристократа, но Василия он унижал. Он сын Василевса. Он ромей. Он полководец. И… у него явно большие амбиции. ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ. Само наименование той деревушки, в которой он поселился, Новым Римом говорит о многом. Это крайне честолюбивый мужчина. И титул цезаря-соправителя вполне его должен устроить…

Вардан задумался. Предложение было заманчивым, но опасным. Ведь это из правителя дикой северной деревни сложно стать сразу правителем державы ромеев. А являясь младшим соправителем… почему нет? Тем более когда за дело берется такой опасный парень, как этот Василий… Ярослав…

В те годы помнили о древней традиции весьма условно. Как и вообще о старине, от которой до них доходили лишь отголоски, лишь эхо. Но не в данном случае.

Изначально «Цезарь»[58] не являлся титулом или именем правителей Рима. Это слово было когноменом, то есть родовым прозвищем. То есть, говоря Гай Юлий Цезарь, древние римляне подразумевали, что этого мужчину звали Гай, был он из дома Юлиев, той ее ветви, что получила прозвище Цезарей, то есть «волосатых», так как это слово – именно подобное значение и имело.

В I–II веках нашей эры этим словом называли члена правящей фамилии. Не больше и не меньше. В III–IV веках в связи с изменением формы управления государством это слово стало употребляться в значении «соправитель», не утратив, впрочем, символической принадлежности к правящей фамилии. В этот период август, то есть верховный правитель, находился в Риме, а его соправители – цезари на периферии. Как правило, на самых опасных направлениях. То есть цезари выступали в роли своего рода наместников сразу над регионом, акцентирующих свою деятельность на ведении боевых действий и защиты державы от внешних угроз.

С конца IV века нашей эры этот титул стремительно теряет свое значение и уходит в прошлое. Это связано с дальнейшей трансформацией аппарата государственного управления. Развитие административной монархии привело к тому, что Рим, что западный, что восточный, все больше полагался на чиновников, а не на вот таких вот соправителей. Цезари же вновь, как и в I–II веках, стали просто членами правящего дома. Да и то употребляясь все реже и реже, благо, что и других слов для обозначения таких лиц хватало. Например, куда более популярный термин «нобилисим», имеющий, впрочем, совсем другое смысловое наполнение.

К IX веку это слово и титул употреблялись очень мало по ряду причин. Переход Византии на греко-персидскую культурную традицию привел к вымыванию из обихода старых латинских слов и понятий. А былые традиции проявлялись лишь легкими тенями и кальками. Да и вообще, духовно и культурно Византия выступала уже больше наследником греко-персидского эллинизма, чем Рима. Но упорно держалась за фундаментальные для себя публичные ориентиры до последнего.

Из-за этих особенностей болгарский титул «царь», принятый ими в 913 году, не выступал калькой с греческого титула «Василевс». Никак. Вообще. К тому времени этот титул даже не означал соправителя несколько веков. Для названия верховного же правителя, каковым выступал Василевс, он не использовался до того вообще никогда и нигде. И имел только одно значение – символического отношения к правящему дому Римской империи. И по сути означал что-то вроде «родич Василевса». Но это никак не помешало бытованию данного титула с совсем другой смысловой нагрузкой. Курьез? Курьез. Но таких курьезов история познала великое множество, когда из-за невысокой грамотности варварских народов они вытворяли совершенно смехотворные глупости[59].


Вардану, который был плоть от плоти этой синкретической греко-персидской цивилизации, что именовала себя Восточной Римской империей, было совсем не по душе возрождение старых традиций. Но в целом предложение Патриарха его устроило. Во всяком случае, пока не удастся придумать что-то более интересное.

– И да, – произнес Фотий, разрушая это затянувшееся задумчивое молчание. – Если Василий успешно совершит задуманное, я соберу Вселенский собор. Попробую, во всяком случае.

– Ты серьезно? – неподдельно удивился Вардан.

– Серьезно. Его слова выглядят как ересь. Но я дал обет. Если он сделает задуманное и не нападет на Константинополь, сдержав свое слово, то это будет знак Всевышнего. И его слова о ликах нужно будет как минимум обсудить.

– Иерархи их не примут.

– Я не говорю, что их нужно принимать. Но обсудить, как минимум вынеся их на Вселенский собор, нужно. Очевидно, что вера Христова в наши дни переживает не лучшие времена. И, возможно, общее дело и разумное осуждение его ереси позволит нам сплотиться.

– Осуждение его ереси может привести тебя к Создателю. Быстро привести.

– Ты думаешь, что я боюсь?

– Ты? Нет. Но боюсь я. Увидеть из-за твоей затеи Великое войско викингов под стенами Константинополя я хотел бы меньше всего в своей жизни. Ведь после завоевания Британии им нужно будет куда-то приложить свои силы. Будь осторожен с осуждением. Не каждую ересь нужно осуждать. Иной раз лучше не обращать на нее внимания…





Глава 5




865 год, 22 мая, пролив Карпатос[60]

Объединенный флот шел заранее оговоренным ордером. Впереди три драккара на приличном удалении друг от друга выступали и разведкой, и авангардом. Слева и справа от основного ордера – по два драккара, идущие с таким же удалением, дабы обеспечить фланговое охранение и избежать ненужных сюрпризов.

Впереди ордера флота, точнее практически не упорядоченной толпы кораблей, двигались джонки Ярослава. За ними драккары викингов и славян. И только в самом конце – греческий флот, точнее ромейский, но выставленный он был практически исключительно греками. Василевс свои корабли так и оставил при Константинополе. Они лишь проводили Ярослава с союзниками «в добрый путь» и вернулись в столицу. Из-за чего Византия была представлена только домом Сарантапехос с его союзниками. И расположились они в хвосте ордера неспроста. Такая особенность была обусловлена тем, что последние полвека византийцы побаивались арабов, которые регулярно их били на море. Вот и держались в тени своих более дерзких союзников. Ярославу же по положению и статусу надлежало «скакать» впереди «на белом коне». Что и определило положение викингов посередине.

О том, что халифат в курсе операции – наш герой был абсолютно уверен. Наблюдателей за прохождением объединенного флота на азиатском берегу находилось ничуть не меньше, чем на европейском. Что позволяло надеяться на попытку халифата заблокировать прохождение кораблей на юг. Прямо в море. Отправили голубя с весточкой, и довольно.

Центром судостроения халифата были Сирия и Тунис, куда свозили древесину с гор Ливана и ткани из Египта. Ничего нового арабы выдумывать не стали. Просто копировали византийские дромоны тех лет. И старались построить их побольше.

Дромон середины IX века представлял собой прямое эволюционное развитие античной либурны, став в дальнейшем прототипом для классической средиземноморской галеры[61]. Корпус его теперь строился по скелетной технологии с довольно мощным набором, вместо старой, еще античной конструкции[62]. Подводный таран заменили надводным шпироном, облегчающим абордаж. А полные обводы давали небольшую осадку и позволяли входить даже в мелкие реки и на отмели и там приставать к необорудованному берегу.

Бой велся в те годы на Средиземном море точно так же, как и на Северном. Корабли сближались. Сваливались бортами. И начинался абордаж.

Стрелковый бой был минимальным, потому что почти вся команда была гребцами, укрытыми за мощными бортами и фальшбортами, а иной раз и дополнительными навесными щитами. Из-за чего команда получалась малоуязвима для обстрела из луков. Во всяком случае, при ведении его с таких же низкобортных кораблей. Да, какой-то обстрел при сближении проводился. Это совершенно безусловно. Но он не являлся самоцелью и был больше формальностью, а потому не отличался какой-то особенной эффективностью или интенсивностью.

Метательные машины, типичные для Античности, тоже в ходу не были. За исключением сифонов – примитивных огнеметов, которые ставились на византийские дромоны. Но далеко не всегда. Как правило, они применялись эпизодически и очень ограниченно, так как представляли в повседневном обиходе большую угрозу для собственных экипажей. К середине IX века они были уже известны и арабам. Но в широкую практику не вошли из-за большой опасности, что несли для своих же кораблей.

Так что выходило: и на Северном, и на Средиземном морях корабли викингов, византийцев и арабов не только отличались схожей тактикой боя, но и имели близкие характеристики. Конечно, не лоб в лоб повторяя друг друга. Нет. Те же викинги держались прямого паруса, в то время как византийцы с арабами использовали практически исключительно латинский. И таких нюансов хватало. Но в целом это были корабли одного ранга и близких свойств, размеров и тактических решений…

Почему Ярослав выбрал пролив Карпатос?

Потому что Крит был в те времена центром арабского пиратства, точно так же, как Балеарские острова. Из-за чего ближайшие к ним проливы, такие как Касос или Антидиктира, были крайне опасным местом. Не то чтобы Ярослав их серьезно опасался. Но ввязываться с борьбу с пиратами – значит потерять время и утратить инициативу. Сколько эта борьба продлится? Вдруг от Туниса халифат подтянет еще один флот? Да и затягивать поход он не хотел, опасаясь оставлять свою крохотную державу надолго без армии. В общем – стягивать все силы на себя он не желал. Вот и пошел восточнее. Что оказалось крайне предсказуемо – навстречу флоту нашего героя выступили корабли халифата, вышедшие со своих баз в Сирии. Голубиная почта успела. А учитывая высочайшую боевую готовность, в которой сидел весь флот в ожидании нападения… медлить ребята не стали.

Арабские дромоны шли широким фронтом. И их было заметно больше, чем кораблей у Ярослава. Всех вместе. И тех, на которых шли викинги, и славяне, и греки. Что породило изрядное волнение в рядах союзников.

Понимая, что он в шаге от грандиозного поражения, наш герой поднял на мачте сигнал «в атаку» и двинулся вперед. За ним пошли только его джонки, забитые легионерами.

Остальные отстали. Даже викинги, впечатленные силой неприятеля. Не оторвались и побежали, а просто дали возможность Ярославу вырваться вперед. Греки также в бой не рвались. Они за линию Крит – Родос практически носа не совали. Слишком уж много кораблей было у халифата. И слишком часто это приводило Византию к поражению. Поэтому хоть и не подались в бега, но уже лыжи стали энергично намыливать.

Местные корабли, атакуя, разворачивались широким фронтом. Русские же джонки встали в колонну с достаточно малым интервалом между ними.

На первых пяти кораблях находились сагиттарии легиона. По двадцать стрелков на корабль. Фундиторы и матиарии были распределены более равномерно. Легионеры же получили не подсумки с плюмбами или пилумы, а обычные сулицы. Их Ярослав делал много. Всю зиму делал. Для чего даже пришлось изготовить специальную оснастку, дабы, как наконечники для стрел, обжимать ручным прессом наконечники для легких сулиц. Просто струганая палка, в прорезь которой вставлялся черешок наконечника и обматывался бечевкой. Получалось просто и сердито. А главное, если метать такую сулицу сверху вниз, да почти в упор, то эффект хоть и был не такой, как от пилума, но тоже прилично прикладывало. Щит викинга такой подарок не держал совершенно. Кроме того, на первых семи кораблях были варяги со своими двуручными топорами. По десятку бойцов. Тем еще аргументом для тех, кто лез на абордаж.

Так и пошли, оторвавшись от основного ордера и подняв все паруса, чтобы набрать как можно большую скорость. Приманка оказалась очень вкусной и сочной. Из-за чего флот халифата устремился к ней, нарушая всякий порядок. Начались даже первые столкновения. Пока без последствий, но эта куча-мала усилила и без того избыточный бардак во флоте халифа, вызванный огромным скоплением судов, намного превышающим всякие возможности по управлению флота тех лет.

Ярослав шел на флагмане, первым в своей атакующей колонне. Он стоял на носу и внимательно следил за приближающимися противниками. И вот, когда дистанция оказалась подходящей, он дал отмашку, и сагиттарии, подпалив паклю на своих стрелах, дали залп по кораблям. Не тем, что шли первыми. А за ними. В этот раз они магазины не использовали. Благо, что их установка и демонтаж были делом сорока секунд. Два хомута да плотная обмотка бечевкой с фиксацией ее в зажим…

Залп.

Еще залп.

Кое-где на кораблях противника начался пожар. Прямо в столпотворении, норовя превратиться в большую трагедию. Ведь корабли, на которых вспыхивал огонь, теряли ход и начинали заниматься тушением пожара. А идущие следом коллеги по опасному бизнесу с ходу влетали в своих затормозивших товарищей. Из-за чего огонь перекидывался и на них. Не всегда. Но именно такой была задумка Ярослава.

Вместе с луками «огонь» открыли и фундиторы, начав забрасывать флот халифата «спецбоеприпасами». Ими были совсем небольшие биконической формы керамические горшочки, в которых был залит древесный спирт. Горловина же затыкалась небольшим фитилем, который пропитывался предварительно селитрой. Именно селитрой. Чем-то необычным она не была в Древнем мире и употреблялась для различных военных нужд с Античности. Обычно в составе различных огненных смесей. Но не суть. Главное, что достать ее через купцов оказалось не так сложно. Тем более что для пропитки фитилей ее требовалось совсем немного.

Фундиторы укладывали такой снаряд в петлю своей фустибулы. Им его поджигали. И они метали этот горшочек в тот или иной корабль, более-менее удаленный от их собственного. Так, чтобы в самую гущу. Тонкостенный керамический горшочек разбивался, ударившись о дерево. Древесный спирт выплескивался и вспыхивал, подожженный от искр или даже открытого огня фитиля. И, в свою очередь, подпаливал деготь, каковым были пропитаны корабельные доски… да и вообще все на кораблях в ту эпоху.