Комплекс хорошей девочки

— Серьезно? — восклицает она. — Ты злишься, что я хотела спасти беспомощное животное? Она могла умереть!

— Ты могла умереть! Ты чувствуешь это течение, милая? Это дерьмо могло засосать тебя прямо в море. По крайней мере, раз в год здесь кто-то тонет, потому что он безрассудный тупица.

— Я не твоя милая, — ворчит она. — И ты действительно только что назвал меня тупицей?

— Веди себя как тупица, и тебя назовут тупицей. — Я сердито стряхиваю воду с волос. От меня не ускользает, что собака в настоящее время делает то же самое. Я полагаю, мы оба дикие животные.

Маккензи крепче прижимает к себе своего нового питомца.

— Я не буду извиняться за то, что у меня есть сердце. Я не могу поверить, что ты был готов позволить этому бедному щенку умереть. О мой Бог. Я дружу с убийцей щенков.

У меня отвисает челюсть.

Господи, эта цыпочка превращается в неуправляемую особу. Я никогда так усердно не старался, чтобы завоевать девушку. И все же, несмотря на то, что меня изуродовали до полусмерти из-за нее — и обвинили в попытке убийства собаки — мой гнев растворяется в волне смеха. Я сгибаюсь пополам, капая водой на песок, и смеюсь до упаду.

— Почему ты смеешься? — требует она.

— Ты назвала меня убийцей щенков, — мне удается прохрипеть между смехом. — Ты сумасшедшая.

Через секунду она разражается хихиканьем. Взгляд собаки неуверенно перемещается между нами, пока мы стоим и смеемся, как пара идиотов, промокшие насквозь и полуголые.

— Хорошо, — смягчается она, когда приступ хихиканья наконец утихает. — Возможно, я перешла все границы. Я знаю, ты просто беспокоился за мою безопасность. И спасибо за то, что приплыл туда, чтобы помочь. Я ценю это.

— Не за что. — Я поднимаю пояс своих джинсов. Мои мокрые боксеры прилипли к промежности, из-за чего трудно застегнуть джинсы. — Давай соберем наши вещи и вернемся ко мне. Мне нужно переодеться. Ты можешь там обсохнуть, и я подвезу тебя домой.

Она ничего не говорит, уставившись на меня.

— Да, — вздыхаю я, — возьми собаку.



Когда мы приезжаем, в доме темно. Ни мотоцикла, ни джипа Эвана на подъездной дорожке нет, а входная дверь заперта, когда мы с Маком выходим на крыльцо. К счастью, внутри все в порядке. Поскольку наши друзья часто используют наш дом в качестве площадки для вечеринок и промежуточной станции между барами, его часто бросают открытым. Однако мы с Эваном, из-за отсутствия у нас других социальных навыков, стараемся содержать наш дом в чистоте. Мы не законченные животные.

— Можешь воспользоваться моим душем, — говорю я Мак, указывая на свою спальню на первом этаже после того, как включаю свет и достаю себе пиво из холодильника. Я заслуживаю выпить после моих героических усилий по спасению собак. — Я найду какую-нибудь одежду, которую ты можешь взять.

— Спасибо. — Она носит на руках сонную, свернувшуюся калачиком собаку. Я сказал ей в грузовике, что, если она хочет оставить ее здесь, я отвезу ее в приют утром. Хотя я начинаю сомневаться, смогу ли я вырвать ее у нее.

Пока Мак в моей ванной комнате, я достаю чистую футболку и пару джинсов, которые Хайди оставила здесь давным-давно. Или, может быть, они принадлежат Стеф. Девушки всегда оставляют свои вещи валяться где попало после вечеринки или дня на пляже, и я перестал пытаться их вернуть.

Я оставляю одежду аккуратной стопкой на кровати, затем снимаю мокрую одежду и надеваю футболку и пару спортивных штанов. Пар, выходящий из-под двери ванной комнаты, невероятно соблазнителен. Интересно, как бы отреагировала Мак, если бы я зашел в душевую кабинку, встал у нее за спиной и обеими руками обхватил ее грудь.

Стон застревает у меня в горле. Она, наверное, отпилила бы мне яйца своими ногтями, но, возможно, это того стоило, просто чтобы прикоснуться к ней.

— Привет, привет, — зовет мой брат от входной двери.

— Я здесь, — отвечаю я, направляясь обратно на кухню.

Эван роняет ключи на расколотый деревянный островок. Он берет пиво и встает у холодильника.

— Что это за запах?

— Мы с Маккензи спасли бездомного щенка с пристани. — Бедняжка действительно немного воняла. Думаю, теперь я тоже так думаю. Потрясающе.

— Она здесь? — злая ухмылка расползается по его лицу, когда он оглядывается.

— В душе.

— Ну, это было легко. Я почти разочарован, что у меня не было больше времени, чтобы насладиться этим.

— Это не то, о чем ты думаешь, — ворчу я. — Собака застряла на камнях, и нам пришлось залезть в воду, чтобы спасти ее. Сказал Маккензи, что она может прийти сюда, чтобы привести себя в порядок, а потом я отвезу ее домой.

— Отвезти ее домой? Чувак. Это твой шанс. Закрывай сделку. — Он нетерпеливо качает головой. — Ты помог ей спасти щенка, черт возьми. Она готова.

— Не будь мудаком. — Что-то в том, как он говорит, задевает меня за живое. Этот план не совсем этичен, но мы не должны быть неряшливыми по этому поводу.

— Что? — Эван не может притворяться, что скрывает свое ликование от того, насколько хорошо работает этот план. — Я просто говорю.

— Ну… — я делаю глоток своего пива. — Держи это при себе.

— Привет, — раздается неуверенный голос Мак.

Она входит, и я вижу ее — в моей рубашке, темные влажные волосы зачесаны

назад — наводят на всякие греховные мысли в моей голове. Она не надела джинсы, поэтому ее ноги голые, загорелые и бесконечно длинные.


Блядь.

Я хочу, чтобы они обернулись вокруг моей талии.

— Эван, — приветствует она моего брата, кивая ему, как будто каким-то образом знает, что он замышляет недоброе. Неудивительно, что она все еще держит на руках спящего щенка.

— Окей. — Эван одаривает ее прощальной улыбкой, берет свое пиво и отталкивается от холодильника. — Я устал. Вы, дети, веселитесь.

Мой брат не ценит тонкости.

— Я что-то не то сказала? — сухо спрашивает она.

— Неа. Он думает, что мы собираемся переспать. — Когда я поднимаю руку, чтобы провести ладонью по своим влажным волосам, ее глаза расширяются от тревоги. Мой лоб хмурится.

— Что?

— Купер. Ты ранен.

Я смотрю вниз, почти забыв, что ее драгоценный маленький щенок, черт возьми, чуть не загрыз меня заживо менее часа назад. Обе мои руки покрыты красными царапинами, а на ключице особенно неприятный на вид порез.

— Эх. Я в порядке, — заверяю ее. Я не новичок в порезах и царапинах, и эти определенно не самые худшие, с которыми я сталкивался.

— Нет, это не так. Нам нужно их промыть.

С этими словами она ведет меня в ванную и, несмотря на мои протесты, прижимает мою задницу к закрытой крышке унитаза. Щенка быстро помещают в мою ванну, где он сворачивается калачиком и спит, пока Маккензи роется в моих шкафчиках в поисках аптечки первой помощи.

— Я могу сделать это сам, — говорю я ей, когда она достает бутылку спирта и ватные тампоны.

— С тобой будет трудно? — Она смотрит на меня, приподняв бровь. Искренняя убежденность на ее лице выглядит мило, в упрямом стиле "заткнись и прими лекарство".

— Ладно.

— Хорошо. А теперь сними рубашку.

На моих губах появляется усмешка.

— Это был твой план с самого начала? Чтобы раздеть меня догола?

— Да, Купер. Я вломилась в приют для животных, украла щенка, поставила его в опасное положение, сама поплыла его спасать — чтобы не вызвать у тебя подозрений, что это я на самом деле поймала собаку на причале, — а затем телепатически приказала собаке поцарапать тебя. И все это для того, чтобы я могла видеть твои идеальные грудные мышцы. — Она заканчивает, фыркая.

— Экстремальные действия, — соглашаюсь я. — Но я понимаю. Мои грудные мышцы идеальны. Они трансцендентны.

— Как и твое эго.

Я медленно, нарочито демонстративно снимаю рубашку. Несмотря на ее насмешки, моя обнаженная грудь вызывает отклик. Ее дыхание прерывается, а затем она отводит взгляд, делая вид, что сосредоточена на открытии спирта.

Я прячу улыбку и откидываюсь назад, пока она начинает промывать раны на моей руке.

— Вы здесь живете только вдвоем? — с любопытством спрашивает она.

— Да. Эван и я выросли в этом доме. Мои прадедушка и прабабушка построили его после того, как поженились. Бабушка и дедушка жили здесь после них и так далее.

— Это прекрасно.

Это так. Теперь все разваливается на части. Крыша нуждается в замене. Фундамент трескается от эрозии пляжа. Сайдинг пережил слишком много штормов, а полы изношены и деформированы. Ничего такого, что я не смог бы исправить, если бы только у меня были время и деньги, но разве это не всегда так? Весь чертов город, полный "если только". И вот так я вспоминаю, почему я сижу здесь, позволяя подружке какого-то клона водить руками по моей обнаженной груди.

— Вот, — говорит она, дотрагиваясь до моей руки. — Уже лучше.

— Спасибо. — Мой голос звучит немного хрипло.

— Без проблем. — Ее голос тоже звучит немного хрипло.

Я на мгновение оказываюсь в плену ее ярко-зеленых глаз. Насмехаюсь над вспышками ее почти обнаженного тела, когда подол моей рубашки поднимается на ее бедрах. Ее теплая ладонь на моей коже. Дрожь в ее шее говорит мне о том, что я ей тоже небезразличен.

Я мог бы это сделать. Взять ее за бедра, уговорить ее оседлать меня. Запустить руку в ее волосы и притянуть ее рот к своему в страстном поцелуе. Я не должен спать с ней, если она сама не захочет, но если химия, кипящая между нами, является каким-то признаком, я подозреваю, что она не остановится на поцелуе. Это будет поцелуй, который приведет в постель, который приведет к тому, что яйца окажутся глубоко внутри нее.

Она бросит Кинкейда быстрее, чем успеешь сказать "игра окончена". Я выиграл. Миссия выполнена.

Но что в этом веселого?

— Теперь, — говорю я, — твой друг.

Маккензи моргает, словно выходя из того же ступора похоти, в который впал я.