Когда рассеется тьма
Часть 39 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А тебе?
— Я ее мало знаю.
Лифт остановился, пожилая женщина посторонилась, выпуская их со Снежаной.
— Я и Павла мало знаю. Я с Юлием Семенычем дружила.
На улице ярко светило солнце. Снежана торопливо достала из сумочки темные очки, надела.
— Юлий в университете работал?
— Да, — кивнула Агата.
— Тебе куда? Хочешь, я тебя подвезу?
— Нет, спасибо. Я прогуляюсь.
Агата двинулась в сторону метро, Снежана пошла рядом.
— У Павла жена красивая?
Агата пожала плечами.
— Обычная. — Она подумала и ехидно добавила: — Но думает, что красавица.
Это Снежане тоже должно понравиться.
— Молодая?
— Да нет. Примерно как Павел. — Агата запоздало испугалась. Нельзя было такое говорить. Снежане столько же, если не больше.
Снежана горестно вздохнула.
— Молодость быстро проходит. Не успеешь оглянуться…
— Вам об этом говорить рано! — решительно оборвала Агата.
— Не зови меня на «вы».
— Ты молодая и очень красивая.
Это не было совсем неправдой. Снежана яркая, стильная.
— Да ладно! Я всю молодость в районной поликлинике просидела. Зарплата копеечная, а больные — одни старики. Надеялась встретить кого-нибудь стоящего, а никого не встретила. Ты работаешь? Или учишься?
— Работаю. В фирме у Павла. Я в Москву приехала учиться, а здесь из родственников только Юлий Семеныч. Вот я с ним и сдружилась.
— А с Павлом? — Снежана остановилась около красного «Форда».
— С Павлом… Нет, Павел мне просто начальник. Да у нас родство совсем дальнее. Как моя мама говорит, седьмая вода на киселе.
— Почему все-таки он с матерью не рос?
Почему-то сейчас любопытство соседки не возмущало. Все женщины любопытны. И Агата тоже.
— Не знаю толком. Майя Семеновна за границей жила. Наверное, они решили, что ребенку лучше учиться в России.
— Обычно считают, что учиться лучше за границей, — справедливо заметила Снежана.
— Это же давно было. Тогда наше образование котировалось.
Юлий Семенович зло фыркал, говоря про современное российское образование. Называл его деградирующим и рассказывал Агате, как много студентов приезжало к нам учиться из-за границы в стародавние советские времена.
— Что же все-таки они будут с квартирой делать?.. Не хочется иметь под боком каких-нибудь наркоманов.
— Не знаю. Павел предлагал мне здесь жить, но я не хочу.
— Почему?
— Не хочу. Денег он с меня не возьмет, а без оплаты… Это словно милостыню брать. Не хочу.
— Ну и правильно, — кивнула Снежана. — Если есть возможность, не надо ни от кого зависеть. Точно не хочешь, чтобы я тебя отвезла? Мне все равно делать нечего. Бросила работать и скучаю целыми днями.
— Спасибо. Прогуляюсь немного.
Снежана села в машину, Агата пошла к метро.
Когда подходила к станции, наплыла одинокая тучка, принялась сыпать редкими каплями. До входа Агата добежала и почти не промокла.
3 июня, пятница
Агата на похороны пришла, и Павла это порадовало. Наверное, стареет, если начал ценить родственные связи.
Похороны прошли уныло и строго. Сначала постояли со свечками под тихий говор священника, потом просто помолчали у гроба.
Потом поехали в ресторан, в котором агент заказал поминки, и всей семьей посидели там.
Семья была небольшая, и все в ней почти ничего не знали друг о друге.
Павел почти ничего не знал о Николае, мало что знал об Агате и еще меньше о собственной жене. Мысль, что он почти ничего не знает о Ксении, появилась словно ниоткуда и при этом больно уколола.
Впрочем, кое-что Павел о родственниках знал. Знал, что им всем можно верить.
— Она была верующая? — спросил Павел Николая о матери, когда они вчетвером сидели в ресторане.
Этот вопрос появился в голове под говор священника, но тогда Павел его задать не решился.
— Да, — уверенно кивнул Николай. — Она была верующая.
— А вы? — неожиданно спросила Николая Агата.
Кажется, она тогда впервые открыла рот после того, как со всеми поздоровалась.
— Я — нет.
— На самом деле по-настоящему мало кто верит, — заметила Ксения. — Иногда хочется думать, что веруешь. Это помогает в трудные минуты.
Они говорили о какой-то ерунде, поднимали рюмки, вспоминая мать, и не говорили о главном, о том, что кто-то посмел отнять у матери остаток жизни.
— Я хочу найти врача, — мрачно сказал Павел.
Если никто не говорит о главном, придется говорить ему.
— Врача, который выписал рецепт? — уточнил Николай.
— Ну конечно!
— Как же не хочется в это верить!.. — призналась Ксения. — В то, что Юлия и Майю убили. Мне до последнего не хотелось в это верить, и сейчас не хочется.
Павел ожидал, что семья начнет предлагать версии, но все промолчали.
Ну и ладно. Он сам все выяснит. Пусть не быстро, не сразу, но выяснит.
Он обязан выяснить, чтобы отдать долг Юлию и искупить вину перед матерью.
Не любить собственную мать тяжкий грех.
Ни в Бога, ни во что-то иное потустороннее он не верил, но грех тяжело давил на душу.
Впрочем, в душу Павел тоже не верил.
Первым поднялся Николай.
— Я тебя провожу, — сказал он Агате.
Как ни странно, девочка возражать не стала.
Когда пара попрощалась, Павел выпил еще рюмку и вызвал такси.
От выпитого должно было тянуть в сон, но голова вопреки ожиданиям оставалась свежей.
— Сделай кофе, — попросил Павел жену, когда они вошли в квартиру.
— Я ее мало знаю.
Лифт остановился, пожилая женщина посторонилась, выпуская их со Снежаной.
— Я и Павла мало знаю. Я с Юлием Семенычем дружила.
На улице ярко светило солнце. Снежана торопливо достала из сумочки темные очки, надела.
— Юлий в университете работал?
— Да, — кивнула Агата.
— Тебе куда? Хочешь, я тебя подвезу?
— Нет, спасибо. Я прогуляюсь.
Агата двинулась в сторону метро, Снежана пошла рядом.
— У Павла жена красивая?
Агата пожала плечами.
— Обычная. — Она подумала и ехидно добавила: — Но думает, что красавица.
Это Снежане тоже должно понравиться.
— Молодая?
— Да нет. Примерно как Павел. — Агата запоздало испугалась. Нельзя было такое говорить. Снежане столько же, если не больше.
Снежана горестно вздохнула.
— Молодость быстро проходит. Не успеешь оглянуться…
— Вам об этом говорить рано! — решительно оборвала Агата.
— Не зови меня на «вы».
— Ты молодая и очень красивая.
Это не было совсем неправдой. Снежана яркая, стильная.
— Да ладно! Я всю молодость в районной поликлинике просидела. Зарплата копеечная, а больные — одни старики. Надеялась встретить кого-нибудь стоящего, а никого не встретила. Ты работаешь? Или учишься?
— Работаю. В фирме у Павла. Я в Москву приехала учиться, а здесь из родственников только Юлий Семеныч. Вот я с ним и сдружилась.
— А с Павлом? — Снежана остановилась около красного «Форда».
— С Павлом… Нет, Павел мне просто начальник. Да у нас родство совсем дальнее. Как моя мама говорит, седьмая вода на киселе.
— Почему все-таки он с матерью не рос?
Почему-то сейчас любопытство соседки не возмущало. Все женщины любопытны. И Агата тоже.
— Не знаю толком. Майя Семеновна за границей жила. Наверное, они решили, что ребенку лучше учиться в России.
— Обычно считают, что учиться лучше за границей, — справедливо заметила Снежана.
— Это же давно было. Тогда наше образование котировалось.
Юлий Семенович зло фыркал, говоря про современное российское образование. Называл его деградирующим и рассказывал Агате, как много студентов приезжало к нам учиться из-за границы в стародавние советские времена.
— Что же все-таки они будут с квартирой делать?.. Не хочется иметь под боком каких-нибудь наркоманов.
— Не знаю. Павел предлагал мне здесь жить, но я не хочу.
— Почему?
— Не хочу. Денег он с меня не возьмет, а без оплаты… Это словно милостыню брать. Не хочу.
— Ну и правильно, — кивнула Снежана. — Если есть возможность, не надо ни от кого зависеть. Точно не хочешь, чтобы я тебя отвезла? Мне все равно делать нечего. Бросила работать и скучаю целыми днями.
— Спасибо. Прогуляюсь немного.
Снежана села в машину, Агата пошла к метро.
Когда подходила к станции, наплыла одинокая тучка, принялась сыпать редкими каплями. До входа Агата добежала и почти не промокла.
3 июня, пятница
Агата на похороны пришла, и Павла это порадовало. Наверное, стареет, если начал ценить родственные связи.
Похороны прошли уныло и строго. Сначала постояли со свечками под тихий говор священника, потом просто помолчали у гроба.
Потом поехали в ресторан, в котором агент заказал поминки, и всей семьей посидели там.
Семья была небольшая, и все в ней почти ничего не знали друг о друге.
Павел почти ничего не знал о Николае, мало что знал об Агате и еще меньше о собственной жене. Мысль, что он почти ничего не знает о Ксении, появилась словно ниоткуда и при этом больно уколола.
Впрочем, кое-что Павел о родственниках знал. Знал, что им всем можно верить.
— Она была верующая? — спросил Павел Николая о матери, когда они вчетвером сидели в ресторане.
Этот вопрос появился в голове под говор священника, но тогда Павел его задать не решился.
— Да, — уверенно кивнул Николай. — Она была верующая.
— А вы? — неожиданно спросила Николая Агата.
Кажется, она тогда впервые открыла рот после того, как со всеми поздоровалась.
— Я — нет.
— На самом деле по-настоящему мало кто верит, — заметила Ксения. — Иногда хочется думать, что веруешь. Это помогает в трудные минуты.
Они говорили о какой-то ерунде, поднимали рюмки, вспоминая мать, и не говорили о главном, о том, что кто-то посмел отнять у матери остаток жизни.
— Я хочу найти врача, — мрачно сказал Павел.
Если никто не говорит о главном, придется говорить ему.
— Врача, который выписал рецепт? — уточнил Николай.
— Ну конечно!
— Как же не хочется в это верить!.. — призналась Ксения. — В то, что Юлия и Майю убили. Мне до последнего не хотелось в это верить, и сейчас не хочется.
Павел ожидал, что семья начнет предлагать версии, но все промолчали.
Ну и ладно. Он сам все выяснит. Пусть не быстро, не сразу, но выяснит.
Он обязан выяснить, чтобы отдать долг Юлию и искупить вину перед матерью.
Не любить собственную мать тяжкий грех.
Ни в Бога, ни во что-то иное потустороннее он не верил, но грех тяжело давил на душу.
Впрочем, в душу Павел тоже не верил.
Первым поднялся Николай.
— Я тебя провожу, — сказал он Агате.
Как ни странно, девочка возражать не стала.
Когда пара попрощалась, Павел выпил еще рюмку и вызвал такси.
От выпитого должно было тянуть в сон, но голова вопреки ожиданиям оставалась свежей.
— Сделай кофе, — попросил Павел жену, когда они вошли в квартиру.