Колдун. Выбор пути

— Стой! Говорить будем.

— О чем говорить? — спросил я, подозревая, что разговор будет о том, о чем говорить мне совершенно не хочется.

— О том, что ты натворил… — неожиданно мягко, глубоко вздохнув сообщила старуха — ну-ка, идем в сторонку. Идем, идет! Не бойся, не укушу!

Я посмотрел на ее белые, на удивление крепкие зубы (Протезы вставила? Или наколдовала?) и представил, как бабка вцепляется мне в горло. Не хотелось бы, точно. Вдруг у нее эпическая сила, как у какой-нибудь легендарной ведьмы! Вот так перехватит глотку, и…

— Это ведь ты сделал — обвиняющее ткнула меня пальцем в грудь баба Нюра — больше некому!

— Чего сделал? — сделал я непонимающую физиономию — Что-то я вас не понимаю, уважаемая!

— Анна Никофоровна я! — неожиданно сообщила старуха — Семенова! Прошу любить и жаловать! Потомственная ведьма! А ты колдун! И ты навел порчу на Кольку Капустина!

— Чушь какую-то говорите — уверенным (как мне показалось) голосом заявил я — Битвы экстрасенсов насмотрелись, или чего? Какие ведьмы?! Какие колдуны?! Анна Никифоровна — вам не стоит так много смотреть телевизор. От него одно зло!

— Домовой любит смотреть. Так что приходится и мне. Домовые, они все такие — для них телевизор как водка для алкоголика. Вот как для Кольки Капустина водка! И не придуривайся — я ведь тебя насквозь вижу! Ты еще только задумал что сказать — а я вижу, что именно!

— Ой, даже завидно! — съехидничал я — вы прямо-таки рентгеновский аппарат! Вам надо в больнице работать!

— Надо. Но нельзя — серьезно ответила баба Нюра — Послушай меня, Василий… Колька, конечно, человек-то не сахар. Но когда не пьяный — он Настьку любит. И Витьку он любит, хоть и ругается. По трезвому — мужик работящий и тихий. Понимаешь? Нет, вижу — ничего не понимаешь! Ты как есть — мент! А мент, он что понимает — только тащить, да не пущать! Что при царе вы были, что сейчас — один черт, ничего не понимаете! Тьфу! Молчи! Ничего не говори! Если бы я могла сама снять твою порчу — я бы к тебе не обращалась. Но ты сильнее меня, как мне это ни горько признавать. Колдуны всегда сильнее ведьм. Тем более — ты с рождения был предназначен для того, чтобы быть колдуном. Вот только откуда у тебя столько силы вдруг появилось… но и об этом я в общем-то догадываюсь — без деталей, конечно же. Но речь сейчас не о том. Ты должен снять порчу. Я знаю, что Колька на тебя набросился, а потом застыл и упал парализованный. Кроме тебя это сделать некому. Никто, даже это чертова кукла (баба Нюра махнула куда-то в сторону, и я догадался — в чей адрес это махание), не смогли бы так его заколдовать. Ее порчу я бы сняла. Я сильнее! (Вопрос спорный — подумалось мне. Но пусть будет так). Сними с него порчу. И не говори, что это он сам упал — его обследовали в больнице и ничего не нашли. Никакого инсульта. Настя привезла его домой — вон он, лежит пластом и только глазами лупает, поганец! Ты понимаешь, что сейчас будет с ней, с Настей? Что будет с Витькой? Лучше бы он сдох, Колька-то, а не лежал бревном! А теперь Настьке придется и Витьку тащить, и этого борова обихаживать. Она и так пластается, работает, жилы из себя тянет, а тут вон чего! Подарочек ей!

— Ну… могу совсем его пришибить — почему-то заартачился я — Терпеть не могу алкашей! Я бы их вообще расстреливал!

— Дурак ты… — снова вздохнула баба Нюра — Люди пьют, когда у них в жизни что-то не в порядке, бывает и от горя пьют. А еще — про гены слышал что-нибудь? Или тебя только уголовный кодекс интересует? Так вот у некоторых в генах заложено выпивать! И что хошь делай — а поправить это невозможно. Даже колдовством! Как у нас говорится — на роду написано. Вот и у него, у Кольки — на роду написано, что выпивать будет без меры. А я Настьку-то предупреждала. Говорила, что он не бросит пить! Да разве они слушают, молодые-то… Любовь у них, вишь ли! Тьфу! Ну вот теперь и терпит. Теперь и деваться некуда.

— А почему вы не можете закодировать Кольку? — не выдержал я — Вы, такая вся из себя лекарка, и не можете какого-то алкаша излечить от пьянства?! Да на кой черт тогда такая лекарка?!

— Сама думаю — на кой черт я такая сдалась? — пробормотала под нос баба Нюра — вокруг одни идиоты, которые не понимают, не ценят, и только несут всяческий бред!

И тут же с жаром, брызгая на меня слюнями быстро заговорила:

— Ты! Ничего не знаешь! Ты еще никто, и звать тебя никак, и ты разбрасываешься такой силой?! Не думая о последствиях! Ты идиот! Ты даже не знаешь, что нельзя человека ВЫЛЕЧИТЬ от пьянства, потому что это не болезнь! Это люди называют пьянство болезнью, а на самом деле это… привычка! Это… я даже не знаю, как назвать… это часть человека! Алкоголь, наркотики — они входят в систему жизнеобеспечения организма, ставятся его частью, и человек уже не может без них обойтись, понимаешь? Нет, не понимаешь. Для этого тебе нужно почитать умные книжки, только тогда может быть поймешь. Так вот, поверь на слово — белая лекарка не может излечить алкогольную зависимость! Ее, эту зависимость, можно только проклясть! То есть ты можешь проклясть человека, сделав так, что он не сможет принимать алкоголь — даже в самых малых количествах. Даже если это будет пиво, кефир или квас. ЭТО будет его проклятие! При каждом приеме алкоголя его будет тошнить и рвать. А вот я НЕ МОГУ так сделать! Потому что: во-первых, я не могу насылать проклятия по той причине, что все мое искусство заточено на снятие проклятий, на лечение, а не на то, чтобы наводить порчу! То есть для наведения порчи я слишком слаба. А во-вторых, если я буду наводить порчу, моя богиня… в общем — я лишусь способностей к лекарскому колдовству. Потеряю все, что имею! Все способности! Понял, олух?! Тебе учиться надо! Тебе нужен наставник, чтобы ты хоть немного узнал о том, чем ты, бестолковый, занимаешься вслепую, даже не понимая последствий содеянного! Ну вот что ты сделал — лишил семью кормильца, навесил на бабу лишний рот. Оно это надо было? Зачем сделал?

— А затем, многомудрая моя — не на шутку разозлился я — что он едва не свернул мне шею! Он напал на меня! И порчу я на него напустил абсолютно случайно — просто пожелал, чтобы его парализовало! Он и брякнулся! И ничуть не жалею, что так сделал! Ясно вам?! Или еще повторить?! Мне наплевать на ваши высокомерные поучения! Если мне угрожает опасность — я делаю все, что могу, чтобы ее избежать! Если вы делаете по-другому — ваше право. Пусть вас насилуют, убивают, или чего еще делают. А я не позволю беспределить всякому пьяному дерьму!

— Хмм… — баба Нюра задумалась — Мда. С этой стороны я как-то и не думала. Если так… тогда да, понимаю, картинка складывается. Но все равно — он уже достаточно наказан. Сам перепугался до смерти — лежит, плачет, слезы текут. Пожалей, сними проклятье. Хватит ему. А если сумеешь прогнать его алкоголизм — честь тебе, и хвала.

— И как вы это себе представляете? Пойдете сейчас к Насте и скажете, что участковый-колдун снимет заклинание, которое он наложил? — скептически скривился я — как-то глупо это будет выглядеть.

— А мы вот как сделаем… — баба Нюра придвинулась поближе и убавив голос вполовину зашептала, обозначая мне ее план.

В принципе, этот план мне понравился. Почему бы и нет?

Я закрыл дверь на засов, и тщательно задвинул занавеску на окне, предварительно включив верхний свет. Возле дивана стоял еще и древний торшер, заляпанный по краю чем-то желтым, но его все-таки решил не включать — хватит света, мне тут не чертежами заниматься.

Первой начала баба Нюра. Она подошла к распластанному на диване Кольке, накрытому простыней до самого подбородка и откинула несвежее покрывало со следами то ли мочи, то ли слез. Колька смотрел на старуху или с надеждой, или с испугом, и глаза его были до краев наполнены влагой. Он и правда плакал, и я его прекрасно понимаю: только что ты был большим, сильным, полным энергии и злости, и вот теперь — как тюлень, расстрелянный охотниками, как ствол дерева, распиленный нелегальными порубщиками. Полная беспомощность и… безнадега. Абсолютная безнадега! Ведь Колька все понимает, соображает, думает — и ничего, совсем ничего не может поделать!

Жалко ли мне его? Не буду кривить душой — немного жаль, это точно. Но только немного. Слишком уж я не люблю алкашей, чтобы сочувствовать агрессивному пьяному моральному уроду. Нашла коса на камень, да… не бывает наказания без вины, уверен в этом! Жеглов был прав!

Бабка Нюра подошла к больному, достала из кармана какой-то пузырек с бесцветной жидкостью, по виду обыкновенной водой, с легким «Чпок!» — откупорила пробку и примерившись, капнула по одной капле в каждый глаз парализованного мужика. Тот заморгал, запрядал ресницами, и вдруг секунды через три глаза его остановились, замерли, уставившись в покрашенный бежевой краской низкий потолок.

— Все! — облегченно выдохнула старуха — Уснул! Давай, колдуй! Только аккуратно, лишних слов не говори, а то пожалуй еще чего-нибудь натворишь!

— Что надо, то и натворю! — огрызнулся я раздраженно. Уж больно я не люблю, когда на меня так откровенно нажимают, можно даже сказать — наезжают. Она мне никто — не мать, не бабка родная, даже не начальник низшего или высшего уровня! Такая же как я — только знает побольше меня. И знает-то знает, но силенок у нее поменьше, так какого черта строить из себя невесть кого? Это все равно как если бы человек, много знающий о технике поднятия штанги, но не способный поднять даже десятую долю ее веса — рассказывал силачу как лучше взметнуть штангу над головой, да еще и глумился бы над штангистом, всем своим поведением показывая, насколько он его презирает. В общем — я недоволен бабой Нюрой. Пусть нос-то не особенно задирает! Ишь, ведьма… мать ее за ногу! Захочу — я и ее саму заколдую!

Встал возле спящего Кольки, и вдруг задумался: все слова заклятия я обычно говорил вслух, а разве это обязательно? Уверен — совсем не обязательно. Ведь выговаривать слова заклятия можно и про себя! Не вслух! Ведь что такое слова? Это мысли, которые ты хочешь изложить, выпустить в пространство. Слова несут некую информацию, концентрацию того, чего ты хотел донести до объекта. Фактически, в случае с заклятием, слова суть концентрируют посыл, который ты отправляешь в адрес некого объекта. Так вот разве для того, чтобы заклятие свершилось, обязательно нужно сотрясать воздух? Пустить звуковую волну? Уверен, что можно обойтись и мысленным произношением слов!

И сейчас я это все проверю. Это даже замечательно, что мне на жизненном пути попался Колька Капустин, мордатый козел в человеческом обличьи, на котором сейчас можно проверить свои якобы незаурядные способности.

Я зачем-то посмотрел в Колькины глаза и протянул руки, расположив их ладонями вниз прямо над головой больного (почему-то мне показалось, что так будет правильно) и начал «проговаривать» заранее продуманное заклятие:

«Когда ты проснешься, то не сможешь никогда в своей жизни принять ни одного грамма алкоголя. Если алкоголь попадет в твой организм — вольно, или невольно — тебя будет рвать фонтаном, ты испытаешь такую боль во всем теле, что завоешь и закричишь, как если бы тебя жгли раскаленным железом! А еще — ты никогда в жизни не обидишь свою жену Настю и сына Витю. Ты будешь любить их пуще своей жизни, пуще всего, что есть на свете. Будешь их холить, лелеять, будешь заботиться о них так, как если бы они были самым лучшим сокровищем в твоей жизни. Цель твоей жизни — заботиться о твоей семье, о Насте и Вите всеми доступными тебе законными методами. Ты будешь трудиться, заботиться о семье и никогда в жизни больше их не то что не обидишь, ты даже не поднимешь на них своего голоса! И будет мое слово верно — навсегда, и никто не сможет снять это заклятие. А если попытается его снять — пусть ему будет плохо, очень и очень плохо! Да будет так!»

Совсем не все могут говорить мысленно. Чтобы уметь говорить «про себя» — нужно тренироваться, нужно проговаривать свою речь — и не раз, не два, а всю свою осмысленную жизнь. Большинство людей не умеют ни как следует говорить, ни сконцентрировать свою мысль, облекая ее в нужные слова. Я — умею. Высшее техническое образование — это вам не… это! Да и армия приучает к тому, что перед тем, чтобы что-то сказать, нужно вначале подумать, и лучше всего — проговорить свою речь заранее. Ну… чтобы лишнего не сболтнуть.

В общем — свое заклятие я проговорил четко, посыл в него вставил понятный и действенный, а пока говорил — накачивал свое заклятие энергией. Так что когда закончил — меня даже слегка шатнуло, столько силы я заложил в свое «черное» (судя по словам ведьмы) заклятие.

— Все, закончил? — нетерпеливо спросила баба Нюра — у меня даже голова заболела, сколько ты силы выпустил! Разве же так можно? Нужно же дозировать энергию, иначе тебя только на одно-два заклятие в сутки хватит! Сила-то, она накапливаться должна, ты должен ее в себя всосать извне! Ладно если ты находишься на своем месте силы — у себя дома, например, там можно пулять ей сколько влезет, но когда ты в чистом поле и до мест силы тебе как до Москвы раком — думать надо, прежде чем так разбазаривать запасы! Эх, молодежь! Так закончил, или нет?

— Нет! — отрезал я, удивившись, как вдруг подсел мой голос. Сиплый стал голос, даже надтреснутый. Ощущение — будто я полчаса орал на подчиненных, брызгая слюнями и захлебываясь пеной. А ведь ни слова вслух и не сказал!

Бабка покосилась на меня, но ничего не сказала. И я тогда приступил к собственно именно тому колдовству, ради которого и был сюда приглашен.

«Паралич закончился! Ты можешь свободно двигаться, как и раньше! Ты здоров, твои болезни ушли, твои органы работают лучше прежнего! Да будет так!»


Помедлив пару секунд, добавил:

«Проснись!»

Колька заморгал, задвигал глазами. Шумно вздохнул, и медленно, очень медленно сел на край дивана, спустив окорокообразные ноги на пол. Качнулся, потеряв равновесие, вцепился руками в покрывало, упершись в диван позади себя, оттолкнулся, снова сел прямо, разглядывая меня взглядом ошеломленного быка.

— О! А чего тут мент делает? Я ничего такого не сделал!

— А кто на меня напал? Не помнишь? Вот сейчас я тебя и оформлю, чтобы неповадно было! Уголовное дело тебе и пришью! — погрозился я, и оглянулся на бабу Нюру, задумчиво и как-то даже горестно разглядывавшую пространство над Колькой. Что она там увидела? Может призрака? Присмотрелся — неа, нет никакого призрака. Просто — расстроена бабулька. Может тем расстроена, что я так легко снял ее заклятие? Ну так я же колдун, а не какая-то там жалкая ведьма! Хе хе хе…

Мда… как легко я стал привыкать к своему новому статусу, а? И ведь всего пару дней назад я и не помышлял о том, что буду вот так запросто налагать и снимать заклятия! Колдовать, как заправский волшебник!

Даа… Потный Гарри просто-таки отдыхает, с его глупыми волшебными палочками и дурацкой системой волшбы. Именно дурацкой — Роулинг ни черта не продумала, как это так — кто быстрее выкрикнул заклинание, тот и победил. А если заика? И почему надо вообще чего-то выкрикивать? Вот я — сформулировал мысленно то требование, которое предъявляю к объекту колдовства, и все! Получилось!

Хмм… а получилось ли? Надо проверить…

Не обращая внимания ни на Кольку, ни на ведьму — шагаю к двери, отодвигаю засов, зову:

— Хозяйка! Настя, поди сюда! Быстрее!

Настя ворвалась в дверь встрепанная, запыхавшаяся, будто бежала сюда три километра, да еще и с мешком муки на плече. Не дав ей ничего сказать, требую:

— Водка дома есть? Самогон? Налей стакан и неси сюда. Быстрее! Чего смотришь? Неси самогон!

Настя захлопала глазами, хотела что-то спросить, но удержалась и быстро скрылась за дверью. Появилась секунд через пять — в руке стакан с чем-то вонючим, пахнущим мерзкой сивухой, рука мокрая — видать как ливанула из бутыли, так половину на пол и пролила.

— Закусить дать? — протянула стакан мне, и я едва не расхохотался. Неужели я похож на человека, который ходит по домам на своем участке и требует себе выпивки и закуски? Может плохо побрился? Мда… надо следить за внешним видом, однако!

Я молча повертел головой, информируя хозяйку дома о том, что после первой не закусываю, осторожно взял у нее двухсотграммовый стакан, всклень налитый вонючей сивухой, и шагнув к дивану протянул граненую емкость еще советского производства Кольке, который с живым интересом следил за путешествием стакана в настоящем пространстве и времени.

— Пей! Пей, тебе же хочется, ведь правда же? — голос мой сделался настолько ласковым, настолько медовым, что и самому вдруг стало противно. Вот так сирены заманивали моряков на острые камни рифов. Ни один моряк не смог устоять перед их сладкоголосым пением — кроме одного, завязавшего себе уши, чтобы не слышать это коварное музицирование. Но тут вариант был посложнее — потребовалось бы еще завязать и глаза.

Колька счастливо улыбнулся, вздохнул, принимая в руки священный сосуд с живительной влагой, чуть прищурил глаза, предвкушая неземное удовольствие и медленно, со вкусом втянул в себя чуть мутноватую, теплую и такую приятную жидкость. (Брр! Теплый самогон в жару и без закуски пьют только дегенераты! И студенты на учебной практике в колхозе)

Я живенько шагнул назад, по дороге цепляя застывшую столбом бабу Нюру и оттаскивая ее к двери (она будто окаменела, все еще продолжая разглядыватьпустоту — впала в состояние Самадхи?), спиной оттеснил и Настю, с выражением грустного отчаяния наблюдавшую за тем, как муж выпивает этот стакан, и замер, приготовившись к ожидаемому представлению.

И оно не заставило себя ждать. Самогон вырвался из Кольки со скоростью нефтяного фонтана, остановить который можно только перекрыв трубу стальной задвижкой размером как минимум в два обхвата. Кроме самогона в желудке Кольки уже давно не было ничего — ну может кроме воды и бульона, однако он постарался осушить желудок по-полной, и даже освободиться от него совсем, выбросив оный орган через свою луженую глотку.

Желудок, как оказалось, приделан к своему месту вполне себе крепкими нитями, потому выблевать его Кольке все-таки не удалось — хоть он и старался сверх всякой меры и возможности.

А затем началось самое интересное: Колька выл, выгибался дугой, катался по дивану, потом упал на пол — прямо в мерзкую вонючую лужу, снова стонал, снова выгибался. По его телу проходили судороги, суставы скрипели, мне показалось — даже кости гнулись, и я в конце концов слегка напугался — да как бы сейчас еще и кОней не двинул, вдруг у него сердце слабое?! Хотя я ведь его предварительно укрепил, здоровьице поправил — бонус, так можно было бы сказать. За здоровье не плАчено. Впрочем — как и за все остальное. Увы. Увы?

Окончательно затих Колька только минут через пять — обессилевший, бледный, как полотно, ошеломленный и ничего не понимающий. И первое, что он сказал, когда наконец-то пришел в себя (ха!):

— Старая карга! Ты чего наделала-то?! Я теперь ведь пить-то совсем не смогу! Ах ты ж сволочь старая!

А затем произошло то, чего я совсем даже не ожидал: Настя радостно засмеялась, потом зарыдала сквозь смех и бросилась в ноги… бабе Нюре!

— Спасибо! Благослови вас господь! Спасибо, спасибо!

А баба Нюра стояла, скорбно поджав губы и смотрела на меня взглядом строгой неприступной учительницы. Мол, какого черта ты вообще творишь? Как будто мы с ней не говорили об этом всего лишь около получаса назад.

— Круто, хозяин! Круто! — сказала пустота за моей спиной, и кто-то гаденько и весело захихикал. И конечно же — этого никто не заметил. Говорила-то «пустота» только со мной, ни капельки не сотрясая вонючий, пропахший самогоном и блевотиной воздух этого дома.

Ушел я не попрощавшись, оставив бабу Нюру получать не заслуженные ей аплодисменты и букеты роз. Но я был доволен — и дело сделал, и в тени остался. И это было на самом деле прекрасно! Теперь у меня на участке будет на одного дебошира меньше. А разве же это плохо?

Мечта каждого нормального человека — чтобы хобби и работу можно было совмещать. Или даже так: чтобы работа и хобби полностью совпадали. Так вот сейчас это и произошло — хобби колдовать и работа участковым совпали на сто десять процентов.

Ну не молодец ли я?! Хе хе… сам себя не похвалишь — кто, кроме бесов-озорников тебя похвалит? Кто молодец?! Я молодец!

Дальше я шагал легко, при каждом шаге едва не подпрыгивая от прилива энергии. Может это бесы мне подкачнули сил, может это просто на душе сделалось так хорошо — но шаг был пружинистым, я бодр, и только одна мысль билась в голове, разгоняя кровь и будоража мозг: «И жизнь хороша, и жить хорошо!».

Ей-ей впервые за последние года два или три, а может и дольше, я испытывал такой прилив удовлетворения собой и своей жизнью! Все равно как актер, получивший первую, и справедливо заслуженную им статуэтку дядюшки Оскара.

А еще мне думалось о том, что на самом деле, если разобраться, на свете нет черной и белой магии. Вот нету такого разделения, да и все тут! Я сегодня с помощью черной магии помог людям так, как и не снилось «белой» ведьме! И можно ли тогда эту магию назвать черной? Мало ли что они толкуют — мол, это черная магия, это проклятие, это порча! То, что приносит пользу людям — магия правильная. А значит — белая!

Ну да, в моих рассуждениях есть свои так сказать… хмм… сомнительные тезисы, но общий смысл будет понятен даже человеку невеликого ума. Любую вещь, любое явление можно использовать во зло, или в добрых делах. Нарезать ножом хлеб — это разве не доброе дело? А этим же ножом убить соседа, который ничего никому плохого не сделал — разве это не зло?

Кстати, акцент именно на том, что «никому ничего не сделал». А если сделал, очень плохое, как два ублюдка сегодняшней ночью, и ты убил его этим ножом — разве не доброе дело сделал? И значит — твоя «магия», вроде как черная, послужила доброму делу! Так какая она тогда магия? Каког «цвета»? Вот то-то же! Все не так просто, как это утверждают некоторые несведущие люди. Жизнь — она вообще штука непростая!

— Участковый! Эй, старлей! Как дела?!

Я глянул туда, где все еще стояла грузовая газель, и увидел фермера Самохина, наблюдавшего за погрузкой картонных коробок. Он махнул мне рукой, вроде как подзывая, и добавил своим гулким басом, похожим на бас домового Охрима: