Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой

— Я буду много работать и осторожно тратить.

— Со вторым согласен, с первым нет.

Но я не обращала внимания на возражения.

— Я все верну тебе, Бой, до франка верну.

Теперь возмутился он:

— С ума сошла?! Ты обижаешь меня.

— А ты меня. Я хочу быть самостоятельной и сама зарабатывать на жизнь. И тебе придется с этим желанием считаться!

Некоторое время Кейпел внимательно изучал мою физиономию, потом сокрушенно вздохнул:

— Упрямая, как осел.

Чтобы не рассмеяться сквозь непросохшие слезы, я попросила, предварительно звучно шмыгнув носом:

— Лучше посоветуй, как расширить мое дело.

— Поехали на курорт.

— Я спросила, как работать, а ты предлагаешь мне отдыхать.

— На курорте не все отдыхают, дорогая. Но отдыхающие с удовольствием тратят деньги. Тебе не кажется, что надо дать им эту возможность? К тому же в расслабленном состоянии эти деньги отдают легче.

Я даже ахнула:

— Бой, ты гениален!

Наверное, я сказала не так, но нечто похожее. Скорее всего, это было восклицание: «Черт, Бой, ты здорово соображаешь!». Кейпел поблагодарил за комплимент, но потребовал, чтобы ругательство исчезло из моего лексикона. Я поклялась. Только через много лет, когда я могла позволить себе говорить уже что угодно, оно снова вернулось, но никогда прилюдно и в адрес кого-то определенного.

Мы отправились в Довиль.

Сейчас существует много всяческих экономических школ, людей учат зарабатывать деньги, особенно это популярно в Америке, там делать деньги учат раньше, чем ходить или держать ложку в руках.

Моей школой был Довиль, а учителем Бой. Кейпелу я обязана всем, кроме своего характера. Упряма, как осел — это еще мягко сказано. Надо добавить: как самый упрямый осел. Я решила, что смогу зарабатывать сама, стану богатой и верну Кейпелу потраченные деньги, а еще у меня будет своя чековая книжка и большой счет в банке. Я уже знала, что это такое, и возможность его иметь очень нравилась. Но теперь меня не проведешь, я категорически отказывалась от денежной помощи Боя.

Публика в Довиле отчаянно скучала, старательно изображая веселье. Сначала я не понимала: неужели они никогда не скакали верхом, но не в дамском седле, а в мужском? Неужели не знают, что можно бегать, купаться, получать удовольствие от движения? Похоже, не знали.

Прогулки в автомобиле, когда главная забота не разглядывать окрестности, а удержать шляпу, чтобы ее не снесло ветром вместе с головой, медленное дефиле вдоль берега, укрывшись зонтиками от солнца, или прогулки под навесами вдоль магазинов…

Мужчины устраивали хоть какие-то соревнования, но дамы… дамы… Они являлись поглазеть на спортивные соревнования или даже простую игру в теннис разодетые, как на ристалищах XV века!

— Может, им предложить шляпки из соломки?

Бой кивнул:

— Предложи.

— Но где? Не торговать же шляпами прямо на пляже или вразнос на улице.

Кейпел долго думать не стал.

— Пойдем, я уже присмотрел.

На улице Гонто-Бирон совсем рядом с шикарной «Нормандией» и казино меня поджидало небольшое помещение, присмотренное Боем под магазинчик.

Я смотрела и не верила своим глазам. Это не квартирка Бальсана, на белых шторах, затеняющих окна от солнца, было черным по белому крупно написано: «Габриэль Шанель». Деньги у Кейпела, несмотря на все мои горячие заявления, взять пришлось. Он согласился:

— В долг. Или прими меня в дело.

Я не хотела принимать его в дело, я хотела сама. Но рисковала просто не справиться, в мастерской работали всего две девчушки, явно не имевшие понятия о ровных стежках. Пришлось спешно вызывать Адриенну и Антуанетту.

Хорошо помню, как остолбенели обе, увидев «Шанель» на шторе бутика.

— У тебя свой магазин?

— Почему шепотом? Не совсем у меня и не совсем свой, но владелица я.

Закипела работа.


Но просто ждать, когда в магазин, пусть и так удачно расположенный, толпами повалят клиентки, было невыносимо. К тому же я решила, что помимо шляп пора заниматься одеждой.

Красоту Адриенны следовало как-то использовать, да и Антуанетта была хорошенькой. В результате сестрички, как нас стали называть все, принялись прогуливаться по набережной или главной улице в моих шляпках, демонстративно заходя после этого в бутик.

Знаете, когда на улице жарко, а вы одеты в тесный корсет, множество всякой всячины и огромную шляпу, водруженную на подложку из волос, пот течет не только между лопатками, но и по лицу. Его приходится осторожно отирать, чтобы не лился в глаза. Вот когда дамы позавидовали нашим простым шляпкам безо всяких натюрмортов и чучел пернатых, без пыли и дополнительных шиньонов, шляпкам, которые можно быстро надеть и снять. Конечно, не как мужчины, которые могли запросто приподнять свои головные уборы и водрузить обратно, но хотя бы обойтись без специальной подставки со ступеньками, на которую с риском упасть и свернуть шею влезала несчастная горничная или куаферша, чтобы устроить и укрепить на волосах замученной дамы сооружение, по какому-то недоразумению именуемое шляпкой.

Зависть привела к подражанию, с каждым днем все больше дам расхаживали по Довилю «в полном безобразии», как выразился мой главный конкурент в те времена — знаменитый парижский кутюрье Поль Пуаре. Пуаре диктовал дамскую моду уже больше десятилетия, он знал, как сделать, чтобы женщина выглядела томной, хрупкой, требующей поддержки во всем, даже при ходьбе.

А я категорически не принимала такого подхода. Какого черта я должна быть беспомощной, если вполне могу не только ходить, но и бегать, не только вздыхать, но и ругаться? Приговор Пуаре был уничтожающим: «Ни на что не годна и долго не продержится!» Мне на его мнение совершенно наплевать, а возражать просто некогда, мастерская оказалась завалена работой. Скоро пришлось нанимать еще девушек и спешно обучать их, а также закупать основы для моих необычных шляпок.



— Габриэль, почему Бой так часто ездит в Париж и подолгу там бывает?

— У него дела…

Адриенна покачала головой:

— Я слышала другое. Прости, но у него там женщины.

— Наверное, Адриенна, но что я могу поделать?

— Ты так просто сдашься?

— Я не сдаюсь, но заставлять его на себе жениться не буду. Он бросил всех своих любовниц, чтобы быть со мной, но Бальсан прав — Кейпел никогда не женится на мне.

— Ты так спокойно говоришь об этом?

— Адриенна, я старательно прячу свое прошлое, Бою тоже приходится это делать. А я напоминание из этого прошлого.

— Но теперь ты другая. Вон какая… Может, ты зря взяла к себе Андре?

Андре сын недавно умершей старшей нашей сестры Жюлии. Мы не могли оставить мальчика родственникам, и я забрала его к себе. Кейпел отдал Андре в колледж, в котором учился сам. Это было хорошо и плохо одновременно. Андре считал Кейпела своим приемным отцом, а вот меня никем, он как-то сразу отдалился, и сколько я ни пыталась завоевать доверие и любовь племянника, ничего не получалось. Словно я виновата в трагедии его матери. Боюсь, Жюлия что-то наговорила сыну обо мне, пока была жива.

У Андре благодаря мне будет все — образование, замок, деньги, должность… Я не смогла дать только семью, но этого не было и у меня самой.



В нашу жизнь вдруг вмешалась война.

Хотя Довиль от военных действий находился далеко, их начало мы сразу почувствовали. Многих знакомых призвали в армию. Многие поторопились вернуться в Париж. Один за другим закрывались бутики, заколачивали окна «Нормандии», прекратило работать казино, Довиль пустел.

Кейпел тоже собрался на фронт. Это было страшно, но он успокоил меня:

— Я обязательно вернусь, хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как ты станешь великой.

А еще посоветовал:

— Не спеши закрываться.

— Но заказчиц нет, все в Париже.

— Война закончится не так скоро, как всем кажется, довильские пляжи наполнятся снова. Правда, думаю, не отдыхающими. Здесь тыл, сюда побегут многие.

Главное, что я запомнила из нашего прощания: совет пока не закрываться и обещание вернуться.

Мы скучали без дела в полупустом городе. Ветер гонял по пляжу обрывки афиш и газет, и я невольно вспомнила, как выглядел в конце сезона Виши. Там тоже заколачивали окна, закрывали ставни, снимали навесы… Грустно…

Но Кейпел оказался прав, он всегда бывал прав, кроме одного — когда предпочел мне другую! Война затянулась, тыловой Довиль превратился в лазарет и пристанище для многих аристократов из восточных имений. Война согнала их с насиженных мест, заставив перебраться подальше. Тут не до штата прислуги, самим бы успеть унести ноги.

Город снова был полон, однако публика совершенно другая.



— Габриэль, там в госпитале много раненых офицеров, может, там есть кто-то из Мулена? Пойдем, навестим их…

Я ужаснулась.

— Нет!

— Почему?

— Некогда! Столько работы, что хоть самой садись на всю ночь с иглой в руках, а ты предлагаешь разгуливать по госпиталям!

Антуанетта смотрела на меня с удивлением. Она не бывала в «Ротонде», а потому не понимала, что я до смерти боюсь увидеть именно кавалеристов из Мулена. Зачем, чтобы услышать восторженное: «О, Коко! Малышка Коко, спой нам про Токадеро»?! Это было бы концом моего успеха в Довиле. Зато Адриенна поняла все, она поддержала: