Колдун. Выбор пути

— Хмм… — Маша задумалась — Я с этой стороны как-то и не рассматривала. Может вы и правы. Но это все для слабых женщин. Сильные справятся и без наговоров, без бабок-кликуш!

— С чем справятся?

— Ну… со всем справятся! — удивленно подняла брови Маша.

— Дом у вас кирпичный — перевел я разговор — Когда его построили, не знаете? Просто все дома тут деревянные, а ваш кирпичный. Да еще и кирпич какой-то странный, старинный. Но кладка не старинная. В старину клали с известкой, а тут — цемент.

— Ух ты, так вы специалист по кладкам! — улыбнулась девушка — Точно, этой мой дедушка строил! А кирпич взял с развалин, что за магазином! Часть того кирпича на коровник пустили, в колхоз, а часть он себе взял — вот, дом построил! Крепкий, на века! Не то что деревянные халупы!

— Он долго прожил, ваш дедушка? — рассеянно спросил я, оглядывая светлую веранду, находиться на которой мне было почему-то не очень уютно. Гнетущая какая-то атмосфера, точно. Тревожно.

— А почему вы спросили? — Маша насторожилась и внимательно посмотрела мне в лицо — вы как бабка Нюра… Мама рассказывала, что бабка кликушествовала — мол, не трогайте этот кирпич, он нехороший! От него беда будет! Проклятый он! Кровь на нем! Ох, уж это мракобесие…

— Так долго ли прожил ваш дедушка? Что с ним случилось? — продолжал настаивать я.

— Погиб он. В лесу дерево рубил, его и задавило. Только это все случайность! — Маша недовольно фыркнула — Эдак ко всему можно пришить мракобесие!

— А что с вашей мамой случилось? Замерзла, как мне сказали? В лес пошла, и замерзла?

— Слушайте, вы чего, в самом-то деле! — Машино лицо исказилось, щека задергалась, щеки покраснели — вы зачем сюда пришли?! Мракобесие разводить?! С этим к бабке идите! А тут вам делать нечего! Уходите! Уходите отсюда, пока…

— Пока — что? — спросил я спокойно, выдержав ее яростный взгляд — Что сделаете? Сковородой меня стукнете? Или ножиком затычете?

Маша вдруг успокоилась, из нее будто выдернули стержень. Она обмякла, лицо посерело и стало выглядеть как минимум лет на десять старше чем до нашей беседы. Ушла радость, из глаз ушел свет. Передо мной сидела усталая женщина бальзаковского возраста, жизнь которой не удалась и впереди у которой ничего нет, совсем ничего. Никакого света в конце тоннеля. Да и тоннеля-то никакого нет — если только тоннель, который ведет на тот свет?

— Хотите совет, Маша? — как можно мягче спросил я, и не дождавшись ответа, продолжил — Уезжайте из этого дома. Совсем. И не возвращайтесь в него. Никогда и ни за чем. Вы молодая, красивая женщина, у вас еще все впереди — вы нравитесь мужчинам, вас полюбят. Но только если вы уедете отсюда и не вернетесь.

— Вы снова сейчас говорите как баба Нюра — криво усмехнулась Маша — Она мне постоянно талдычит — уезжай! Уезжай! Этот дом проклят! Он твоего деда сгубил! Он отца сгубил! И мать! Уезжай!

— А с отцом-то что? — спросил я для проформы. Какая мне разница, как закончил свои дни ее отец — утоп, или попал под машину, или повесился, результат один и тот же. Ожидаемый.

— Утонул он. На рыбалку пошел — на господский пруд. Весна была, лед слабый, вот он и утоп — безжизненным, вялым голосом ответила Маша — Может и правда уехать? Только кому я нужна? Со справкой от психиатра, убийца! Вот вам — нужна? Вы бы хотели со мной жить?

Не знаю, что меня толкнуло, какой бес (или какой из бесов — так вернее было бы сказать), только я ответил ей не задумываясь:

— Хотел бы. Мне одному скучно. Ты красивая девушка, при виде тебя просто дух захватывает! Переезжай ко мне, и живи! Домина огромный, и никаких тебе проклятий!

— Мы уже на ты? — прыснула со смеху Маша — И вот так запросто: «переезжай»! А поцеловать?

Я встал, подошел, схватил Машу в подмышки, легко, будто она ничего не весила приподнял со стула и сграбастав в медвежьи объятия приник к полным, сладким губам девушки. От нее пахло чем-то неуловимо приятным — каким-то шампунем, или притираниями. Косметики на лице я не видел никакой — но я не спец в этом деле, может чуток и подмазалась. Губы у нее были точно без помады — плотные такие, пухленькие.

Маша не ответила на поцелуй. Она замерла, обвисла в моих руках, и когда я оторвался от ее губ, посмотрела на меня странным, остановившимся взглядом. И тогда я не выдержал и поцеловал ее еще раз — задыхаясь от нахлынувшего желания, от ощущения упругого, горячего тела! В этот раз мне показалось — но может только показалось! — что на мой поцелуй я получил слабый, но все-таки отклик. Что ее язык прошелся по моим губам — легким касанием, как ветерок по мокрым волосам.

Потом она несильно, но настойчиво уперлась мне в грудь ладонями, толкнула, и я отпустил ее, не в силах ничего сказать или сделать. Стоял, застыв, как соляной столб, а Маша вдруг недоверчиво помотала головой и задумчиво, медленно сказала:

— Сама себе не верю. Попробовал бы кто-то еще сделать такое — я бы его просто порвала как Тузик грелку! А тебе даже глаза не выцарапала. Как думаешь, почему?

— Может, влюбилась? Как и я? — предположил я с надеждой, изобразив на всякий случай подобие кривой ухмылки.

— Влюбилась? — Маша пожала плечами — не знаю. Парень ты красивый, мужественный. Мне такие не нравятся. Такие — еще те кобели. Один раз я уже обожглась… на всю жизнь заработала себе проблемы. И теперь снова обжигаться? Переспать с тобой конечно можно — у меня секса не было уже лет пять, хоть волком вой. Хорошо хоть, что интернет работает, можно порнушку посмотреть, да игрушкой побаловаться, но чтобы живого мужчину в свою жизнь впустить… Скажи, Василий Каганов, зачем ты мне нужен?

Я был немало шокировал такими интимными откровениями девушки, а еще больше меня удивило то, что она умудрилась запомнить мое имя. Значит, я все-таки ей не безразличен?

Нет — ну какова, а? О таких вещах говорит, о которых деревенские девки не то что сказать, даже подумать бы застеснялись! Впрочем — я могу и ошибаться. Сейчас такое время, что… в общем — все меняется. Феминизм всякий, интернет и прочие безобразия. Теперь молодняк не стесняется заниматься «дружеским сексом» с самого что ни на есть раннего подросткового возраста, и считается это вполне нормальным делом. Уж чего-чего, а эту изнанку жизни я знаю не понаслышке — все-таки успел некоторое поработать участковым в райцентре, всякого безобразия навидался.

— Зачем я тебе нужен? — я задумался, и взял Машину ладонь в свою — А чтобы не просыпаться одной. Чтобы было с кем поговорить, чтобы поплакаться в плечо. Чтобы калитку поправить — она у тебя вот-вот с петли сорвется. Чтобы стонать и плакать от наслаждения, чтобы смеяться моим глупым шуткам, и чтобы я выслушивал твои жалобы на тупых учеников и грозился пойти, и разнести всю эту богадельню к чертовой матери — вместе с родителями и тупыми учениками. Чтобы… быть не одной. Чтобы вместе. Хочешь этого?

— Не знаю. Не задумывалась — Маша освободила руку и села на свое место — Мне надо крепко подумать, хочу ли я все поменять. А ты странный, Вася. Странный, но хороший. Я еще не встречала таких, как ты. А теперь иди, оставь меня. А то я сейчас заплачу, и у меня будет приступ. Иди Вась… я правда — подумаю!

Повернулся, и пошел на выход, шагая на негнущихся ногах как имперский бронеход. Два чувства раздирали меня, когда я выходя перешагивал порог Машиного дома — мне хотелось уйти отсюда как можно быстрее, и мне хотелось схватить девушку, неистово целовать, не обращая внимания на ее сопротивление, а потом содрать с нее всю одежду, бросить спиной на стол, и…

Что со мной такое случилось? Сам себя не узнаю. Чтобы я вот так взял, схватил практически незнакомую мне девушку, и стал ее целовать?! И какую девушку! Ту девушку, которую я должен проверять по долгу своей службы — не спятила ли она совсем и не перерезала ли соседей в радиусе сотни метров от ее дома!

Это что, типа — «любовь с первого взгляда»?! Так я уже вроде не мальчик, какие тут любови? «Любофф», понимаешь ли! Все, что мне хотелось с самого начала — это затащить ее в постель, и не более того. Обоюдоприятные, необременительные отношения — вот как это называется.

Так откуда такая страсть?! Откуда желание схватить ее и унести домой — как трофей, добытый на поле боя? Перекинуть через плечо, и не обращая внимания на визг и ругань — оттащить домой полонянку. Чтобы заключить ее в свой гарем.

Хе хе хе… вот это мысли! Вот это полет фантазии! Может дом так воздействует? Ее проклятый дом? Навевает дурацкие мысли, сводит с ума? Может и так, а что?

Мда… а я ведь читал в колдовской книге о том, как делать защитные амулеты. Похоже, пришла пора заняться изготовлением такой штуки. Кстати сказать — если меня, колдуна, который в гораздо меньшей степени подвержен воздействию проклятия, так колбасит в этом доме — какой же заряд негатива должны были получить его жильцы, обыкновенные, ничем не примечательные люди, лишенные какой-либо магической защиты?! Бедная Маша… как она тут

вообще выжила?! Ей должны сниться кошмары, и такие кошмары, что… в общем — этот чертов дом надо раскатать по камешкам, а потом еще и закопать где-нибудь подальше от деревни. Кровь на этих кирпичах, точно — кровь.

Завел машину, поехал в сторону дома, но не успел проехать и двухсот метров как передумал — развернулся и свернув в поперечную улицу поехал к дому бабки Нюры. Если я с кем-то и могу поговорить по этому поводу, так только с ней. Или… с другой ведьмой, но до той мне тащиться уж больно далеко. И не хочется. Та ведьма наводить порчу мастачка, а вот снимать проклятье… это наверное все-таки к бабе Нюре.


Доехал за пару минут, как следует газанув и подняв на дороге облако пыли. Если весной тут так пыльно, так что будет летом, когда вся подсохшая грязь, раздолбанная колесами и ногами превратится в нечто подобное пудре? Хорошо, что я на краю деревни живу и мимо меня почти никто не ездит… в центре села вся пыль точно будет в доме!

Заглушил двигатель, вылез, машину запирать не стал. Начинаю привыкать к деревенской жизни. Здесь, конечно, воруют, но… не из машины, и соблюдая все принципы порядочного воровства — ночью, и то, что плохо лежит или слабо прибито. Попереть что-то из машины, оставленной возле дома — это не для сельского несуна. Ну так мне рассказывали знающие люди. Может и врали.

Первым меня встретил рыжий кот, который совсем даже не кот. Он заверещал, вздыбился, сгорбив спину, завыл, как если бы перед ним стоял волк, или лисица — естественные природные враги котов. Вот только я знаю, что ты не кот — так какого черта так всполошился?!

— Убери своих чертей! — голос бабки Нюры был негромким и властным — Ко мне с ними не заходи. Кышь отсюда, проклятые гады! Ишь, разлетались!

— Идите в машину! — приказал я, и тут же рыжий кот перестал шипеть и почти совсем успокоился. Бабка Нюра укоризненно помотала головой, и недовольным голосом бросила:

— Заходи, коли пришел!

Я пошел следом за ней, а когда вошел в светлую большую кухню, увешанную пучками трав, баба Нюра так же недовольно предложила:

— Садись. Чего стоять-то? Про ноги, в которых правды нет говорить не буду — ее нигде нет, правды этой. Ну так чего притащился?

— Скажите… вы же белая ведьма, а значит — добрая. Так какого черта вы такая злая?

— Злая? — усмехнулся ведьма — Не видел ты злых-то ведьм! Погоди, увидишь еще, мало не покажется! Так чего мне доброй быть? Люди добра не ценят, все, что получаю за свое добро — плевки, да проклятия. Вот ты сегодня Кольку заколдовал, теперь пить не будет. И сделал так, чтобы он подумал — это я его закодировала. Думаешь, он спасибо сказал? Да нет такого ругательства, которое он в мой адрес не бросил! Так и с чего тогда мне быть доброй? Я за свою долгую жизнь столько натерпелась… иногда хочется просто бросить все, да и сдохнуть! Да не могу! По своей воле мы не уходим! Только когда час твой настанет! А я так устала от людской злобы и неблагодарности. И обидно — вот ты, к примеру, можешь черное колдовство творить абсолютно безнаказанно. И ни силы не убудет, ни здоровья. Только наоборот прибывает! И за что это тебе дадено? Просто потому, что колдун взял, да и сбросил на тебя свою силу? Это справедливо, по-твоему?

— Мне мама рассказывала — задумался я — Еще в советское время одна семья выиграла в лотерею. Или облигации разыгрывали — я сейчас уже не помню. Не суть важно. Выиграли. Так вот власти раззвонили, что такая-то простая семья получила выигрыш — двадцать тысяч рублей! Огромные деньги по тем временам. Да что мне вам-то рассказывать — лучше меня знаете, какая это была сумма. И что дальше было, догадываетесь?

— Догадываюсь — проворчала баба Нюра — Родственники и друзья объявились.

— Объявились — кивнул я — А когда они им не дали халявных денег… в общем — жила эта семья в полуподвале, окна выходили в приямок. И ночью им в окно закатили камень, булыжник такой — килограммов на триста весом. Вот что такое зависть.

— За что Каин брата Авеля убил, да? — усмехнулась старуха, и тяжело вздохнула — Ладно, устыдил, демон говорливый. Давай, рассказывай, зачем пришел, какой совет тебе нужен. Знаю — не просто так к бабке притащился, точно за советом.

— Похоже, что я влюбился! — брякнул я, не думая о том, что говорю, но бабка Нюра ничуть, ни капельки не удивилась:

— В Машку, что ли?

— А откуда знаете?

— Да оттуда! — усмехнулась баба Нюра — ты городской, для тебя такая же городская нужна. Машка девка красивая, статная, тебе только в нее и влюбляться. Не в наших же матрен колхозных, у которых под ногтями застарелая огородная грязь чернеет. Все девки, что чуть красивее утюга уже в городе женихов ловят, женатых ты тут трогать не будешь — да и нет тут у нас таких, на которых ты бы глаз положил. Хотя кобель еще тот! Для тебя замужнюю бабу поиметь — вдесятеро вкуснее, чем свою! Хотя все вы мужики такие… кобелины проклятые! Знаю, бывала замужем. Ну так что тебе — рассказать, что с девками надо делать? Или за благословлением пришел? Так я тебе скажу — ничего хорошего у тебя с ней не будет. Миловаться — это пожалуйста, девка она горячая из без мужика уже давно, а чтобы жениться, так это вряд ли. Она уже обожглась, ей теперь замужество как стальные кОндолы. Не пойдет она на это. Ну а ты… ты колдун! Какая тебе жена? Твоя жена — Сила колдовская! Ваши жены — пушки заряжены, как там пели солдатушки-то…

— С домом что-то надо делать — прервал я лекцию ведьмы — нехороший дом!

— Какой дом? — сразу подобралась баба Нюра? Твой дом?

— Вы же поняли — какой дом! — скривился я — Давайте так, говорим без этого самого… вы не ментор, который меня поучает, а я не щенок, который чего-то там у вас выпрашивает. Поговорим как два профессионала, хорошо?

— Не щенок, говоришь? — усмехнулась старуха — Щенок ты есть. Только щенок кавказской овчарки. И тяпнуть можешь так, что только брызнет, и когда вырастешь — превратишься в лохматое чудовище с зубищами по вершку. Но не пренебрегай советом старой бабки — я зряшного не скажу. А то что ворчу — так и жизнь у меня была несладкая. Давай, излагай! Слушаю.

— Вы знаете, что Машин дом на крови. И что от него исходит зло. Вся их семья сгинула из-за этого дома. Девчонки, которых насильничали, а потом вилами прикололи — прокляли свой дом, и тех, кто там тогда был. Их кровь с проклятием въелась в кирпичи, а потом из этих кирпичей построили дом. И еще, как я слышал — коровник. Как там коровник поживает? Хорошо ли в нем живут коровы?

— Забросили его, еще в советское время. Дохли там коровы, то от каких-то болезней, то от… непонятно чего. Сохли и помирали. Перевели всех животных в другой коровник, а его так и забросили. Вон там, за деревней, на бугре — его остатки. И даже кирпич не растащили — боятся местные, чуют, что дело нечисто. А я всегда говорила — и деду Машкиному, и отцу ее, и матери, и самой Машке — бегите из этого дома! Бросьте его! Проклят он! И чем кончилось? Не знаешь? Вижу — не знаешь. Деревенские начали говорить, что это я Машкину мать прокляла, и потому она в лесу замерзла! Ты представляешь?! Я, белая ведьма — прокляла человека! У меня просто слов нет, одни матерные выражения! Да я столько раз пыталась дом этот обезопасить — чуть здоровье не потеряла! И колдовала, и снадобье готовила — на дом брызгала, кирпичи эти вылечить пыталась. Но нет! А местные увидели, что я колдую и решили — я дом прокляла! И это после стольких лет — я их лечила, я их травками потчевала. Но люди верят только плохому. Ведь они-то просто так ничего хорошего делать не будут, а значит — и я какой-то свой интерес имею. А какой интерес у ведьмы может быть? Зло творить! Я, видишь ли — получаю удовольствие от того, что творю зло! Типа оргазм у меня от этого, мать-перемать!

— Вы откуда такие слова-то знаете — «оргазм»! — усмехнулся я — Никогда бы не подумал…

— Ты меня за дуру считаешь? — баба Нюра коротко хохотнула — Телевизор на что? Интернет опять же! Если я знахарка, травами лечу, так что же — совсем дикая, что ли? Слова «секс» думаешь пугаюсь? Хе хе… да я тебя еще могу просветить в этом вопросе! Я за свою жизнь такого насмотрелась, тебе и не снилось!

— Понятно — слегка смутился я. Действительно, я отношусь к этим ведьмам так, будто они что-то вроде бабы Яги, живущей в избушке на курьих ножках. А ведь они обитают не в глубине леса, а в обычной деревне, с электричеством, интернетом и спутниковым телевидением. И уж точно за сотни лет жизни развили свой мозг в гораздо большей степени, чем обычные жители глухой провинциальной деревушки. Кстати, надо это учитывать в дальнейшем моем с ними общении. И чтобы не обмануться в их простоватости, и чтобы не выглядеть абсолютным смешным идиотом.

— Ладно… — баба Нюра махнула на меня сухонькой ладошкой — расслабилась я с тобой, разболталась. Забыла, как колдуны на окружающих влияют, вот и рассуропилась.

— А как влияют?! — насторожился я, надеясь услышать что-то новенькое для себя.

— Ага! Щас расскажу тебе, ты и пойдешь вразнос! — хохотнула бабка — Ладно, скажу. Помнишь сказку про вампиров? Ну… всяких там дракул? Там в рассказах вампиры обязательно обаятельные красавцы — и в них сразу же влюбляются девки. Так вот — сильные колдуны точно такие же. Девки просто падают к их ногам штабелями. Ну что глаза-то закатил сладострастно?! Я же говорю — вразнос пойдешь, мерзавец! Даже на меня, и то действует, мордашка-то у тебя симпатичная, как у киноактера… забыла, как его там звать… ну — неважно. В общем — сильный колдун всегда у девок имеет успех. Особенно, если он черный колдун. Эти вообще вне конкуренции. Смотри, Васька, не хулигань!

Бабка погрозила мне пальцем, и я заметил, что ноготь у нее красивой формы, ухоженный, и вроде как даже с маникюром.

— Маникюр сами делаете? — подчиняясь импульсу спросил я — В молодости небось еще та оторва была, а, Анна Никифоровна? А меня упрекаете в кобелизме! Да я вообще андел злат венец! Почти святой!

— Дурак ты, а не андел! — бабка захихикала и спрятала руки под столешницу — Кем я была, где была — не твое собачье дело! Давай-ка, говори скорее, что думаешь с Машкиным домом делать. Ведь думаешь, точно! И не потому, что он Машку загубит — ты рожи-то мне не строй. Ты к себе домой Машку тащить не хочешь, потому что мешать она тебе будет. Тебе колдовать надо, а она увидит, может языком сболтнуть кому не надо. Опять же — у тебя там домовой сидит, два беса летают — тебе точно ее в своем доме не нужно. А вот приходить к девке иногда с ней покувыркаться — это как есть для тебя! Точно ведь? Ну, колись!

— Колюсь! — вздохнул я — Жалко мне ее. И да — к себе мне ее не надо. Все вы верно сказали, баба Нюра. И да — запал я на нее. И хочу дом этот чертов расколдовать, пока он Машку со свету не сжил. А ведь почти уже сжил! Она ведь, как мне рассказали, чуть с собой не покончила. И сейчас в доме этом живет — как только столько времени прожила, и ничего с собой не сделала — удивляюсь.

— А я тебе скажу, почему не сделала! — баба Нюра нахмурилась и погрустнела — Ты ведь знаешь, что она на учете у психиатра. Да что я говорю, ты ведь небось ее проверять обязан — знаю, не отвечай. Так вот — у нее бывают помутнения разума, припадки — когда она себя не помнит, лежит дома и… в общем — что она творит во время припадков я тебе говорить не буду. Плохо с ней бывает. Но это ее защита. Пока она больна, пока ее разум не в своих берегах — дом ничего с ней поделать не может. Он пытается, он насылает на нее кошмары, он требует, чтобы Машка сделала что-нибудь с собой, но не может прорваться через защиту! Это он ее заставил убить мужа. Но покончить с собой заставить не смог.

— Это ведь вы ей поставили защиту, так? Это вы ее свели с ума! — внезапно понял я, и недоверчиво посмотрел на бабу Нюру — так может из-за этого сумасшествия она мужа-то почикала?!

— Нет! — баба Нюра пристукнула кулачком по краю столешницы — да, я ей поставила защиту! Я сделала так, чтобы во время приступов она сбрасывала зло — как может, как умеет! Но мое колдовство не может сделать так, чтобы заколдованный убил человека! Не может! Это БЕЛОЕ колдовство! Понимаешь?