Конец крымской орды

– Что, Игнат? – выдохнул он.

– Приветствую, боярин.

– Не до того. С чем прибыл?

– Объявились крымчаки. Рать огромная!

– Как и куда идут?

– Идут не особо быстро. Вчера вышли к большому лесу, встали там. Мы в то время в овраге укрылись, до тысячи всадников насчитали, сбились. Огнев на глаз прикинул. Не менее трех получается. Ночью все поле, как город, светилось от костров.

– А утром куда пошли?

– Так в том-то и дело, что стоят до сих пор.

– Но ты ушел оттуда. Они уже могли и двинуться.

– Нет, десятник сказал, что, если нехристи пойдут дальше, он пошлет еще человека, а сам попробует проследить за ними хотя бы верст десять. А раз другого гонца нет, значит, крымчаки до сих пор там стоят.

– Отсыпаются после длительного перехода?

– Я бы не сказал, что они сильно притомились.

Бордак взглянул на Тернина и спросил:

– А это ты откуда знаешь, Игнат?

– Так по коням татарским. Когда длинный переход, они потные, фыркают часто, морды опускают. А те, которых я видел, свежие, словно и прошли-то всего верст десять-двадцать.

– Мне надо самому на орду эту поглядеть.

– Проведу, коли накажешь.

– Ты жди, я хоть умоюсь.

– Так через реку переправляться будем.

– Тоже верно. – Бордак повернулся к Сухому.

– Коня моего сюда, Петр!

– Слушаюсь! Егорка! – крикнул он. – Коня боярину.

– Не надо коня, – неожиданно донеслось от ворот подворья.

Бордак с Сухим повернулись и увидели князя Хворостинина.

– Гонцу идти назад к отряду, разведке смотреть за ордой. А вот что надо, голова, так это чашу квасу. Да и перекусить не мешало бы, с вечера во рту маковой росинки не было.

Голова засуетился.

– Это мы сейчас, Дмитрий Иванович. Да ты проходи, чего в калитке застыл?

– Ты наперво озаботься о людях из моей охраны. Они у ворот северных стоят. Их надо накормить, напоить и спать уложить. Да и конями заняться.

– Слушаюсь! Егорка, не надо коня, бегом со мной! – Станичный голова вылетел со своего подворья.

Хворостинин подошел к Бордаку.

– Михайло Алексеевич, здравствуй!

– Доброго здравия, князь.

– Не ждал?

– И помыслить не мог, что явишься.

– Пойдем в горницу, поговорим, покуда голова дело сделает. Потом перекусим, и я спать пойду, устал.

Бордак кашлянул.

– Извиняй, Дмитрий Иванович, где же ты так умаялся?


– Помнишь о мурзе Вазихе Дайлане?

– Недавно с Василем говорили о нем и его пяти сотнях. Да мы же тогда гонца к тебе посылали, ты передал, чтобы не беспокоились о нем.

– Все верно. Нет больше пяти сотен крымчаков у нас за спиной.

– Это твоя работа?

– Моих сотен, я только начальствовал. Побили мы басурман у села Барино. Удивляюсь, почему мурза не перевел стан в другое место, ведь знал, что сотника его Байтугана мы взяли. Надеялся, что тот ничего не скажет? Глупо.

– Может, не успел?

– Может, и так, но это теперь не важно. Стан окружили, басурман порубали, мурзу взяли, отправили в Калугу.

– Это хорошо. А почему ты запретил мне к разведочному отряду ехать?

– Нет в том никакой необходимости. Это рать ногайского мурзы Теребердея. Во главе ее бек Галдан, один из приближенных вельмож мурзы.

– Теребердея, говоришь? – Бордак усмехнулся.

– Чего ухмыляешься?

– Да этот самый Теребердей и выдал нам соображения Девлет-Гирея на поход этого года.

– Да? Ведь ты же сам в Крыму был. Все они продажные, хотя и у нас таких много. Гонцы из окрестных крепостей рассказывали, как к Крыму вновь потянулись обозы русских вельмож.

– Будь они прокляты, изменники! Мало Иван Васильевич головы им рубит.

– Думают, они Девлету нужны. Нет, предатели никому не требуются.

Прибежал станичный голова и доложил:

– Ратников в баньку отвели, еда готовится, места для отдыха есть. Коней в конюшню поставили, протерли, корма и воды дали. Для тебя, князь, угощение тоже готовится. Могу наказать и баньку домовую быстро растопить.

– Да, я попарюсь.

– Так я пойду, прослежу за всем?

– Да, конечно, спасибо.

– Не на чем, князь.

Как станичный голова ушел, Хворостинин продолжил:

– Девлет-Гирей подошел к Туле. Сюда же, к Оке, он отправил передовую рать Теребердея, однако наказал встать в поле, не выходя к берегу. О том наши люди в орде сообщили. А вот почему так Девлет решил, пока неведомо. Так что пусть твои люди смотрят за басурманами, но так, чтоб ты мог быстро вернуть их в село.

– Понял.



Крымский хан возлежал на подушках, брошенных на ковер внутри шатра, поставленного в его лагере, разбитом у Тулы. Здесь он объявил большой привал своему войску.

После вечерней молитвы к Девлет-Гирею заглянул его главный военный советник мурза Дивей.

– Дозволь, хан?

– Зачем спрашиваешь? Знаешь, что для тебя мой шатер всегда открыт.

Мурза присел на ковер слева от хана и сказал:

– Смотрел я Тулу.

– И что?

– Сильная крепость. Пушек много, стены крепкие. А вот посады защищены слабо, да и людей в них нет, ушли.

– Пусть ушли. То, что Тула сильная крепость, сейчас не важно. Мы не будем терять время здесь.

– Не пойдем на приступ?

– Нет. Посады сожжем и двинем дальше, к реке. Главное для нас – перелезть через Оку и охватить основные силы русских у Серпухова. Это решит участь всей московской рати. Мы побьем ее там. Царь Иван допустил большую ошибку, разбросав свои полки от Коломны до Калуги, оставив на оборону Москвы незначительные силы.

– Но он хитро поступил, уйдя в Новгород. Это не бегство, как представляют те изменники, которые перешли к нам, как только мы двинулись от Перекопа. Это очень умный ход. Из Новгорода Иван имеет сообщение и с Москвой, и с полками береговой линии, и с Ливонией. По сведениям, полученным от предателей, русских бояр, царь Иван держит между Новгородом и Москвой запасную рать, около двадцати тысяч воинов. К сожалению, половина из них – это татары, которые присягнули ему на верность. Если все эти воины придут сюда, то у царя будет тысяч шестьдесят. Его полки стоят по реке, но долго ли им отойти к Москве, потрепав на перелазах наше войско?

Хан усмехнулся и проговорил: