«Коламбия пикчерз» представляет

– Хорошо, я непременно…

– Я буду находиться в своем кабинете еще сорок пять минут. Надеюсь, вам этого времени хватит.

Только я собралась ответить, как послышались гудки.

– Вот черт, – буркнула я, отбрасывая телефон.

– Кто звонил? – спросила Женька.

– Ипатов, – вздохнула я.

– Что от тебя гению понадобилось?

– Там письма пришли на мое имя, просил забрать.

– Ну так давай заглянем к старику, – оживилась она.

Заглядывать к Ипатову я не собиралась, письма могут немного и подождать, но Женька скомандовала:

– Сворачивай, здесь к их лавочке ближе. – И я покорно свернула, злясь на себя за это.

Тут надо пояснить, почему мне не хотелось встречаться с Ипатовым и почему Женьке не терпелось его увидеть. Несколько лет назад, когда я написала свой первый роман, Женька потащила меня в литературный кружок, где царил гениальный Ипатов. Женька тогда писала рассказы о животных и всячески пыталась приохотить меня к литературе, точнее, к этому самому кружку. Свой первый роман я тоже начала писать после ее настойчивых увещеваний, и, разумеется, она сочла необходимым показать его знающим людям. Знающие люди роман прочитали и посоветовали мне заниматься своим делом (в ту пору я работала в туристической фирме), однако Женька проявила завидную настойчивость и, несмотря на отзывы товарищей по кружку, отправила роман в одно из московских издательств. Вскоре роман напечатали. С этого, собственно, и началась моя писательская карьера. С тех пор я успела написать полтора десятка романов и стала одним из популярных авторов. Женька не без ехидства напоминала о нашем знакомстве Ипатову при каждой встрече с ним, особо напирая на мою популярность. Кружок ей пришлось оставить, но с Ипатовым она часто встречалась на различных мероприятиях. Завидев Женьку еще издали, он заметно менялся в лице и торопился смыться, и это несмотря на бесплатную выпивку и бутерброды. Можете представить, какие добрые чувства питал ко мне глава нашей писательской организации, поэтому неудивительно, что разговаривал он со мной сквозь зубы.

Мы подъехали к двухэтажному особняку в центре города. Здесь располагалось управление культуры, комната на втором этаже была выделена писательской организации, туда мы и направились. Я постучала и робко заглянула в кабинет. Ипатов сидел за столом и мирно дремал. Грузный дядька лет семидесяти, с круглым бородатым лицом, грустными глазами и носом-картошкой. Толстовка, стоптанные ботинки, мешковатые брюки, которые не мешало бы выстирать. Встретив Ипатова на улице, ни за что не догадаешься, что он гений, впрочем, сам себе Ипатов нравился, а не брился и не мылся он по идейным соображениям, по крайней мере так утверждала подружка.

– Здрасьте, – громко сказала она, внедряясь в кабинет. Ипатов вздрогнул, открыл глаза и вздрогнул вторично. – Рада вас видеть, – радостно заявила Женька, пробираясь к столу, я продолжала стоять у двери.

– Это вы, – трагически сказал Ипатов, как видно, узнав Женьку по голосу.

– Да. Вот пришла с подругой забрать письма ее многочисленных поклонников.

– Забирайте, – кивнул Ипатов в сторону внушительного вида пачки писем на краю стола. Женька не торопясь перебирала конверты, с удовлетворением заметив:

– Со всего света пишут.

– Гибнет Россия, гибнет, – буркнул Ипатов.

Только Женька собралась ответить, как я, быстро приблизившись, схватила ее за руку и потянула к двери. Женька на ходу засовывала письма в сумку. Ипатов с томлением смотрел на муху, устроившуюся на пыльной люстре, а я вздохнула с облегчением, только когда мы оказались в коридоре.

– Охота тебе дразнить старика, – возмущенно заметила я.

– А чего он каркает? Гибнет Россия… потому что его опусов не читают? Так это ж читать совершенно невозможно, я пробовала четыре раза. Уж насколько я ко всему привыкшая, я имею в виду, какой только хрени читать не приходится на моем боевом посту, и то не осилила, а что говорить о людях малоподготовленных? То ли дело у нас ты… Читаю и, можно сказать, душой отдыхаю. Иди поцелую, гений ты мой. – Женька чмокнула меня в нос, и мы направились к выходу. – Как твой новый роман?

– Никак, – вздохнула я.

– Тебе надо встряхнуться. У меня еще десять дней отпуска, давай махнем куда-нибудь?

– А Ромка?

– Что Ромка? Ромка твой грызет гранит науки, вот и пусть грызет, лишь бы зубы себе не обломал.

– Хорошо, можем завтра поехать за город, позагорать.

– Позагорать само собой. Слушай, тебе не кажется, что в нашей жизни не хватает приключений?

– Ну… – усомнилась я. Если честно, приключений в нашей жизни хватало, несколько раз мы с подружкой запросто могли головы бы лишиться, если бы не вмешательство моего мужа, полковника спецназа, кстати.

– Не хватает, – отрезала Женька. – Жить надо так… – В этом месте она споткнулась и выругалась: – Черт… – А я хихикнула. – Ладно, поехали пельмени есть, – вздохнула подружка.

С пельменями было покончено быстро. Женька вспомнила про письма и пошла за своей сумкой, а я стала мыть посуду.

– Ну что, почитаем, что люди пишут, – сказала она, вернувшись и устраиваясь за столом. Женька надорвала первый конверт и начала читать: – Уважаемая Анна…

Я писала романы под псевдонимом Анна Асадова, псевдоним мне придумала Женька, она же намеревалась написать историю моей жизни, присовокупив к ней свои воспоминания. Надеюсь, это случится после моей кончины, когда мне, по большому счету, будет все равно, что обо мне граждане думают. При Женькиной фантазии сделать из моей жизни романтический триллер с элементами порнографии – раз плюнуть.

– Когда я впервые увидел вас… так… – Женька взяла в руки конверт и удовлетворенно кивнула. – Ясно. Из мест лишения свободы беспокоят. Где это он тебя видел? Слушай, а у них там телики есть?

– Откуда мне знать?

– Может, и правда видел. Тебя на той неделе опять по телику показывали.

– Читай дальше.


Женька продолжила чтение, давясь от смеха, вскоре мы уже хохотали в голос.

– Да… талант у парня.

– Уверена, это коллективный труд, – усмехнулась я.

– Ага. Небось всем бараком писали. Ох уж эти мужики… Так, меняем тему. Вот, пенсионерка пишет, приятно глазу: коротко и не по делу. Книги ей твои нравятся, а вот ремонт в подъезде так и не сделали, хотя третий год обещают. Школьницы пишут, ну, эти молодцы, если не считать грамматических ошибок… Приглашение на встречу ветеранов… Еще приглашение, какой-то Липатов зовет тебя на презентацию своей книги. Знаешь Липатова?

– Нет.

– Значит, не пойдем.

Я домыла посуду, поставила на плиту чайник, и тут Женька сказала:

– Анфиса, посмотри-ка… – и протянула мне письмо.

Небрежно вырванный из тетрадки листок в клеточку, на нем крупным почерком было написано: «Уважаемая Анна. Вы пишете детективы, а моя жизнь в последнее время превратилась в детектив. Меня преследуют. Я боюсь… нет, я уверена, что меня хотят убить. Это все из-за родового проклятья, из-за страшной тайны, в которую я невольно посвящена. Я не могу никому доверять, близкие люди стали врагами, я одна и совсем беспомощна. С уважением, ваша давняя читательница и почитательница Кошкина Мария Степановна».

Вот тогда я и заявила, что это полный бред, а Женька по обыкновению начала спорить:

– А если тетка не чокнутая, и в самом деле…

– Что в самом деле? – передразнила я. – Ее жизнь превратилась в детектив? Близкие люди стали врагами? Еще страшная тайна и родовое проклятье. Можно смело ставить диагноз.

– И фамилия какая-то дурацкая, – кивнула Женька. – Кошкина…

– Фамилия обыкновенная, а вот письмо… Ладно, бог с ней, с Кошкиной, и ее фантазиями. Читаем дальше.

Женька надорвала следующий конверт, но читала уже без задора. Чувствовалось, что неведомая Кошкина не шла у нее из головы.

– Все, – вздохнула она, откладывая последнее письмо. – Больше ничего интересного.

– Пойду Ромке позвоню, – сказала я и отправилась в прихожую, где у нас стоит телефон. Поболтав с мужем, я вернулась в кухню и застала Женьку с конвертом в руке.

– Анфиса, а Кошкина эта из нашего города. Вот здесь и адрес есть. Холмогорская, пять, квартира тринадцать.

– И что? – нахмурилась я.

– Холмогорская – это где-то в Западном районе?

– Возможно.

– На машине полчаса, – не унималась подруга.

– Не болтай ерунды, – разозлилась я. – Приедем мы к этой Кошкиной, и что? Она нам расскажет идиотскую историю, которую, кстати, придется выслушать до конца, неудобно убегать, раз сами приперлись.

– А вдруг она вовсе не чокнутая? – нахмурилась Женька.

Признаться, ее упрямство меня удивило. Не первый год работая журналисткой, она постоянно получала письма и с ходу бралась определить, псих их писал или «так себе». И вдруг… Это меня насторожило. Я устроилась напротив нее, помолчала и спросила:

– Номера телефона Кошкиной там случайно нет?

– Нет.

– Жаль. Могли бы позвонить, чтобы убедиться, что эта Кошкина… Неужто ты в самом деле думаешь… Я уверена, это глупый розыгрыш, – тряхнув головой, решительно заявила я. – И никакой Кошкиной в помине нет.

– Так давай проверим, чего проще? – подняла на меня взгляд Женька.

– Хорошо, проверим, – не стала я спорить. – И если окажется, что я права, будем выглядеть распоследними дурами.

– Всегда можно сказать, что ошиблись адресом.

Через двадцать минут мы спустились к моей машине, которая стояла под окнами, а еще через полчаса кружили по Западному району в поисках улицы Холмогорской. Никто из прохожих, к которым мы обращались за помощью, о ней толком ничего не знал, вроде бы улица где-то рядом, но вот где? Это еще больше убедило меня в том, что нас разыгрывают, нет никакой Кошкиной, да и улицы Холмогорской тоже нет. Только я собралась заявить об этом Женьке, как она, ткнув пальцем куда-то влево, завопила:

– Вот она!

И в самом деле, слева начиналась улица, на ближайшем доме была табличка «Холмогорская, 1».

– Третий по счету дом должен быть наш, – удовлетворенно кивнула Женька.

Я торопливо свернула. Третий по счету дом был под номером 5а, в глубине двора высилась сталинка с внушительного вида аркой.

– Это там, – заволновалась Женька. Ее волнение внезапно передалось мне.

Мы въехали в чистенький дворик с детской площадкой, скамейками и котами, которые с важным видом наблюдали за нашим приближением.