Комбриг

Япончик же вряд ли свалит, пусть и с миллионом. И не потому, что честен (как это ни странно звучит по отношению к бандиту). Вовсе нет. Просто он натура такая, что его даже не столько бабки интересовали, сколько сам процесс их добычи. Хитрые схемы, мудрёные ходы, взятие на понт и разводка на пальцах. И как уже всенепременный приятный бонус – финансовое удовлетворение. Тем более что я вскользь заметил, что закрысившему у своих никто не позавидует. Даже пусть на его поиски уйдет денег в десять раз больше, чем он спер, но разыщут крысу обязательно. А для себя решил – если что, то рука у меня точно не дрогнет.





* * *


Следующий день выдался хлопотным. В последний раз проверяли казармы, куда планировалось заселять прибывших и которые сейчас спешно протапливали, согласовывали окончательное меню праздничного ужина. Волевым решением отменял у местного оркестра проигрывание нового марша «Летят перелетные птицы». Уж очень лабухи фальшивили. Нот у них не было, а на слух музыканты выдавали такое, что я решил – нафиг! От греха подальше. Пусть дудят то, что им хорошо знакомо. Но репертуар на всякий случай проверил. Чтобы вдруг неожиданно, по привычке, не грянули в самый ответственный момент «Боже, царя храни». С садистским удовольствием сразу вычеркнул и «Дни нашей жизни». А «Егерский марш», «Прощание славянки» и еще что-то незнакомое, но не вызывающее внутреннего протеста, оставил. Потом прибежал паникующий Бурцев, который доложил, что на одном из транспарантов он углядел грамматическую ошибку. Пропустили букву «В» в словосочетании «да здравствует». При этом красной материи такой длины больше не осталось и растяжку быстро не переделать. Сплюнув, я злобно поинтересовался, а что там должно «здравствовать»? Оказалось, что мировой коммунистический интернационал. Рявкнул:

– В жопу интернационал! В смысле – плакат убрать! Не хватало еще перед людьми опозориться, гр-р-рамотеи!

Тем самым решил проблему.

А чуть позже, в этой суете (как будто раньше у них времени не было) получил приглашение посетить офицерское собрание кавдивизии. Правда, господа лошадники ожидали меня лишь через четыре дня. Поэтому, сдерживаясь изо всех сил, вежливо козырнул принесшему приглашение ротмистру и обещал быть. Тот, видя, что от меня только что пар не идет, сочувственно вздохнул и, вежливо извинившись, удалился.

И наконец, еще минут через сорок пароход с первой партией «французов» причалил у пирса. С него полетели веревки, которыми посудину быстро привязали к берегу, а оркестр, который уже минут десять обозначал себя неожиданно громкими звуками, грянул «Прощание славянки». На ветру плескались красные флаги, флажки и транспаранты. Небо было в тучах, но погода теплая, настроение хорошим, поэтому встречающие приветствовали светло-зеленых (видно, качка их вконец доконала) пассажиров слаженным «ура!».

Потом было общее построение понемногу приходящих в себя воинов-интернационалистов, небольшая, буквально на двадцать минут, речь комиссара, и людей повели в подготовленные для них казармы.

При этом, как раз во время речи, мне принесли донесение о том, что самолет со Сталиным – того. Не в смысле, что брякнулся, а в смысле, что вообще не вылетел из-за погоды. И теперь полет состоится, когда позволят метеоусловия. Глянув на низкие тучи, я лишь понятливо хмыкнул и, тихонько напевая под нос: «Который раз лечу Москва – Одесса, опять не выпускают самолет…», продолжил разглядывать внимательно слушающих Лапина солдат.

Кстати, было видно, что люди готовились – форма чистая, сапоги сияют, а выправка такая, какой я уже давно у рядового состава не видел. Да и офицеры (самый старший из которых по званию был капитаном) тоже не подкачали. Надетые ради такого случая парадные погоны горели золотом, ремни подчеркивали ладные фигуры, а лихо обмятые фуражки явно намекали, что перед нами не штабные вояки.

Заметил также интересную штуку – у прибывших «золотопогонников» не дергался глаз при обращении «товарищи». Даже рядышком. Нет, они вполне мирно и благожелательно слушали речь Кузьмы. Да и с чего бы им кривиться? Самое «веселое» время разборок осени-зимы прошлого года (когда Жилин в коме отлеживался) они пропустили. Максимум, что до них доходило, так это слухи. Но слухи это такая вещь, что надо делить на двенадцать. Вот и поделим, тем более что комиссар своего точно не упустит. У Лапина ведь уже по часам расписано, когда, что и кому говорить. И Кузьме в этом смысле я доверяю на все сто. Он обработает неискушенную паству настолько невиданным идеологическим прессингом, что ксёндзы с Козлевичем и рядом не стояли[29]. Так что впереди у ребят множество интересных и удивительных откровений, разносящих привычное им видение мира на осколки.

Ну а пока еще не знающие, что их ожидает, люди спокойно внемлют оратору и с большим интересом разглядывают необычное обмундирование морпехов. Хотя тут нет ничего удивительного – на нас так все пялятся. Ведь тот же берет вообще не использовался в вооруженных силах императорской армии. Ватные бушлаты-«афганки» идут в ту же копилку. Да даже ножи, висящие на поясе каждого (каждого!) морского пехотинца, коренным образом выбиваются из привычного вида. Тут ведь или сабли таскают, или кинжалы, или нож типа «бебут». То есть живопырки от полуметра и выше. Поэтому аккуратная копия НР-43 притягивала взгляд и навевала мысли.

К концу речи ветер усилился, и даже стал накрапывать мелкий дождь. Поэтому растягивать мероприятие не стали, пригласив бойцов пройти в казармы. Воодушевленные прибытием и обещанием праздничного ужина солдаты восприняли слова с энтузиазмом и быстренько, не нарушая четкости построения ротных коробок, рванули за проводниками.

Потом было размещение, тот самый ужин, а уже после него мы стали вести беседы с офицерами, коих набралось человек тридцать. Нет, и до этого никто не молчал, живо интересуясь делами и обстановкой, но массированную агитацию с нижними чинами было решено начать с завтрашнего дня. А вот «золотопогонников» подтянули сразу. При этом как-то сразу получилось, что разговор пошел довольно легко. Просто, пока мы шли в некое подобие здоровенного актового зала, один из двигающихся за нами людей, подвижный словно ртуть чернявый поручик (видно, успевший уже где-то принять на грудь) довольно громко, шутливо выдал:

– Похоже, господа, нам сейчас наконец обозначат, кто виноват и что делать!

На него шикнул какой-то штабс-капитан, но я чуть притормозил и, оказавшись рядом с ними, не менее громко ответил:

– Господи, как же вы в заграницах от жизни-то отстали. Ведь ответы на эти давно мучившие русскую интеллигенцию вопросы уже получены.

В офицерской толпе кто-то хрюкнул от неожиданности, а капитан (который был старший команды) заинтересовался:

– Позвольте спросить, и какие же? А главное – кто их дал? Социалисты?

Я мотнул головой:

– Нет. На первый вопрос ответил крупный чиновник российского дипломатического корпуса, а на второй – капитан военного, российского же корабля. И в их изумительно кратких откровениях уместилась истина, предельно конкретизирующая понятия фундаментальных принципов реальности, и отразилось глубочайшее познание бытия человека.

Толпа, идущая следом по широкому коридору, от этих слов даже остановилась, а старший, видя, что я замолк, поторопил:

– Я заинтригован…

Тоже остановившись, повернулся к остальным и, разведя руками, растянул губы в улыбке:

– Ну что вы… Никакой интриги тут нет. Дипломат на вопрос «Кто виноват?» дал хлёсткий, словно выстрел, ответ: «Дебилы, мля…» А моряк, как человек военный, конкретизировал ответ на вторую половину этого глубоко философского вопроса: «Дави их, мля!»

В офицерской среде раздались всхлипывания, переходящие в приглушенный хохот, а капитан, глядя на меня смеющимися глазами, уточнил:

– Позвольте спросить, «мля» в данном случае обязательно?

Я деланно оскорбился:

– Это – цитаты. Так что неопределенный артикль «мля» обязателен всенепременнейше! Согласитесь, ведь не дело хоть как-то искажать слова великих людей. – После чего, усмехнувшись, свернул беседу в деловое русло: – Чувствую, у вас, помимо этого, накопилось очень много вопросов. И мой комиссар, с которым вы уже успели немного познакомиться, с радостью на них ответит. Так что, товарищи офицеры, не будем терять времени. Прошу за мной!

Ну, в общем, как разговор на позитивной ноте начался, так и продолжился. При этом участников интересовало буквально всё. От вопроса «Как так получилось, что государь-император отрекся?» до «А что, собственно, сейчас вообще происходит?». Хотя, как я понял, насчет «Nikolai numero deux» парни были в курсе еще с семнадцатого. Их больше интересовала наша интерпретация, так как народ смутно подозревал, что информация комиссаров Временного правительства и комиссара от коммунистов может разниться. И в общем-то угадали. Во всяком случае, то, что гражданина Романова заставили отречься под угрозой уничтожения семьи, вызвало большое удивление, переходящее в ропот[30].

Но Лапин их быстро успокоил, буквально за полчаса объяснив, что к чему, и закончив эту часть выступления фразой:

– Ну а вы что думали? Ведь российский капитал, после того как окреп, очень хотел не только денег, но и власти. И в феврале семнадцатого все звезды сошлись на том, что наиболее влиятельные купцы и фабриканты, при помощи купленной части генералитета, получили возможность превратиться не просто в миллионеров, а в олигархов.

Правда, тут ему пришлось буквально на пальцах объяснять офицерам, кто такие олигархи и чем их правление обычно заканчивается. В завершение подытожив:

– И вот для того, чтобы не допустить получающегося в результате их правления окончательного развала страны, мы были вынуждены в сентябре[31] взять власть в свои руки. – А переждав поднявшийся шум, твердо повторил: – Именно что вынуждены! Хотя изначально думали добиваться мест в правительстве исключительно демократическим путем. Просто в определенный момент стало понятно, что власти как таковой не осталось! То есть министры были, правительство было, но с ними никто не считался. Вообще никто! И чем дальше от столицы, тем это проявлялось сильнее. А промедли мы еще немного, то начинающаяся всеобщая смута просто разнесла бы страну на куски! И с этим не справился бы никто. В каждой губернии был бы уже свой самостийный правитель. Даже сейчас – Финляндия, Малороссия, Кавказ, Средняя Азия, Дальний Восток, Юг России… Они ведь практически отвалились! Развал ждал и центральную часть страны. И кто, если не мы, должен теперь приводить в чувство почуявших вседозволенность местечковых царьков?

Я несколько офигел от столь неожиданной трактовки событий, но продолжал держать покерфейс, просто-таки любуясь своим комиссаром. А Кузьма отжигал дальше. И главное, так складно! Блин, вот что значит опытный агитатор-пропагандист. И ведь что интересно – реально, даже не подкопаешься! Никакого вранья. Вообще. Исключительно правда, правда и ничего кроме правды, которую каждый в любой момент может проверить. Это я, со своим циничным отношением, подогретым рассказами Седого о том, какие свары кипят в среде видных революционеров, отношусь к ним крайне скептически. Зато все остальные (особенно те, кто топят за «единую и неделимую») после подобной накачки видят в большевиках гарантов сохранения страны.


Да и сам Лапин, в зависимости от аудитории, всегда меняет акценты. Перед солдатами подробно раскрывает одно, перед городскими обывателями – другое, перед деревенскими слушателями третье. Есть у него заготовки и для смешанной массы слушателей. При этом до аудитории всегда ненавязчиво доносится мысль, что социалисты встречаются достаточно разные, но вот именно жилинцы – это ого-го!

А теперь можно только пожалеть, что у меня толком времени не было послушать, что именно Кузьма втирал добровольцам от Деникина. Не зря же они к нам такой толпой поперли? Хотя подозреваю, что именно то, о чем он сейчас говорит «французам». Вон как ребята внемлют, распушив все локаторы. И видно, что его слова насчет того, что именно обученный командирский состав должен в первых рядах встать на защиту страны от разнообразных сепаратистов (независимо от их цветовой принадлежности), находят в офицерских сердцах живой отклик.

В общем, с «золотопогонниками» плотно общались часа четыре. Не скажу, что после этого они сразу, дружными рядами, кинулись менять эти свои погоны на офицерские значки, но намерения еще как чувствовались. С другой стороны – а куда людям деваться? Они ведь, кроме как служить, больше ничего не умеют, и мысль о смене профессии на какого-нибудь коммивояжера или приказчика для офицеров кажется дикой. Мы же им предлагаем остаться в армии, да еще и для такого благого дела, как сохранение России.

Ну а завтра обработка продолжится. Но уже не так явно и плотно. Тут достаточно будет просто тесного общения с моими морпехами. Кого-то из офицеров это, возможно. напряжет, только я думаю, что лучше всех прибывших сразу окунуть в новую армейскую среду, чем делать вид, будто в войсках почти ничего не изменилось. Изменилось, да еще как! Тем более они, даже находясь во Франции, это еще в прошлом году почувствовали. Угу, когда в частях Экспедиционного корпуса стали создаваться солдатские комитеты. Так что несколько борзое поведение нижних чинов для офицеров не должно стать полным шоком. Хотя держимордам точно не поздоровится. Но для любителей призвать к порядку через мордобой Лапин сделал отдельное заявление, после чего на лицах отдельных слушателей появилось весьма задумчивое выражение.





* * *


Еще через два дня установилась хорошая погода, и пришло сообщение, что «Муромец» с пассажирами прибудет к обеду. Комиссар продолжил дальнейшую обработку «французов», а я, раскидав утренние дела, поехал встречать гостей. И представьте мое обалдение, когда из самолета появился Сталин, его жена, два незнакомых мне мужика и… Ласточкина! При этом Виссарионыч выглядел несколько смущенным, но видя, что я не впал в ярость при виде нежданно привезенной невесты, повеселел и, энергично пожимая руку, сказал:

– Рад тэбя снова увидэт. А Элена Мыхайловна сама всо объясныт…

После чего познакомил с остальными сопровождающими. После этого, получив невесомый поцелуй в щечку от Аленки, я скомандовал к погрузке и повез всех в штаб. Там, выделив барышням отдельные апартаменты, сами прошли в кабинет. А когда расселись, грузин вручил пакет и сказал:

– Ти сначала это прочты.

Пожав плечами, я вскрыл печати и, быстро пробежав глазами несколько листов текста, несколько выпал в осадок. Да и было с чего! Ну, то, что в Одессе будет Советская власть на постоянной основе, это я уже догадывался. Сталина просто так не пришлют. Но вот дальше… В общем, если коротко, то нам предписывалось удерживать Одессу и Николаев (а в идеале всю Херсонскую губернию) от захвата войсками Директории, которые вот-вот скинут Скоропадского и уже вовсю рубятся со спешно сформированными офицерскими полками УНР. Для этого рекомендовано распропагандировать прибывающих солдат Экспедиционного корпуса, чтобы влить их в ряды защитников. Также нам обещают в помощь некоторые части Крымского фронта. Ага. Включая полк добровольцев от Деникина. Кстати, тут же говорилось, что полк получил пополнение от генерала в четыре сотни штыков при четырех орудиях.

Видя, что я дочитал, грузин пояснил:

– Сычас главная задача – это разгром Краснова. Там сейчас совэтское командование болшую сылу собырает. Поэтому пополнэние, которое направят нам, в Хэрсонскую губэрнию, будет совсэм нэбольшим. Нэ более трох тысач штыков. Но оружие обэщали дат. Толко с патронами, как обычно, бэда… Скажи, как думаешь, в таких условыях ми сумээм удэржать натыск националистов?

Я только что не сплюнул:

– Ну ты и вопросики подкидываешь! Как можно, совершенно не зная обстановки, хоть что-то прикидывать? Нам ведь даже неизвестно ни количество противника, ни их вооружение… Конные они или пешие? Есть ли артиллерия? Как у них обстоят дела с боевой подготовкой и дисциплиной? – но видя, что у собеседника поникли усы, несколько смягчился: – Одно могу сказать точно – если вдруг совсем приспичит, то бригада вырвется, как бы ее ни зажимали.

На что мне печально ответили:

– Ми уже одын раз отсюда уходылы… А товарищ Лэнин очэнь сильно надэется на тэбя и твоих бойцов…

Почему-то после этих слов сразу вспомнился анекдот про пулеметчика, у которого во время жаркого боя кончились патроны. Но подбежавший комиссар сурово сказал ему: «Ты же коммунист!» И пулемет застрочил снова.

В общем, стало бы смешно, если бы не было так грустно. Поэтому анекдот озвучивать не стал, а почесав щеку, произнес, рассуждая себе под нос:

– Бли-и-н… Даже если мы успеем перетянуть «французов» на свою сторону, то их еще надо вооружить! Да и прибывают они партиями, поэтому время вербовки бойцов в Красную армию так же растягивается! Плюс еще и с боеприпасами жопа. Вот же сука!

Тут некая ранее мелькнувшая мысль опять поймалась, и я, удивленно глянув на Сталина, спросил:

– Погоди… ты сказал, что Южный фронт усиливается и будет бить Краснова. А что же Деникин? Он что, на это просто смотреть будет?

Тот, поджав губы, выругался по-грузински. Потом, тяжело вздохнув, оповестил:

– Скорээ всего, так и произойдот. Просто некоторые товарыщи, – тут он укоризненно глянул на меня, – из жилинцев, прэдложилы этому царскому сатрапу занят мэсто замэститэля прыдсэдатэля военного совэта РККА по борбэ с сыпаратызмом… И Дэникин пока думает, но всо говорит за то, что он согласытся. Толко я счытаю, что это в корнэ ошибочное рэшение! Вэд сколько волка ны корми… Он же прыдаст в любой момент!

У меня чуть челюсть не отпала:

– И ты молчал?!

Собеседник взвился:

– Я нэ молчал! Я гаворыл, громко гаварыл, но не был услышан…

Взмахнув рукой, он сел на место, доставая трясущимися руками папиросы. Меня же этот выкрик несколько смутил, потому что своим вопросом подразумевал совершенно другое. В смысле – как можно было замолчать столь важную информацию? С другой стороны, лучше поздно, чем никогда. Тем более – что значит поздно? Перед моим выходом на Одессу все еще было в подвешенном состоянии, и это значит, что Седой все-таки добился своего буквально совсем недавно. Может быть, пару-тройку дней назад. Он ведь давно осуществлял план, при помощи наиболее авторитетных офицеров высокого ранга, склонить основную массу «золотопогонников» начать заниматься своим прямым делом – защитой России. В частности, от расплодившихся, как грибы после дождя, самых разнообразных самостийников. И в принципе, генералов, которые его поддерживали, вполне хватало. Но Деникин явно стал бы жемчужиной в этой коллекции. А это несколько меняет расклады, и теперь я, как тот пулеметчик из анекдота, вполне могу вдарить длиннющей очередью. Нужно только совершить некоторые телодвижения.

Взглянув на нервно выдыхающего дым Сталина, примирительно сказал:

– Ну и чего так подпрыгивать? Предаст, не предаст… В любом случае врага всегда проще бить поодиночке. А если это можно сделать чужими руками, то вообще получится праздник души и именины сердца.

– Ты нэ понымаешь…

– Это ты не понимаешь! Нам может выпасть шанс удавить «незалежников» руками офицеров. Причем не только здесь, а еще и на Кавказе, на востоке и в Сибири. Понятно, что против Краснова офицерье задействовать нельзя. Не поймут они этого авангардизма и не станут стрелять таких же «золотопогонников». Зато разных эмиров, баев и прочих панов атаманов валить станут не моргнув глазом.

Грузин вскочил:

– А чито потом? Потом, когда «завалат»? Гдэ ти в этих наполэоновских планах видышь место для Советской власты? Оны ведь в тэх боях толко консолидыруются и окрэпнут! И послэ этого начнут «валыт» уже нас! Бозэпс ра? Дедис тхна!

Последнее явно было ругательством, но, не уточняя перевода (чего тут уточнять, и так все ясно), я возразил: