Княжья Русь
Часть 11 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Погоди, — прошептала Рогнеда, оттолкнув Славкины нетерпеливые руки. — Взгляни сначала…
И откинула балдахинчик с люльки.
Внутри, уютно свернувшись, спал младенец. Обычный младенец, крепенький, розовый, с белыми кудряшками. Младенец как младенец. Здоровый с виду, но совсем обычный. И не скажешь, что княжич.
— Твой сын! — с гордостью сообщила Рогнеда. — Изяслав!
Славка присмотрелся внимательнее. Нет, никакого сходства между собой и малышом не уловил. Но спорить не стал — матери виднее.
— Не проснется? — спросил Славка. Как обращаться с младенцами, он не знал. Да и ни к чему. Женское дело.
— Нет. Я ему отвару дала сонного, — подняла на Славку сияющие глаза. — Эта ночь — наша. Только наша.
Набросила балдахинчик, схватила Славку за отворот рубахи:
— Ладо мой! Возьми же меня! Скорей!
И Славка взял ее. Сразу. Не раздеваясь. Опрокинул на край ложа, задрал рубаху с вышивкой, распустил гашник, подхватил под белые колени, и стало ему так сладко, как давно не было. Рогнеда тихонько постанывала, запутавшись пальцами в Славкиных волосах, вздрагивала всем телом, тянулась навстречу…
— Тебе хорошо? — спросила она, когда Славка, расслабившись, перевернулся на спину, потянув ее за собой.
— Да, очень, — шепнул Славка в мягкое ушко. — Но тебе будет еще лучше…
И не обманул. Помог ей снять измятую рубаху, разделся сам, задул огоньки изложниц и насладился Рогнедой сполна. Каждым изгибом, каждой складочкой, ямкой. Сначала неторопливо и бережно, потом — сильно и страстно, наконец — жадно и нетерпеливо, почти грубо, так, чтобы любимая до дна прочувствовала его силу и растворилась в ней, забыла обо всем… Как и он сам.
Славка ушел от княгини задолго до того, как небо за слюдяным окошком начало сереть. Следовало соблюдать осторожность.
Великий князь Владимир легко относился к брачным узам. Если речь шла о нем самом. Вряд ли он так же спокойно принял бы измену собственной жены. А уж узнай он о том, что его сын — может быть, и не его, — тогда ни Славке, ни Рогнеде не сносить головы.
Впрочем, о последнем великий князь догадался бы лишь в том случае, если бы узнал, что невинная девица, которой он овладел в день взятия Полоцка, — не осиротевшая княжна, а ее холопка.
Укладываясь в собственную постель, Славка чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы не тихое ворчание возмущенной совести. Все-таки он предал своего князя. Хотя… Было у Славки и чем оправдаться.
Всё же он был с Рогнедой раньше Владимира и по собственному ее желанию. А если у возлегшей с воином, но позже венчавшейся с другим девицы рождается ребенок, то по законам Рода отцом его считается законный муж, а не заезжий добрый молодец. Так, дочка Славкиной полюбовницы Ульки, рожденная через два месяца после брака, по закону и обычаю считается не Славкиной дщерью, а — ее мужа Юнея. Узнав об этом событии. Славка не преминул отправить в Смоленск дорогой подарок. Подарок приняли и поблагодарили. Всё было правильно.
С другой же стороны, языческий брак полоцкой княжны и убийцы ее родичей (обычное дело в окружающем Славку мире), с позиции христианской, не значил ровным счетом ничего. Так же, впрочем, как и присяга, которую принес Славка великому князю: клятва верности варяга — варягу. Иное дело, что для самого Славки варяжская клятва значила немало. Изменить князю на поле боя он и помыслить не мог. А коли речь идет о любовном споре, то тут другой обычай. За бесчестье муж вправе и жену наказать, и ее полюбовника. И виру взять хоть серебром, хоть кровью. Надо сказать, что охочий до чужих жен Владимир тоже, бывало, платил отступное. То есть не платил (князь все же), а одаривал. Хотя уж его-то на поединок вызвать мало кто рискнул бы. Изрядно умел Владимир Святославович на мечах. Да и боги, удача то есть, на его стороне. Князь!
Но в споре из-за Рогнеды обидчиком выходил как раз Славка. И он очень сильно сомневался, что Владимир станет с ним биться. Узнал бы он о связи сотника и княгини, попросту отдал бы прелюбодеев палачу.
Такой исход Славку категорически не устраивал. А поскольку отказываться от Рогнеды Богуслав тоже не намерен, то придется великому князю побыть в неведении.
Глава девятая,
В КОТОРОЙ БОГУСЛАВУ
ВСЕ-ТАКИ ПРИХОДИТСЯ
ВЫЙТИ НА ПОЕДИНОК
День прошел в заботах. Славка готовился к походу в Киев: осматривал кнорр Хривлы и лодью, которую выделил Лунд. Нашел корабли вполне подходящими. Кроме лодьи наместник полоцкий предоставил Славке полусотню воев. Вой были — так себе. Лучшего из них Славка в бытность безусым отроком уделал бы одной рукой. Не дружинники. Ополченцы. Глупое мясо. Опивки сборной Владимировой рати, когда-то бравшей Полоцк. Оружные смерды. Разноплеменный сброд: меряне, чудины, водь, даже невесть как забредший в чужие края охотник-бодрич…
Единственная причина, по которой Лунд их кормил и жаловал: что пришли они из чужих краев и с кривичами сговориться никак не могли.
Славка высказал свое недовольство Лунду, но наместник не внял. Тоже понятно. У него каждый умелый дружинник — на счету.
Других нет, заявил Славке Лунд и обратил внимание на то, что все приданные вой — мужи крепкие и грести умеют хорошо. А если издали взглянуть, то и не поймешь, кто у Богуслава будет весла ворочать. Сочтут возможные недруги щиты да шеломы, решат, что имеют дело с немалой дружиной, — и в драку не полезут. А если все же полезут, так тут пособит Владимиров давний соратник Хривла.
С даном на кнорре пойдут одиннадцать матерых викингов и еще семеро пусть молодых, но по крови — тоже скандинавов. А это многое значит.
Так что Славка хоть и побурчал по поводу своих новых воев, но в основном — для порядка. На такой отряд ни одна разбойничья шайка напасть не рискнет. А рискнет — так там же вся и ляжет. Разбойники — не гридь. Умения воинского у них не больше, чем у мерян-водян Славкиных.
— Зато кормчего я тебе даю умелого и славного, — порадовал наместник Славку. — Десятника моего, Кведульва Мокрую Спину. Надежный воин. Вместе с конунгом нашим не раз в вики ходил.
«Еще один старый хирдманн Владимира, рассчитывающий на благодарность князя», — подумал Славка. И ошибся. Отчасти.
Кведульв Мокрая Спина оказался довольно молодым. И — крутого нрава, как вскоре выяснилось.
Помимо воинского отряда и припасов на лодье следовало разместить Рогнедину челядь и ее немалое имущество. С полудня взмыленные холопы и холопки подлинным присмотром княгини принялись загружать Рогнедино богатство.
Тут-то кормчий и показал себя, свернув пару носов и повыкидывав обратно на причал большую часть Рогнединой клади. Взбешенная княгиня примчалась на берег и в ярости велела холопам скрутить кормчего и отколошматить палками.
Тут бы холопам и конец пришел, потому что Кведульв обнажил меч и с добродушной улыбочкой пообещал организовать полоцким воронам скорую и обильную поживу.
Холопов эта улыбочка не обманула. Всем ведомо: если нурман улыбается, значит, крови будет много — и крови не нурманской.
Пришлось вмешаться Славке. Кое-как он успокоил и княгиню, и кормчего. Первой пообещал, что возьмет на борт всё, что можно. Второму — что не позволит пустить лодью на дно грудой тяжеленных сундуков.
Но присматривать за погрузкой Славке пришлось лично. И удовольствия это ему не доставило.
Вот посреди этих малоприятных хлопот к Славке и подошел его давешний недруг. Нурман Скегги.
— Что тебе надо? — раздраженно бросил Славка, только что разделавшийся с очередным сундуком.
— Ох и грозен ты, варяг, — Скегги ухмыльнулся. — Не хочешь ли отойти в сторонку? Разговор у нас будет — не для чужих ушей.
Голос у нурмана противный, шепелявый.
Передние зубы еще в юности Скегги франк вышиб краем щита.
Голос противный, но вид чересчур самоуверенный.
Славка насторожился.
Отошли.
— Говорят, отец твой — самый богатый человек в Киеве, — начал Скегги. — Правду говорят?
— А тебе какое дело? — бросил Славка.
— Я кое-что видел, — сообщил Скегги.
— Что ты видел?
— То, что я видел, стоит десять марок серебром.
— Да ну?
— Не веришь, — констатировал Скегги. — А между тем если я расскажу кому-то еще, то моя история обойдется тебе намного дороже.
— От меня ты не получишь ни куны! — отрезал Славка.
— Что ж, тогда я предложу свой товар другому купцу. Для начала — княгине Рогнеде. Сдается мне, она не станет жалеть серебра, ведь, если ее муж узнает о том, что кое-кто помогает ему в постельных делах, он очень рассердится. А когда конунг Вальдамар сердится, это очень неприятно для тех, на кого падает тяжесть его гнева.
— Тебе бы саги сочинять, нурман, — произнес Славка.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Коли так, то не хочешь ли послушать сагу о себе? — предложил нурман. — Сагу, которая начнется с того, что один блудливый варяг проник в опочивальню супруги своего конунга и провел с ней ночь?
— Неплохое начало, — похвалил Славка.
С каким удовольствием он бы сейчас выхватил саблю и сделал из одного целого нурмана двух полунурманчиков. Но — нельзя. Неизвестно, кому чертов Скегги успел рассказать о том, что видел.
— Окончание тоже будет неплохим, — заверил Скегги. — Думаю, неверную жену конунг просто размечет конями, а вот для изменника он наверняка придумает что-то особенное. Ну как, стоит моя сага десяти марок серебром?
Славка задумался. Эта сволочь следила за ним. Но все, что он мог видеть, это то, как Славка вошел в покои Рогнеды. И как он их покинул.
— Жаль Рогнеду, — притворно вздохнул Скегги. — Эта женщина — настоящий огонь. Такой женщине трудно без мужской ласки… Но конунг вряд ли станет ее жалеть.
— Что бы ты ни болтал, нурман, кто тебе поверит? — спокойно произнес Славка.
Точно. Вряд ли у Скегги найдутся свидетели. Слово Славки — против слова нурмана. Нурмана, которого Славка изобидел у всех на глазах.
В таких случаях и у варягов, и у нурманов всё решает хольмганг. В том, что он сильнее викинга на любом оружии, Славка не сомневался.
— Думаешь, у меня нет видаков? — Скегги ухмыльнулся еще гнуснее. — Ошибаешься, варяг. Они — есть. Если я пойду к Лунду, он не оставит без внимания мои слова. Наказать тебя или Рогнеду — не в его власти. Зато он может взять кое-кого из трэллек жены конунга и поговорить с ними. Как думаешь, варяг, долго ли ему придется их уговаривать сказать правду?
Да, об этом Славка не подумал. Скегги, да пожрут псы его печень, наверняка видел девку, которая приходила за Славкой. И неизвестно, кто еще из челяди княгини знает о прошлой ночи. Владимир, может, и не поверил бы, но Лунд Рогнеду ненавидит. Если он спросит, то получит именно тот ответ, который хочет получить. Викинги умеют развязывать языки матерым воям. Не то что теремным девкам.
Надо решать быстро. На них уже обратили внимание. Двое нурманов из собственного хирда Лунда. Судя по рожам, им было очень даже интересно, о чем может говорить публично обиженный Славкой Скегги со своим обидчиком.
И откинула балдахинчик с люльки.
Внутри, уютно свернувшись, спал младенец. Обычный младенец, крепенький, розовый, с белыми кудряшками. Младенец как младенец. Здоровый с виду, но совсем обычный. И не скажешь, что княжич.
— Твой сын! — с гордостью сообщила Рогнеда. — Изяслав!
Славка присмотрелся внимательнее. Нет, никакого сходства между собой и малышом не уловил. Но спорить не стал — матери виднее.
— Не проснется? — спросил Славка. Как обращаться с младенцами, он не знал. Да и ни к чему. Женское дело.
— Нет. Я ему отвару дала сонного, — подняла на Славку сияющие глаза. — Эта ночь — наша. Только наша.
Набросила балдахинчик, схватила Славку за отворот рубахи:
— Ладо мой! Возьми же меня! Скорей!
И Славка взял ее. Сразу. Не раздеваясь. Опрокинул на край ложа, задрал рубаху с вышивкой, распустил гашник, подхватил под белые колени, и стало ему так сладко, как давно не было. Рогнеда тихонько постанывала, запутавшись пальцами в Славкиных волосах, вздрагивала всем телом, тянулась навстречу…
— Тебе хорошо? — спросила она, когда Славка, расслабившись, перевернулся на спину, потянув ее за собой.
— Да, очень, — шепнул Славка в мягкое ушко. — Но тебе будет еще лучше…
И не обманул. Помог ей снять измятую рубаху, разделся сам, задул огоньки изложниц и насладился Рогнедой сполна. Каждым изгибом, каждой складочкой, ямкой. Сначала неторопливо и бережно, потом — сильно и страстно, наконец — жадно и нетерпеливо, почти грубо, так, чтобы любимая до дна прочувствовала его силу и растворилась в ней, забыла обо всем… Как и он сам.
Славка ушел от княгини задолго до того, как небо за слюдяным окошком начало сереть. Следовало соблюдать осторожность.
Великий князь Владимир легко относился к брачным узам. Если речь шла о нем самом. Вряд ли он так же спокойно принял бы измену собственной жены. А уж узнай он о том, что его сын — может быть, и не его, — тогда ни Славке, ни Рогнеде не сносить головы.
Впрочем, о последнем великий князь догадался бы лишь в том случае, если бы узнал, что невинная девица, которой он овладел в день взятия Полоцка, — не осиротевшая княжна, а ее холопка.
Укладываясь в собственную постель, Славка чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы не тихое ворчание возмущенной совести. Все-таки он предал своего князя. Хотя… Было у Славки и чем оправдаться.
Всё же он был с Рогнедой раньше Владимира и по собственному ее желанию. А если у возлегшей с воином, но позже венчавшейся с другим девицы рождается ребенок, то по законам Рода отцом его считается законный муж, а не заезжий добрый молодец. Так, дочка Славкиной полюбовницы Ульки, рожденная через два месяца после брака, по закону и обычаю считается не Славкиной дщерью, а — ее мужа Юнея. Узнав об этом событии. Славка не преминул отправить в Смоленск дорогой подарок. Подарок приняли и поблагодарили. Всё было правильно.
С другой же стороны, языческий брак полоцкой княжны и убийцы ее родичей (обычное дело в окружающем Славку мире), с позиции христианской, не значил ровным счетом ничего. Так же, впрочем, как и присяга, которую принес Славка великому князю: клятва верности варяга — варягу. Иное дело, что для самого Славки варяжская клятва значила немало. Изменить князю на поле боя он и помыслить не мог. А коли речь идет о любовном споре, то тут другой обычай. За бесчестье муж вправе и жену наказать, и ее полюбовника. И виру взять хоть серебром, хоть кровью. Надо сказать, что охочий до чужих жен Владимир тоже, бывало, платил отступное. То есть не платил (князь все же), а одаривал. Хотя уж его-то на поединок вызвать мало кто рискнул бы. Изрядно умел Владимир Святославович на мечах. Да и боги, удача то есть, на его стороне. Князь!
Но в споре из-за Рогнеды обидчиком выходил как раз Славка. И он очень сильно сомневался, что Владимир станет с ним биться. Узнал бы он о связи сотника и княгини, попросту отдал бы прелюбодеев палачу.
Такой исход Славку категорически не устраивал. А поскольку отказываться от Рогнеды Богуслав тоже не намерен, то придется великому князю побыть в неведении.
Глава девятая,
В КОТОРОЙ БОГУСЛАВУ
ВСЕ-ТАКИ ПРИХОДИТСЯ
ВЫЙТИ НА ПОЕДИНОК
День прошел в заботах. Славка готовился к походу в Киев: осматривал кнорр Хривлы и лодью, которую выделил Лунд. Нашел корабли вполне подходящими. Кроме лодьи наместник полоцкий предоставил Славке полусотню воев. Вой были — так себе. Лучшего из них Славка в бытность безусым отроком уделал бы одной рукой. Не дружинники. Ополченцы. Глупое мясо. Опивки сборной Владимировой рати, когда-то бравшей Полоцк. Оружные смерды. Разноплеменный сброд: меряне, чудины, водь, даже невесть как забредший в чужие края охотник-бодрич…
Единственная причина, по которой Лунд их кормил и жаловал: что пришли они из чужих краев и с кривичами сговориться никак не могли.
Славка высказал свое недовольство Лунду, но наместник не внял. Тоже понятно. У него каждый умелый дружинник — на счету.
Других нет, заявил Славке Лунд и обратил внимание на то, что все приданные вой — мужи крепкие и грести умеют хорошо. А если издали взглянуть, то и не поймешь, кто у Богуслава будет весла ворочать. Сочтут возможные недруги щиты да шеломы, решат, что имеют дело с немалой дружиной, — и в драку не полезут. А если все же полезут, так тут пособит Владимиров давний соратник Хривла.
С даном на кнорре пойдут одиннадцать матерых викингов и еще семеро пусть молодых, но по крови — тоже скандинавов. А это многое значит.
Так что Славка хоть и побурчал по поводу своих новых воев, но в основном — для порядка. На такой отряд ни одна разбойничья шайка напасть не рискнет. А рискнет — так там же вся и ляжет. Разбойники — не гридь. Умения воинского у них не больше, чем у мерян-водян Славкиных.
— Зато кормчего я тебе даю умелого и славного, — порадовал наместник Славку. — Десятника моего, Кведульва Мокрую Спину. Надежный воин. Вместе с конунгом нашим не раз в вики ходил.
«Еще один старый хирдманн Владимира, рассчитывающий на благодарность князя», — подумал Славка. И ошибся. Отчасти.
Кведульв Мокрая Спина оказался довольно молодым. И — крутого нрава, как вскоре выяснилось.
Помимо воинского отряда и припасов на лодье следовало разместить Рогнедину челядь и ее немалое имущество. С полудня взмыленные холопы и холопки подлинным присмотром княгини принялись загружать Рогнедино богатство.
Тут-то кормчий и показал себя, свернув пару носов и повыкидывав обратно на причал большую часть Рогнединой клади. Взбешенная княгиня примчалась на берег и в ярости велела холопам скрутить кормчего и отколошматить палками.
Тут бы холопам и конец пришел, потому что Кведульв обнажил меч и с добродушной улыбочкой пообещал организовать полоцким воронам скорую и обильную поживу.
Холопов эта улыбочка не обманула. Всем ведомо: если нурман улыбается, значит, крови будет много — и крови не нурманской.
Пришлось вмешаться Славке. Кое-как он успокоил и княгиню, и кормчего. Первой пообещал, что возьмет на борт всё, что можно. Второму — что не позволит пустить лодью на дно грудой тяжеленных сундуков.
Но присматривать за погрузкой Славке пришлось лично. И удовольствия это ему не доставило.
Вот посреди этих малоприятных хлопот к Славке и подошел его давешний недруг. Нурман Скегги.
— Что тебе надо? — раздраженно бросил Славка, только что разделавшийся с очередным сундуком.
— Ох и грозен ты, варяг, — Скегги ухмыльнулся. — Не хочешь ли отойти в сторонку? Разговор у нас будет — не для чужих ушей.
Голос у нурмана противный, шепелявый.
Передние зубы еще в юности Скегги франк вышиб краем щита.
Голос противный, но вид чересчур самоуверенный.
Славка насторожился.
Отошли.
— Говорят, отец твой — самый богатый человек в Киеве, — начал Скегги. — Правду говорят?
— А тебе какое дело? — бросил Славка.
— Я кое-что видел, — сообщил Скегги.
— Что ты видел?
— То, что я видел, стоит десять марок серебром.
— Да ну?
— Не веришь, — констатировал Скегги. — А между тем если я расскажу кому-то еще, то моя история обойдется тебе намного дороже.
— От меня ты не получишь ни куны! — отрезал Славка.
— Что ж, тогда я предложу свой товар другому купцу. Для начала — княгине Рогнеде. Сдается мне, она не станет жалеть серебра, ведь, если ее муж узнает о том, что кое-кто помогает ему в постельных делах, он очень рассердится. А когда конунг Вальдамар сердится, это очень неприятно для тех, на кого падает тяжесть его гнева.
— Тебе бы саги сочинять, нурман, — произнес Славка.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Коли так, то не хочешь ли послушать сагу о себе? — предложил нурман. — Сагу, которая начнется с того, что один блудливый варяг проник в опочивальню супруги своего конунга и провел с ней ночь?
— Неплохое начало, — похвалил Славка.
С каким удовольствием он бы сейчас выхватил саблю и сделал из одного целого нурмана двух полунурманчиков. Но — нельзя. Неизвестно, кому чертов Скегги успел рассказать о том, что видел.
— Окончание тоже будет неплохим, — заверил Скегги. — Думаю, неверную жену конунг просто размечет конями, а вот для изменника он наверняка придумает что-то особенное. Ну как, стоит моя сага десяти марок серебром?
Славка задумался. Эта сволочь следила за ним. Но все, что он мог видеть, это то, как Славка вошел в покои Рогнеды. И как он их покинул.
— Жаль Рогнеду, — притворно вздохнул Скегги. — Эта женщина — настоящий огонь. Такой женщине трудно без мужской ласки… Но конунг вряд ли станет ее жалеть.
— Что бы ты ни болтал, нурман, кто тебе поверит? — спокойно произнес Славка.
Точно. Вряд ли у Скегги найдутся свидетели. Слово Славки — против слова нурмана. Нурмана, которого Славка изобидел у всех на глазах.
В таких случаях и у варягов, и у нурманов всё решает хольмганг. В том, что он сильнее викинга на любом оружии, Славка не сомневался.
— Думаешь, у меня нет видаков? — Скегги ухмыльнулся еще гнуснее. — Ошибаешься, варяг. Они — есть. Если я пойду к Лунду, он не оставит без внимания мои слова. Наказать тебя или Рогнеду — не в его власти. Зато он может взять кое-кого из трэллек жены конунга и поговорить с ними. Как думаешь, варяг, долго ли ему придется их уговаривать сказать правду?
Да, об этом Славка не подумал. Скегги, да пожрут псы его печень, наверняка видел девку, которая приходила за Славкой. И неизвестно, кто еще из челяди княгини знает о прошлой ночи. Владимир, может, и не поверил бы, но Лунд Рогнеду ненавидит. Если он спросит, то получит именно тот ответ, который хочет получить. Викинги умеют развязывать языки матерым воям. Не то что теремным девкам.
Надо решать быстро. На них уже обратили внимание. Двое нурманов из собственного хирда Лунда. Судя по рожам, им было очень даже интересно, о чем может говорить публично обиженный Славкой Скегги со своим обидчиком.