Колдун. Жнец
Часть 18 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Каждому воздастся по их вере — верят они, что являются демонами, заключенными в тело мужчин, и что когда эти мужчины умирают, они освобождают отбывших заключение бесов — вот я их и освободил. Пускай теперь летят к своему господину — или госпоже, которая суть часть его Сущности. Я им просто помог освободиться, и больше ничего.
Взгляд на руки — чистые, как и были. Мгновенно исцелился. Нас, черных колдунов, так просто не взять! Наклоняюсь над Жози, или вернее над тем, что от нее осталось, и начинаю вливать в нее Силу. Ровным, мощным потоком, желаю одного — пусть в тело вернется здоровье. Вообще удивительно, что она так долго прожила с такими невероятными повреждениями. Но женщины вообще гораздо более живучие, чем мужчины. Помню, давно где-то прочитал, что по зарубежным законам, если в катастрофе одновременно гибнут муж и жена, и у них нет прямых наследников, то все наследство отправляется к родственникам жены, так как она прожила немного дольше мужа. И значит — приняла наследство умершего супруга.
Я занимался с Жози минут сорок — осторожно, порция за порцией запуская в нее магическую энергию. Фактически мне пришлось поднять ее из мертвых. И то, что у меня получилось…это было отвратительно. Нет, внешне она выглядела вполне прилично — восстановилась кожа, ежик волос на голове, все, как обычно — только вот похудела, будто высохла. Хотя и высохла, точно — крови-то потеряно литрами. Все было гораздо хуже. Я создал зомби!
В этом теле не было души. Душа улетела, обе ее половинки выпорхнули и отправились в Навь, чтобы потом оказаться в новом теле, и начать свою новую жизнь — наверное, более счастливую. А вот тело, которое не успело умереть — я воскресил. И оно функционировало как положено — прикажешь поесть, оно ест. Прикажешь посетить туалет — пойдет, и посетит. Сделает все, что я скажу — вплоть до того, что вспорет себе живот и развешает кишки на кустах — если я этого захочу. Биоробот, зомби — я не знаю, как иначе назвать это существо. Смотрит на меня пустыми синими глазами и молчит. Смотрит — и молчит. Разговаривать оно не умеет. Как и думать.
И снова это моя вина, как и с Варей. В результате моих действий пострадала и моя подруга, и спасенная мной девчонка. Хоть и рабыней, она все-таки жила. А теперь — не живет.
А вот никаких дополнительных способностей у меня не открылось. Порталы я так и не начал открывать. И после коротких переговоров Дамбадзу с оставшимися в живых жителями деревни мы отправились на «базу», став богаче на две сотни зебу — их потом пригонят за нами вслед, когда похоронят убитых мной бойцов.
Три недели после того дня я жил в деревне Дамбадзу. Я просто осатанел. От прежнего Васи Каганова осталась только оболочка. Каждый день мы выходили и выезжали в карательные экспедиции, и каждый день, а то и по два раза в день я уничтожал колдунов. Их не спасали ни ловушки, ни объединение в группы — как бы они ни пытались меня убить — я их все равно убивал. И впитывал души.
Если мне пытались мешать, если нападали бойцы этих кланов — убивал и их. Хорошо ли это было? Нет, конечно. Я это понимал, но мне было наплевать. Ожесточенный, будто обугленный, я как танк катился вдоль всей реки Омо, и гасил здешних колдунов.
Дамбадзу торжествовала. Она буквально стелилась передо мной, хвалила и всячески улещивала, угощая лучшей едой, напитками, окружив заботой и самыми красивыми девушками. А я вел себя как тиран. Во-первых, под страхом проклятия запретил вставлять в губу дурацкие тарелки дэби.
Во-вторых, запретил вырезать клитор у девчонок.
В-третьих, приказал приводить ко мне девчонок с тарелками в губах, и залечивал им это уродство — даже зубы выращивал. При возросшей силе (я это все-таки почувствовал, и скоро) для меня это было плевое дело. И кстати — с каждой покоренной деревни я брал обязательство не уродовать женщин. Иначе я узнаю, вернусь, и всех уничтожу. До последнего человека!
Раза три пришлось уничтожать — в одной деревне военный вождь начал возбухать, в другой — некий авторитетный старец, в третьей…в третьей тоже военный вождь, но только вместе со старцем. Я их проклял, после чего они за считанные минуты превратились в груды гниющего мяса. В остальных деревнях притихли и больше не возмущались.
Кстати сказать, эта самая прогрессорская деятельность хоть как-то примиряла меня с моей совестью. Да, я убивал колдунов и их защитников, да, я ворвался в местную жизнь и правил ее по собственному разумению. Но я все равно делал хорошее дело! Если мурси хоть немного отойдут от своих дремучих понятий о жизни — это будет хорошо. Может они потому такие агрессивные, что у них нет красивых женщин, а только страшные тетки с тарелками в губах! Которые еще и никогда не кончают во время секса из-за вырезанного клитора. Невозможно быть добрыми счастливыми, уродуя себя таким варварским способом. И не варварским — тоже.
Передвигался мой летучий отряд колдуноборцев со всеми удобствами — в одном из селений были конфискованы два японских подвесных мотора «Ямаха-60 Эндуро», две здоровенные пироги (не знаю, как иначе их назвать — длинные лодки), мы грузились в эти самые пироги и поднимались вверх по течению Омо к самым горам. Или спускались по течению, иногда ночуя в захваченном селении, иногда сразу же возвращаясь домой. Некоторые экспедиции занимали по два-три дня. Бензин для моторов (а его требовалось много) нам доставляли покоренные деревни, где они его брали меня не интересовало. Впрочем — моторы использовали только для перемещения пирог вверх по течению, для экономии потом сплавлялись, используя силу течения реки и обычные весла. Только дважды пришлось заводить движки, когда мы сплавлялись по реке из очередного набега: дебильные бегемоты решили вдруг, что проплывающая пирога мешает им красиво отдыхать, и бросились нам вслед с явно недобрыми намерениями. Я мог их проклясть, и они бы все передохли, но зачем пакостить там, где живешь? Мотор рванул пирогу, она отлетела на пару сотен метров от преследователя — все, конфликт был исчерпан. Бегемот, конечно, тупая тварь, но мне его почему-то жалко. Да, да…это говорит человек, который десятками, сотнями убивает людей! Вот такой парадокс. Кушайте на здоровье, кому не лень.
Несколько раз нас обстреливали из прибрежных кустов, даже убили двух наших бойцов. В основном целили в меня и в Дамбадзу, но в нее не попали, а мой амулет защиты продолжал работать в высшей степени похвально (спасибо старому колдуну). Пришлось накрыть заросли площадным проклятьем, в результате чего крокодилы получили массу вкусной жратвы, а мои боевики — кучу хорошего огнестрела.
Да, именно так — МОИ боевики. Я тут сделался чем-то вроде Искандера Двурогого, усиленно подчинявшего кланы мурси по всей реке Омо. Своя охрана, своя обслуга. Дамбадзу строго-настрого предупредил: если она не станет продолжательницей моих идей по искоренению дурацких дэби и клиторорезок — она сама себе перережет горло. И кстати сказать — так и будет, если колдунья осмелится пойти против моей воли. Я вбил ей это в мозг так, что до конца жизни будет держаться моих установок. А жизнь у нее дооолагая…так что с дэби будет покончено. Мурси потеряют часть своей притягательности, лишившись тарелок на морде, но может станут хотя бы подобрее? Вряд ли, конечно, но чем Морана не шутит?
За то время, что я бесчинствовал в долине Омо, ни разу не увидел ни одного представителя эфиопской власти. Ни одного. Это было настолько удивительно для двадцать первого века, что на самом деле — даже поверить в такое трудно. Ну как это так — огромная территория страны практически не контролируется ее властью! Люди, которые здесь живут, вообще никакого представления не имеют, кто правит страной, и вообще — что существует какая-то там страна, в которой они живут! Не все, конечно, но девяносто девять процентов — точно. А может и больше. Только те, кто общается с туристами, те, кого посещают проводники — знают больше о мире и о стране. Но даже эти знают лишь столько, сколько им нужно для успешного выживания в саванне. Купить оружие (оно сюда поступает в основном из Судана), купить боеприпасы, кое-какие тряпки, посуду, ножи (в общем — мелкий хозяйственный бутор) — вот и все, что мурси нужно от цивилизации.
Само собой, колдуны знали и знают больше, чем все остальные люди. Но так всегда было — руководители организации заведомо обладают большей информацией, чем остальной коллектив. Но они точно не спешат делиться этой самой информацией с рядовыми членами коллектива.
И я все ждал и ждал, когда же у меня откроются обещанные способности. Убивал и ждал, убивал и ждал. А когда мне стало совсем тошно, я все-таки решил отсюда убираться. Хватит крови, хватит смертей — домой! О чем я в один прекрасный день и объявил Дамбадзу.
Хитрая баба ничуть не расстроилась — по-моему она была гораздо умнее того же Александра Македонского, и понимала — мало завоевать земли, надо еще их удержать. Теперь она сделалась чем-то вроде местной королевы-колдуньи, и все завоеванные деревни подчинялись ей беспрекословно. А меня, хоть и боготворила, Дамбадзу очень даже опасалась. И немудрено — я честно сказать иногда подумывал — а не свернуть ли ей башку? Помню, как она развлекалась со старой колдуньей, зверски ее пытая! Не за страх, а за совесть «работала»! Ей нравилось пытать старушенцию! А я, между прочим, вроде как должен отомстить за свою покойную соратницу — она ведь просила меня уничтожить Дамбадзу.
Однако я этого делать все-таки не стал — опять же по здравому размышлению. Во-первых, Дамбадзу должна отвезти меня туда, куда приезжают белые туристы. Ну и не на глазах же этих самых туристов потом мне искоренять Дамбадзу?
Во-вторых, если я уничтожу колдунью и ее помощника (того самого колдуна, которому сломал челюсть, а потом вылечил), в долине Омо начнется дичайший бардак, такое кровопролитие, которого не видели эти места уже давно, с эпохи колонизации Африки. Здешним губорезам нужна твердая рука, монархия, и тогда они перестанут убивать друг друга под надуманными и не очень предлогами. Убивать за украденного зебу, за лужайку для выпаса, просто потому что рожа не понравилась или не так что-то сказал.
Я составил для Дамбадзу краткий кодекс законов, которых должны придерживаться мурси, и теперь они будут жить слегка по-другому. Убивать (как мне кажется) будут все-таки поменьше.
Жози так и не оправилась. Да и не могла она оправиться — Жози в теле просто не было. Пустая оболочка. Красивая пустая оболочка. Когда я уезжал в боевые экспедиции, «Жози» оставлял в хижине, строго-настрого приказав как следует за ней ухаживать. Узнаю — что ее обидели — всем трендец. А я узнаю! Мне достаточно теперь просто внимательно посмотреть ей в мозг, чтобы увидеть картины происшедших с ней событий. (Да, я стал гораздо сильнее, чем был раньше).
Что делать с Жози я пока что еще не решил — кроме одного: я возьму ее с собой, чего бы это мне ни стоило. Попробую найти ее душу и засунуть обратно в тело. Вот только как это сделать — пока что не знаю. За эти три с лишним недели моего нахождения в Африке Морана не явилась ко мне ни разу. Я ждал, что усну, и снова ее увижу, переговорю с ней, попрошу…
А что попрошу? Пока не о чем просить, кроме того, что надо бы вернуть душу Жози в ее тело. Варино тело я не нашел, так что просить вернуть половинку Вариной души тоже не могу. Пока что я лишь «накапливаю» свой «обменный фонд». Мне ведь еще надо будет вернуть и моих бесов. Не хочу других, хочу прежних — привык я к ним, можно сказать сроднился. Как братья стали! Хе хе…
Итак, настал день (вернее это была уже ночь), когда я объявил, что мне пора удаляться от ратных дел в свою страну белых великих колдунов. И что меня нужно доставить туда, откуда я смогу добраться до города Аддис-Абеба.
В глазах моей боевой помощницы не было ни малейшего сожаления. Мавр сделал свое дело — мавр может свалить. Я смертоносной косой прошелся по кланам и выбил всех, кто мог быть помехой власти Дамбадзу. И теперь я здесь совсем уже не нужен.
Досадно ли мне? Да ничуть. Тот случай, когда я ни к кому здесь не привязался и никого не считаю своим товарищем. Если не считать Жози, конечно, но это уже особый случай. Да и с Жози, честно говоря, не все так однозначно…какой она мне товарищ? Любимая кошечка. Или любимая собачка. По уровню развития. Товарищ, друг — это когда равные. А уже теперь, когда вместо Жози пустая оболочка…любимое растение?
Как я буду выбираться с ней вместе — не представляю. Но точно знаю — не брошу, пусть даже это просто оболочка. Мы в ответе за тех, кому напакостили. Не знаю, сколько бы еще прожила девчонка в рабынях у Дамбадзу, но точно дольше, чем рядом со мной. Я притягиваю неприятности. Я просто магнит для неприятностей! Неодимовый. Я сама неприятность!
Сплавились по реке. Прикинул — получилось километров семьдесят, не меньше. А может и больше. Не знаю, не засекал. Все это время я спал на дне лодки, укрыв себя и Жози заклинанием от мух и всяческого гнуса. Делать было нечего — кроме как думать или спать. Думать не хотелось, потому что в голову лезла всяческая дрянь вроде: «А зачем я живу?!» Или: «Что я творю?!». Типичная русская самокопательная хрень, и если в нее углубиться, можно довести себя до самоубийства. Проклясть самого себя и сдохнуть, как змея, ужалившая себя в хвост. Потому легче пребывать в состоянии безвременья и бездумности, а проще говоря — хорошенько поспать.
Деревня, в которую мы прибыли, отличалась от тех, которые я «посетил» за эти недели только своими обитателями. Вот на что я не люблю боевиков мурси, вечно потрясающих оружием и пытающихся тебя искоренить, но эти в сравнении с теми были еще противнее. Они взяли от цивилизации все худшее, что могли от нее взять. Например — пьянку. А еще — быстро поняли, что легче жить не разведением зебу, хотя они и этим активно занимались, а попрошайничеством у богатых белых туристов. И первое, что сделал встреченный мной абориген, замотанный до полвины тела в яркую грязную тряпку — подошел ко мне походкой короля и протянув руку требовательно буркнул:
— Быр! Дай пять быр! Нет — десять быр! Быстро!
Я уже знал, что «быр» — это местная валюта, если ее можно так назвать — валютой. Этих быров у меня были две здоровенные пачки, каждая по двадцать тысяч быров стобыровыми бумажками. По курсу это примерно тысяча баксов США — как мне сказала Дамбадзу, знаток всего и вся, что касалось ее благосостояния. А значит и денег. Деньги были реквизированы у колдунов после их искоренения. Колдуны отнюдь не были бедными людьми, у них всегда имелся небольшой капиталец. Я мог взять и больше, но просто не захотел. И так тащить столько бумаги — совать ее даже некуда. Карманы раздулись до полного безобразия.
Посмотрев в не очень доброе и очень наглое лицо попрошайки с автоматом, я не стал его проклинать, а просто двинул кулаком ему в морду, с наслаждением припечатав его широкий негроидный нос. Ничего не имею против негров, и каких-то других наций — если они правильно себя ведут. А если эти самые нации перерождаются в нечто отвратительное, даже постыдное…мне честно сказать ближе убийцы-мурси из глубинки долины Омо, чем вот эти замотанные в тряпки помоечные крысы.
Соратники ушибленного придурка заболботали, затрясли автоматами, вращая глазами и выпучивая их по мере сил и возможности, но я сразу же их предупредил — еще шаг, и превращу всю эту толпу в груду разлагающегося дерьма. Они тут же поверили, тем более что слышали о неком великом колдуне фаранджи, огнем и мечом, прошедшим по всей саванне вдоль побережья матушки-Омо. Стали извиняться, пресмыкаться, как и положено вести себя нормальным участникам стаи, получившим законный отпор от сильного вожака.
Человеческое общество частенько напоминает волчью или шакалью стаю. Если человек слаб — его порвут. Силен — пресмыкаются, восхищаются…любят. Так чем тогда люди отличаются от зверей?
Впрочем, наверное, во мне говорит накопившееся раздражение последних недель. Чернота, которая осела в моей душе. Кстати, я смотрел на себя в зеркало — глаза мои стали совершенно черными. Настолько карими, что казались черными провалами в мой череп. Отвратное зрелище. Хорошо хоть что в зеркало я теперь практически не смотрюсь. Отросшие волосы меня не беспокоят, а борода у меня уже не растет. По моему приказу Дамбадзу изготовила снадобье, которое свело бороду напрочь минимум месяца на три. А может и дольше. Намазал щеки этой вонючей штукой, подождал пять минут, смыл…и все. Можно не бриться. Щеки гладкие, как у младенца. Действие снадобья похоже на те вонючие гели, которые применяют для сведения волос в цивилизованном мире, вот только те мази действуют очень слабо и на короткое время. А тут, с помощью магии — рраз! И нет у тебя волос. Главное не забыть и не коснуться головы намазанной снадобьем рукой.
Кстати, как оказалось — ту же Жози в свое время с ног до головы вымазали этой самой мазью. Свели волосы напрочь, раз и навсегда. То-то у нее на теле не было никаких волос — вообще. Мурси почему-то раздражают длинные волосы, в том числе и бороды. Может потому, что сами не могут такие иметь? Вот Дамбадзу и лишила волос свою рабыню-фаранджи. Но это чисто мои домыслы, колдунью я об этом не спрашивал.
Вечером в мою честь и в честь Дамбадзу закатили пир, на котором местные мурси, очень склонные к выпивке и как я знаю — законченные алкаши — перепились до самого что ни на есть изумления. В хлам. И что характерно — и мужчины, и женщины. Пили они какое-то дрянное пойло, сдается что разведенный спирт (я от него категорически отказался). Часть мурси сразу уснули прямо возле пиршественного костра, на котором жарили здоровенную антилопу, а несколько парочек я видел в нескольких метрах от себя совокупляющимися без всякого на то закономерного стыда.
Мурси вообще отличаются абсолютным равнодушием к таким вот условностям — захотелось, так справил нужду прямо при людях. Захотелось — загнул свою бабу прямо возле костра при стечении народа. Дети природы, чего уж там! Но все равно…как-то это по животному, не по-человечески. Противно.
В общем, я потребовал, чтобы меня с Жози увели спать в приличную хижину, чтобы утром дождаться первых машин с вожделенными туристами. Пора возвращаться в цивилизацию. Увы, бесславно и в самом что ни на есть гадком настроении. Ничего хорошего от ближайшего будущего я не ожидаю.
Туристы появились в деревне около десяти утра по местному времени. Три машины — бывшие когда-то белыми лендроверы, в каждом из которых сидели по три туриста и сопровождающий, вооруженный автоматом Калашникова. Когда мне сообщили о прибытии этой группы, туристы уже вовсю фотографировали аборигенов, грозно и настойчиво требовавших с них энное количество быр за право сделать одно фото. Я наблюдал за процессом из тени хижины, оставаясь некоторое время незамеченным — смотрел за процессом сквозь плетеные стены. Когда зрелище надоело, вышел и пошел к охраннику одной из машин, выбрав мужика постарше. На первый взгляд его физиономия была не такой жуликоватой, как у остальных двух сопровождающих, потому я решил разговаривать с ним.
Заметив меня, проводник едва не вздрогнул — настолько дикой должна была показаться моя странная личность. За эти три недели я оброс (стричься-то негде!), лицо стало темным от загара, но притом при всем одет был в европейскую одежду, чистую и наглаженную, что совершенно явно контрастировало с окружающей меня действительностью. Дар кикиморы позволял мне сохранить одежду чистой — если она одета на меня. Потому что бы я не делал — грязь и пыль на штанах и рубахе не задерживалась.
— Привет! — обратился я к мужику на языке мурси — Мне нужно чтобы ты доставил меня в Аддис-Абебу.
— А ты…кто? — дрогнувшим голосом спросил охранник, оглядываясь на двух других, которые о чем-то разговаривали с местным вождем (или как он там у них называется)
— Тебе абсолютно безразлично, кто я — без дипломатических вывертов ответил я — Мне нужно, чтобы ты доставил меня в Аддис-Абебу. Скажи своим туристам, что встретил человека, европейца, которому нужно попасть в город. И что вы обязательно должны его отсюда забрать. Понял?
— А сколько заплатишь? — тут же обнадежился проводник, взглядом мазнув по высовывающейся у меня из кармана пачке купюр.
— Ничего не заплачу — отрезал я, засовывая пачку поглубже в карман — А если ты сейчас будешь вести себя неправильно, вообще отсюда не уедешь.
— Ты чего?! Ты кто такой?! — начал возмущаться охранник, и как бы невзначай положил руку на автомат. Я тут же пустил в проводника маленькое проклятье, вызвав боль во всем теле — сильную боль, до рвоты — и охранник тут же свалился на землю, корчась, как червяк на солнцепеке. Подождал секунды три и снял заклятие — я конечно черный колдун, но не до такой степени, чтобы мучить невинных людей. По большому счету этот человек ничего плохого м не не сделал. А то, что хотел заработать — так это его право.
— Вставай! — я протянул ему руку, за которую мужик неуверенно уцепился — Я колдун. Тут меня зовут Великий. Слышал обо мне?
— Слышал… — неуверенно протянул проводник, хватая воздух широко открытым ртом — Тот самый…Великий?!
— Тот самый — устало кивнул я — И мне надо отсюда уехать. Сделай так, чтобы твои туристы спокойно забрали меня с собой. Вы же в Аддис-Абебу поедете? Ну вот и заберете нас с собой.
— Нас? — неприятно удивился проводник — А сколько вас?
— Я и девчонка. Двое.
— Я не знаю…я не против, но как на это посмотрят туристы? И места у нас мало…их трое, я за рулем — всего четверо. Они будут против! С ними что делать? Сумеешь их убедить?
— Покажи мне — кто с тобой едет.
— Вот они!
Проводник указал мне на двух мужчин — один толстый, лет сорока пяти, в светлых штанах до колен, другой в джинсах, худощавый, лет пятидесяти. С ними молодая женщина в шортах цвета хаки, блузке без рукавов, коротко остриженная. Очень даже симпатичная женщина. Кем она приходится этим двум — я не понял. Жена? Дочь? Слегка походила на этого вот худощавого, который сейчас фотографировал важничающего парня с автоматом в руках.
— Они откуда приехали? Из какой страны — спросил я проводника, вглядываясь в лица туристов, с удовольствием разглядывающих толпящихся вокруг аборигенов.
— Американцы. Все американцы! — кивнул проводник — Богатые. Но жадные. Главный у них вот тот, тощий. А этот вот, толстый — его родня. А девушка его дочь, этого тощего.
— А остальные, что с другими проводниками? Они вместе с этими туристами?
— Нет. Просто когда колонной — так безопаснее. Мурси, они ведь дурные. Напьются, могут начать чудить. Лучше все вместе передвигаться. Вот одной колонной и пошли. Ты договорись с худым, чтобы они вас забрали, я-то ведь не против! Но я ничего не решаю!
Еще бы он был не против. Я уже успел коснуться его руки и подчинить себе. Надо было сделать это с самого начала, но…я не сделал. Просто не сделал, и все тут. Хотелось поговорить просто так…по-человечески. Не вышло.
Я развернулся и пошел к «тощему», что-то живо обсуждающему с молодухой. Ей на вид лет двадцать пять, может чуть поменьше. Косметики практически никакой, но и без косметики — милая девица, ноги длинные, загорелые, грудь тоже на месте…
— Хай! — я протянул руку мужчине, и тут же, мгновенно ворвался в его мозг, выдирая из него всю информацию, которая мне была нужна. Родным языком мужчины был английский, но он владел еще французским, немецким, испанским и итальянским. Я буквально выдрал у него знание языков, перекачав их в свою память.
Меня слегка затошнило, в голову ударило, как если бы я резко встал после долгого лежания на спине, но тут же взял в себя в руки и успел подхватить обмякшее тело Марвина Чейза. Ему было гораздо хуже, чем мне. Дочь, Келли Чейз бросилась к нему на помощь, и вместе мы уложили потерявшего сознание Марвина в тени, подложив ему под голову толстый кусок деревяшки, кстати оказавшийся под рукой.
— Видимо, перегрелся на солнце! — сообщил я девушке, на лице которой выступили крупные капли пота. Лицо ее было покраснело, она сильно испугалась — сейчас немного отлежится, и все будет в порядке. Намочите тряпку и положите ее ему на лоб. Скорее всего тепловой удар.
Девушка бросилась к машине, достала оттуда пластиковую бутылку с водой, нашла что-то вроде шейного платка, намочила его, обтерла Марвину лицо, потом положила платок на лоб.
— Вот так! — удовлетворенно кивнул я, и посмотрел в глаза девице — Меня звать Василий Каганов. Я русский, попал в аварию и теперь добираюсь до Аддис-Абебы. Привет!
Я протянул руку, девица протянула свою, наши руки соединились…бах! Девица вздрогнула, посмотрела на меня туманным взглядом — готово, дело сделано. Теперь она у меня в подчинении, как и ее отец. Осталось заняться толстяком, который сейчас быстро шагал к нам, размахивая руками, как на параде. Не успел он ничего спросить, а я уже протянул руку и схватил его за локоть:
— Все будет в порядке, тепловой удар!
Секунда — и все было кончено. И этот у меня в подчинении. Теперь нужно только повести себя так, чтобы думалось, будто решения они принимают сами. Чтобы не было потом никаких вопросов — почему они сделали именно так, а не иначе. Я могу приказать прямо, не заморачиваясь никакими ширмами, но умный человек поймет, что с ним что-то не так. А если поймет — может кому-то рассказать, а этот кто-то…не знаю, что он сделает, и не хочу этого знать. Чем меньше людей знают о таких людях как я, тем спокойнее буду жить.
Толстяка звали Джошуа Далтон, и он был двоюродным братом Марвина. Именно он инициатор поездки в Эфиопию, любитель экзотики и приключений. Ну вот и будут им приключения, вывезут отсюда русского и его девушку.
Когда ты можешь подчинять себе людей, вставляя им в голову те мысли, которые считаешь нужным вставить, все, что тебя может остановить — это твое чувство порядочности и…люди, которые знают о твоих способностях. Даже если они не обладают даром колдовства. Главное — знать обо мне, а уж найти способ меня искоренить — это не такое уж и сложное дело. Меня, например, можно подорвать. Хороший заряд — и мой амулет защиты не выдержит. Меня можно убить во сне, когда я не буду контролировать происходящее рядом. Меня можно просто задавить — машиной, или танком. Амулет физической защиты срабатывает на ударные воздействия, а гусеница танка просто давит, а не ударяет.