Когда оживают Страхи
Часть 40 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Узкое исхудавшее личико, хрупкое тельце ребенка. Но между тем знакомые до боли черты и желтые глаза. Конечно, не те узкие щелочки, заполненные потусторонним сиянием. Нет, просто необычайно широкая янтарная радужка. Да и в тот момент, когда приоткрыла рот, показались знакомые заостренные зубы.
Быть того не может! Как?..
Тень у ног беспокойно завозилась, превратилась в кошку и с любопытством уставилась на нежданную гостью. От моей безмолвной спутницы повеяло сомнениями, удивлением и смутным узнаванием.
– Где тебя носит, Мак-Моран? – зло прошипела До. Настоящая. Живая. Из плоти и крови. – Где?.. Я по вашим грязным норам брожу сутки, всю задницу отморозила! Жрать хочу! И ты не представляешь, как паршиво быть в этом дохлом теле! А все ты… Сначала разозлил, отчего решилась напасть в Самайн, и тем нарушила гейсы. Потом решила защитить тебя от того чудища, и получила сама. Я тебя ненавижу, Мак-Моран!
Она накинулась на меня с кулаками, принялась колотить в грудь и зашипела. Но вскоре выдохлась и замерла, не в силах что-либо вымолвить, способная лишь сверкать глазищами и тяжело сопеть.
Я смотрел на нее какое-то время. А потом осторожно сказал:
– Добро пожаловать в реальный мир. Есть, говоришь, хочешь?
– Хочу! – выпалила она. Но поняла, что прокололась. По-детски надула губы и сложила руки на груди.
– Тогда пойдем, – предложил я и протянул ладонь. – Заодно расскажешь, как так вышло, что ты здесь, а не там.
Аванпост Северного пограничья Олдуотера
Наши дни
– Кажется, мы опоздали, – мрачно сказал инквизитор, глядя на экран.
На выпуклом стекле сквозь рябь помех электронной трубки и мглу, что создавала толща воды, просматривалось черно-белое изображение. Контуры огромного цилиндрического строения, установленного на скальном основании дна, – жилой модуль аванпоста. Рядом такой же, но испещренный множеством ферм и шлюзовых труб, – порт. Чуть поодаль едва виднелся купол административного отсека, несколько коробок производственных цехов, массив антенн и сфера соларитового реактора, системы жизнеобеспечения.
Обычный с виду аванпост, рассчитанный на население до пяти тысяч человек и пробавляющийся добычей руд, торговлей с соседями. Скучный, казенный и до боли похожий на сотни таких же, разбросанных по пограничью Олдуотера и построенных по одному и тому же проекту.
Вот только необычным казалось то оживление, что царило вокруг поселения. На мутном экране видно, как из порта одна за другой отчаливают субмарины: тяжелые грузовики, легкие катера и батискафы, старые пассажирские лайнеры. Причем отчаливают в такой спешке, что ни о какой навигации не идет речи.
Прошла минута, и стало видно, как один из сухогрузов резко дал влево, задел пузатым боком пассажирский лайнер, сбил и поволок к корпусу аванпоста. И через две минуты обе субмарины окутались облаком пузырьков и медленно пошли на дно.
– Рули заклинило, – почти в полной тишине, повисшей в рубке линкора, прошептал молодой мичман. – Точно, рули. Не может же быть, что…
Ему никто не ответил. Никто не сделал замечание. Потому что остальные офицеры точно так же в мрачном молчании следили за гибелью аванпоста и кораблей. Но хуже всего была напряженная тишина, в которой сменялись картинки. Это было почему-то особенно жутко.
Техноэльмик повозился с настройками, навел резкость и фокус на портовом модуле. И стало видно, как из отдельных ниш будто пробки вылетают мелкие бочонки спаскапсул. Все, кто мог, покидали аванпост.
– Звук, – сухо приказал Ардал О’Хейс, мастер-инквизитор.
Ему вторил капитан судна, связист отреагировал, и через мгновение динамики взорвались жуткой какофонией: крики, плач, мольбы о помощи, ругань, какой-то скрежет и удары, рычание. Звуки разбежались по контрольной рубке корабля, множественным эхом полетели по коридорам. И каждый, кто слышал, невольно замер и вжал голову в плечи.
Связист уловил жест капитана и прикрутил громкость. А техноэльмик вновь сместил оптику и навел на пузатую тушу нестарого сухогруза в одной из ячеек порта. Узкий луч света скользнул по тонкому корпусу и высветил бортовой номер.
– Класс «кашалот», – произнес капитан. – И номер совпадает. Тот мичман, что вытащили из капсулы, не солгал. Автоматон-навигатор довел корабль до точки назначения, а местные не потрудились перехватить управление рейсовиком.
– Или не смутило то, что им отвечает машина, а люди молчат, – ответил шкиперу первый помощник. – Потом полезли открывать люк.
– Проклятый человеческий фактор! – проворчал капитан. – Лень, глупость и желание все пустить на самотек. Вот так зараза и проникла на станцию.
Картинка на мониторе снова вернулась к общему плану, и люди в рубке притихли. Лишь шум воды, скрип переборок и далекие крики пытающихся спастись жителей аванпоста носились под потолком. Тусклый рассеянный свет приборов и аварийных фонарей озарял бледные лица матросов и офицеров, искаженные гримасами ужаса и страха. В полумраке блестели расширенные глаза, чудилось испуганное движение.
Инквизитор целую минуту наблюдал за экраном. А затем повернулся к капитану, пронзил того холодным взглядом и повторил:
– Мы опоздали. А значит, действуем по запасному плану.
– Слушаюсь! – наигранно четко ответил шкипер. Оглянулся на связиста и приказал: – Выйти в эфир на всех частотах. Объявить общий приказ заглушить двигатели и предупреждение о том, что неповиновение будет караться торпедной атакой.
– Так точно! – отрапортовал офицер.
– Запустить локатор, слушать воду на предмет удаляющихся винтов.
– Слушаюсь! – отозвался другой.
– Загрузить торпеды, заполнить аппараты водой и открыть люки.
– Так точно!..
– Штурман, вывести линкор на позицию!
– Есть!
Простые приказы разбили онемение, и люди занялись тем, что умели. Привычка, рефлексы, механическая работа… это позволяет не думать. А там, где нет мыслей, нет и страха.
В рубке возникло движение: кто-то потянулся к приборам, кто-то к переговорным устройствам, иные бросились передавать приказы лично, карабкаясь по стремянкам, проскальзывая в узкие люки. Защелкали переключатели и рычаги, завертелись штурвалы и вентили. На панелях вспыхнули новые огоньки, а за бортом послышался далекий шум воды, мерно загудели двигатели.
Линкор медленно и тяжеловесно всплывал, разворачивался так, чтобы контролировать орудийными портами всю область вокруг поселения.
Никто из офицеров, кроме разве что первого помощника, не заметил, как к инквизитору подошел капитан и замер рядом, якобы случайно. Не поворачивая головы и не глядя в глаза клирику, тихо спросил:
– Вы уверены, ваше святейшество? Я бы не хотел допустить бойни.
– Действуем по плану, – повторил тот. Холодный и суровый, с непроницаемым лицом, будто вырезанным из цельного куска мрамора. – Активируйте тамплиеров, готовьте десантные боты. Мы обязаны сдержать заразу любой ценой. Кого сможем, спасем. Кто не подчинится, будет считаться зараженным. Вы знаете правила. Милосердие сейчас откликнется страшной бедой потом.
– Да. К сожалению, – пробормотал шкипер. – Но может статься, что мы прибыли позже, чем думаем сами. Гидроакустик докладывает, что шумы винтов слышны на много миль вокруг в разных направлениях. Аванпост начал эвакуацию задолго до нашего прибытия. Области действия локаторов и гидрофонов может не хватить, нашей скорости тоже. Быть в нескольких местах одновременно мы не сумеем физически.
Капитан умолк, а инквизитор помолчал. Потом повернул голову и посмотрел сквозь собеседника. Губы шепнули молитву, у глаз пролегли горькие морщинки.
– Свяжитесь с теми, с кем сможете. Непокорных уничтожить. Телеграфируйте на ближайшую базу флота, чтобы прислали подкрепление. И еще раз повторю: мы обязаны купировать нарыв. Когда закончим, отправимся проверять направления, по которым могли двинуться беженцы. И да поможет нам Бог!..
– Пусть спасет грешные души, – пробормотал капитан, судорожно сглотнув и осенив себя солнечным знамением. – И отмоет наши руки от крови невинных.
– Аминь, – мрачно подтвердил Ардал.
Грузовой корабль в водах Северного пограничья Олдуотера
Наши дни
Девочка плакала.
Не так, как младенец на руках у своей матери за соседним контейнером, что орал от холода и голода с такой силой, будто ему пилили ногу. И не так, как заливающийся слезами мальчишка по соседству, бормочущий об оставленной игрушке, о том, что хочет к отцу и не желает тут находиться. Не так, как рвущие на себе волосы в истерике женщины где-то в темноте трюма, оставившие мужей и детей.
Девочка плакала молча. Сидела с каменным лицом, смотрела в темноту. Но слезы лились и лились из глаз. И лишь иногда дыхание сбивалось до болезненного пыхтения, всхлипываний.
В полном мраке трюма, забитого людьми, мать не могла видеть, что происходит с дочерью. Плохо слышала из-за сбивчивого рокота старых двигателей субмарины и криков других людей. Но каким-то образом чувствовала, кутала ее в рваный плед и иногда вытирала щеки, ласково шептала:
– Все будет хорошо, Уна. Мы успели на корабль раньше прочих, мы отплыли одни из первых. А значит, спасены. Через сутки будем на пятом аванпосте, дядя Кахал нас приютит. И снова все будет так, как раньше.
Девочка молчала и продолжала лить слезы. И если бы не темнота, мать, наверное, обеспокоил бы ее пустой мертвый взгляд, в котором отражалось нечто потустороннее и чужое. Но, пожалуй, и только.
Существо училось. Существо еще не осознало себя, но постигло, что такое хитрость.
Пока оно не могло полноценно думать – для того требовалось поглотить гораздо больше, неизмеримо больше низших, – но звериные инстинкты подсказывали: лучше затаиться, спрятаться внутри маленького тела и подождать, пока их вывезут в новое место. Безопасное место. Туда, где жгучая соленая вода будет не за тонкими переборками, способными легко проломиться, а за надежными стенами.
Там можно будет поменять оболочку, сделать то, что оно сотворило в предыдущем поселении и с двумя кораблями до этого. И хотя существо испытывало страшную боль от гложущей неполноценности, но терпело. Сдерживалось, чтобы не накинуться и не поглотить окружающих. Привыкало, наблюдало и училось. И осознало: быть незаметным – лучшая стратегия.
Оно очень хотело вновь стать собой, стать чем-то большим, чем хищный и сильный паразит. И ради такой цели готово было немного поголодать…
Быть того не может! Как?..
Тень у ног беспокойно завозилась, превратилась в кошку и с любопытством уставилась на нежданную гостью. От моей безмолвной спутницы повеяло сомнениями, удивлением и смутным узнаванием.
– Где тебя носит, Мак-Моран? – зло прошипела До. Настоящая. Живая. Из плоти и крови. – Где?.. Я по вашим грязным норам брожу сутки, всю задницу отморозила! Жрать хочу! И ты не представляешь, как паршиво быть в этом дохлом теле! А все ты… Сначала разозлил, отчего решилась напасть в Самайн, и тем нарушила гейсы. Потом решила защитить тебя от того чудища, и получила сама. Я тебя ненавижу, Мак-Моран!
Она накинулась на меня с кулаками, принялась колотить в грудь и зашипела. Но вскоре выдохлась и замерла, не в силах что-либо вымолвить, способная лишь сверкать глазищами и тяжело сопеть.
Я смотрел на нее какое-то время. А потом осторожно сказал:
– Добро пожаловать в реальный мир. Есть, говоришь, хочешь?
– Хочу! – выпалила она. Но поняла, что прокололась. По-детски надула губы и сложила руки на груди.
– Тогда пойдем, – предложил я и протянул ладонь. – Заодно расскажешь, как так вышло, что ты здесь, а не там.
Аванпост Северного пограничья Олдуотера
Наши дни
– Кажется, мы опоздали, – мрачно сказал инквизитор, глядя на экран.
На выпуклом стекле сквозь рябь помех электронной трубки и мглу, что создавала толща воды, просматривалось черно-белое изображение. Контуры огромного цилиндрического строения, установленного на скальном основании дна, – жилой модуль аванпоста. Рядом такой же, но испещренный множеством ферм и шлюзовых труб, – порт. Чуть поодаль едва виднелся купол административного отсека, несколько коробок производственных цехов, массив антенн и сфера соларитового реактора, системы жизнеобеспечения.
Обычный с виду аванпост, рассчитанный на население до пяти тысяч человек и пробавляющийся добычей руд, торговлей с соседями. Скучный, казенный и до боли похожий на сотни таких же, разбросанных по пограничью Олдуотера и построенных по одному и тому же проекту.
Вот только необычным казалось то оживление, что царило вокруг поселения. На мутном экране видно, как из порта одна за другой отчаливают субмарины: тяжелые грузовики, легкие катера и батискафы, старые пассажирские лайнеры. Причем отчаливают в такой спешке, что ни о какой навигации не идет речи.
Прошла минута, и стало видно, как один из сухогрузов резко дал влево, задел пузатым боком пассажирский лайнер, сбил и поволок к корпусу аванпоста. И через две минуты обе субмарины окутались облаком пузырьков и медленно пошли на дно.
– Рули заклинило, – почти в полной тишине, повисшей в рубке линкора, прошептал молодой мичман. – Точно, рули. Не может же быть, что…
Ему никто не ответил. Никто не сделал замечание. Потому что остальные офицеры точно так же в мрачном молчании следили за гибелью аванпоста и кораблей. Но хуже всего была напряженная тишина, в которой сменялись картинки. Это было почему-то особенно жутко.
Техноэльмик повозился с настройками, навел резкость и фокус на портовом модуле. И стало видно, как из отдельных ниш будто пробки вылетают мелкие бочонки спаскапсул. Все, кто мог, покидали аванпост.
– Звук, – сухо приказал Ардал О’Хейс, мастер-инквизитор.
Ему вторил капитан судна, связист отреагировал, и через мгновение динамики взорвались жуткой какофонией: крики, плач, мольбы о помощи, ругань, какой-то скрежет и удары, рычание. Звуки разбежались по контрольной рубке корабля, множественным эхом полетели по коридорам. И каждый, кто слышал, невольно замер и вжал голову в плечи.
Связист уловил жест капитана и прикрутил громкость. А техноэльмик вновь сместил оптику и навел на пузатую тушу нестарого сухогруза в одной из ячеек порта. Узкий луч света скользнул по тонкому корпусу и высветил бортовой номер.
– Класс «кашалот», – произнес капитан. – И номер совпадает. Тот мичман, что вытащили из капсулы, не солгал. Автоматон-навигатор довел корабль до точки назначения, а местные не потрудились перехватить управление рейсовиком.
– Или не смутило то, что им отвечает машина, а люди молчат, – ответил шкиперу первый помощник. – Потом полезли открывать люк.
– Проклятый человеческий фактор! – проворчал капитан. – Лень, глупость и желание все пустить на самотек. Вот так зараза и проникла на станцию.
Картинка на мониторе снова вернулась к общему плану, и люди в рубке притихли. Лишь шум воды, скрип переборок и далекие крики пытающихся спастись жителей аванпоста носились под потолком. Тусклый рассеянный свет приборов и аварийных фонарей озарял бледные лица матросов и офицеров, искаженные гримасами ужаса и страха. В полумраке блестели расширенные глаза, чудилось испуганное движение.
Инквизитор целую минуту наблюдал за экраном. А затем повернулся к капитану, пронзил того холодным взглядом и повторил:
– Мы опоздали. А значит, действуем по запасному плану.
– Слушаюсь! – наигранно четко ответил шкипер. Оглянулся на связиста и приказал: – Выйти в эфир на всех частотах. Объявить общий приказ заглушить двигатели и предупреждение о том, что неповиновение будет караться торпедной атакой.
– Так точно! – отрапортовал офицер.
– Запустить локатор, слушать воду на предмет удаляющихся винтов.
– Слушаюсь! – отозвался другой.
– Загрузить торпеды, заполнить аппараты водой и открыть люки.
– Так точно!..
– Штурман, вывести линкор на позицию!
– Есть!
Простые приказы разбили онемение, и люди занялись тем, что умели. Привычка, рефлексы, механическая работа… это позволяет не думать. А там, где нет мыслей, нет и страха.
В рубке возникло движение: кто-то потянулся к приборам, кто-то к переговорным устройствам, иные бросились передавать приказы лично, карабкаясь по стремянкам, проскальзывая в узкие люки. Защелкали переключатели и рычаги, завертелись штурвалы и вентили. На панелях вспыхнули новые огоньки, а за бортом послышался далекий шум воды, мерно загудели двигатели.
Линкор медленно и тяжеловесно всплывал, разворачивался так, чтобы контролировать орудийными портами всю область вокруг поселения.
Никто из офицеров, кроме разве что первого помощника, не заметил, как к инквизитору подошел капитан и замер рядом, якобы случайно. Не поворачивая головы и не глядя в глаза клирику, тихо спросил:
– Вы уверены, ваше святейшество? Я бы не хотел допустить бойни.
– Действуем по плану, – повторил тот. Холодный и суровый, с непроницаемым лицом, будто вырезанным из цельного куска мрамора. – Активируйте тамплиеров, готовьте десантные боты. Мы обязаны сдержать заразу любой ценой. Кого сможем, спасем. Кто не подчинится, будет считаться зараженным. Вы знаете правила. Милосердие сейчас откликнется страшной бедой потом.
– Да. К сожалению, – пробормотал шкипер. – Но может статься, что мы прибыли позже, чем думаем сами. Гидроакустик докладывает, что шумы винтов слышны на много миль вокруг в разных направлениях. Аванпост начал эвакуацию задолго до нашего прибытия. Области действия локаторов и гидрофонов может не хватить, нашей скорости тоже. Быть в нескольких местах одновременно мы не сумеем физически.
Капитан умолк, а инквизитор помолчал. Потом повернул голову и посмотрел сквозь собеседника. Губы шепнули молитву, у глаз пролегли горькие морщинки.
– Свяжитесь с теми, с кем сможете. Непокорных уничтожить. Телеграфируйте на ближайшую базу флота, чтобы прислали подкрепление. И еще раз повторю: мы обязаны купировать нарыв. Когда закончим, отправимся проверять направления, по которым могли двинуться беженцы. И да поможет нам Бог!..
– Пусть спасет грешные души, – пробормотал капитан, судорожно сглотнув и осенив себя солнечным знамением. – И отмоет наши руки от крови невинных.
– Аминь, – мрачно подтвердил Ардал.
Грузовой корабль в водах Северного пограничья Олдуотера
Наши дни
Девочка плакала.
Не так, как младенец на руках у своей матери за соседним контейнером, что орал от холода и голода с такой силой, будто ему пилили ногу. И не так, как заливающийся слезами мальчишка по соседству, бормочущий об оставленной игрушке, о том, что хочет к отцу и не желает тут находиться. Не так, как рвущие на себе волосы в истерике женщины где-то в темноте трюма, оставившие мужей и детей.
Девочка плакала молча. Сидела с каменным лицом, смотрела в темноту. Но слезы лились и лились из глаз. И лишь иногда дыхание сбивалось до болезненного пыхтения, всхлипываний.
В полном мраке трюма, забитого людьми, мать не могла видеть, что происходит с дочерью. Плохо слышала из-за сбивчивого рокота старых двигателей субмарины и криков других людей. Но каким-то образом чувствовала, кутала ее в рваный плед и иногда вытирала щеки, ласково шептала:
– Все будет хорошо, Уна. Мы успели на корабль раньше прочих, мы отплыли одни из первых. А значит, спасены. Через сутки будем на пятом аванпосте, дядя Кахал нас приютит. И снова все будет так, как раньше.
Девочка молчала и продолжала лить слезы. И если бы не темнота, мать, наверное, обеспокоил бы ее пустой мертвый взгляд, в котором отражалось нечто потустороннее и чужое. Но, пожалуй, и только.
Существо училось. Существо еще не осознало себя, но постигло, что такое хитрость.
Пока оно не могло полноценно думать – для того требовалось поглотить гораздо больше, неизмеримо больше низших, – но звериные инстинкты подсказывали: лучше затаиться, спрятаться внутри маленького тела и подождать, пока их вывезут в новое место. Безопасное место. Туда, где жгучая соленая вода будет не за тонкими переборками, способными легко проломиться, а за надежными стенами.
Там можно будет поменять оболочку, сделать то, что оно сотворило в предыдущем поселении и с двумя кораблями до этого. И хотя существо испытывало страшную боль от гложущей неполноценности, но терпело. Сдерживалось, чтобы не накинуться и не поглотить окружающих. Привыкало, наблюдало и училось. И осознало: быть незаметным – лучшая стратегия.
Оно очень хотело вновь стать собой, стать чем-то большим, чем хищный и сильный паразит. И ради такой цели готово было немного поголодать…
Перейти к странице: