Княжья Русь

Гошка вошел в загон, принял у холопа легкую ременную плеть с простой рукоятью, намотал на руку уздечку, протянул жеребчику огрызок на открытой ладони. Трехлеток опустил голову, понюхал… и схрумкал. Зубы у конька были хорошие. Впрочем, Гошка в этом и не сомневался.

Он положил руку на луку седла (как раз на уровне Гошкиной макушки), шепнул коньку:

— Мы с тобой подружимся, — и легко, по-степному, взлетел в седло.

Трехлеток всхрапнул от неожиданности, немедленно возмутился и вскинулся на дыбы. К его удивлению, наездник не свалился наземь, а впился пятками ему в бока и больно треснул меж ушей. Жеребчик от этакой грубости совсем взбеленился. Он скакал и прыгал, взмывая над землей на добрых полсажени, бросался из стороны в сторону, вставал на дыбы, бил задом и даже попытался приложить Гошку о перекладину загона. Не тут-то было! Гошка убрал ногу, и конёк приложился собственным боком.

Зрители восхищенно заорали. Они знали толк в верховой езде и видели, что мальчишка — хорош. Гошка держался на спине безумствующего трехлетка со спокойствием и непринужденностью мастера. Пружинил ногами, чтобы не сбить жеребчику спину. Держал вожжи легко и свободно, не мешая коньку резвиться и лишь пару раз поучив плетью, когда жеребчик попытался пустить в ход зубы.

Будь они в степи, Гошка давно бы уже пустил трехлетка вскачь, погонял как следует галопом — и обратно они вернулись бы с обоюдным пониманием, кто из них главный. А тут пришлось изматывать жеребца в крохотном загончике двадцать на двадцать шагов, потому Гошке пришлось повозиться. Изрядно умаялся. Но остался доволен и выносливостью конька, и его крутым норовом. Именно из таких вырастают настоящие боевые: мощные, свирепые, неукротимые. Преданные одному лишь хозяину.

Очень довольный собой, Гошка спрыгнул на землю, приласкал, обтер предложенной кем-то холстиной и повел в поводу на подворье (пусть передохнет), предвкушая, как въедет в ворота и все увидят…

Не получилось. Не успел Гошка отойти и на полсотни шагов, как дорогу ему преградили.

Двое толстопузых, мордастых, в стальных панцирях и шлемах, с саблями на поясах. Стражники.

Спросили что-то по-своему.

— Не понимаю, — сказал Гошка по-ромейски.

— Эй, мальчик, у кого коня увел? — поинтересовался вполне добродушно стражник покрупнее.

Гошка обиделся. Он привык к другому обращению. А сейчас, когда он чувствовал себя едва ли не настоящим гриднем…

— У матери своей спроси! — звонко выкрикнул он по-ромейски, задрав голову. И добавил, чтобы окончательно поставить на место этого жирняя, который пытается выдать себя за воина. — Если, конечно, она умеет говорить, а не только хрюкать!

Для наглядности он показал, как именно хрюкает мать стражника.

Ответ был неверный. То есть это был самый неверный ответ, который мог бы дать Годун. Назвать правоверного мусульманина потомком свиньи…

Толстяк покраснел, как рак в кипятке. И обрушил на голову Гошки немаленький кулак.

Само собой, Гошка увернулся, но ему пришлось удерживать повод коня, потому движение вышло не очень ловким, и второй стражник ухватил его за рукав. Гошка вырываться не стал. Используя захват как опору, крутнулся на каблуке и впечатал второй каблук в пах стражника. Ух как тот завыл! Но Гошку, тем не менее, не выпустил.

Первый тоже заорал — от ярости. Довольно ловко выхватил саблю (уже не церемонясь: мальчишка напал на стражника!) и рубанул наискось.

Гошка ускользнул (хотя для этого ему пришлось выпустить повод), и сабля угодила в бок второго стражника. К его счастью, заточена сабля была так себе, и панцирь удар выдержал, только прогнулся. Зато рукав Гошкиной рубахи второй стражник выпустил.

Первый стражник, хекнув, махнул саблей снизу вверх. По Гошке опять не попал, но зацепил грудь трехлетка. Конек жалобно вскрикнул и, обезумев, помчался прочь.

— Ах ты гадина! — в ярости закричал Гошка и полоснул кинжалом по жирной ляжке. Кровь хлынула рекой, стражник сел наземь, уронив саблю, пытаясь зажать рану.

Его напарник засвистел, призывая помощь.

И помощь подоспела. К месту побоища, расталкивая толпу и опрокидывая столы, уже спешило не меньше дюжины стражников.

Картина им представилась драматическая. Оба соратника — на земле. Один держался за пах, второй сидел в луже крови, зажимая порезанную ногу.

Стражники завертели головами, выглядывая злодея. Мальчишка по плечо ростом, по их мнению, на эту роль не тянул…

Но кто-то из толпы закричал вот этот, маленький!

И стражники наконец заметили окровавленный кинжал…

Гошка остро пожалел, что у него нет настоящего оружия. Сабля стражника валялась рядом, но она слишком тяжела, непривычна и неудобна.

Надо бежать, но вокруг уже толпились зеваки. Прорваться сквозь толпу у Гошки не получилось бы: мал и легок. Поэтому, когда стражники бросились к нему, он кинулся навстречу — под ноги самому ближнему. Чикнул ножом, нырнул под руку, метнулся вправо, присел (волосы на голове зашевельнулись от просвистевшей в полувершке сабли), ткнул еще раз, пропоров чей-то сапог, понизу шарахнулся влево, махнул ножом (достал, но не сильно), высоко подпрыгнул, пропуская под собой клинок, и нырнул в самую гущу врагов, которых прибавилось, — подоспели еще двое. И еще семеро. Эти уже понятия не имели, кого ловят. В суматохе досталось кому-то из толпы, и зеваки подались назад — мало удовольствия подвернуться под горячую саблю.

Стражники сгрудились вместе, и в этой куче Гошка, маленький, юркий, заметался, жаля, как оса, а затем, выбрав миг, проскочил буквально между ног у стражников, нырнул в поредевшую толпу и дал деру.

Но всё оказалось не так просто. Для обитателя восточного базара, продавца или покупателя бегущий мальчишка — заведомый преступник. Раз бежит, значит, украл. А воров здесь не любили.

Гошку пытался схватить каждый второй. Ему пришлось раз пять пустить в ход кинжал, а на шестой его треснули по руке полупудовой копченой рыбой — и кинжал вылетел из пальцев. Его тут же прибрал какой-то нищий, а Гошке пришлось уворачиваться и нырять под стол, опрокидывая под ноги преследователям поток золотистых дынь.

Теперь уже Гошку ловили всем базаром. То есть большая часть народу не знала, ни кого ловят, ни — за что. Но охотно включилась в погоню. Гошка чувствовал себя лисом, угодившим в псарню…

Но тут ему улыбнулась удача.

Удача приняла облик смуглого мальчишки из пестрого возка.

Удача сунула под ноги стремглав бегущего Гошки пустую торбу из-под сена. Да так ловко, что Гошка шлепнулся наземь, тут же был ухвачен за ногу и втянут под днище телеги.


Приложенный к губам палец и белозубая улыбка спасли их обладателя от неприятного знакомства с Гошкиным засапожным ножом.

Паренек хлопнул Гошку по плечу, уперся руками в край днища телеги, напрягся… Гошка сообразил мгновенно, тоже уперся (для своих лет он был настоящий силач), и телега чуток приподнялась. Как раз настолько, чтобы часть уложенных в нее горшков скатилась вниз, на чересчур любопытного преследователя, который как раз собирался заглянуть между колес.

Получить глиняным горшком по спине-удовольствие небольшое. А уж плеткой по голове от разгневанного хозяина горшков (гончар решил, что перед ним виновник безобразия) — и вовсе обидно. Обиженный вмиг забыл о погоне и набросился на гончара с кулаками. Тот с честью принял бой…

В результате погоня промчалась мимо, а Гошка выгадал немного времени.

Мальчишка прошипел что-то по-своему. Гошка не понял, и тогда мальчишка принялся стаскивать с Гошки забрызганную чужой кровью рубаху.

Гошка сопротивляться не стал. Решил — маленький скоморох знает, что делать.

Несколько мгновений — и на Гошке остались только простые нательные портки.

Мальчишка быстренько увязал Гошкину одежку в узел. Потом стянул собственную рубаху, сложил и ловко намотал на Гошкину голову на манер местных головных уборов.

Полюбовался тем, что получилось, вытер с Гошкиного лица брызги крови, втер в лоб и щеки по пригоршне пыли, прищелкнул удовлетворенно языком и дернул Гошку за руку: пошли!

Они выбрались из-под телеги: Гошка — с опаской, смуглый паренек — вполне уверенно.

Хозяин телеги и его противник вяло ворочались среди битых горшков. За ними флегматично наблюдал пыльный ослик.

Погоня умчалась на другой конец рыночной площади. Оттуда раздавались азартные вопли, грохот опрокидываемых предметов и пронзительные крики ослов…

Но там, где сейчас шагали мальчики, всё уже успокоилось. Торговцы восстанавливали порушенный порядок. Молодой, но уже мордастый стражник сидел на перевернутом котле, перевязывал порезанную ногу и громко ругался. На двух грязных сопляков он обратил внимания не больше, чем на пару воробьев.

— Зачем ты мне помог? — спросил Гошка вполголоса по-ромейски.

Мальчишка не столько понял, сколько угадал.

— Ненавижу этих! — Мальчишка кивнул на троих стражников, злых, багроворожих, яростно орущих друг на друга.

— Стражу этого рынка? — спросил Гошка по-ромейски.

Мальчишка опять угадал.

— Всех! Эти шакалы везде одинаковые! — с ненавистью процедил он.

Гошка из его речи понял только одно слово — «шакал». Этим словом, бывало, ругался парс Артак.

— Куда мы идем?

— К нам. — Мальчишка показал туда, где среди навесов и палаток виднелась расписанная узорами холстина знакомого возка. — Меня Али зовут. Али! — Мальчишка для наглядности ткнул себя в грудь.

Опять похоже на родной язык Артака. Может, Али тоже парс? Или — нет? На языке Артака Гошка мог выговорить с полсотни слов. Слишком мало, чтобы судить.

— А меня зовут Илия, — Гошка на всякий случай представился христианским именем.

Мальчишка захихикал

— Что смешного? — настороясился Гошка.

— Илла! Али!

— Верно, похоже, — Гошка усмехнулся.

Они пришли.

Двое мужчин натягивали канат меж вкопанными в землю столбами.

Один, полуголый, загорелый до черноты, висел на самой макушке столба, второй, большой-большой, телосложением похожий на здоровенную бочку, к которой сверху приделали круглую башку, сверху гладкую, как арбуз, а снизу заросшую густющей, как баранья шерсть, бородой, — командовал. Али подбежал к нему и быстро заговорил на незнакомом Гошке языке. Тот слушал внимательно, не перебивая. Потом уставился на Гошку. Глаза у большого человека были карие, выпуклые, как у коровы, и такие же добрые. Даже сросшиеся на переносице мохнатые брови не добавляли суровости.

Когда Али закончил тараторить, большой присел на корточки (теперь они с Гошкой были одной высоты) и спросил по-ромейски:

— Ты кто, маленький воин?

— Меня зовут Илия.

— Это я знаю. Кто ты? Откуда?

По-словенски он говорил не очень хорошо. Но понять его было можно.

— Киев, — ответил Гошка. И добавил с гордостью: — Я варяг! Мои родичи щедро отблагодарят твой род за помощь!

— Спаси нас Аллах от благодарности варягов! — Второй родич Али уже слез со столба и глядел на Гошку без всякого дружелюбия. И заговорил по-своему, обращаясь к старшему. Его тут же перебил Али. Закричал сердито.