Когда пришел волшебник
Часть 59 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Тогда – марш! – сказал Кароль и обратился к зеленому подпоручику: – Чтобы я тебя больше не видел… кустик! Ни букашкой, ни цветочком… раздавлю, растерзаю! Понял? Убирайтесь!
– А ты?.. – снова заикнулся эльф, который столь бесстрастно заявил поначалу, что собирается арестовать капитана.
– У меня еще есть тут дела. Марш, я сказал!
Эльфы снова кивнули. Ухватили подпоручика Кичигу за коротенькие ручки и… исчезли. Без шума, треска, световых вспышек и прочих привлекающих внимание эффектов…
А капитан Хиббит устало вздохнул и повернулся к своим спутникам.
– На этот раз выкрутился. Что ж… пора и нам убираться отсюда, пока еще кто-нибудь не приперся. Кажись, с меня довольно!
Вопрос, куда именно убираться, более не вставал, и Вероника вздохнула с облегчением. Пусть, пусть магистр Робинрауд подождет – авось, дождется прибытия квейтанской армии раньше, чем возвращения капитана Хиббита, и последнему не с кого будет взыскивать свой должок…
«Вот как, оказывается, выглядят наши перелеты со стороны, – подумала она, когда все четверо тоже взялись за руки. – Пожалуй, можно ничего и не заметить, если не смотреть в упор, как я смотрела на эльфов. И по Шеморе не расползутся слухи о нечистой силе, пропадающей прямо на глазах!»
Все дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы успеть хотя бы отчасти осознать и прочувствовать – вот он, долгожданный миг исполнения мечты, вот она, свищущая сквозняками больших дорог свобода от всех и всяческих заклятий, вот оно, торжественное вступление на землю загадочного волшебного мира…
Капитан Хиббит шевельнул губами, и они оказались в другом предместье киникейской столицы – в отличие от Бродяжьей пустоши благоустроенном, ухоженном, похожем на настоящий дачный поселок. Тут даже садики имелись вокруг домов, хотя с трудом верилось, что в них когда-нибудь могут зацвести цветы.
На узких улочках не видать было ни души, но в окнах кое-где горел свет. Тарианцы просыпались. Небо так и не расчистилось, мокрый снегопад усилился. И уж совершенно не верилось, что где-то – совсем рядом, по другую сторону незримой границы между мирами – стоит ясное, непреходящее лето. И что четверо путников войдут сейчас под своды зеленого, озаренного солнцем леса, или окажутся на берегу реки, искрящейся в солнечных лучах, с порхающими над камышом стрекозами, или пусть даже в городе – но в другом, светлом, теплом, под чистыми голубыми небесами…
Михаил Анатольевич вынул из кармана свой Ксантор. Золотой круг света лег на мостовую, где начал уже скапливаться серый, слякотный снежок.
Все четверо торопливо шагнули один за другим в этот круг и оказались… в сказке.
Глава 27
Вероника, которую на сей раз пропустили первой – из опасения, как бы заклятие вдруг не вернулось в последний миг, – даже не устояла от неожиданности на ногах. Так и села, где была, прямо в высокую, по колено, траву.
…Сколько раз ей снилась эта земля, сколько раз она силилась представить себе ее красоту!.. Но действительность превосходила все ожидания, и самые смелые фантазии блекли перед истинной прелестью колдовской страны, которую, как теперь только поняла Вероника, невозможно описать никогда, никакими словами…
Спутники ее один за другим тоже опустились наземь, словно бы и их не держали ноги. Но Веронике сейчас было не до них.
В Квейтакке вставало солнце – настоящее солнце, и половина неба пламенела огненно-розовой зарей. Небольшая лужайка, на краю которой они очутились, выйдя из Тарианы, находилась еще в тени холма, возвышавшегося по левую руку. Но трава, вся в брызгах росы, сама по себе излучала нежное зеленоватое сияние, и разноцветными радужными искрами сверкали разбросанные в ней мелкие полевые цветы. По правую руку начинался лес, высокий, прозрачно горящий зелено-золотым костром, и в кронах его звенели дивно слаженным оркестром голоса небывалых птиц. Куст шиповника пышно раскинулся на берегу мелкого ручья, пересекавшего лужайку, и… тихо пел тоже – алые светящиеся цветки перекликались тонкими, едва слышными голосками.
За ручьем лужайка поднималась, постепенно переходя в склон холма, на котором там и тут росли кряжистые, похожие на дубы деревья с раскидистыми кронами. Надо ли говорить, что они тоже светились, каждым листком, каждой морщинкой коры?..
К стволу одного из них, стоявшего ближе к вершине, прилепился крохотный домишко, желтый с красной крышей, – поместиться в таком мог разве что енот. В стене, обращенной к путникам, виднелось круглое окошечко с кружевной занавеской, еноту явно не надобной… В боковой стене домика была овальная дверь. На ней висел миниатюрный замочек.
Что-то упало с дерева, возможно, желудь, мелькнуло на лету оранжевой искоркой, кануло в траву. В лесу застучал дятел, послышался чей-то далекий, тихий, серебристо звучащий смех. На цветок шиповника опустилась большая бабочка, синяя с позолотой. Повернулась к Веронике и неожиданно погрозила ей тонюсенькой лапкой…
– …Стоило пережить всю эту кучу неприятностей, чтобы увидеть такое лицо, какое сейчас у Вероники Андреевны, – услышала сказочница смеющийся голос капитана Хиббита и повернулась к нему.
Кароль смотрел на нее, улыбаясь, и сам выглядел… таким капитана она еще не видела. Лицо – смягчившееся, растроганное. В глазах – тепло, в улыбке нежность… пожалуй, сейчас он был даже красив. Почти как эльфы, что явились его арестовывать.
За эту улыбку Вероника простила ему разом все былые обиды. И так же легко улыбнулась в ответ.
Он отвел взгляд. Посмотрел на Антона, на Овечкина. Она тоже взглянула на них и поняла, что имел в виду капитан Хиббит. Ради того, чтобы увидеть такие лица, можно было пережить и побольше!
Притихшие, побледневшие, с широко распахнутыми глазами, оба казались завороженными до конца своей жизни. Два маленьких мальчика, попавшие в волшебный сон наяву, сидели перед Вероникой, а не взрослые мужчины, давно и хорошо знающие, что такое страдание, борьба, любовь, смерть… Антон, закусив губу, смотрел на поющий куст шиповника так, словно хотел запомнить его навеки, и в глазах ее старого друга стояли слезы. А Михаил Анатольевич замер, уставясь на пламенеющие лесные кроны, и, казалось, ничто и никогда не заставит его отвести от них взгляда.
Но тут Кароль заговорил снова.
– Как ни жаль разрушать очарование момента, – сказал он, – но я вынужден поднять вас на ноги, друзья. Надо двигаться дальше – даже здесь еще слишком опасно для нас. И граница рядом, и городок Туна, где скоро, как я надеюсь, будет полно правительственных войск…
Оба медленно повернули к нему головы. Заморгали растерянно, пробуждаясь от волшебного сна. Потом Антон опять отвернулся, а Михаил Анатольевич тяжело вздохнул. Провел по лицу рукой, и взгляд его, утратив отрешенно-мечтательное выражение, вновь сделался спокойным и твердым.
И даже несколько холодным, как будто он еще помнил последний разговор с Каролем на Бродяжьей пустоши и до сих пор сердился на капитана за мстительные его планы. Так, во всяком случае, подумалось Веронике, и сердце у нее слегка екнуло. Похоже, «очарование момента» сейчас разрушится окончательно и бесповоротно…
И когда Овечкин заговорил, подозрения ее полностью подтвердились.
– Дальше… надеюсь, вы не забыли, капитан Хиббит, что я не обещал сопровождать вас до самого конца? – спросил он, глядя на Кароля испытующе. – Моя роль почти завершена, и очень скоро я с вами расстанусь!
После чего он поднялся на ноги и принялся расстегивать куртку.
До сих пор никто и не вспомнил, что одеты они соответственно тарианским морозам. Теперь же Кароль, вскочив на ноги, последовал примеру Овечкина и торопливо сбросил ненужную куртку с плеч.
– То есть? Что вы этим хотите сказать?
Маленький, легкий, гибкий, ростом он был даже ниже Михаила Анатольевича и казался рядом с ним пятнадцатилетним подростком. Овечкин так и посмотрел на него – чуть снисходительно, как на неразумного ребенка.
– До Квейтакки вы добрались, и мне осталось помочь вам только в одном, – спокойно объяснил он. – Защитить Веронику Андреевну от ментального вмешательства. После чего с моим обратным эффектом будет покончено, и я смогу вернуться домой, где меня, между прочим, давно ждут жена и дети.
Кароль досадливо цокнул языком.
– Черт… я, конечно, не забыл, но…
– Думали, что я уже никогда не расстанусь с вами? – Овечкин сдержанно улыбнулся. – Увы! Мавр сделает свое дело, и может, как говорится, уходить. Так что простите меня, конечно, и не обижайтесь, но далее все возникающие проблемы лягут исключительно на ваши плечи, капитан.
– Я понял, – сказал Кароль.
Он бросил быстрый взгляд на Веронику, на Антона, нахмурился. Затем снова вскинул глаза на Овечкина.
– Разумеется, никаких обид быть не может. Я очень благодарен вам за все, что вы сделали для нас… но одна только просьба, Михаил Анатольевич… последняя!
– Какая же?
– Не могли бы вы не просто защитить Веронику Андреевну, но и научить ее ставить защиту самостоятельно? На всякий пожарный случай? Это ведь недолгое дело, учитывая способности нашей с вами очаровательной подопечной – день, два, не более!
Вероника встрепенулась и поспешно поднялась на ноги, скинув заодно подбитую мехом курточку, ставшую вдруг невыносимо жаркой.
– Да, Михаил Анатольевич, пожалуйста, – сказала она, умоляюще глядя на него. – Я тоже прошу вас об этом!
Мысль о том, что он может уйти, испугала ее так, что даже чудеса колдовского мира внезапно потеряли в ее глазах всякую привлекательность. Уж кому-кому, а Веронике было совершенно ясно, что без Овечкина их маленькая, и так-то не слишком дружная компания сразу же развалится окончательно. Антон смотрит на капитана Хиббита волком. Капитан Хиббит как был, так и остается темной лошадкой… никто не знает, о чем он думает, а спрашивать – и страшновато, и бесполезно. Сама она реагирует на каждое не понравившееся слово, как минный взрыватель… да, положеньице! И представить только, что никто уже не улыбнется им мягкой, подкупающей улыбкой и не уведет разговор в безопасную сторону…
Михаил Анатольевич как будто заколебался.
– Вы же хотели увидеть Квейтакку, помните? – торопливо добавила Вероника. – Вы даже говорили, что обратный эффект поймал вас в ловушку только из-за этого желания. И неужели вам нельзя задержаться еще немного? Хотя бы на два дня?
– Я увидел Квейтакку, – сказал Овечкин. – И ни о чем не жалею.
– И вы думаете, этого достаточно? – удивилась Вероника. – Силы судьбы сорвали вас с места ради вот этого короткого мгновения?
– Разумеется, нет, – спокойно ответил он. – Суть я понял не сразу… но все-таки понял.
Михаил Анатольевич окинул вновь смягчившимся взглядом волшебную поляну, пламенеющие лесные кроны, осиянные светом дубы на склоне холма. И, повернувшись к сказочнице, продолжил:
– Я сказал вам тогда, Вероника Андреевна, что Квейтакка долгое время была моей несбыточной мечтой. Несбыточной потому, что попасть сюда можно только с помощью магии, а ею я заниматься я не хотел. Так вот… я перепутал причину и следствие – я думал, что меня вовлекло в ловушку обратного эффекта и заставило заняться магией именно это желание, которое я таил от себя самого, – увидеть Квейтакку. Оказалось, наоборот – я хотел увидеть ее, для того чтобы вернуться к магии. Вроде бы просто… но отчего-то самые простые вещи бывает труднее всего понять!
Пять лет я боялся смертельно… себя самого. Я был уверен, что стоит мне хотя бы один раз снова ощутить свою силу, свою власть над вещами и людьми, как этот гибельный соблазн завладеет мною целиком. И я опять стану тем, кем был когда-то, в другой жизни – безжалостным, бессердечным человеком, которого не будет интересовать уже ничто, кроме этой власти и знаний, ее дарующих.
Я ошибался. Вот я попробовал… и ничего не случилось. Я остался самим собой. И понимаю теперь, что возврата к прошлому нет. И страха больше нет.
Он перевел дух, светло улыбнулся Веронике и Каролю, слушавшим его с напряженным вниманием.
– На самом деле это путешествие дало мне так много, что я не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы меня в него вовлекли. Всю жизнь, должно быть, буду благословлять тот миг, когда открыл дверь и увидел на пороге вас – двух вестников судьбы. Великое счастье – свобода от прошлого!.. Не знаю, к чему в конце этой дороги придете вы, но от всей души желаю того же – понять, зачем вы туда шли. Все неспроста – помните, Вероника Андреевна? Уж вы-то всяко поймете.
Михаил Анатольевич перевел взгляд на Кароля.
– Надеюсь, поймете и вы, капитан… невзирая на все ваше упрямство. И вы… – он повернул голову к Антону.
Тот, сидя в стороне, тоже напряженно слушал, не сводя с Овечкина горящих странным огнем глаз. И Михаил Анатольевич продолжил:
– Вы, Антон Николаевич, кажетесь на первый взгляд человеком, угодившим в ловушку судьбы совершенно случайно. Но это не так. Вы мужественны и сильны, и как будто хорошо знаете, чего вы хотите. Но и это не так. Как и все мы, вы находитесь в ловушке, которую на самом деле создали для себя сами. Выберитесь из нее, пожалуйста. У вас достанет для этого силы.
Антон коротко кивнул, и Овечкин снова повернулся к Веронике и Каролю. Увидел их растерянные, ожидающие лица и, смущенно улыбнувшись, сказал:
– Ну вот, целую речь произнес! Как будто и впрямь уже прощаюсь с вами. Ладно… так и быть, задержусь на пару дней. Вы правы, капитан. Надо научить Веронику Андреевну защищаться самостоятельно. На всякий случай…
Лицо капитана Хиббита просветлело, а Вероника, испытав невероятное облегчение, еле удержалась от того, чтобы броситься Овечкину на шею.
– Михаил Анатольевич, милый… спасибо! – пролепетала она, сама не зная толком, что говорит. – Я так рада! Я давно… может быть… когда-нибудь… потом вы возьмете меня в настоящие ученицы?
– А что, и возьму, – сказал он с добродушной усмешкой. – Когда мы все вернемся домой. Если, конечно, к тому времени у вас не появится другой учитель… И если вы признаетесь наконец, – добавил он неожиданно, – кто же все-таки направил вас с капитаном ко мне? Надеюсь, теперь вы уже не думаете, что я способен оторвать ему голову?
Вероника несколько растерялась.
– Ой, – сказала она, хлопая глазами. – Кто направил… я бы и сама хотела это знать! Кот какой-то, серенький, тощий, назваться отказался…
Овечкин состроил недоуменную мину. Потом лицо его прояснилось.
– А ты?.. – снова заикнулся эльф, который столь бесстрастно заявил поначалу, что собирается арестовать капитана.
– У меня еще есть тут дела. Марш, я сказал!
Эльфы снова кивнули. Ухватили подпоручика Кичигу за коротенькие ручки и… исчезли. Без шума, треска, световых вспышек и прочих привлекающих внимание эффектов…
А капитан Хиббит устало вздохнул и повернулся к своим спутникам.
– На этот раз выкрутился. Что ж… пора и нам убираться отсюда, пока еще кто-нибудь не приперся. Кажись, с меня довольно!
Вопрос, куда именно убираться, более не вставал, и Вероника вздохнула с облегчением. Пусть, пусть магистр Робинрауд подождет – авось, дождется прибытия квейтанской армии раньше, чем возвращения капитана Хиббита, и последнему не с кого будет взыскивать свой должок…
«Вот как, оказывается, выглядят наши перелеты со стороны, – подумала она, когда все четверо тоже взялись за руки. – Пожалуй, можно ничего и не заметить, если не смотреть в упор, как я смотрела на эльфов. И по Шеморе не расползутся слухи о нечистой силе, пропадающей прямо на глазах!»
Все дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы успеть хотя бы отчасти осознать и прочувствовать – вот он, долгожданный миг исполнения мечты, вот она, свищущая сквозняками больших дорог свобода от всех и всяческих заклятий, вот оно, торжественное вступление на землю загадочного волшебного мира…
Капитан Хиббит шевельнул губами, и они оказались в другом предместье киникейской столицы – в отличие от Бродяжьей пустоши благоустроенном, ухоженном, похожем на настоящий дачный поселок. Тут даже садики имелись вокруг домов, хотя с трудом верилось, что в них когда-нибудь могут зацвести цветы.
На узких улочках не видать было ни души, но в окнах кое-где горел свет. Тарианцы просыпались. Небо так и не расчистилось, мокрый снегопад усилился. И уж совершенно не верилось, что где-то – совсем рядом, по другую сторону незримой границы между мирами – стоит ясное, непреходящее лето. И что четверо путников войдут сейчас под своды зеленого, озаренного солнцем леса, или окажутся на берегу реки, искрящейся в солнечных лучах, с порхающими над камышом стрекозами, или пусть даже в городе – но в другом, светлом, теплом, под чистыми голубыми небесами…
Михаил Анатольевич вынул из кармана свой Ксантор. Золотой круг света лег на мостовую, где начал уже скапливаться серый, слякотный снежок.
Все четверо торопливо шагнули один за другим в этот круг и оказались… в сказке.
Глава 27
Вероника, которую на сей раз пропустили первой – из опасения, как бы заклятие вдруг не вернулось в последний миг, – даже не устояла от неожиданности на ногах. Так и села, где была, прямо в высокую, по колено, траву.
…Сколько раз ей снилась эта земля, сколько раз она силилась представить себе ее красоту!.. Но действительность превосходила все ожидания, и самые смелые фантазии блекли перед истинной прелестью колдовской страны, которую, как теперь только поняла Вероника, невозможно описать никогда, никакими словами…
Спутники ее один за другим тоже опустились наземь, словно бы и их не держали ноги. Но Веронике сейчас было не до них.
В Квейтакке вставало солнце – настоящее солнце, и половина неба пламенела огненно-розовой зарей. Небольшая лужайка, на краю которой они очутились, выйдя из Тарианы, находилась еще в тени холма, возвышавшегося по левую руку. Но трава, вся в брызгах росы, сама по себе излучала нежное зеленоватое сияние, и разноцветными радужными искрами сверкали разбросанные в ней мелкие полевые цветы. По правую руку начинался лес, высокий, прозрачно горящий зелено-золотым костром, и в кронах его звенели дивно слаженным оркестром голоса небывалых птиц. Куст шиповника пышно раскинулся на берегу мелкого ручья, пересекавшего лужайку, и… тихо пел тоже – алые светящиеся цветки перекликались тонкими, едва слышными голосками.
За ручьем лужайка поднималась, постепенно переходя в склон холма, на котором там и тут росли кряжистые, похожие на дубы деревья с раскидистыми кронами. Надо ли говорить, что они тоже светились, каждым листком, каждой морщинкой коры?..
К стволу одного из них, стоявшего ближе к вершине, прилепился крохотный домишко, желтый с красной крышей, – поместиться в таком мог разве что енот. В стене, обращенной к путникам, виднелось круглое окошечко с кружевной занавеской, еноту явно не надобной… В боковой стене домика была овальная дверь. На ней висел миниатюрный замочек.
Что-то упало с дерева, возможно, желудь, мелькнуло на лету оранжевой искоркой, кануло в траву. В лесу застучал дятел, послышался чей-то далекий, тихий, серебристо звучащий смех. На цветок шиповника опустилась большая бабочка, синяя с позолотой. Повернулась к Веронике и неожиданно погрозила ей тонюсенькой лапкой…
– …Стоило пережить всю эту кучу неприятностей, чтобы увидеть такое лицо, какое сейчас у Вероники Андреевны, – услышала сказочница смеющийся голос капитана Хиббита и повернулась к нему.
Кароль смотрел на нее, улыбаясь, и сам выглядел… таким капитана она еще не видела. Лицо – смягчившееся, растроганное. В глазах – тепло, в улыбке нежность… пожалуй, сейчас он был даже красив. Почти как эльфы, что явились его арестовывать.
За эту улыбку Вероника простила ему разом все былые обиды. И так же легко улыбнулась в ответ.
Он отвел взгляд. Посмотрел на Антона, на Овечкина. Она тоже взглянула на них и поняла, что имел в виду капитан Хиббит. Ради того, чтобы увидеть такие лица, можно было пережить и побольше!
Притихшие, побледневшие, с широко распахнутыми глазами, оба казались завороженными до конца своей жизни. Два маленьких мальчика, попавшие в волшебный сон наяву, сидели перед Вероникой, а не взрослые мужчины, давно и хорошо знающие, что такое страдание, борьба, любовь, смерть… Антон, закусив губу, смотрел на поющий куст шиповника так, словно хотел запомнить его навеки, и в глазах ее старого друга стояли слезы. А Михаил Анатольевич замер, уставясь на пламенеющие лесные кроны, и, казалось, ничто и никогда не заставит его отвести от них взгляда.
Но тут Кароль заговорил снова.
– Как ни жаль разрушать очарование момента, – сказал он, – но я вынужден поднять вас на ноги, друзья. Надо двигаться дальше – даже здесь еще слишком опасно для нас. И граница рядом, и городок Туна, где скоро, как я надеюсь, будет полно правительственных войск…
Оба медленно повернули к нему головы. Заморгали растерянно, пробуждаясь от волшебного сна. Потом Антон опять отвернулся, а Михаил Анатольевич тяжело вздохнул. Провел по лицу рукой, и взгляд его, утратив отрешенно-мечтательное выражение, вновь сделался спокойным и твердым.
И даже несколько холодным, как будто он еще помнил последний разговор с Каролем на Бродяжьей пустоши и до сих пор сердился на капитана за мстительные его планы. Так, во всяком случае, подумалось Веронике, и сердце у нее слегка екнуло. Похоже, «очарование момента» сейчас разрушится окончательно и бесповоротно…
И когда Овечкин заговорил, подозрения ее полностью подтвердились.
– Дальше… надеюсь, вы не забыли, капитан Хиббит, что я не обещал сопровождать вас до самого конца? – спросил он, глядя на Кароля испытующе. – Моя роль почти завершена, и очень скоро я с вами расстанусь!
После чего он поднялся на ноги и принялся расстегивать куртку.
До сих пор никто и не вспомнил, что одеты они соответственно тарианским морозам. Теперь же Кароль, вскочив на ноги, последовал примеру Овечкина и торопливо сбросил ненужную куртку с плеч.
– То есть? Что вы этим хотите сказать?
Маленький, легкий, гибкий, ростом он был даже ниже Михаила Анатольевича и казался рядом с ним пятнадцатилетним подростком. Овечкин так и посмотрел на него – чуть снисходительно, как на неразумного ребенка.
– До Квейтакки вы добрались, и мне осталось помочь вам только в одном, – спокойно объяснил он. – Защитить Веронику Андреевну от ментального вмешательства. После чего с моим обратным эффектом будет покончено, и я смогу вернуться домой, где меня, между прочим, давно ждут жена и дети.
Кароль досадливо цокнул языком.
– Черт… я, конечно, не забыл, но…
– Думали, что я уже никогда не расстанусь с вами? – Овечкин сдержанно улыбнулся. – Увы! Мавр сделает свое дело, и может, как говорится, уходить. Так что простите меня, конечно, и не обижайтесь, но далее все возникающие проблемы лягут исключительно на ваши плечи, капитан.
– Я понял, – сказал Кароль.
Он бросил быстрый взгляд на Веронику, на Антона, нахмурился. Затем снова вскинул глаза на Овечкина.
– Разумеется, никаких обид быть не может. Я очень благодарен вам за все, что вы сделали для нас… но одна только просьба, Михаил Анатольевич… последняя!
– Какая же?
– Не могли бы вы не просто защитить Веронику Андреевну, но и научить ее ставить защиту самостоятельно? На всякий пожарный случай? Это ведь недолгое дело, учитывая способности нашей с вами очаровательной подопечной – день, два, не более!
Вероника встрепенулась и поспешно поднялась на ноги, скинув заодно подбитую мехом курточку, ставшую вдруг невыносимо жаркой.
– Да, Михаил Анатольевич, пожалуйста, – сказала она, умоляюще глядя на него. – Я тоже прошу вас об этом!
Мысль о том, что он может уйти, испугала ее так, что даже чудеса колдовского мира внезапно потеряли в ее глазах всякую привлекательность. Уж кому-кому, а Веронике было совершенно ясно, что без Овечкина их маленькая, и так-то не слишком дружная компания сразу же развалится окончательно. Антон смотрит на капитана Хиббита волком. Капитан Хиббит как был, так и остается темной лошадкой… никто не знает, о чем он думает, а спрашивать – и страшновато, и бесполезно. Сама она реагирует на каждое не понравившееся слово, как минный взрыватель… да, положеньице! И представить только, что никто уже не улыбнется им мягкой, подкупающей улыбкой и не уведет разговор в безопасную сторону…
Михаил Анатольевич как будто заколебался.
– Вы же хотели увидеть Квейтакку, помните? – торопливо добавила Вероника. – Вы даже говорили, что обратный эффект поймал вас в ловушку только из-за этого желания. И неужели вам нельзя задержаться еще немного? Хотя бы на два дня?
– Я увидел Квейтакку, – сказал Овечкин. – И ни о чем не жалею.
– И вы думаете, этого достаточно? – удивилась Вероника. – Силы судьбы сорвали вас с места ради вот этого короткого мгновения?
– Разумеется, нет, – спокойно ответил он. – Суть я понял не сразу… но все-таки понял.
Михаил Анатольевич окинул вновь смягчившимся взглядом волшебную поляну, пламенеющие лесные кроны, осиянные светом дубы на склоне холма. И, повернувшись к сказочнице, продолжил:
– Я сказал вам тогда, Вероника Андреевна, что Квейтакка долгое время была моей несбыточной мечтой. Несбыточной потому, что попасть сюда можно только с помощью магии, а ею я заниматься я не хотел. Так вот… я перепутал причину и следствие – я думал, что меня вовлекло в ловушку обратного эффекта и заставило заняться магией именно это желание, которое я таил от себя самого, – увидеть Квейтакку. Оказалось, наоборот – я хотел увидеть ее, для того чтобы вернуться к магии. Вроде бы просто… но отчего-то самые простые вещи бывает труднее всего понять!
Пять лет я боялся смертельно… себя самого. Я был уверен, что стоит мне хотя бы один раз снова ощутить свою силу, свою власть над вещами и людьми, как этот гибельный соблазн завладеет мною целиком. И я опять стану тем, кем был когда-то, в другой жизни – безжалостным, бессердечным человеком, которого не будет интересовать уже ничто, кроме этой власти и знаний, ее дарующих.
Я ошибался. Вот я попробовал… и ничего не случилось. Я остался самим собой. И понимаю теперь, что возврата к прошлому нет. И страха больше нет.
Он перевел дух, светло улыбнулся Веронике и Каролю, слушавшим его с напряженным вниманием.
– На самом деле это путешествие дало мне так много, что я не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы меня в него вовлекли. Всю жизнь, должно быть, буду благословлять тот миг, когда открыл дверь и увидел на пороге вас – двух вестников судьбы. Великое счастье – свобода от прошлого!.. Не знаю, к чему в конце этой дороги придете вы, но от всей души желаю того же – понять, зачем вы туда шли. Все неспроста – помните, Вероника Андреевна? Уж вы-то всяко поймете.
Михаил Анатольевич перевел взгляд на Кароля.
– Надеюсь, поймете и вы, капитан… невзирая на все ваше упрямство. И вы… – он повернул голову к Антону.
Тот, сидя в стороне, тоже напряженно слушал, не сводя с Овечкина горящих странным огнем глаз. И Михаил Анатольевич продолжил:
– Вы, Антон Николаевич, кажетесь на первый взгляд человеком, угодившим в ловушку судьбы совершенно случайно. Но это не так. Вы мужественны и сильны, и как будто хорошо знаете, чего вы хотите. Но и это не так. Как и все мы, вы находитесь в ловушке, которую на самом деле создали для себя сами. Выберитесь из нее, пожалуйста. У вас достанет для этого силы.
Антон коротко кивнул, и Овечкин снова повернулся к Веронике и Каролю. Увидел их растерянные, ожидающие лица и, смущенно улыбнувшись, сказал:
– Ну вот, целую речь произнес! Как будто и впрямь уже прощаюсь с вами. Ладно… так и быть, задержусь на пару дней. Вы правы, капитан. Надо научить Веронику Андреевну защищаться самостоятельно. На всякий случай…
Лицо капитана Хиббита просветлело, а Вероника, испытав невероятное облегчение, еле удержалась от того, чтобы броситься Овечкину на шею.
– Михаил Анатольевич, милый… спасибо! – пролепетала она, сама не зная толком, что говорит. – Я так рада! Я давно… может быть… когда-нибудь… потом вы возьмете меня в настоящие ученицы?
– А что, и возьму, – сказал он с добродушной усмешкой. – Когда мы все вернемся домой. Если, конечно, к тому времени у вас не появится другой учитель… И если вы признаетесь наконец, – добавил он неожиданно, – кто же все-таки направил вас с капитаном ко мне? Надеюсь, теперь вы уже не думаете, что я способен оторвать ему голову?
Вероника несколько растерялась.
– Ой, – сказала она, хлопая глазами. – Кто направил… я бы и сама хотела это знать! Кот какой-то, серенький, тощий, назваться отказался…
Овечкин состроил недоуменную мину. Потом лицо его прояснилось.