Князь

– … посему придется твоему племяннику уехать, – поймал Владимир окончание фразы и сразу встопорщился.

– Никуда я не поеду! Я – княжич! Никто не вправе мне приказывать!

– Цыть! – прикрикнул на мальчика дядька. – Нишкни, отрок, когда мужи говорят!

Владимир закрыл рот и даже слегка втянул голову в плечи. Княжич-то он княжич, а рука у дядьки Добрыни тяжелая.

Духарев с улыбкой наблюдал за мальчишкой. Ему смутно помнилось, что пацана ждет великое будущее. И имя у него хорошее: Владимир.

– Уехать, – повторил он. – Но не сейчас, весной. Вопрос: кем он поедет? Приживалой или владыкой? Роговолт полоцкий будет против. Белозерский князь – тоже. Но новгородцев можно купить. Я попытаюсь все устроить, хотя это обойдется недешево.

– Не знаю, хватит ли моих гривен… – произнес Добрыня. – Я ведь уже давно не хожу в походы, а земли своей у нас совсем мало.

– Гривен хватит, – сказал Духарев. – Будет мало, я добавлю. Пустое! – отмел он попытку Добрыни запротестовать. – Когда-нибудь сочтемся. К примеру, дашь моему брату право десятилетней беспошлинной торговли на земле княжьего городка. Не о гривнах разговор, Добрыня, о будущем. Что еще тебя смущает?

– Сами новгородцы, – сказал Добрыня. – Скандальный народец. Нету в них верности.

– Это как поставишь, – возразил Духарев. – Привратника моего видел?

– Которого? С клыками или без?

Владимир хихикнул.

– Без. Так вот он – новгородец. Я его у тиуна одного забрал. У тиуна этого шесть стражников было. Пятеро, как моих варягов увидели, сразу наутек пустились, а этот в драку полез.

– И что? – заинтересовался Добрыня.

– Да ничего. Намяли ему бока. Правда, и он моему десятнику губу разбил.

– Варягу?

– Варягу. Так что думай. А надумаешь – дай мне знать.

– Думать тут нечего, воевода, – сказал Добрыня. – Дело делать надо.

– Добро. Делай. А я вот через две седьмицы в Полоцк отправлюсь. Могу твоего княжича взять, если захочет. Что, Владимир, поедешь со мной в Полоцк?

– Я с батькой на полюдье поеду! – задрал княжич курносый полянский нос.

– Этой зимой батька твой на полюдье не поедет, – сказал Духарев. – Не до того ему. Но не хочешь – дело твое.

– Хочу! – быстро сказал княжич. Оглянулся на дядьку: как он, не против?

Добрыня кивнул, одобряя.

– Вот и хорошо, – сказал Духарев. – Поучу тебя бою варяжскому, обоеручному. Хочешь?

– Хочу. Чтобы как батька?

– Это уж как стараться будешь, – сказал Сергей.

– Я буду стараться! – воскликнул парнишка. – Я на мечах…

– Цыть, отрок! – добродушно перебил его Добрыня и встал: – Благодарствую, хозяйка, за угощение! А тебя, воевода, уж и не знаю, как благодарить!

– Живы будем – сочтемся! – сказал Духарев.



– … Хочу, чтоб ты запомнил, Владимир, этим людям – воеводе и его жене – ты жизнью обязан! – внушал Добрыня племяннику, когда, распрощавшись с хозяином, они ехали в Детинец. – Кабы не они, не было б тебя на свете.

– Да слыхал я, слыхал уж, – недовольно бурчал мальчик. – Сколько можно одно и то же толочь, дядька!

– Сколько нужно! – рявкнул Добрыня. – Замолкни и слушай! Внимательно слушай, ежели хочешь князем быть, а не ходить в гриднях у братьев!

– Тю! Да я их обоих запросто! Хоть на мечах, хоть…

Добрыня потянулся и треснул племянника по шлему.

– Помолчи, сказано! О том, что сегодня в доме воеводы слыхал, – никому! Даже батьке! Сболтнешь – не быть тебе князем! А сделаем, как воевода сказал, может, и впрямь славой ты отца превзойдешь, как Сладислава тебе посулила.

Некоторое время дядька и племянник ехали молча, потом Владимир сказал:


– А она красивая, воеводина жена…



– Зачем ты ему помогаешь, Сергей? – спросила Сладислава. – Он же рабичич. Никто его здесь в Киеве не привечает, даже княгиня Ольга. Ярополк и Олег крещены, а этот – маленький язычник…

– В жизни всякое бывает, – сказал Духарев. – Бывает, язычник становится христианином, а бывают христиане хуже язычников. Хочу тебя спросить…

Но спросить он ничего не успел. В горницу, широко улыбаясь, вошел Устах.





Глава десятая

Старые друзья и новые планы




– Хозяюшка! – воскликнул Устах, раскрывая объятья. – Сладиславушка! – обнимая ее, прикладываясь щекой к щеке. – Здравствуй! Ах, как похорошела!

– Да ну тебя, Устах! – Слада самую малость порозовела. – Как твои?

– Здравы, хвала богам! Тебе кланяются! А вы никак почивать собираетесь? Меня, что ли, не ждали?

– Не ждали, – Слада укоризненно поглядела на мужа. – Серегей сказал: ты у князя заночуешь.

– Намеревался, – ответил Устах. – Но князей много, вот и у меня ныне – свой, а вы у меня одни! Да и то сказать, разве есть здесь кто храбрей твоего мужа или краше тебя, Сладиславушка!

– Льстец! – засмеялась Слада. – Кушать будешь?

– Сыт. У князя поужинал. А меда чарку выпью.

– Мед у себя в Полоцке пить будешь! – вмешался Духарев. – Вели, Сладушка, принести кувшинчик угорского, из тех, что мне дьюла Такшонь в позапрошлом году прислал.

Кувшин принесли, обтерли, распечатали. К этому времени к ним присоединился и Артем. Он же и разливал.

Первая чарка – гостю. Но, вопреки обычаю, Артем первой плеснул матери. Слада пригубила, подержала вино во рту, затем кивнула: можно.

– Ну как, не скисло? – поинтересовался Устах, не без удивления наблюдавший за происходящим.

Слада покачала головой.

Артем наполнил чарку Устаха.

Духарев пристально поглядел на жену. Она спокойно выдержала его взгляд. Скиснуть вино не могло. И яда в нем, по мнению Сергея, тоже быть не могло: Духарев не зря велел принести позапрошлогоднее. Что за демонстрации?

– За Правду! – произнес он, поднимая свою чарку.

– За Правду! – Устах плеснул толику в сторону очага, хотя знал, что домашних богов в этом доме не привечают.

– Что тебе Святослав говорил? – спросил Духарев. – Или это тайна?

– Не от вас, – ответил тысяцкий полоцкого князя. – Ваш князь, как ты помнишь, опять звал Роговолта присоединиться к его войску.

– И Роговолт опять отказался?

– Опять, – кивнул Устах. – Ты же знаешь Роговолта. Он старшинство Киева признает, но в своей вотчине он сам себе великий князь. Пойти в войско Святослава, стать князь-воеводой киевским, как ваш Свенельд, ему зазорно.

– Но рано или поздно это случится, – заметил Духарев.

– Как знать. Недавно к нам Ольбард белозерский приезжал. Хотел Рогнеду за Трувора сговорить.

– И что же?

Трувор хоть и был вторым сыном Ольбарда Красного, но давно уже обитал в Киеве и имел на Горе свое подворье, неподалеку от духаревского. Правда, жил в основном не там, а в воинском городке, вместе с гриднями. Теперь, когда Машег наместничал в Хузарии, а Понятко служил воеводой-тысяцким у великого князя, Трувор стал правой рукой Духарева и был в его дружине первым после батьки. И варягов под ним было вчетверо больше, чем в дружине отца. А над ним – только сам воевода да еще Святослав. И все-таки он – воевода, а не князь. Княжение в Белозерье отойдет к старшему брату. Нет, Трувор Рогнеде – не ровня.

– Роговолт отказал?

– Ответил: за старшего, за Стемида, отдам. Но только водимой[28] женой. А у Стемида, ты знаешь, жена есть, да не простая варяжка, а дочка самого ярла Харальда. И Роговолту это ведомо. Так что, по сути, отказал. А мне было велено намекнуть, что ежели захочет Святослав Рогнеду за Ярополка взять…

– Ярополк – мальчишка!