Конец крымской орды

Губан дал ему пирог.

Ратник закусил.

– Ты видел старшего крымчаков, которые появлялись тут?

– Видел, князь. У леса. Он уходил с нукерами, но на опушке обернулся, а у меня на лица память хорошая, запомнил. Жаль, не успел в рожу эту стрелу пустить.

– Не горюй. Значит, запомнил?

– Да, князь.

Хворостинин обернулся к Парфенову.

– Василь Игнатьевич, не в службу, а в дружбу, приведи сюда сотника, которого взяли в овраге.

Толстой, Губан и Туса переглянулись.

– Вы что, сшибались с крымчаками? – спросил голова.

– Да, пришлось, у Колчинки, Белой рощи, в Гадюкином овраге, – ответил Хворостинин.

– Это что же, и там были крымчаки?

– Вот думаю, может, это один и тот же отряд.

– Но почему татары по левому берегу шарахаются, когда подходить с правого будут?

– Я не знаю, Родион, откуда подойдут басурмане. Прошлый год изменники показали Девлету дорогу, по ней он и обошел главные силы. Как будет на этот раз, один Господь ведает. Да и что с правого берега увидишь? Только переправу. Да, вот еще что. Давеча я хотел спросить тебя, почему ты укрепления на том берегу выставил.

Голова хитро улыбнулся.

– А это ты, князь, завтра узнаешь.

Парфенов отсутствовал недолго, зашел в горницу и сказал:

– Сотник во дворе под охраной ратников Грудина. Сюда я его не повел. Нечего поганить православное жилище псом басурманским.

– Пошли! – дал команду Хворостинин.

Воеводы и местные начальники спустились во двор.

Алан Байтуган, связанный по рукам, стоял между двух опричников.

Подбежал служилый, осветил двор факелом.

Хворостинин показал начальнику разъезда на сотника.

– Гляди, Фома. Ты не этого тут видал?

– Нет, тот другой был, младше и ростом выше.

– Ты не спеши, хорошо гляди.

– Князь, поверь, я узнал бы.

Бордак подошел к Байтугану и сказал:

– Помнится, сотник, ты говорил, что рядом с Колчинкой ваших отрядов нет. Оказывается, был такой.

– Про это мне ничего не известно. Всем начальствует мурза Дайлан. Его стан расположен у села Барино. Меня он послал к Колчинке, Ванькино, к Рудову перелазу и Колчину броду. Куда других отправил, я не знаю.

– А не врешь?

– Ты, воевода, поймай мурзу. У него и узнаешь, врал я или нет.

Хворостинин приказал опричникам увести сотника.

После этого вельможи вернулись в дом.

В сенях стоял Федор, сын Губана, семнадцати годов, уже мужик.

– Батюшка, баня готова. Можно париться.

Толстой взглянул на Хворостинина.


– В баню, князь?

– Да, попаримся.

– Угу, а потом и угостимся как следует. Только вот неймется спросить.

Второй воевода передового полка усмехнулся.

– Так спрашивай, коль неймется.

– А чего вы этого сотника крымского с собой таскаете? Прибили бы, да и все дела.

– Он еще нужен может быть. Отвезем в Калугу. Там первый воевода сторожевого полка князь Андрей Петрович Хованский. Он знает, что с ним делать.

– Так полки, которые обычно обороняли Москву, по разным городам разошлись?

– Извиняй, Родион, но тебя это не касается.

– Но как же Москва?

– За столицу не беспокойся. Мы не дадим нехристям и близко подойти к ней.

– Ну и хорошо.

Воеводы с удовольствием попарились. В роли банщика выступил Федор Губан. Он потрудился на славу, не один березовый веник извел, покуда хлестал вельмож. Из бани воеводы вышли к Оке, искупались в прохладной воде, вернулись в дом помощника станичного головы, там выпили, основательно закусили и улеглись спать.

Встали они рано, умылись, помолились, позавтракали, вышли во двор.

По деревне уже бегали детишки, бабы занимались хозяйством. Мужики пошли на реку проверять сети и верши, в лес на охоту, в поле. Жизнь продолжалась.

Первым делом воеводы и станичный голова проехали к постоялому двору.

Хозяин встретил их у ворот, снял шапку, поклонился, поздоровался.

– И тебе здравствовать, Еремей, – ответил за всех Толстой и спросил: – Как ты принял воинов, защитников земли русской?

– Слава Богу, припасов хватило. Выгребли мы все дочиста, но накормили и людей, и коней.

– Последнее отдал? – спросил Хворостинин.

– Для войска, которое будет с басурманами биться, ничего не жалко.

– Сколько стоит все это?

Хозяин постоялого двора почуял, что может получить выгоду, почесал затылок и ответил:

– Припасов на полтину ушло, сено свое, за постой я обычно беру по алтыну, с вас – по копейке.

– Сколько всего выходит?

– На рубль серебра дашь, и я доволен буду.

Хворостинин передал хозяину деньги.



После этого воеводы и голова с помощником направились к реке, погрузились на плот с двумя гребцами и поплыли к правому берегу Оки. Но на средине гребцы бросили весла, плот пошел по течению.

– И куда это мы? В Колчинку или в Ванькино? – осведомился Хворостинин.

– Ни в деревню, ни в село. Такая вот у нас переправа, – ответил голова.

– Что, у берега отмель?

– Нет. Река тут хоть и не особо широкая, но глубокая.

– Так в чем дело?

– Извиняй, воевода, скоро все узнаешь.

Вскоре гребцы прибили плот к обрывистому берегу саженях в двухстах от места напротив Ступни, там, где была роща.

– Почему так? – спросил Бордак.