Комплекс хорошей девочки

— Так все и началось, — признаюсь я. Может быть, у меня есть несколько секунд, чтобы выговориться, прежде чем она убежит и больше никогда со мной не заговорит, поэтому я бросаю это дерьмо и выкладываю все на стол. — Да, я нашел тебя, потому что хотел отомстить ему. Я был глуп и взбешен. А потом я встретил тебя, и это перевернуло всю мою жизнь, Мак. Я влюбился в тебя. Это были лучшие шесть месяцев в моей жизни.

Это также были одни из самых тяжелых месяцев. Все это она пережила вместе со мной. Вопреки мне. Я обрушил на эту девушку больше дерьма, чем у нее было причин выносить, и все же она нашла способ любить меня, несмотря ни на что. Конечно, я собирался все испортить. Как я мог когда-либо думать иначе?

Но, черт возьми, это больнее, чем я когда-либо мог себе представить, мысль о потере Маккензи. Мое сердце словно зажато в тисках.

— И, да, я должен был признаться давным-давно. Но, черт возьми, ладно, я был напуган. — Мое горло начинает сдавливать меня, перекрывая дыхательные пути. Я делаю прерывистый вдох. — Я боялся этого момента. Я совершил ужасную ошибку и подумал, что если ты не узнаешь, это тебе не повредит. Я хотел защитить тебя.

— Ты унизил меня, — выплевывает она сквозь слезы и ярость. Я хочу обнять ее и забрать ее боль, но я тот, кто делает это с ней, и каждая секунда, когда она смотрит на меня таким опустошенным взглядом, разрывает меня на части. — Ты выставил меня идиоткой.

— Пожалуйста, Мак. Я сделаю все, что угодно. — Я хватаю ее за руки, сжимая, когда она пытается отвернуться. Потому что я знаю, что в ту секунду, когда она сделает первый шаг, она будет продолжать идти вечно. — Я люблю тебя. Позволь мне доказать это. Дай мне шанс.

— У тебя был шанс. — Слезы текут по ее щекам. — Ты мог бы сказать мне правду несколько месяцев назад. У тебя был миллион возможностей, включая тот день, когда я прямо спросила тебя, знаешь ли ты Престона, не из-за него ли тебя уволили. Но ты не сказал мне правды. Вместо этого ты позволяешь всем смеяться надо мной за моей спиной. — Мак убирает свои руки от моих, чтобы вытереть глаза. — Я могла бы простить тебя за все остальное, если бы ты не солгал мне прямо в лицо. Должна отдать тебе должное, Купер. Ты сделал это так хорошо. А потом ты заставил всех, кого я считала своими друзьями, тоже солгать. Поместил меня в этот идеальный маленький стеклянный домик из дерьма для собственного развлечения.

— Маккензи. — Я хватаюсь за ниточку, когда она выскальзывает у меня из пальцев. С каждым моим вздохом она ускользает все дальше. — Позволь мне это исправить.

— Больше нечего исправлять. — Выражение ее лица смягчается до жуткой маски. — Я иду в дом, собираю свои вещи и ухожу. Потому что это единственное, что мне осталось сделать. Не пытайся остановить меня.

Затем она поворачивается и исчезает за заревом костра. За ней следует тишина.

— Забудь, что она сказала, — выпаливает Эван, толкая меня в плечо. — Иди за ней.

Я смотрю в пустоту.

— Она этого не хочет.

Я достаточно хорошо знаю Мак, чтобы понять, когда она приняла решение. Все, что я сейчас сделаю, только быстрее прогонит ее, усилив ненависть. Потому что она права. Я был дерьмовым человеком, когда встретил ее.

Ничто из того, что я делал с тех пор, не доказало обратное.

— Тогда я пойду, — рычит Эван, отбрасывая мою попытку остановить его. Что угодно. Ему не удастся переубедить ее. Она уходит.

Она ушла.

Все остальные медленно расходятся, пока я не остаюсь один. Я опускаюсь на песок. Я сижу там не знаю, сколько времени — так долго, что костер превращается в холодные угли. Эван не возвращается. Нет смысла говорить мне то, что я и так знаю. Солнце выглядывает из-за волн к тому времени, когда я тащусь обратно к дому через остатки несостоявшейся вечеринки.

Дейзи не бежит, чтобы ее выпустили, когда я вхожу внутрь. Ее миски с водой нет на кухне.

Половина шкафа в моей комнате пуста.

Я бросаюсь на кровать и смотрю в потолок. Я чувствую оцепенение. Пустоту. Хотел бы я тогда знать, как тяжело будет сейчас скучать по Маккензи Кэбот.



ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ



Маккензи



Я прожила всю свою жизнь без Купера Хартли. Потом, шесть месяцев с ним, и я забыла, каково это не знать его. Шесть месяцев, и всего несколько минут, чтобы разнести все к чертям собачьим.

Один подслушанный разговор.

Единственное сокрушительное признание.

Быстро, как задувание спички, мое сердце онемело.

Покинув дом Купера в подавленном настроении, я села на заднее сиденье такси с Дейзи и заплатила парню, чтобы тот ездил по городу почти два часа. В какой-то момент такси высадило меня у Тэлли-Холла. Я появилась у двери Бонни со своей сумкой в одной руке и поводком Дейзи в другой, и, сочувственно надув губы, она приветствовала нас дома. К счастью для меня, ее новая соседка по комнате большую часть ночей спит вне кампуса. Повезло меньше: в тот момент, когда люди начали вставать на занятия и тащиться по утрам по коридорам, Дейзи начала лаять на незнакомое движение. В одно мгновение комендант набросился на нас, требуя, чтобы мы убрались.

Ради Бонни я сказала ему, что мы заскочили всего на несколько минут, чтобы поздороваться, хотя я не уверена, что он на это купился. К вечеру мы с Дейзи сидели на заднем сиденье другого такси в поисках плана Б. Оказалось, что в Заливе нет ни одного отеля, где разрешалось бы проживание с домашними животными. Что-то о выставке собак много лет назад, которая пошла ужасно не так.

Так вот как я оказалась в доме Стеф и Аланы. Дейзи, маленькая предательница, запрыгивает прямо на диван и на колени к Стеф. Я немного неохотно сажусь рядом, пока Алана излагает их позицию. Они отправили дюжину или около того текстовых сообщений после того, как я вылетела с вечеринки. Не столько содержание, сколько настойчивость убедили меня в их искренности.

— В нашу защиту, — говорит Алана, стоя со скрещенными на груди руками, — мы не знали, что ты в конечном итоге будешь такой крутой.

Я должна отдать ей должное, она непримирима к себе. Даже признавая, что она сыграла немалую роль в разработке плана мести, у нее не хватает смелости смягчать слова.

— Правда, по-настоящему, — продолжает она. — К тому времени, когда Купер сказал нам, что вы двое действительно были чем-то, казалось, что было бы более подло сказать тебе правду.

— Нет, — просто говорю я. — Врать было хуже.

Потому что, хотя правда причиняет боль, ложь унижает. Когда я поняла, что Престон спал со мной, я поняла, каково это — быть Той Девушкой. В течение многих лет наши друзья улыбались мне в лицо, все это время зная, что я была его козлом отпущения, в то время как я оставалась равнодушной к его — внеклассному параду Мэрилин. Мне и в голову не приходило, что Купер может повернуться и тоже солгать мне. Или что, опять же, люди, которых я называла друзьями, будут играть роль сообщников моего невежества. Некоторые уроки мы должны получить дважды.


Тем не менее, я не совсем лишена милосердия. В конце концов, математика лояльности сложна. Сначала они были друзьями Купера. Я не могу не учитывать это в уравнении. Было бы вполне в моих силах ненавидеть их обоих за участие в этой шараде, но я также вижу, как они оказались посередине. Да, они должны были сказать мне правду. Однако именно Купер взял с них клятву хранить тайну. Они прикрывали его задницу.

Если кто-то и заслуживает быть виноватым, так это он.

— Мы чувствуем себя ужасно из-за этого, — говорит Стеф. — Это был дерьмовый поступок по отношению к кому бы то ни было.

— Да, — соглашаюсь я.

— Нам очень жаль, Мак. Прости. — неуверенно она тянется, чтобы сжать мою руку. — И если тебе нужно где-нибудь переночевать, ты можешь остановиться в нашей свободной комнате, хорошо? Не только потому, что мы у тебя в долгу, но и потому, что ты действительно классная, и я, мы, — она бросает взгляд на Алану, — считаем тебя хорошим другом.

Несмотря на неудобные последствия, остаться здесь — самый привлекательный вариант, пока я не найду более постоянное решение. Кроме того, Дейзи уже чувствует себя как дома.

— И мы не будем обсуждать Купера, если ты не захочешь, — обещает Алана. — Хотя, как бы то ни было, он очень расстроен из-за всего. Эван говорит, что он всю ночь просидел на пляже на холоде, просто глядя на залив.

— Мне что, его жалеть? — спрашиваю я, приподняв бровь.

Стеф неловко смеется.

— Ну, нет, и мы не говорим, что ты не заслуживаешь того, чтобы злиться. Я бы тебя полностью поддержала, если бы ты захотела поджечь его грузовик.

— Весь план мести был детской чушью, — добавляет Алана. — Но он не притворялся, что ты ему нравишься. Мы сказали ему, что ему не позволено притворяться, что он влюбился в тебя, так что эта часть была совершенно реальной.

— И он сожалеет, — говорит Стеф. — Он знает, что облажался.

Я жду несколько секунд, но, похоже, они закончили свою часть. Хорошо. Теперь мы можем установить некоторые границы.

— Я понимаю, что вы двое застряли в середине этого, и это отстой, — говорю я девочкам. — Так как насчет того, чтобы установить домашнее правило: я не буду вести себя странно каждый раз, когда кто-то упоминает его имя или жалуется на него перед вами, и вы, ребята, соглашаетесь не агитировать за него. Договорились?

Стеф грустно улыбается мне.

— Договорились.

В ту ночь я позволяю себе плакать в одиночестве в темноте. Чувствовать боль и гнев. Пусть это разорвет меня на части. А потом я убираю это подальше, закапываю поглубже. Я просыпаюсь утром и напоминаю себе, что в моей жизни есть гораздо больше, чем Купер Хартли. В течение последнего года я жаловалась на все то, что мешает мне сосредоточиться на моем бизнесе. Что ж, теперь меня ничто не остановит. У меня есть время в течение дня и более чем достаточно работы между моими веб-сайтами и отелем, чтобы заполнить его. Время вытереть размазанную тушь и быть блядской сукой.

К черту любовь. Построю империю.



ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ



Купер



— Эй, Куп, ты здесь?

— Здесь.

Хайди находит меня в моей мастерской, где я отсиживался последние шесть часов. Заказы на новые предметы мебели продолжают поступать через веб-сайт, который Мак создала для меня. Она попросила кого-то, кто работал над ее приложениями, разработать его, и один из ее маркетологов тоже создал рекламный аккаунт для моей бизнес-страницы в Facebook. Просто еще один способ, которым она изменила мою жизнь к лучшему. Заказы поступают чуть ли не быстрее, чем я успеваю их выполнять, так что каждую секунду, пока я не нахожусь на одной из рабочих площадок Леви, я здесь надрываю задницу, чтобы продвинуть новую работу. Не могу сказать, что я возражаю против отвлечения. Это либо занять себя чем-то, либо погрязнуть в саморазрушительном страдании.

Моя голова поднимается в быстром кивке приветствия. У меня есть необработанный кусок дуба от упавшего дерева, который я превращаю в ножки стула. Повторяющиеся движения — длинные, плавные поглаживания — это все, что удерживает меня в здравом уме в эти дни.

— Почему твое крыльцо похоже на похоронное бюро? — говорит Хайди, запрыгивая на мой рабочий стол.

— Мак. Она продолжает присылать мне подарки обратно.

Вот уже две недели я пытаюсь посылать цветы, корзины. Всякое дерьмо. Каждый день вместо этого они оказываются на моем крыльце.

Сначала я отправлял их в отель, зная, что она там ежедневно проверяет работу, которую Леви поручил одной из своих бригад. Но потом я измотал Стеф, и она сказала мне, что Мак останется с ней и Аланой. Я был уверен, что по крайней мере одна из них примет доставку. Не повезло.

Интенсивность, с которой эта цыпочка отказывается позволить мне извиниться, чертовски смешна. Она даже забрала нашу собаку. Я до сих пор просыпаюсь посреди ночи, думая, что слышу лай Дейзи. Я переворачиваюсь и спрашиваю Мак, брала ли она ее с собой, только чтобы понять, что никого из них там нет.

Я скучаю по своим девочкам, черт возьми. Я схожу с ума.

— Думаю, это ответ на вопрос о том, где вы двое. — Хайди рисует печальное лицо в мелкой желтой пыли. — Не просто так я говорила…

— Клянусь Богом, Хайди, если ты закончишь это предложение, лучше бы мне никогда больше не видеть здесь твоего лица.

— Эй, какого черта, Куп?

Я прикладываю слишком много усилий к стамеске и трескаю дерево. Посередине ножки стула открывается огромная рана. Проклятье. Стамеска вылетает у меня из рук и со звоном ударяется об пол где-то в другом конце гаража.