Комбриг
Часть 24 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А зачем вы цветы на площади бросили? Ну, когда из машины вышли? Местные-то, вон, до сих пор шушукаются…
Подавив улыбку, вполне серьезно ответил:
– Видишь ли, Брянцев, этот город сильно отличается от всех других. При любом руководстве, независимо от цветовой дифференциации, тут в первую очередь правят неимоверные понты. В смысле – повышенный гонор и стремление к рисовке. Это у местных в крови. Но ведь и мы не лаптем щи хлебаем? А после того как я «уронил на землю розы, в знак возвращенья своего», пусть меня кто-нибудь попробует переплюнуть. Так что вы тоже не подведите и покажите, что в искусстве понтоваться еще неизвестно, кто кому фору даст. Вот как в Севастополе марку перед черноморской братвой держали, так и здесь надо.
После чего, хлопнув по плечу понимающе хмыкнувшего парнягу, жестом дал команду грузиться.
Ну а потом начались интересные будни. Интересные и немного пугающие. Просто, несмотря на самые невероятные изгибы своей бурной жизни, опыта захвата крупных городов у меня еще не было. Один раз в Африке не считается, да и там я вовсе не был главным. А тут, мать иху, четвертый (или пятый?) по величине населенный пункт империи! Приходилось учиться на ходу. Ну как учиться? Главное, ничего сдуру не сломать, а там оно идет и идет. Санников вполне нормально всем рулит, и я стараюсь ему никак не мешать.
Правда, меня постоянно пытаются спихнуть с пути истинного. Вообще, все началось буквально на утро следующего дня. Я в ночь отправлял разведку для постоянного наблюдения за третьим Херсонским и дал саперам задачу заминировать управляемыми фугасами не только железку Николаев – Одесса, но также пути, уходящие на север. Мне тут приветы из Киева тоже не особо нужны. При этом прикидывая, что ежели чего, то железнодорожники Чура не просто прибьют, а еще и надругаются над трупом. Плюс ночью снился старик Комаровский. Железнодорожный пенсионер грозил сухоньким кулаком, вещая при этом нехорошими словами. Мне было очень стыдно, но Василий Августович оправданий не слушал. В общем, проснулся не в настроении. Но потом вроде настроение улучшилось, и я двинул в город. Правда, далеко пройти не получилось. Буквально сразу возле ворот ограждения территории казарм меня встретили три аборигена крайне преклонного возраста. Именно в силу этого охрана их и подпустила ближе. Все трое словно инкубаторские носили одинаковые черные пальто, черные, странной формы шляпы и полосатые брюки. Что уж там под пальто было, не знаю, но явно дедки его не на голое тело напялили. Но не в этом суть.
Один из них выдвинулся вперед, и тут я услыхал то, что до этого слышал лишь в фильмах и анекдотах. С непередаваемым прононсом местный житель заговорил:
– Господин военный красный начальник Чур, позвольте вас поприветствовать и попросить уделить буквально секундочку вашего драгоценного времени.
Начало интриговало, и я, сдерживая расползающиеся в улыбке губы, благосклонно кивнул:
– Слушаю вас.
– До нас дошли слухи, что власть в городе опять немножко поменялась. И в связи с этим я хотел бы прямо спросить – погромы ожидаются? Или, может быть, дело ограничится лишь экспроприациями? И не надо нас жалеть, говорите, как есть. Мы уже таки ко всему готовы.
Не сдержавшись, я фыркнул и лишь потом покачал головой:
– Погромы с экспроприациями не планировались. Реквизировать также ничего не собираемся. Добавлю, что националистический геноцид тоже не входит в зону наших интересов.
Тут второй старичок (видно, глуховатый) достаточно громко пробормотал под нос:
– Ёся, ты поц. Я был прав, когда тебе говорил, что серьезный человек, подаривший целому городу цветы, не станет заниматься подобной ерундой…
Не обращая внимания на бормотание своего спутника, первый персонаж продолжал опрос:
– А война в городе вами предполагается? Просто поймите наш интерес. У нас больные жены и маленькие, слава богу, здоровые внуки. А кое у кого и правнуки. И стрельба под окнами почему-то совершенно не прибавляет здоровья, даже если ты сам не участвуешь в этом мероприятии…
Ответил как мог честно:
– Как вы видите, на первом этапе удалось договориться обойтись без стрельбы. Но дальше уже не от меня зависит. Стукнет кому-нибудь в голову идти воевать Одессу, и придется нам воевать. Другое дело, что знай намерения врага заранее, мы бы могли их встретить за пределами вашего населенного пункта. Не подвергая жителей риску и не прибегая к городским боям. Но тут уж как повезет. Мы можем просто не успеть обнаружить противника на дальних подступах и быстро разнести его артиллерией.
Старичок, выпрямившись, остро глянул на меня и, склонив голову, ответил:
– Вы очень понятно все объяснили. Действительно, все в руках Создателя, и мы станем изо всех сил надеяться, что ваши люди успеют узнать о врагах раньше, чем те войдут в город. Ну и со своей стороны мы тоже станем помогать изо всех своих слабых сил. А если вдруг заметим каких-нибудь вооруженных шлемазлов в окрестностях, то обязательно сообщим вам. Ведь это и в наших интересах. Главное, чтобы в Одессе пальбы не было. Громкие звуки, знаете ли, очень негативно влияют на нервную систему…
Ого! Даже так… Хм, поначалу я посчитал, что здешние евреи отправили на разведку тех, кого не особо жалко. Но в то же время тех, у кого неплохо варят мозги. Так сказать – менеджеров среднего звена. Но поймав взгляд старого перца, я понял, что тут не средним звеном пахнет. Во всяком случае, тот, с которым шел разговор, точно из топов. Ведь реально, что он выяснял, кося под совершенно местечкового древнего старца? Во-первых, насколько дисциплинированны мои войска. Полностью ли они послушны воле командиров, или могут иметь место быть какие-то привычные революционные вольности? Во-вторых, поднял вопрос, насколько у меня хорошо со снабжением. Узнал про боевую мощь бригады и про то, что пока не выполним задачу, будем держаться за город зубами, невзирая на сопутствующие потери. После чего, моментально приняв решение, предложил помощь диаспоры.
Да уж… это, конечно, не Моссад, но в деле добычи информации диаспора будет не хуже. И сдается мне, что если из Киева или из того же Херсона кто-то решит двинуть войска в нашу сторону, то евреи об этом узнают быстрее, чем последний солдат успеет загрузиться в вагон. А самое главное, сообщат об этом Чуру. Но с условием – не вести боев в городе.
Мне оставалось только принять предложение. Поэтому ответил сообразно:
– Мы будем рады любой помощи. И могу с гарантией сказать, что если обнаружим противника дня за два до его подхода, то вполне успеем оборудовать полевые позиции, и боев в Одессе точно не будет.
«Ёся» понятливо затряс головой, а я, для подтверждения сделки, протянул руку. Старик удивленно посмотрел на мою ладонь (ну не принято было в России, чтобы воинский начальник жал руку жиду) и осторожно протянул в ответ свою. А уже отпуская его сухонькие пальцы, я добавил:
– Только мы довольно скоро уйдем. И тогда тут может стать совсем плохо. Ведь уже несколько раз мелькала фамилия Петлюры… А как его хуторские вояки относятся к населению черты оседлости, не мне вам говорить.
Собеседник задумчиво поджал губы:
– Вы думаете?
– Я знаю. Уже видел действия и слышал разговоры. Так что это будет не погром. Это будет холокост…
Старик несколько секунд обдумывал новую вводную, а потом, пошлепав губами, задал вопрос:
– А разве вам обязательно надо так торопливо уходить? Ведь, наверное, всегда можно немножко задержаться. Пусть и не на очень долгое время. Поверьте старому человеку – больше нигде вы не встретите столь радушного отношения. Ваших солдат будут счастливы увидеть в каждой лавочке и в каждой пивной. Ну а вы, с вашими командирами, станете желанными гостями в любом приличном доме.
Угу… Этими словами он предлагает, пока в Киеве все не устаканится, стать их «крышей». Ну да – на местные войска надежды мало. Как пример – в Одессе сейчас стоит кавалерийская дивизия. Но дивизия только по названию. Реально – это сто тридцать человек и двадцать восемь лошадей. Тут есть и бронеавтомобильный дивизион. Аж три броневика. Два из них вообще не на ходу. И пулеметов там на все три машины – пара. Есть ли к ним патроны, я еще не знаю. Присутствует даже батальон морской пехоты. Целых тридцать семь человек. Силища, мля… И так – за что ни возьмись. А если учесть, что какая-то часть из них еще и обязательно переметнется на сторону Директории, то понятно, с чего дедок так напрягся.
Хм… а нам, значит, за крышевание предлагаются скидки в снабжении бойцов и личные плюшки командирам. Что-то дешевенькое какое-то предложение. С другой стороны, это пока просто выстрел навскидку, для обозначения готовности к торговле. Прикольно, но несколько не ко времени. Поэтому придется слегка обломать.
– Уважаемый… – тут я сделал паузу, подождав, когда мне наконец-то представятся. – Так вот, уважаемый Иосиф Маркович, ваше предложение вызывает некий КРОХОТНЫЙ интерес, но вы же понимаете, что у меня не казачья ватага, а я не атаман. Я человек, представляющий государство. А государство в данном случае это есть Советская власть. – Тут вроде предложение закончилось, но помимо своей воли я добавил: – Плюс электрификация всей страны[28].
С какого перепуга у меня вдруг вылезла эта самая электрификация, я даже предположить не берусь. Видно, что-то глубоко в мозгу сидело, вот и вылетело в момент превыспреннего изложения. Но сделав вид, что ничего особенного не произошло, продолжил:
– Повторю – Советская власть. Которую я просто обязан буду, по долгу службы, здесь установить. А готовы ли вы к этому?
Иосиф Маркович потер бритую щеку и хитро взглянул на меня:
– Но вы ведь не прямо сегодня собираетесь ее провозглашать? А там пройдет какое-то время, и народ опять-таки привыкнет к новым правилам.
Я опешил:
– Что-то, смотрю, вас это не особо пугает…
Дедок отмахнулся:
– Ой вей, мы были немножко сильно напуганы год назад. Тогда странные люди провозглашали еще более странные вещи. Мало того! Босяки от РумЧерОда с ружьями брали заложников и вымогали наличность, как будто это не они представители власти, а шантрапа Сени Полугота с Молдаванки. Рушились все гешефты, и порядочные граждане просто недоумевали: куда бечь? Но как мы успели выяснить у знающих людей, вы относитесь к революционерам-жилинцам, у которых совсем таки иные взгляды на жизнь. И за самого господина-товарища Жилина мы достаточно хорошо знаем. Земля, знаете ли, слухами полнится…
Блин, как-то неожиданно все закручивается. У меня задача – встретить пароходы с солдатами, а потом обеспечить проводку людей в Севастополь. Провозглашать Советскую власть в Одессе я вовсе не собирался. Да и сил для этого толком нет. С другой стороны, когда халява сама плывет в руки… Ладно, буду думать. Но для начала надо бы выяснить: вдруг эти старперы просто «пикейные жилеты», а я себе уже чего только ни нафантазировал.
В общем, спросил напрямую, какие у дедов полномочия. Иосиф Маркович неопределенно хмыкнул и сказал, что таки – да. Но если речь пойдет о конкретике в более серьезной беседе, то необходимо подтянуть еще парочку уважаемых людей. А когда я кивнул, то сделал знак стайке пацанов, стоящих на перекрестке. Один из них тут же сорвался с места и исчез за домом. Маркович же на мой хмык пояснил, что буквально через полчаса «уважаемые люди» будут здесь. Ну а я в свою очередь пригласил старичков в здание, отведенное под штаб. Дал инструкции барону, куда вести свежеприбывших, и мы двинули.
По пути словно бы невзначай заметил, что мордально, по виду, Модест Кириллович вроде вовсе не из ихних. Просто я пытался сообразить, кто успел снабдить евреев актуальными свежими данными? По всему выходило, что секретарь. Ну не сам же городской голова у них на содержании? Хотя… это Одесса, здесь еще и не такие чудеса случаются. Но «Ёся» источник информации не выдал, сказав лишь, что люди хотят жить хорошо. И многие из них хотят жить еще лучше. Потрясенный практически дословной цитатой из «Кавказской пленницы», я давить перестал. Просто сделал в уме пометку о том, что в здешней администрации «течет» с самого верха.
Потом были переговоры. По их результатам я составил несколько радиограмм, которые через Крым должны уйти в Москву. Все-таки решение политическое. Хотя вот так упавшую словно спелое яблоко Одессу отдавать не хотелось. Но если сильно прижмут, то придется. У нас ведь сейчас доктрина, что приходящая Советская власть не должна, хотя бы на первых порах, ассоциироваться с какими-то лишениями. Так что проще будет уйти, чем устраивать «Сталинград» в городе. Кстати, именно поэтому мы совсем недавно и не накрыли местечко, где стоял немецкий штаб, мобильной артиллерией. Там бы хватало попутных разрушений, и позже нас постоянно тыкали бы носом, говоря, что «красные не щадят даже гражданских».
В общем, ожидая ответ из столицы, я отправился посмотреть, как идут дела в городе. А по возвращению стоящий через дорогу от казарм особнячок, который я определил под штаб, подвергся нападению. Нападали гимназисты-контрреволюционеры. В количестве трех особей подросткового вида. С криком «Долой Совдепию!» малолетние террористы из рогатки вынесли стекло. Но они не просчитали прыть морпехов, и поэтому хмурых, но гордых контрреволюционеров через час передали взволнованным родителям. Те оплатили и стекло, и работу стекольщика, пообещав нещадно выпороть неразумные чада. А у нашего контрразведчика появились очередные фамилии на будущее. Ведь не просто так эти щеглы решили в контрреволюцию поиграть? Значит, дома такие разговоры велись. Так что Нетребко был вполне прав, взяв их всех на карандаш.
Не успели разобраться с одними, как появились гимназисты-революционеры. На этот раз в количестве чуть более десятка и возрастом от четырнадцати до шестнадцати лет. Те требовали немедленной записи себя в бригаду морской пехоты.
Лапин в это время мотался по предприятиям и гнал митинги нон-стоп. Его помощники тоже были в разгоне. Поэтому передал малолеток Бурцеву, с твердым наказом – убедить их подождать совершеннолетия. В противном случае пообещал (если еще раз увижу возле себя галдящих школьников) открутить студенту голову. Тот вроде проникся… К нему же переправил появившихся позже родителей.
Приходили рабочие. Приходили какие-то торговцы с Привоза. Приходили из порта. И все от меня постоянно чего-то требовали. Сука! Вот прямо как будто все ждали появления Чура, чтобы повесить на него решение накопившихся проблем да обид. И приходилось решать. Орать, вразумлять, звонить. На второй день стал поступать более хитро – начал плотно привлекать своих штабных и краскомов. Не маленькие, так что пусть тоже впрягаются. Но кое-кто прорывался. Например, представители купечества. Те особо ничего не требовали, а пытались разнюхать обстановку и сразу, просто так, дали предварительную взятку в виде золотых часов с золотой же цепочкой толщиной с ногу. Из оговорок в разговоре с ними я понял, что с еврейскими гешефтмахерами они не очень, а вот Модест Кириллович, похоже, работает во все стороны, трудолюбиво собирая копеечку к копеечке.
На пятый день неожиданно появился представитель одесской полиции. Нет, не главный полицмейстер. Кстати, главным тут был вовсе не Геловани (как можно было судить из известной песни), а какой-то персонаж по фамилии Буряк. Весь такой упитанный, с красной гипертонической физиономией. Но появившийся совершенно не походил на своего шефа. Крепенький, вертлявый, с наглыми глазами, он сильно напоминал обычного опера, хотя представился агентом сыскной полиции Артемом Анатольевичем Курковым. Но первое впечатление оказалось верным, и в ходе разговора стало понятно, что нынешний агент и опер будущего это синонимы. Так вот, опер сказал, что имеет важные сведения, но поначалу стал задавать разные мутные вопросы. Довольно быстро я не выдержал:
– Слушай, парень, если ты хочешь узнать мое отношение к воровскому миру, то отвечу тебе словами одного твоего коллеги: «Вор должен сидеть в тюрьме». И я его полностью в этом поддерживаю. Если тебя интересует, работает ли до сих пор эта странная идея некоторых идиотов о том, что уголовники социально близки революционерам, то – нет. Возможно, они и близки тем мудакам, кто это декларировал, но нормальные люди за такие слова бьют в морду. С ноги. А теперь без виляний говори, что тебя привело ко мне. Не тяни. У меня времени реально крайне мало. Видишь сам – за обедом тебя принимаю. И ты ешь, пока не остыло. И говори.
Агент задумчиво хмыкнул, чему-то по-волчьи ухмыльнулся и, пододвинув к себе тарелку, сказал:
– Городские уголовники собирались сделать налет на тюрьму, с целью освобождения своих дружков. Хотели это провернуть сразу, как только ушли австрийцы. Но малость не успели. Пришли вы. Поэтому они решили притормозить коней, чтобы понять обстановку.
Я отложил ложку:
– И как? Поняли?
Парень кивнул:
– Да. Городская тюрьма, та, что Одесский тюремный замок на Люстдорфской дороге, осталась вне зоны вашего патрулирования. И в ближайшее время налет состоится. Точный срок сказать не могу, но в ближайшие дни. Возможно, завтра-послезавтра, когда придет первый пароход с солдатами Экспедиционного корпуса. Все будут отвлечены на встречу, вот они и решили рискнуть.
Почесав лоб, я поинтересовался:
– А почему ты с этим не к Буряку пошел?
Артем скрипнул зубами:
– Я еще в прошлый раз доложил по команде. После этого усилили охрану тюрьмы на десять человек. Городовыми низшего оклада. И никаких солдат не дали! Ни одного взвода! Но я настроения городовых знаю. Они там живот класть не станут. Да и особо сопротивляться тоже. Им еще тут жить…
– Понятно… – после чего, посмотрев в глаза посетителя, продолжил: – А сам ты здесь жить не собираешься? Тут ведь сейчас на каждом углу стайки пацанов, «типа играют». Но реально это наблюдатели. И чьи именно, даже сказать тяжело. Мы, разумеется, возьмем тюрьму под охрану. Но тебя ведь все видели. И сложить два плюс два не составит никакого труда. Так что завалят слишком говорливого агента на следующий же день после того, как мы положим налетчиков.
Курков отмахнулся:
– Ничего. Бог не выдаст. Главное, чтобы вы не сплоховали…
– Хм… семьи, так понимаю, у тебя нет?
Собеседник отрицательно мотнул головой.
– А сам откуда? Говор у тебя какой-то не местный…
– Из Тамбова. Летом семнадцатого перевели в Одессу. А что?
Пожав плечами, ответил:
– Ничего… Ты ешь, ешь.
И сам тоже заработал ложкой. А когда тарелки были чисты, закуривая, жестко сказал:
– В общем, так, товарищ Курков. Бог, разумеется, не выдаст, но я его намеки тоже разбирать умею. Поэтому с этой минуты считай себя призванным в Рабоче-Крестьянскую Красную армию на должность оперативного сотрудника в подразделение контрразведки первой бригады морской пехоты. Возражения не принимаются. Ты мне в живом виде нужен гораздо сильнее, чем хладным жмуриком. Дезертировать разрешаю только после того, как мы прибудем в Севастополь. Ну или еще куда на территорию, контролируемую Советами.
Артем от неожиданности закашлялся дымом и, помолчав, заинтересованно спросил:
Подавив улыбку, вполне серьезно ответил:
– Видишь ли, Брянцев, этот город сильно отличается от всех других. При любом руководстве, независимо от цветовой дифференциации, тут в первую очередь правят неимоверные понты. В смысле – повышенный гонор и стремление к рисовке. Это у местных в крови. Но ведь и мы не лаптем щи хлебаем? А после того как я «уронил на землю розы, в знак возвращенья своего», пусть меня кто-нибудь попробует переплюнуть. Так что вы тоже не подведите и покажите, что в искусстве понтоваться еще неизвестно, кто кому фору даст. Вот как в Севастополе марку перед черноморской братвой держали, так и здесь надо.
После чего, хлопнув по плечу понимающе хмыкнувшего парнягу, жестом дал команду грузиться.
Ну а потом начались интересные будни. Интересные и немного пугающие. Просто, несмотря на самые невероятные изгибы своей бурной жизни, опыта захвата крупных городов у меня еще не было. Один раз в Африке не считается, да и там я вовсе не был главным. А тут, мать иху, четвертый (или пятый?) по величине населенный пункт империи! Приходилось учиться на ходу. Ну как учиться? Главное, ничего сдуру не сломать, а там оно идет и идет. Санников вполне нормально всем рулит, и я стараюсь ему никак не мешать.
Правда, меня постоянно пытаются спихнуть с пути истинного. Вообще, все началось буквально на утро следующего дня. Я в ночь отправлял разведку для постоянного наблюдения за третьим Херсонским и дал саперам задачу заминировать управляемыми фугасами не только железку Николаев – Одесса, но также пути, уходящие на север. Мне тут приветы из Киева тоже не особо нужны. При этом прикидывая, что ежели чего, то железнодорожники Чура не просто прибьют, а еще и надругаются над трупом. Плюс ночью снился старик Комаровский. Железнодорожный пенсионер грозил сухоньким кулаком, вещая при этом нехорошими словами. Мне было очень стыдно, но Василий Августович оправданий не слушал. В общем, проснулся не в настроении. Но потом вроде настроение улучшилось, и я двинул в город. Правда, далеко пройти не получилось. Буквально сразу возле ворот ограждения территории казарм меня встретили три аборигена крайне преклонного возраста. Именно в силу этого охрана их и подпустила ближе. Все трое словно инкубаторские носили одинаковые черные пальто, черные, странной формы шляпы и полосатые брюки. Что уж там под пальто было, не знаю, но явно дедки его не на голое тело напялили. Но не в этом суть.
Один из них выдвинулся вперед, и тут я услыхал то, что до этого слышал лишь в фильмах и анекдотах. С непередаваемым прононсом местный житель заговорил:
– Господин военный красный начальник Чур, позвольте вас поприветствовать и попросить уделить буквально секундочку вашего драгоценного времени.
Начало интриговало, и я, сдерживая расползающиеся в улыбке губы, благосклонно кивнул:
– Слушаю вас.
– До нас дошли слухи, что власть в городе опять немножко поменялась. И в связи с этим я хотел бы прямо спросить – погромы ожидаются? Или, может быть, дело ограничится лишь экспроприациями? И не надо нас жалеть, говорите, как есть. Мы уже таки ко всему готовы.
Не сдержавшись, я фыркнул и лишь потом покачал головой:
– Погромы с экспроприациями не планировались. Реквизировать также ничего не собираемся. Добавлю, что националистический геноцид тоже не входит в зону наших интересов.
Тут второй старичок (видно, глуховатый) достаточно громко пробормотал под нос:
– Ёся, ты поц. Я был прав, когда тебе говорил, что серьезный человек, подаривший целому городу цветы, не станет заниматься подобной ерундой…
Не обращая внимания на бормотание своего спутника, первый персонаж продолжал опрос:
– А война в городе вами предполагается? Просто поймите наш интерес. У нас больные жены и маленькие, слава богу, здоровые внуки. А кое у кого и правнуки. И стрельба под окнами почему-то совершенно не прибавляет здоровья, даже если ты сам не участвуешь в этом мероприятии…
Ответил как мог честно:
– Как вы видите, на первом этапе удалось договориться обойтись без стрельбы. Но дальше уже не от меня зависит. Стукнет кому-нибудь в голову идти воевать Одессу, и придется нам воевать. Другое дело, что знай намерения врага заранее, мы бы могли их встретить за пределами вашего населенного пункта. Не подвергая жителей риску и не прибегая к городским боям. Но тут уж как повезет. Мы можем просто не успеть обнаружить противника на дальних подступах и быстро разнести его артиллерией.
Старичок, выпрямившись, остро глянул на меня и, склонив голову, ответил:
– Вы очень понятно все объяснили. Действительно, все в руках Создателя, и мы станем изо всех сил надеяться, что ваши люди успеют узнать о врагах раньше, чем те войдут в город. Ну и со своей стороны мы тоже станем помогать изо всех своих слабых сил. А если вдруг заметим каких-нибудь вооруженных шлемазлов в окрестностях, то обязательно сообщим вам. Ведь это и в наших интересах. Главное, чтобы в Одессе пальбы не было. Громкие звуки, знаете ли, очень негативно влияют на нервную систему…
Ого! Даже так… Хм, поначалу я посчитал, что здешние евреи отправили на разведку тех, кого не особо жалко. Но в то же время тех, у кого неплохо варят мозги. Так сказать – менеджеров среднего звена. Но поймав взгляд старого перца, я понял, что тут не средним звеном пахнет. Во всяком случае, тот, с которым шел разговор, точно из топов. Ведь реально, что он выяснял, кося под совершенно местечкового древнего старца? Во-первых, насколько дисциплинированны мои войска. Полностью ли они послушны воле командиров, или могут иметь место быть какие-то привычные революционные вольности? Во-вторых, поднял вопрос, насколько у меня хорошо со снабжением. Узнал про боевую мощь бригады и про то, что пока не выполним задачу, будем держаться за город зубами, невзирая на сопутствующие потери. После чего, моментально приняв решение, предложил помощь диаспоры.
Да уж… это, конечно, не Моссад, но в деле добычи информации диаспора будет не хуже. И сдается мне, что если из Киева или из того же Херсона кто-то решит двинуть войска в нашу сторону, то евреи об этом узнают быстрее, чем последний солдат успеет загрузиться в вагон. А самое главное, сообщат об этом Чуру. Но с условием – не вести боев в городе.
Мне оставалось только принять предложение. Поэтому ответил сообразно:
– Мы будем рады любой помощи. И могу с гарантией сказать, что если обнаружим противника дня за два до его подхода, то вполне успеем оборудовать полевые позиции, и боев в Одессе точно не будет.
«Ёся» понятливо затряс головой, а я, для подтверждения сделки, протянул руку. Старик удивленно посмотрел на мою ладонь (ну не принято было в России, чтобы воинский начальник жал руку жиду) и осторожно протянул в ответ свою. А уже отпуская его сухонькие пальцы, я добавил:
– Только мы довольно скоро уйдем. И тогда тут может стать совсем плохо. Ведь уже несколько раз мелькала фамилия Петлюры… А как его хуторские вояки относятся к населению черты оседлости, не мне вам говорить.
Собеседник задумчиво поджал губы:
– Вы думаете?
– Я знаю. Уже видел действия и слышал разговоры. Так что это будет не погром. Это будет холокост…
Старик несколько секунд обдумывал новую вводную, а потом, пошлепав губами, задал вопрос:
– А разве вам обязательно надо так торопливо уходить? Ведь, наверное, всегда можно немножко задержаться. Пусть и не на очень долгое время. Поверьте старому человеку – больше нигде вы не встретите столь радушного отношения. Ваших солдат будут счастливы увидеть в каждой лавочке и в каждой пивной. Ну а вы, с вашими командирами, станете желанными гостями в любом приличном доме.
Угу… Этими словами он предлагает, пока в Киеве все не устаканится, стать их «крышей». Ну да – на местные войска надежды мало. Как пример – в Одессе сейчас стоит кавалерийская дивизия. Но дивизия только по названию. Реально – это сто тридцать человек и двадцать восемь лошадей. Тут есть и бронеавтомобильный дивизион. Аж три броневика. Два из них вообще не на ходу. И пулеметов там на все три машины – пара. Есть ли к ним патроны, я еще не знаю. Присутствует даже батальон морской пехоты. Целых тридцать семь человек. Силища, мля… И так – за что ни возьмись. А если учесть, что какая-то часть из них еще и обязательно переметнется на сторону Директории, то понятно, с чего дедок так напрягся.
Хм… а нам, значит, за крышевание предлагаются скидки в снабжении бойцов и личные плюшки командирам. Что-то дешевенькое какое-то предложение. С другой стороны, это пока просто выстрел навскидку, для обозначения готовности к торговле. Прикольно, но несколько не ко времени. Поэтому придется слегка обломать.
– Уважаемый… – тут я сделал паузу, подождав, когда мне наконец-то представятся. – Так вот, уважаемый Иосиф Маркович, ваше предложение вызывает некий КРОХОТНЫЙ интерес, но вы же понимаете, что у меня не казачья ватага, а я не атаман. Я человек, представляющий государство. А государство в данном случае это есть Советская власть. – Тут вроде предложение закончилось, но помимо своей воли я добавил: – Плюс электрификация всей страны[28].
С какого перепуга у меня вдруг вылезла эта самая электрификация, я даже предположить не берусь. Видно, что-то глубоко в мозгу сидело, вот и вылетело в момент превыспреннего изложения. Но сделав вид, что ничего особенного не произошло, продолжил:
– Повторю – Советская власть. Которую я просто обязан буду, по долгу службы, здесь установить. А готовы ли вы к этому?
Иосиф Маркович потер бритую щеку и хитро взглянул на меня:
– Но вы ведь не прямо сегодня собираетесь ее провозглашать? А там пройдет какое-то время, и народ опять-таки привыкнет к новым правилам.
Я опешил:
– Что-то, смотрю, вас это не особо пугает…
Дедок отмахнулся:
– Ой вей, мы были немножко сильно напуганы год назад. Тогда странные люди провозглашали еще более странные вещи. Мало того! Босяки от РумЧерОда с ружьями брали заложников и вымогали наличность, как будто это не они представители власти, а шантрапа Сени Полугота с Молдаванки. Рушились все гешефты, и порядочные граждане просто недоумевали: куда бечь? Но как мы успели выяснить у знающих людей, вы относитесь к революционерам-жилинцам, у которых совсем таки иные взгляды на жизнь. И за самого господина-товарища Жилина мы достаточно хорошо знаем. Земля, знаете ли, слухами полнится…
Блин, как-то неожиданно все закручивается. У меня задача – встретить пароходы с солдатами, а потом обеспечить проводку людей в Севастополь. Провозглашать Советскую власть в Одессе я вовсе не собирался. Да и сил для этого толком нет. С другой стороны, когда халява сама плывет в руки… Ладно, буду думать. Но для начала надо бы выяснить: вдруг эти старперы просто «пикейные жилеты», а я себе уже чего только ни нафантазировал.
В общем, спросил напрямую, какие у дедов полномочия. Иосиф Маркович неопределенно хмыкнул и сказал, что таки – да. Но если речь пойдет о конкретике в более серьезной беседе, то необходимо подтянуть еще парочку уважаемых людей. А когда я кивнул, то сделал знак стайке пацанов, стоящих на перекрестке. Один из них тут же сорвался с места и исчез за домом. Маркович же на мой хмык пояснил, что буквально через полчаса «уважаемые люди» будут здесь. Ну а я в свою очередь пригласил старичков в здание, отведенное под штаб. Дал инструкции барону, куда вести свежеприбывших, и мы двинули.
По пути словно бы невзначай заметил, что мордально, по виду, Модест Кириллович вроде вовсе не из ихних. Просто я пытался сообразить, кто успел снабдить евреев актуальными свежими данными? По всему выходило, что секретарь. Ну не сам же городской голова у них на содержании? Хотя… это Одесса, здесь еще и не такие чудеса случаются. Но «Ёся» источник информации не выдал, сказав лишь, что люди хотят жить хорошо. И многие из них хотят жить еще лучше. Потрясенный практически дословной цитатой из «Кавказской пленницы», я давить перестал. Просто сделал в уме пометку о том, что в здешней администрации «течет» с самого верха.
Потом были переговоры. По их результатам я составил несколько радиограмм, которые через Крым должны уйти в Москву. Все-таки решение политическое. Хотя вот так упавшую словно спелое яблоко Одессу отдавать не хотелось. Но если сильно прижмут, то придется. У нас ведь сейчас доктрина, что приходящая Советская власть не должна, хотя бы на первых порах, ассоциироваться с какими-то лишениями. Так что проще будет уйти, чем устраивать «Сталинград» в городе. Кстати, именно поэтому мы совсем недавно и не накрыли местечко, где стоял немецкий штаб, мобильной артиллерией. Там бы хватало попутных разрушений, и позже нас постоянно тыкали бы носом, говоря, что «красные не щадят даже гражданских».
В общем, ожидая ответ из столицы, я отправился посмотреть, как идут дела в городе. А по возвращению стоящий через дорогу от казарм особнячок, который я определил под штаб, подвергся нападению. Нападали гимназисты-контрреволюционеры. В количестве трех особей подросткового вида. С криком «Долой Совдепию!» малолетние террористы из рогатки вынесли стекло. Но они не просчитали прыть морпехов, и поэтому хмурых, но гордых контрреволюционеров через час передали взволнованным родителям. Те оплатили и стекло, и работу стекольщика, пообещав нещадно выпороть неразумные чада. А у нашего контрразведчика появились очередные фамилии на будущее. Ведь не просто так эти щеглы решили в контрреволюцию поиграть? Значит, дома такие разговоры велись. Так что Нетребко был вполне прав, взяв их всех на карандаш.
Не успели разобраться с одними, как появились гимназисты-революционеры. На этот раз в количестве чуть более десятка и возрастом от четырнадцати до шестнадцати лет. Те требовали немедленной записи себя в бригаду морской пехоты.
Лапин в это время мотался по предприятиям и гнал митинги нон-стоп. Его помощники тоже были в разгоне. Поэтому передал малолеток Бурцеву, с твердым наказом – убедить их подождать совершеннолетия. В противном случае пообещал (если еще раз увижу возле себя галдящих школьников) открутить студенту голову. Тот вроде проникся… К нему же переправил появившихся позже родителей.
Приходили рабочие. Приходили какие-то торговцы с Привоза. Приходили из порта. И все от меня постоянно чего-то требовали. Сука! Вот прямо как будто все ждали появления Чура, чтобы повесить на него решение накопившихся проблем да обид. И приходилось решать. Орать, вразумлять, звонить. На второй день стал поступать более хитро – начал плотно привлекать своих штабных и краскомов. Не маленькие, так что пусть тоже впрягаются. Но кое-кто прорывался. Например, представители купечества. Те особо ничего не требовали, а пытались разнюхать обстановку и сразу, просто так, дали предварительную взятку в виде золотых часов с золотой же цепочкой толщиной с ногу. Из оговорок в разговоре с ними я понял, что с еврейскими гешефтмахерами они не очень, а вот Модест Кириллович, похоже, работает во все стороны, трудолюбиво собирая копеечку к копеечке.
На пятый день неожиданно появился представитель одесской полиции. Нет, не главный полицмейстер. Кстати, главным тут был вовсе не Геловани (как можно было судить из известной песни), а какой-то персонаж по фамилии Буряк. Весь такой упитанный, с красной гипертонической физиономией. Но появившийся совершенно не походил на своего шефа. Крепенький, вертлявый, с наглыми глазами, он сильно напоминал обычного опера, хотя представился агентом сыскной полиции Артемом Анатольевичем Курковым. Но первое впечатление оказалось верным, и в ходе разговора стало понятно, что нынешний агент и опер будущего это синонимы. Так вот, опер сказал, что имеет важные сведения, но поначалу стал задавать разные мутные вопросы. Довольно быстро я не выдержал:
– Слушай, парень, если ты хочешь узнать мое отношение к воровскому миру, то отвечу тебе словами одного твоего коллеги: «Вор должен сидеть в тюрьме». И я его полностью в этом поддерживаю. Если тебя интересует, работает ли до сих пор эта странная идея некоторых идиотов о том, что уголовники социально близки революционерам, то – нет. Возможно, они и близки тем мудакам, кто это декларировал, но нормальные люди за такие слова бьют в морду. С ноги. А теперь без виляний говори, что тебя привело ко мне. Не тяни. У меня времени реально крайне мало. Видишь сам – за обедом тебя принимаю. И ты ешь, пока не остыло. И говори.
Агент задумчиво хмыкнул, чему-то по-волчьи ухмыльнулся и, пододвинув к себе тарелку, сказал:
– Городские уголовники собирались сделать налет на тюрьму, с целью освобождения своих дружков. Хотели это провернуть сразу, как только ушли австрийцы. Но малость не успели. Пришли вы. Поэтому они решили притормозить коней, чтобы понять обстановку.
Я отложил ложку:
– И как? Поняли?
Парень кивнул:
– Да. Городская тюрьма, та, что Одесский тюремный замок на Люстдорфской дороге, осталась вне зоны вашего патрулирования. И в ближайшее время налет состоится. Точный срок сказать не могу, но в ближайшие дни. Возможно, завтра-послезавтра, когда придет первый пароход с солдатами Экспедиционного корпуса. Все будут отвлечены на встречу, вот они и решили рискнуть.
Почесав лоб, я поинтересовался:
– А почему ты с этим не к Буряку пошел?
Артем скрипнул зубами:
– Я еще в прошлый раз доложил по команде. После этого усилили охрану тюрьмы на десять человек. Городовыми низшего оклада. И никаких солдат не дали! Ни одного взвода! Но я настроения городовых знаю. Они там живот класть не станут. Да и особо сопротивляться тоже. Им еще тут жить…
– Понятно… – после чего, посмотрев в глаза посетителя, продолжил: – А сам ты здесь жить не собираешься? Тут ведь сейчас на каждом углу стайки пацанов, «типа играют». Но реально это наблюдатели. И чьи именно, даже сказать тяжело. Мы, разумеется, возьмем тюрьму под охрану. Но тебя ведь все видели. И сложить два плюс два не составит никакого труда. Так что завалят слишком говорливого агента на следующий же день после того, как мы положим налетчиков.
Курков отмахнулся:
– Ничего. Бог не выдаст. Главное, чтобы вы не сплоховали…
– Хм… семьи, так понимаю, у тебя нет?
Собеседник отрицательно мотнул головой.
– А сам откуда? Говор у тебя какой-то не местный…
– Из Тамбова. Летом семнадцатого перевели в Одессу. А что?
Пожав плечами, ответил:
– Ничего… Ты ешь, ешь.
И сам тоже заработал ложкой. А когда тарелки были чисты, закуривая, жестко сказал:
– В общем, так, товарищ Курков. Бог, разумеется, не выдаст, но я его намеки тоже разбирать умею. Поэтому с этой минуты считай себя призванным в Рабоче-Крестьянскую Красную армию на должность оперативного сотрудника в подразделение контрразведки первой бригады морской пехоты. Возражения не принимаются. Ты мне в живом виде нужен гораздо сильнее, чем хладным жмуриком. Дезертировать разрешаю только после того, как мы прибудем в Севастополь. Ну или еще куда на территорию, контролируемую Советами.
Артем от неожиданности закашлялся дымом и, помолчав, заинтересованно спросил: