Когда пришел волшебник
Часть 54 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пойдешь, – жестко сказал капитан Хиббит. – Кроме всего прочего, у меня есть для тебя поручение. Ты – моя единственная надежда. Будешь караулить на Кортуне квейтанцев – они непременно явятся туда за мной, если уже не явились, – и передашь донесение. Хоть тресни… даже ценой собственного ареста. Ты понял? Я потом тебя выручу, обещаю.
Грикардос почесал в затылке.
– Ну, если только донесение передать… чтоб подмогу прислали…
Он раздумчиво покивал головой и ушел в свой угол.
– Подождите, – сказал Михаил Анатольевич. – Коли на то пошло, кавалер Грикардос не единственная ваша надежда, капитан. Есть еще я… и я вполне могу отправиться ненадолго на Землю и передать ваше донесение тамошней Страже.
– Можете, – сказал Кароль. – Но вы также можете привести за собой хвост. Что, скорее всего, и случится, как бы вы ни старались оторваться. В Стражу кого попало не берут. Вам устроят форменный допрос – кто вы, откуда знаете про Тариану и про ворота…
– Но мы уже шли на такой риск здесь…
– Это другое дело, – перебил Кароль. – Я был рядом.
– Не вижу логики…
– Логика проста. Если бы вас задержали, я бы это увидел. И мог принять меры. Стража вас в конце концов отпустила бы, но вы не привели бы ее к нам. А уж потом я как-нибудь да связался бы с вами… Поймите меня правильно – я не зря так опасаюсь встречи со Стражей. Если меня арестуют, мне придется по-настоящему плохо… в сравнении с этим даже Орден Люмьер Нуар – семечки. И рисковать я больше не хочу.
В разговоре вновь наступила пауза. Капитан Хиббит впервые заговорил о грозившем ему наказании без обычной насмешливой улыбки, и Веронике, когда она представила, что все это – стирание памяти и высылка из волшебной страны – может случиться с ним на самом деле, сделалось очень не по себе. Все из-за нее и ее желаний…
Затянувшееся молчание снова прервал Овечкин.
– Я вот думаю порой, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – так ли уж важно это самое спасение мира, о котором постоянно пекутся герои – и в литературе, и в жизни? Мне почему-то кажется, что спасение отдельной человеческой души важно не менее. А то и более. Ведь мир, в конце концов, состоит из людей…
– Да, – перебил его Кароль. – Вы абсолютно правы, Михаил Анатольевич. Я понимаю, что вы хотите сказать, и о людях, поверьте, я тоже думаю. О тарианцах, например. А еще… – Он криво усмехнулся. – Вы знаете, чего я всегда боюсь – пока спасаю миры? Боюсь, надо признаться, больше всего на свете… столкнуться на этих крутых дорожках со своим старшим братом, Идали!
Он умолк, вытащил из кармана коробку сигар, раскурил одну – руки при этом слегка дрожали. И, сделав несколько глубоких затяжек, продолжил:
– Так уж случилось, что мы служим разным силам. И как в моем случае выбор сделали за меня – нашелся добрый человек, который вытащил из грязи, – так и брат мой не сам выбрал свою дорогу. Он от рожденья обладал магическим талантом… и был еще маленьким мальчиком, когда им заинтересовался один из Восставших Изначально. Демон высшей иерархии взялся за дело самолично – где уж тут устоять ребенку!
Теперь Идали служит тьме. Он тоже – черный магистр. И не сегодня-завтра… через год, через двадцать лет судьба обязательно сведет нас лицом к лицу. И что вы предложите мне делать – печься о спасении его души, когда на карте будут лежать судьбы мира?! Все не так просто, Михаил Анатольевич… О его душе есть кому позаботиться, помимо меня, и, надеюсь, душа эта не вовсе потеряна для добра, если в ней живет – способна жить! – великая любовь к женщине. Я же буду лучше думать о мире, который мне придется защищать от своего брата, иначе… страшно подумать, чем это может кончиться.
Кароль снова нервно затянулся, и Овечкин, воспользовавшись паузой, сказал:
– Я не предлагаю вам печься о его душе или чьей-то еще. Я говорю о вашей собственной…
– О моей? – деланно удивился капитан Хиббит. – С ней что-то не в порядке? Нет, я, конечно, ангелом себя не считаю, но все-таки…
Михаил Анатольевич улыбнулся.
– Будьте вы хоть чертом, капитан… я имею в виду вовсе не ваши грехи.
– Да? А что же?
– Подумайте немного – в кратком промежутке между спасениями миров.
Капитан Хиббит посмотрел на него сердито.
– Это вы к тому, что желание мести недостойно благородного человека? Вы уже намекали… Может, оно и так, но я имел неосторожность дать клятву. И сдержу ее.
Михаил Анатольевич тяжело вздохнул.
– Ну, если вы хотите думать, что я говорю именно об этом, – думайте… Кажется, кавалер Грикардос уже собрался в дорогу?
– Давно, – сказал гном. – Да заслушался… Это ты про того своего братца, Кароль, который взял в жены деву из рода асильфи?
Капитан молча кивнул.
– Чудны дела Твои, Господи, – благочестиво молвил Кутерьма. – Никому не ведомо, где они умудрились встретиться и как полюбили друг дружку… Ладно. Пойдемте, что ли?
Гном забросил за плечи тяжеленную суму с камнями и окинул, прощаясь, печальным взглядом свое подземелье – этому уютному жилью только и оставалось теперь, что сделаться приютом воров и прочего разбойного люда Шеморы, успевшего протоптать сюда дорожку.
Но у беспокойных гостей Кутерьмы возникла тем временем некоторая заминка с верхней одеждой. Поскольку Кароль и Михаил Анатольевич волей обстоятельств оставили свои куртки в кафе «Львы на страже», им опять не в чем было выйти на мороз. Гному пришлось еще порыться в запасах и выдать им какие-то драные тулупчики, которые Овечкин по требованию капитана срочно превратил в приблизительное подобие прежних модных нарядов.
Уладив наконец этот вопрос, они оделись и взялись за руки. Переносить всю многочисленную компанию предстояло капитану Хиббиту – только он и помнил деревянного чертика и прочие приметы места, где вышел со своими спутниками из Маго.
И вскоре они уже стояли на пустынной улице и прощались с кавалером Грикардосом.
– …Ты все понял? – в третий раз спросил у него Кароль. – Опушка рощи на вершине холма, откуда спускается дорога к Козиринге, – там и карауль. Хоть письменные сообщения подкидывай, хоть знаки на земле черти, хоть сам стой столбом дожидаючись, но чтобы все было передано!
– Да понял я, понял, – в третий раз покорно ответил Грикардос. – Выпускайте уж наконец!
Михаил Анатольевич достал свой Ксантор, прицелился…
И тут гном вдруг сказал:
– Стой-ка… нагни голову, Кароль! Что это у тебя там?
Капитан Хиббит наклонился к нему, и Кутерьма осторожно, двумя пальцами, снял с его белой челки крохотную божью коровку.
– Надо же… и откуда только взялась, среди мерзлоты этой? – Гном покачал головой, выудил из кармана маленькую коробочку и запустил в нее жучка. – Выпущу на Кортуне. Тепло там, говоришь?
– Даже жарко. Ну, счастливо, Гришка!
Все обнялись и расцеловались с гномом.
Из Ксантора вырвался золотой луч. Кавалер Грикардос шагнул в образованный им на мостовой круг света и пропал…
Оставшиеся четверо путников тут же перенеслись в гостиницу, местоположение и название которой знал один только капитан Хиббит. Разглядывать, куда они попали, уже ни у кого не было ни желания, ни сил. Разойдясь по номерам, все немедленно улеглись спать – Кароль грозился разбудить их чуть свет, а до этого самого света оставалось лишь несколько часов.
Время не ждало и не позволяло им отныне задерживаться в одном месте надолго. По следу их вот-вот должен был пустить своих поджигателей войны черный магистр Робинрауд. Можно было не сомневаться в том, что разгром особняка и побег пленников разозлили его чрезвычайно. И не зря, надо полагать, так старательно пряталась от магистра его же собственная приспешница, провинившаяся красотка Алиэтта…
Глава 25
Едва проснувшись, капитан Хиббит заказал завтрак на четверых, и пока он будил остальных, горничная накрыла скромный стол у него в номере.
Спутники капитана, сонные и хмурые, разместились за этим столом не без труда – кто на стульях, кто на кровати. Сам капитан выглядел не лучше прочих, а то и хуже. Лицо его казалось серым и осунувшимся… хотя, возможно, в том повинен был тусклый свет газовой лампы, единственной на всю тесноватую комнатушку.
Гасить лампы было еще рановато. Небеса хоть и сделались уже из черных темно-синими, но рассветом это назвать было трудно. Спать хотелось смертельно, и кусок никому не лез в горло.
Вероника ограничилась чашкой какого-то невнятного напитка, похожего на чай. Аппетита у нее не было вовсе. И пока мужчины нехотя жевали бутерброды, запивая их той же сладковатой бурдой, сказочница думала о белокуром маге со шрамом – о Меченом, который успел явиться ей вновь в недолгие часы сна, выпавшие в эту бурную ночь на долю злополучных странников.
И опять он молчал, только взглядывал на нее печальными карими глазами и уходил куда-то, растворяясь во тьме…
Но в этом сне, в отличие от предыдущего, было нечто необычное, растревожившее ее сердце, и Вероника никак не могла подобрать слова, чтобы рассказать о нем своим спутникам. А рассказать было надо, потому что скрывать второе явление Меченого она не собиралась. Это что-то да значило… и кому же и разбираться в таких вещах, как не магам?
Наконец Вероника решилась. Все как раз покончили с едой, курящие закурили, капитан Хиббит уже два раза посмотрел на свои драгоценные часы от Картье – из белого золота, с сапфировым колесиком… вот-вот потянет, мститель чертов, всю компанию куда-нибудь еще, и станет не до разговоров…
Она открыла рот, снова закрыла. И в этот момент Кароль взглянул на нее.
– Вы хотите что-то сказать, Вероника Андреевна?
– Хочу…
И, запинаясь, испытывая почему-то ужасную неловкость, она поведала им о том, что вот уже вторую ночь ее преследует во сне Меченый.
Оба мага нахмурились. Антон стиснул зубы.
– Я надеялся, что он нас потерял, – сказал после некоторой паузы Кароль. – Вот ловкий черт! Уж сколько мы носились по городу… Впрочем, потерял, не потерял, разница невелика. Все равно нам надо искать его самим. Михаил Анатольевич, может, займетесь наконец?
Тот вместо ответа посмотрел на сказочницу. И мягко спросил:
– Вы что-то не договорили, Вероника Андреевна?
– Да. Мне кажется… он нам не враг, – смущенно сказала она. – Я не знаю, что ему надо, но…
Вероника снова запнулась.
Трое мужчин молча смотрели на нее и ждали продолжения. Пришлось собраться с духом.
– Он очень странно выглядел сегодня. Как будто… ох, так трудно описать… как будто у него два лица, и одно просвечивает сквозь другое. Нет, не так. Не просвечивает. За одним лицом – тем, со шрамом, которое вы все видели, – как бы встает другое… и не лицо даже – лик. Все сияет – глаза, волосы… И этот лик… он не красив, он – прекрасен. Именно такими мне всегда представлялись ангелы…
Она бросила короткий взгляд на капитана Хиббита, сбилась окончательно и умолкла. А тот вдруг сказал:
– Похоже, наш Меченый и есть ангел.
И добавил обычным легкомысленным тоном:
– Вы, Вероника Андреевна, достаточно точно описали эффект, который возникает у асильфи в аффективном состоянии!
– Что? – растерялась она. – В каком состоянии?
Грикардос почесал в затылке.
– Ну, если только донесение передать… чтоб подмогу прислали…
Он раздумчиво покивал головой и ушел в свой угол.
– Подождите, – сказал Михаил Анатольевич. – Коли на то пошло, кавалер Грикардос не единственная ваша надежда, капитан. Есть еще я… и я вполне могу отправиться ненадолго на Землю и передать ваше донесение тамошней Страже.
– Можете, – сказал Кароль. – Но вы также можете привести за собой хвост. Что, скорее всего, и случится, как бы вы ни старались оторваться. В Стражу кого попало не берут. Вам устроят форменный допрос – кто вы, откуда знаете про Тариану и про ворота…
– Но мы уже шли на такой риск здесь…
– Это другое дело, – перебил Кароль. – Я был рядом.
– Не вижу логики…
– Логика проста. Если бы вас задержали, я бы это увидел. И мог принять меры. Стража вас в конце концов отпустила бы, но вы не привели бы ее к нам. А уж потом я как-нибудь да связался бы с вами… Поймите меня правильно – я не зря так опасаюсь встречи со Стражей. Если меня арестуют, мне придется по-настоящему плохо… в сравнении с этим даже Орден Люмьер Нуар – семечки. И рисковать я больше не хочу.
В разговоре вновь наступила пауза. Капитан Хиббит впервые заговорил о грозившем ему наказании без обычной насмешливой улыбки, и Веронике, когда она представила, что все это – стирание памяти и высылка из волшебной страны – может случиться с ним на самом деле, сделалось очень не по себе. Все из-за нее и ее желаний…
Затянувшееся молчание снова прервал Овечкин.
– Я вот думаю порой, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – так ли уж важно это самое спасение мира, о котором постоянно пекутся герои – и в литературе, и в жизни? Мне почему-то кажется, что спасение отдельной человеческой души важно не менее. А то и более. Ведь мир, в конце концов, состоит из людей…
– Да, – перебил его Кароль. – Вы абсолютно правы, Михаил Анатольевич. Я понимаю, что вы хотите сказать, и о людях, поверьте, я тоже думаю. О тарианцах, например. А еще… – Он криво усмехнулся. – Вы знаете, чего я всегда боюсь – пока спасаю миры? Боюсь, надо признаться, больше всего на свете… столкнуться на этих крутых дорожках со своим старшим братом, Идали!
Он умолк, вытащил из кармана коробку сигар, раскурил одну – руки при этом слегка дрожали. И, сделав несколько глубоких затяжек, продолжил:
– Так уж случилось, что мы служим разным силам. И как в моем случае выбор сделали за меня – нашелся добрый человек, который вытащил из грязи, – так и брат мой не сам выбрал свою дорогу. Он от рожденья обладал магическим талантом… и был еще маленьким мальчиком, когда им заинтересовался один из Восставших Изначально. Демон высшей иерархии взялся за дело самолично – где уж тут устоять ребенку!
Теперь Идали служит тьме. Он тоже – черный магистр. И не сегодня-завтра… через год, через двадцать лет судьба обязательно сведет нас лицом к лицу. И что вы предложите мне делать – печься о спасении его души, когда на карте будут лежать судьбы мира?! Все не так просто, Михаил Анатольевич… О его душе есть кому позаботиться, помимо меня, и, надеюсь, душа эта не вовсе потеряна для добра, если в ней живет – способна жить! – великая любовь к женщине. Я же буду лучше думать о мире, который мне придется защищать от своего брата, иначе… страшно подумать, чем это может кончиться.
Кароль снова нервно затянулся, и Овечкин, воспользовавшись паузой, сказал:
– Я не предлагаю вам печься о его душе или чьей-то еще. Я говорю о вашей собственной…
– О моей? – деланно удивился капитан Хиббит. – С ней что-то не в порядке? Нет, я, конечно, ангелом себя не считаю, но все-таки…
Михаил Анатольевич улыбнулся.
– Будьте вы хоть чертом, капитан… я имею в виду вовсе не ваши грехи.
– Да? А что же?
– Подумайте немного – в кратком промежутке между спасениями миров.
Капитан Хиббит посмотрел на него сердито.
– Это вы к тому, что желание мести недостойно благородного человека? Вы уже намекали… Может, оно и так, но я имел неосторожность дать клятву. И сдержу ее.
Михаил Анатольевич тяжело вздохнул.
– Ну, если вы хотите думать, что я говорю именно об этом, – думайте… Кажется, кавалер Грикардос уже собрался в дорогу?
– Давно, – сказал гном. – Да заслушался… Это ты про того своего братца, Кароль, который взял в жены деву из рода асильфи?
Капитан молча кивнул.
– Чудны дела Твои, Господи, – благочестиво молвил Кутерьма. – Никому не ведомо, где они умудрились встретиться и как полюбили друг дружку… Ладно. Пойдемте, что ли?
Гном забросил за плечи тяжеленную суму с камнями и окинул, прощаясь, печальным взглядом свое подземелье – этому уютному жилью только и оставалось теперь, что сделаться приютом воров и прочего разбойного люда Шеморы, успевшего протоптать сюда дорожку.
Но у беспокойных гостей Кутерьмы возникла тем временем некоторая заминка с верхней одеждой. Поскольку Кароль и Михаил Анатольевич волей обстоятельств оставили свои куртки в кафе «Львы на страже», им опять не в чем было выйти на мороз. Гному пришлось еще порыться в запасах и выдать им какие-то драные тулупчики, которые Овечкин по требованию капитана срочно превратил в приблизительное подобие прежних модных нарядов.
Уладив наконец этот вопрос, они оделись и взялись за руки. Переносить всю многочисленную компанию предстояло капитану Хиббиту – только он и помнил деревянного чертика и прочие приметы места, где вышел со своими спутниками из Маго.
И вскоре они уже стояли на пустынной улице и прощались с кавалером Грикардосом.
– …Ты все понял? – в третий раз спросил у него Кароль. – Опушка рощи на вершине холма, откуда спускается дорога к Козиринге, – там и карауль. Хоть письменные сообщения подкидывай, хоть знаки на земле черти, хоть сам стой столбом дожидаючись, но чтобы все было передано!
– Да понял я, понял, – в третий раз покорно ответил Грикардос. – Выпускайте уж наконец!
Михаил Анатольевич достал свой Ксантор, прицелился…
И тут гном вдруг сказал:
– Стой-ка… нагни голову, Кароль! Что это у тебя там?
Капитан Хиббит наклонился к нему, и Кутерьма осторожно, двумя пальцами, снял с его белой челки крохотную божью коровку.
– Надо же… и откуда только взялась, среди мерзлоты этой? – Гном покачал головой, выудил из кармана маленькую коробочку и запустил в нее жучка. – Выпущу на Кортуне. Тепло там, говоришь?
– Даже жарко. Ну, счастливо, Гришка!
Все обнялись и расцеловались с гномом.
Из Ксантора вырвался золотой луч. Кавалер Грикардос шагнул в образованный им на мостовой круг света и пропал…
Оставшиеся четверо путников тут же перенеслись в гостиницу, местоположение и название которой знал один только капитан Хиббит. Разглядывать, куда они попали, уже ни у кого не было ни желания, ни сил. Разойдясь по номерам, все немедленно улеглись спать – Кароль грозился разбудить их чуть свет, а до этого самого света оставалось лишь несколько часов.
Время не ждало и не позволяло им отныне задерживаться в одном месте надолго. По следу их вот-вот должен был пустить своих поджигателей войны черный магистр Робинрауд. Можно было не сомневаться в том, что разгром особняка и побег пленников разозлили его чрезвычайно. И не зря, надо полагать, так старательно пряталась от магистра его же собственная приспешница, провинившаяся красотка Алиэтта…
Глава 25
Едва проснувшись, капитан Хиббит заказал завтрак на четверых, и пока он будил остальных, горничная накрыла скромный стол у него в номере.
Спутники капитана, сонные и хмурые, разместились за этим столом не без труда – кто на стульях, кто на кровати. Сам капитан выглядел не лучше прочих, а то и хуже. Лицо его казалось серым и осунувшимся… хотя, возможно, в том повинен был тусклый свет газовой лампы, единственной на всю тесноватую комнатушку.
Гасить лампы было еще рановато. Небеса хоть и сделались уже из черных темно-синими, но рассветом это назвать было трудно. Спать хотелось смертельно, и кусок никому не лез в горло.
Вероника ограничилась чашкой какого-то невнятного напитка, похожего на чай. Аппетита у нее не было вовсе. И пока мужчины нехотя жевали бутерброды, запивая их той же сладковатой бурдой, сказочница думала о белокуром маге со шрамом – о Меченом, который успел явиться ей вновь в недолгие часы сна, выпавшие в эту бурную ночь на долю злополучных странников.
И опять он молчал, только взглядывал на нее печальными карими глазами и уходил куда-то, растворяясь во тьме…
Но в этом сне, в отличие от предыдущего, было нечто необычное, растревожившее ее сердце, и Вероника никак не могла подобрать слова, чтобы рассказать о нем своим спутникам. А рассказать было надо, потому что скрывать второе явление Меченого она не собиралась. Это что-то да значило… и кому же и разбираться в таких вещах, как не магам?
Наконец Вероника решилась. Все как раз покончили с едой, курящие закурили, капитан Хиббит уже два раза посмотрел на свои драгоценные часы от Картье – из белого золота, с сапфировым колесиком… вот-вот потянет, мститель чертов, всю компанию куда-нибудь еще, и станет не до разговоров…
Она открыла рот, снова закрыла. И в этот момент Кароль взглянул на нее.
– Вы хотите что-то сказать, Вероника Андреевна?
– Хочу…
И, запинаясь, испытывая почему-то ужасную неловкость, она поведала им о том, что вот уже вторую ночь ее преследует во сне Меченый.
Оба мага нахмурились. Антон стиснул зубы.
– Я надеялся, что он нас потерял, – сказал после некоторой паузы Кароль. – Вот ловкий черт! Уж сколько мы носились по городу… Впрочем, потерял, не потерял, разница невелика. Все равно нам надо искать его самим. Михаил Анатольевич, может, займетесь наконец?
Тот вместо ответа посмотрел на сказочницу. И мягко спросил:
– Вы что-то не договорили, Вероника Андреевна?
– Да. Мне кажется… он нам не враг, – смущенно сказала она. – Я не знаю, что ему надо, но…
Вероника снова запнулась.
Трое мужчин молча смотрели на нее и ждали продолжения. Пришлось собраться с духом.
– Он очень странно выглядел сегодня. Как будто… ох, так трудно описать… как будто у него два лица, и одно просвечивает сквозь другое. Нет, не так. Не просвечивает. За одним лицом – тем, со шрамом, которое вы все видели, – как бы встает другое… и не лицо даже – лик. Все сияет – глаза, волосы… И этот лик… он не красив, он – прекрасен. Именно такими мне всегда представлялись ангелы…
Она бросила короткий взгляд на капитана Хиббита, сбилась окончательно и умолкла. А тот вдруг сказал:
– Похоже, наш Меченый и есть ангел.
И добавил обычным легкомысленным тоном:
– Вы, Вероника Андреевна, достаточно точно описали эффект, который возникает у асильфи в аффективном состоянии!
– Что? – растерялась она. – В каком состоянии?