Комбриг
Часть 6 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Почесав затылок на этот крик души, я осторожно предложил:
– Так, может, его – того?
Седой, отводя взгляд, махнул рукой:
– Я не могу. Зная, что этот человек сделал для страны – не могу. И работник он – каких поискать. Что навалишь, то и тащит… – после чего, с силой потерев глаза, продолжил: – Ладно, с этим разберусь. Не обращай внимания. Просто устал чего-то… Да и на тебя, честно говоря, большая надежда есть…
На пару секунд задумавшись, я предложил:
– Тогда, может, всех остальных – того? Сразу всех, скопом. На каком-нибудь очередном заседании СНК? А можно даже и на съезде. Или лучше точечно сработать?
Жилин возмутился:
– Совсем долбанулся? На тебя я точно никаким мозгокрутом не воздействовал, поэтому непонятно откуда эта мания появилась, прямо как у Троцкого! Чуть что, так сразу кончать! Бросай это дело! Сейчас просто работать надо. И с людьми, и с обстоятельствами! И не надо…
Тут собеседник увидел мою улыбку и, выдохнув, уже спокойно уточнил:
– Та-ак… опять проверяешь?
Я немногословно кивнул:
– Ага.
– Ну и как?
– Нормально. Не скурвился и не остервенел.
Иван вернул улыбку:
– Это не может не радовать. – И вернувшись к вопросу, продолжил: – Так что насчет Сталина думаешь? Реально он ведь нам нужен, но не как противник или нейтрал, а как соратник.
Пожав плечами, ответил:
– Нужен. И возможно, ты прав. Если его выдернуть из привычной среды, то есть шанс, что на жизнь он по-другому смотреть станет. А уж мы с Лапиным постараемся этому посодействовать. Тем более что он сейчас скорее Коба, чем Сталин. Личинка, так сказать, того Иосифа Виссарионовича, что был известен всему миру. Может, что-то и получится. И кстати… – От внезапно пришедшей мысли я аж привстал. – А ты не можешь его… ну, как Троцкого?
Тут Седой смущенно закряхтел и потупился. Заинтересовавшись сей метаморфозой, я затребовал объяснений, и выяснилось, что буйствующий в Финляндии (и даже немного в Норвегии) «Лев революции» в последнее время ведет себя несколько предосудительно. А проще говоря – крыша периодически едет у ответственного товарища. И Жилин считает, что это результат его воздействия. Поэтому, если мы не хотим получить невменяемого Иосифа Виссарионовича, то игр с мозгами лучше все-таки не допускать.
Представив себе «отца народов» с потекшей крышей, я, передернувшись всем телом, быстренько согласился с собеседником о недопустимости экспериментов над данной фигурой. Он и так особой мягкостью не отличается, а если различные мании и фобии разыграются, то хоть свет туши!
Потом мы поговорили о будущей работе Фрунзе, и тут я неожиданно вспомнил:
– Слушай, есть одна непонятность. Вот помню, в детстве фильм смотрел. Там еще паренек душевно песню пел про Лизавету…
Жилин кивнул:
– Знаю такой. «Александр Пархоменко» называется. А что?
Я удивленно поднял брови:
– Тот самый Пархоменко? Который Александр Яковлевич? Командующий Луганской группой войск? Блин, не знал, что этот фильм был про него. Хороший мужик… Мы с ним у Матюшина как-то встречались… Ну так вот – в фильме был показан Ворошилов. Причем показан каким-то достаточно крупным военачальником. А тут он в Москве, на непонятной должности. Это как так получается? Из-за различия миров?
Иван на секунду задумался:
– Скорее всего. Я точно не помню, как там с ним было в нашей реальности, только здесь он в декабре семнадцатого подхватил воспаление легких. И чуть очухавшись, прицепом еще тифом заболел. Насколько знаю, почти полгода в себя приходил. А чего ты им заинтересовался?
Подумав, я ответил:
– Да просто думаю, не зря же он у нас дорос до наркома обороны? Какой там нарком получился, это дело десятое. Главное, что мозги в наличии были. Вот и соображаю – может быть, его имеет смысл с собой забрать? Чего ему в столице штаны просиживать? Не покажет себя – обратно отошлю. Ну а покажет… нам ведь месяца через два-три в Малороссию идти. А он тамошний люд знает. М-да…
Видя, что собеседник замялся, Седой поинтересовался:
– Чего замолк?
Я ухмыльнулся:
– Да прикинул, что если он с нами поедет, то ему часы отдать придется. Ну и пистолетик тоже. Чтобы не обижался…
Собеседник удивился:
– Какие часы?
Пришлось рассказать про чендиевскую запредельную любовь к трофеям. Немного поржали. Потом опять перешли к делу. Подкорректировали некоторые планы на будущее. Между делом я поинтересовался, как там обстоят дела у союзников на западном фронте. Ведь в нашей истории, по общепринятому мнению, выход России из войны сильно воодушевил немцев, и в результате этой «блистательной победы» они продержались месяца на три дольше. Здесь же никаких мирных договоров не было, и хоть немцы и перекинули большую часть войск на запад, Антанта один черт их давила, как бык лягушку.
При этом, по словам знающего историю Ивана, в нашем времени контрнаступление союзников случилось в августе восемнадцатого. Но сейчас оно началось в июне. То есть если экстраполировать эти данные, то противник, по логике, капитулирует уже к концу сентября.
И кстати, было еще одно отличие от нашего времени. Жилин ведь не только с лекарствами мутил. Понимая, что это точно лишним не будет, он еще до своего ранения синтезировал некоторое количество WZ-4. В общем, про подобную штучку я и в своем времени не слыхал (там наверняка даже не первая форма допуска. Там гриф – «перед прочтением – съесть»). Короче – как бы то ни было, нервнопаралитическое боевое отравляющее вещество бинарного действия, рядом с которым разные зоманы и циклозарины это просто легкие капли в нос, произвело на немцев ошеломительное впечатление. А ведь их вначале предупредили не переходить определенные границы, ну а потом, в марте, просто обработали словно саранчу. На трех участках фронта. В общем, почти дивизия в минус, а немчура кардинально снизила прыть. Они ведь не знали, сколько у русских этого «чуда» есть, поэтому сразу остановились. Но время шло, и постепенно фрицы начали о чем-то догадываться. Например, о том, что у нас, возможно, запасы этой сногсшибательной отравы не очень-то и большие.
Поэтому, невзирая на плохое снабжение, активнейшую революционную пропаганду и сильнейшее нежелание личного состава воевать, стали осторожно двигаться вперед, прощупывая оборону противника. При этом постоянно ожидая – применят ли русские свою мерзость, от которой даже противогазы не помогают, или нет? Русские молчали, и немчура постепенно осмелела.
Но к этому моменту довольно большое количество войск уже было ими перекинуто на трещащий по всем швам западный фронт. Вот и вышло так – время мы выиграли, наше сопротивление окрепло, и теперь имеем что имеем. Ведь немцы, после провала брестских переговоров, ломанулись было в глубь страны, но после химического душа тормознулись. Точнее говоря, на севере успели занять большую часть Прибалтики. В центре – часть Белой Руси. А на юге – Малороссию. Но зато они не взяли ни Крым, ни Таганрог. Не говоря уж о восточной части Новороссии. А теперь и не возьмут. То есть сейчас у красных положение даже лучше, чем было в реальной истории. И никакого позорного договора с противником нет.
Так что теперь мы будем готовить армии для возвращения своих территорий. А после капитуляции кайзера со товарищи пойдем вперед. На Кавказ, в Прибалтику и Малороссию. Тем более что гражданская война не полыхает на всех просторах, а лишь тлеет на отдельных участках.
Так как Жилин попутно упомянул белых, я решил поинтересоваться:
– Слушай, Вань, а что там с Деникиным? А то переговариваются, переговариваются, но толку пока нет.
Тот ухмыльнулся:
– Нормально все с Антоном Ивановичем. Правда, есть опасение, что его таки прибьют, тем более что одно покушение уже было. Но зато он дал твердые гарантии не выступать против советских соединений, пока идет война с немцами. И даже формирует для участия в этой войне офицерский полк численностью в семьсот человек.
У меня аж папироса выпала от возмущения:
– Сколько?! Семьсот?!! Это, биомать, не полк! Они бы еще свой усиленный батальон дивизией назвали! Вояки хреновы! Радетели земли русской, мать иху так!
Но Седой успокоил:
– Не шуми. На самом деле получился очень хороший результат. Просто замечательный! Ведь у него сейчас всего около восьми тысяч штыков и сабель. При этом в большинстве своем штабные, интенданты и прочие тыловики. Так что реально, с практическим боевым опытом, считай – тысячи четыре. Поэтому прикинь, насколько хорошо поработали наши агитаторы, что аж шестая часть опытных офицеров решила повоевать вместе с нами.
Я задумался:
– Что-то не сходится… Я историю не очень знаю, но точно помню, что Деникин представлял одну из самых больших угроз для Советской власти. Что же он – с какими-то жалкими восемью тысячами толпы красных раком ставил?
Собеседник спокойно поправил:
– Это сейчас их восемь. А чуть более чем через год, к октябрю девятнадцатого, у него было бы уже семьдесят тысяч бойцов. Вот и прикинь, насколько дерьмовую политику вели «товарищи», что только на этом направлении количество боевых соратников генерала увеличилось в десять раз. – Седой выдержал мхатовскую паузу, добавив: – Ну теперь, надеюсь, такого не будет…
Ну да… в принципе, я тоже на это надеюсь. Достав новую папиросу, прикурил, и вдруг меня обуяло сильное подозрение насчет офицерского полка. Поэтому, прищурившись, посмотрел на Седого и осторожно уточнил:
– Слушай, а эти семь сотен… нет, понятно, что они будут считаться прикомандированными. Ну, типа, русского легиона во Франции. Но у нас они непосредственно под чье командование попадут? Фрунзе, то есть… э-э… Сазонова?
Жилин осклабился настолько похабно, что все сомнения враз улетучились. И не зря. Главный партайгеноссе выдал:
– Сам-то как думаешь? Кто еще кроме тебя с таким количеством офицерья управиться сможет? И так, чтобы без особых эксцессов? Поэтому – готовься. Ты за ними и присматривать и рулить станешь. И как краском Чур, и как представитель председателя СНК – Сварогов. Твое подразделение по-прежнему остается в центральном подчинении, но действующим в интересах фронта. Так что золотопогонники будут в подчинении Сазонова, но через тебя.
В принципе, Иван еще в прошлый приезд насчет этого удочки закидывал, поэтому сейчас известие не стало для меня совсем уж полным шоком. Смущало лишь одно – у офицериков в крови прочно обосновалась субординация. Не, у них много тараканов, но вот чинопочитание (на военном языке – субординация) было на первом месте. Все усложнялось тем, что даже в столь простой вещи присутствовали свои нюансы. Так, например, звание, полученное при царе, считалось более крутым, чем то же самое звание, но уже от Временного правительства. И они внутри себя это как-то ранжировали трепетно, отслеживая все детали «первородства»! И тут – на тебе! Непонятный шпак (пусть даже и особо известный) будет ими командовать? Ладно, званий у красных нет. А кто он там по должности? Кто?! Командир батальона? Это же смех один…
Когда высказал эту мысль, мне решительно возразили:
– Не волнуйся. Всё в самый раз. Вот сам смотри – какое обычно звание у командира батальона? Капитан. Идем дальше – батальон отдельный. А в нашей армии испокон веку было так, что у командира отдельного подразделения звание на ступень выше. Значит, уже подполковник. Батальон краснознаменный. Как по нынешним временам считай – гвардейский. Добавляй еще пару звездочек. Вот и получается, что ты уже сейчас соответствуешь званию полковника или генерал-майора.
– Угу, – я задумчиво покивал, – прямо так и вижу, как химическим карандашом пишу вокруг себя, что я комбат-полковник. Вот такенными буквами. Чтобы люди не сомневались!
Жилин фыркнул, задумался, а потом выдал:
– Согласен. Но это не проблема. С завтрашнего дня твой батальон будет называться сводной бригадой. – Еще немного подумал и добавил: – Давно пора, тем более что задачи ты решаешь не столько тактические, сколько стратегические.
Я возмутился:
– Бригадой? В три сотни бойцов?
Собеседник помахал пальцем у меня под носом:
– А что такого? Ты же у нас как Суворов, не количеством, а качеством берешь! Тем более что вооружения у тебя как раз на бригаду, если не больше. Еще ты не забывай, что Трофимов вместе с бронепоездом к вам относятся и являются просто откомандированными. Да и авиагруппу оставляем у тебя. Артиллеристы опять-таки. Плюс два броневика будет, как подарок от балтийцев и путиловцев. Да три сотни кавалеристов для Буденного буквально на днях подойдут. Ну и сам ты активно людей себе подбираешь… Так что – поздравляю, товарищ комбриг!
– Иди в жопу, товарищ… э-э… И. о.? Блин, даже не знаю, как тебя назвать… Председатель? Исполняющий обязанности? – я замялся, подбирая необходимый термин, но тут же отвлекся. – Кстати, «исполняющий», – там наш Ильич скоро очухается? А то писали, что вроде состояние стабильное, но я эти хохмочки знаю – сегодня стабильное, а завтра уже ласты склеит.
На что Жилин серьезно пояснил:
– Не склеит. Нормально там всё. Воспаление антибиотиками снято, так что недели через две я просто стану его первым замом, оставаясь в Политбюро ЦК.
Я удивился:
– А ВЦИК?
Седой отмахнулся:
– Пройденный этап. Тут ведь как получилось – Владимир Ильич и раньше чуял, а теперь на практике осознал, что на меня может многое перекинуть. Вот и ввел должность первого зама.
– Так, может, его – того?
Седой, отводя взгляд, махнул рукой:
– Я не могу. Зная, что этот человек сделал для страны – не могу. И работник он – каких поискать. Что навалишь, то и тащит… – после чего, с силой потерев глаза, продолжил: – Ладно, с этим разберусь. Не обращай внимания. Просто устал чего-то… Да и на тебя, честно говоря, большая надежда есть…
На пару секунд задумавшись, я предложил:
– Тогда, может, всех остальных – того? Сразу всех, скопом. На каком-нибудь очередном заседании СНК? А можно даже и на съезде. Или лучше точечно сработать?
Жилин возмутился:
– Совсем долбанулся? На тебя я точно никаким мозгокрутом не воздействовал, поэтому непонятно откуда эта мания появилась, прямо как у Троцкого! Чуть что, так сразу кончать! Бросай это дело! Сейчас просто работать надо. И с людьми, и с обстоятельствами! И не надо…
Тут собеседник увидел мою улыбку и, выдохнув, уже спокойно уточнил:
– Та-ак… опять проверяешь?
Я немногословно кивнул:
– Ага.
– Ну и как?
– Нормально. Не скурвился и не остервенел.
Иван вернул улыбку:
– Это не может не радовать. – И вернувшись к вопросу, продолжил: – Так что насчет Сталина думаешь? Реально он ведь нам нужен, но не как противник или нейтрал, а как соратник.
Пожав плечами, ответил:
– Нужен. И возможно, ты прав. Если его выдернуть из привычной среды, то есть шанс, что на жизнь он по-другому смотреть станет. А уж мы с Лапиным постараемся этому посодействовать. Тем более что он сейчас скорее Коба, чем Сталин. Личинка, так сказать, того Иосифа Виссарионовича, что был известен всему миру. Может, что-то и получится. И кстати… – От внезапно пришедшей мысли я аж привстал. – А ты не можешь его… ну, как Троцкого?
Тут Седой смущенно закряхтел и потупился. Заинтересовавшись сей метаморфозой, я затребовал объяснений, и выяснилось, что буйствующий в Финляндии (и даже немного в Норвегии) «Лев революции» в последнее время ведет себя несколько предосудительно. А проще говоря – крыша периодически едет у ответственного товарища. И Жилин считает, что это результат его воздействия. Поэтому, если мы не хотим получить невменяемого Иосифа Виссарионовича, то игр с мозгами лучше все-таки не допускать.
Представив себе «отца народов» с потекшей крышей, я, передернувшись всем телом, быстренько согласился с собеседником о недопустимости экспериментов над данной фигурой. Он и так особой мягкостью не отличается, а если различные мании и фобии разыграются, то хоть свет туши!
Потом мы поговорили о будущей работе Фрунзе, и тут я неожиданно вспомнил:
– Слушай, есть одна непонятность. Вот помню, в детстве фильм смотрел. Там еще паренек душевно песню пел про Лизавету…
Жилин кивнул:
– Знаю такой. «Александр Пархоменко» называется. А что?
Я удивленно поднял брови:
– Тот самый Пархоменко? Который Александр Яковлевич? Командующий Луганской группой войск? Блин, не знал, что этот фильм был про него. Хороший мужик… Мы с ним у Матюшина как-то встречались… Ну так вот – в фильме был показан Ворошилов. Причем показан каким-то достаточно крупным военачальником. А тут он в Москве, на непонятной должности. Это как так получается? Из-за различия миров?
Иван на секунду задумался:
– Скорее всего. Я точно не помню, как там с ним было в нашей реальности, только здесь он в декабре семнадцатого подхватил воспаление легких. И чуть очухавшись, прицепом еще тифом заболел. Насколько знаю, почти полгода в себя приходил. А чего ты им заинтересовался?
Подумав, я ответил:
– Да просто думаю, не зря же он у нас дорос до наркома обороны? Какой там нарком получился, это дело десятое. Главное, что мозги в наличии были. Вот и соображаю – может быть, его имеет смысл с собой забрать? Чего ему в столице штаны просиживать? Не покажет себя – обратно отошлю. Ну а покажет… нам ведь месяца через два-три в Малороссию идти. А он тамошний люд знает. М-да…
Видя, что собеседник замялся, Седой поинтересовался:
– Чего замолк?
Я ухмыльнулся:
– Да прикинул, что если он с нами поедет, то ему часы отдать придется. Ну и пистолетик тоже. Чтобы не обижался…
Собеседник удивился:
– Какие часы?
Пришлось рассказать про чендиевскую запредельную любовь к трофеям. Немного поржали. Потом опять перешли к делу. Подкорректировали некоторые планы на будущее. Между делом я поинтересовался, как там обстоят дела у союзников на западном фронте. Ведь в нашей истории, по общепринятому мнению, выход России из войны сильно воодушевил немцев, и в результате этой «блистательной победы» они продержались месяца на три дольше. Здесь же никаких мирных договоров не было, и хоть немцы и перекинули большую часть войск на запад, Антанта один черт их давила, как бык лягушку.
При этом, по словам знающего историю Ивана, в нашем времени контрнаступление союзников случилось в августе восемнадцатого. Но сейчас оно началось в июне. То есть если экстраполировать эти данные, то противник, по логике, капитулирует уже к концу сентября.
И кстати, было еще одно отличие от нашего времени. Жилин ведь не только с лекарствами мутил. Понимая, что это точно лишним не будет, он еще до своего ранения синтезировал некоторое количество WZ-4. В общем, про подобную штучку я и в своем времени не слыхал (там наверняка даже не первая форма допуска. Там гриф – «перед прочтением – съесть»). Короче – как бы то ни было, нервнопаралитическое боевое отравляющее вещество бинарного действия, рядом с которым разные зоманы и циклозарины это просто легкие капли в нос, произвело на немцев ошеломительное впечатление. А ведь их вначале предупредили не переходить определенные границы, ну а потом, в марте, просто обработали словно саранчу. На трех участках фронта. В общем, почти дивизия в минус, а немчура кардинально снизила прыть. Они ведь не знали, сколько у русских этого «чуда» есть, поэтому сразу остановились. Но время шло, и постепенно фрицы начали о чем-то догадываться. Например, о том, что у нас, возможно, запасы этой сногсшибательной отравы не очень-то и большие.
Поэтому, невзирая на плохое снабжение, активнейшую революционную пропаганду и сильнейшее нежелание личного состава воевать, стали осторожно двигаться вперед, прощупывая оборону противника. При этом постоянно ожидая – применят ли русские свою мерзость, от которой даже противогазы не помогают, или нет? Русские молчали, и немчура постепенно осмелела.
Но к этому моменту довольно большое количество войск уже было ими перекинуто на трещащий по всем швам западный фронт. Вот и вышло так – время мы выиграли, наше сопротивление окрепло, и теперь имеем что имеем. Ведь немцы, после провала брестских переговоров, ломанулись было в глубь страны, но после химического душа тормознулись. Точнее говоря, на севере успели занять большую часть Прибалтики. В центре – часть Белой Руси. А на юге – Малороссию. Но зато они не взяли ни Крым, ни Таганрог. Не говоря уж о восточной части Новороссии. А теперь и не возьмут. То есть сейчас у красных положение даже лучше, чем было в реальной истории. И никакого позорного договора с противником нет.
Так что теперь мы будем готовить армии для возвращения своих территорий. А после капитуляции кайзера со товарищи пойдем вперед. На Кавказ, в Прибалтику и Малороссию. Тем более что гражданская война не полыхает на всех просторах, а лишь тлеет на отдельных участках.
Так как Жилин попутно упомянул белых, я решил поинтересоваться:
– Слушай, Вань, а что там с Деникиным? А то переговариваются, переговариваются, но толку пока нет.
Тот ухмыльнулся:
– Нормально все с Антоном Ивановичем. Правда, есть опасение, что его таки прибьют, тем более что одно покушение уже было. Но зато он дал твердые гарантии не выступать против советских соединений, пока идет война с немцами. И даже формирует для участия в этой войне офицерский полк численностью в семьсот человек.
У меня аж папироса выпала от возмущения:
– Сколько?! Семьсот?!! Это, биомать, не полк! Они бы еще свой усиленный батальон дивизией назвали! Вояки хреновы! Радетели земли русской, мать иху так!
Но Седой успокоил:
– Не шуми. На самом деле получился очень хороший результат. Просто замечательный! Ведь у него сейчас всего около восьми тысяч штыков и сабель. При этом в большинстве своем штабные, интенданты и прочие тыловики. Так что реально, с практическим боевым опытом, считай – тысячи четыре. Поэтому прикинь, насколько хорошо поработали наши агитаторы, что аж шестая часть опытных офицеров решила повоевать вместе с нами.
Я задумался:
– Что-то не сходится… Я историю не очень знаю, но точно помню, что Деникин представлял одну из самых больших угроз для Советской власти. Что же он – с какими-то жалкими восемью тысячами толпы красных раком ставил?
Собеседник спокойно поправил:
– Это сейчас их восемь. А чуть более чем через год, к октябрю девятнадцатого, у него было бы уже семьдесят тысяч бойцов. Вот и прикинь, насколько дерьмовую политику вели «товарищи», что только на этом направлении количество боевых соратников генерала увеличилось в десять раз. – Седой выдержал мхатовскую паузу, добавив: – Ну теперь, надеюсь, такого не будет…
Ну да… в принципе, я тоже на это надеюсь. Достав новую папиросу, прикурил, и вдруг меня обуяло сильное подозрение насчет офицерского полка. Поэтому, прищурившись, посмотрел на Седого и осторожно уточнил:
– Слушай, а эти семь сотен… нет, понятно, что они будут считаться прикомандированными. Ну, типа, русского легиона во Франции. Но у нас они непосредственно под чье командование попадут? Фрунзе, то есть… э-э… Сазонова?
Жилин осклабился настолько похабно, что все сомнения враз улетучились. И не зря. Главный партайгеноссе выдал:
– Сам-то как думаешь? Кто еще кроме тебя с таким количеством офицерья управиться сможет? И так, чтобы без особых эксцессов? Поэтому – готовься. Ты за ними и присматривать и рулить станешь. И как краском Чур, и как представитель председателя СНК – Сварогов. Твое подразделение по-прежнему остается в центральном подчинении, но действующим в интересах фронта. Так что золотопогонники будут в подчинении Сазонова, но через тебя.
В принципе, Иван еще в прошлый приезд насчет этого удочки закидывал, поэтому сейчас известие не стало для меня совсем уж полным шоком. Смущало лишь одно – у офицериков в крови прочно обосновалась субординация. Не, у них много тараканов, но вот чинопочитание (на военном языке – субординация) было на первом месте. Все усложнялось тем, что даже в столь простой вещи присутствовали свои нюансы. Так, например, звание, полученное при царе, считалось более крутым, чем то же самое звание, но уже от Временного правительства. И они внутри себя это как-то ранжировали трепетно, отслеживая все детали «первородства»! И тут – на тебе! Непонятный шпак (пусть даже и особо известный) будет ими командовать? Ладно, званий у красных нет. А кто он там по должности? Кто?! Командир батальона? Это же смех один…
Когда высказал эту мысль, мне решительно возразили:
– Не волнуйся. Всё в самый раз. Вот сам смотри – какое обычно звание у командира батальона? Капитан. Идем дальше – батальон отдельный. А в нашей армии испокон веку было так, что у командира отдельного подразделения звание на ступень выше. Значит, уже подполковник. Батальон краснознаменный. Как по нынешним временам считай – гвардейский. Добавляй еще пару звездочек. Вот и получается, что ты уже сейчас соответствуешь званию полковника или генерал-майора.
– Угу, – я задумчиво покивал, – прямо так и вижу, как химическим карандашом пишу вокруг себя, что я комбат-полковник. Вот такенными буквами. Чтобы люди не сомневались!
Жилин фыркнул, задумался, а потом выдал:
– Согласен. Но это не проблема. С завтрашнего дня твой батальон будет называться сводной бригадой. – Еще немного подумал и добавил: – Давно пора, тем более что задачи ты решаешь не столько тактические, сколько стратегические.
Я возмутился:
– Бригадой? В три сотни бойцов?
Собеседник помахал пальцем у меня под носом:
– А что такого? Ты же у нас как Суворов, не количеством, а качеством берешь! Тем более что вооружения у тебя как раз на бригаду, если не больше. Еще ты не забывай, что Трофимов вместе с бронепоездом к вам относятся и являются просто откомандированными. Да и авиагруппу оставляем у тебя. Артиллеристы опять-таки. Плюс два броневика будет, как подарок от балтийцев и путиловцев. Да три сотни кавалеристов для Буденного буквально на днях подойдут. Ну и сам ты активно людей себе подбираешь… Так что – поздравляю, товарищ комбриг!
– Иди в жопу, товарищ… э-э… И. о.? Блин, даже не знаю, как тебя назвать… Председатель? Исполняющий обязанности? – я замялся, подбирая необходимый термин, но тут же отвлекся. – Кстати, «исполняющий», – там наш Ильич скоро очухается? А то писали, что вроде состояние стабильное, но я эти хохмочки знаю – сегодня стабильное, а завтра уже ласты склеит.
На что Жилин серьезно пояснил:
– Не склеит. Нормально там всё. Воспаление антибиотиками снято, так что недели через две я просто стану его первым замом, оставаясь в Политбюро ЦК.
Я удивился:
– А ВЦИК?
Седой отмахнулся:
– Пройденный этап. Тут ведь как получилось – Владимир Ильич и раньше чуял, а теперь на практике осознал, что на меня может многое перекинуть. Вот и ввел должность первого зама.