Книга Страшного суда

Киврин приподняла фонарь повыше. Розамунда не плакала, но щеки у нее горели. Что же еще выкинул сэр Блуэт, что она от него прячется? А может, ее напугал монах — или пьяный в стельку клирик?

Киврин взяла девочку за руку.

— Отца вполне можно ждать и в кухне, там теплее.

Розамунда кивнула.

— Он обещал, значит, непременно приедет.

И что сделает? Вышвырнет церковников? Разорвет помолвку Розамунды с сэром Блуэтом? «Отец не даст меня в обиду», — вспомнила Киврин. Вот только вряд ли он станет расторгать сговор — ссориться с сэром Блуэтом, у которого «много влиятельных знакомых», себе дороже.

Киврин отвела Розамунду на кухню и велела Мейзри подогреть для нее кружку вина.

— Попрошу Гэвина, чтобы тотчас же позвал тебя.

Киврин заглянула на конюшню, но Гэвина там не нашла. И в пивоварне тоже.

Она вернулась в дом, гадая, не отправила ли Имейн рыцаря еще с каким-нибудь поручением. Нет, старуха что-то убежденно втолковывала бесцеремонно разбуженному посланнику, а Гэвин расположился у огня в окружении Блуэтовой свиты — включая тех двоих, что выходили из нужника. Сам сэр Блуэт с толстой невесткой и Эливис сидел у очага ближе к входу.

Киврин опустилась на нищенскую скамью у сеней. К Гэвину сейчас даже не подобраться, куда уж там спрашивать о переброске.

— Отдай! — закричала Агнес. Она вместе с гурьбой младших прыгала на лестнице, ведущей в светелку, и мальчишки тискали Черныша, отнимая его друг у друга. Наверное, Агнес успела сбегать на конюшню за щенком, пока Киврин стелила постели в амбаре. — Это мой гончий! — пытаясь выхватить Черныша, ныла Агнес, но мальчик уворачивался со щенком в руках. — Отдай!

Киврин встала со скамьи.

—Я ехал через лес и вдруг увидел деву, — громко вещал Гэвин. — На нее напали разбойники и нанесли ей тяжелое увечье, из глубокой раны на лбу ручьем лилась кровь.

Киврин с сомнением взглянула на Агнес, которая колотила мальчишку по руке, и села обратно.

— «Сударыня, — обратился я к ней. — Кто сотворил с вами такое злодейство?» Но увечье лишило ее языка.

Агнес наконец отвоевала Черныша и притиснула к себе. По-хорошему, пойти бы и забрать несчастное создание, но Киврин осталась сидеть, только чуть подвинулась, чтобы крахмальный чепец Блуэтовой невестки не закрывал ей обзор. «Скажи им точно, где ты меня нашел, — внушала она Гэвину. — Назови, где именно в лесу».

— «Я к вашим услугам и разыщу этих лиходеев, однако мне страшно оставлять вас в таком плачевном состоянии». — Он оглянулся на Эливис. — Меж тем дева очнулась и стала умолять меня пуститься в погоню за обидчиками.

Эливис постояла в сенях, тревожно прислушиваясь, потом вернулась на место.

— Нет! — взвизгнула Агнес. Рыжий племянник сэра Блуэта выхватил у нее щенка и держал за шкирку в вытянутой вверх руке. Киврин поняла, что, если она сейчас же не спасет Черныша, беднягу замучают до смерти. Слушать «Сагу о спасении прекрасной девы в лесах» смысла все равно нет, потому что Гэвину главное — похвалиться перед Эливис, точность изложения — дело десятое. Киврин направилась к детворе.

— След разбойников еще не простыл, и я пустился по нему, пришпорив своего скакуна.

Племянник Блуэта раскачивал Черныша в воздухе за передние лапы, щенок жалобно скулил.

— Киврин! — закричала Агнес, кидаясь к ней и обнимая за ноги. Племянник, тут же отдав щенка, поспешил ретироваться, остальные кинулись врассыпную. — Ты спасла Черныша! — протягивая к нему руки, восхитилась Агнес.

Киврин покачала головой.

— Пора в кровать.

—Я ничуть не устала... — Агнес зевнула, потирая кулачками глаза.

— Черныш зато устал, — опускаясь перед Агнес на корточки, ответила Киврин. — А он не пойдет спать, пока ты не ляжешь рядышком.

Довод показался Агнес убедительным, и пока она не нашла в нем логический изъян, Киврин поспешила сунуть ей в объятия щенка, будто младенца, а потом подхватила обоих на руки.

— Черныш хочет, чтобы ты рассказала ему сказку, — проговорила Киврин, направляясь к двери.

— Вскоре след завел меня в незнакомые места, — нагнетал страха Гэвин. — В самую чащу леса.

Киврин понесла своих подопечных через двор.

— Черныш любит сказки про кошек, — ласково баюкая щенка, заявила Агнес.

— Тогда расскажи ему про кошек, — согласилась Киврин, забирая Черныша, чтобы девочка вскарабкалась по приставной лестнице на чердак амбара. Затисканный щенок уже спал. Киврин уложила его на солому рядом с постелью.

— Непослушная кошка, — объявила Агнес, снова хватая Черныша в охапку. — Только я не буду спать. Я просто полежу рядом, значит, раздеваться мне не надо.

— Нет, не надо, — подтвердила Киврин, накрывая девочку со щенком тяжелой меховой полостью. В амбаре стоял такой холод, что лучше было спать в одежде.

—Черныш хочет поносить мой колокольчик. — Агнес попыталась надеть ему ленточку через голову.

— Нет, не хочет.

Конфисковав колокольчик, Киврин расстелила еще одно меховое покрывало поверх первого и забралась под них сама, пристроившись рядом с Агнес. Девочка прижалась к ней поплотнее.


— Жила-была непослушная кошка, — начала Агнес, зевая. — Отец не велел ей ходить в лес, а она его не послушалась. — Она мужественно боролась со сном, потирая глаза и придумывая все новые и новые приключения для кошки, но темнота и теплый мех сделали свое дело.

Киврин полежала, дожидаясь, пока дыхание Агнес не станет размеренным и легким, а потом, осторожно высвободив щенка из девочкиных объятий, опустила его на солому.

Агнес заворочалась и стала нащупывать Черныша во сне. Киврин обняла ее покрепче. Надо бы встать и пойти поискать Гэвина. До стыковки меньше недели.

Агнес приткнулась к ее плечу, щекоча волосами щеку.

«Как я тебя оставлю? — подумала Киврин. — А Розамунду? А отца Роша». И заснула.

Когда она проснулась, на дворе светало. Рядом с Агнес посапывала Розамунда. Киврин, стараясь их не разбудить, слезла вниз и пошла через серый в сумерках двор, боясь, что пропустила колокол к заутрене. Но Гэвин по-прежнему хвастался у огня своими ратными подвигами, а посланник все так же обреченно внимал леди Имейн с тронного кресла.

Монах сидел в углу, обняв Мейзри за талию, клирика видно не было. Наверное, вырубился, и его оттащили в кровать.

Детвору тоже уложили, а женщины отправились почивать на чердак. Ни сестры, ни дорсетской невестки сэра Блуэта Киврин среди присутствующих не заметила.

— «Стой, негодяй! — закричал я. — Я сражусь с тобой в честном поединке», — гремел Гэвин.

Киврин не очень поняла, по-прежнему ли это «Сага о спасении девы» или уже сказания о подвигах Ланселота. Однако если расчет был поразить Эливис, то Гэвин зря старался. Ее в зале не наблюдалось. Немногочисленные оставшиеся слушатели тоже утратили интерес. Двое вяло перекидывались в кости на скамье, а сэр Блуэт спал, распластав подбородок по массивной груди.

Судя по всему, Киврин ничего не проспала и поговорить с Гэвином ей все равно бы не удалось — да и вряд ли удастся в ближайшие часы. Можно было не вылезать из амбара. Видимо, хватит полагаться на судьбу. Придется подкарауливать Гэвина самой — преградить ему путь в нужник, например, или шепнуть на ухо по дороге в церковь: «Встретимся на конюшне после службы».

Церковники явно не настроены уезжать, пока в доме остается еще хоть капля вина, но слишком затягивать тоже опасно. Вдруг им завтра взбредет в голову поехать на охоту, или погода переменится. Да и в любом случае, уедет посланник со своими пропойцами или нет, до стыковки ровно пять дней. Нет, уже четыре. Ведь Рождество наступило.

— «Он замахнулся, готовясь нанести смертельный удар. — Гэвин сделал выпад. — И достань ему сил, покатилась бы голова моя с плеч».

—Леди Катерина! — Имейн поманила Киврин к себе. Посланник глядел так заинтересованно, что у Киврин тревожно заколотилось сердце — какую еще каверзу они там выдумали вдвоем? Леди Имейн, не дожидаясь, сама двинулась ей навстречу с каким-то полотняным свертком в руках.

— Отнесите это отцу Рошу к утренней службе. — Имейн отвернула уголок, показывая лежащие внутри восковые свечи. — Пусть поставит на алтарь, — подчеркнула она, — и ни в коем случае не снимает нагар пальцами — от этого ломается фитиль. Пусть как следует уберет церковь для епископского посланника, чтобы тот мог отслужить рождественскую заутреню. Церкви должно походить на храм божий, а не на хлев. И пусть наденет чистое.

«Значит, ты все-таки обеспечила себе полноценную службу, — подумала Киврин, спеша через двор и по тропинке к церкви. — И меня сплавила. Теперь осталось только отца Роша извести — убедить посланника лишить его сана или отправить в Бистерское аббатство».

На лугу никого не было. В серых сумерках догорал бледный костер, а лужи растаявшего снега затягивало коркой льда. Сельчане разошлись по кроватям — отец Рош, должно быть, тоже. Но дым из его лачуги не шел, и на стук в дверь никто не отозвался. Киврин зашла в церковь через боковую дверь. Внутри царила темнота и стужа — сильнее, чем в полночь.

— Отец Рош! — негромко позвала Киврин, пробираясь на ощупь к статуе святой Катерины.

До Киврин донеслось бормотание. Священник стоял на коленях перед алтарем, за алтарной преградой.

— Приведи тех, кто сейчас вдали от родных мест, домой во здравии, огради их от бедствий и хворей в пути, — молился он.

Киврин вспомнила, как лежала больная и как этот же ласковый голос успокаивал и утешал, пробиваясь сквозь треск пламени. И еще она вспомнила мистера Дануорти. Больше она звать не стала, прислонилась к ледяной статуе, вслушиваясь в голос из темноты.

— К всенощной прибыл из Курси сэр Блуэт с домочадцами да слугами. И Теодульф Фриман из Хенефельда. Снег намедни перестал, небеса расчистились к светлому празднику Рождества... — Он продолжал отчитываться тем же будничным голосом, каким Киврин «молилась» в диктофон. Список присутствующих на службе и прогноз погоды.

В окнах забрезжил свет, и за ажурной решеткой алтарной преграды Киврин разглядела отца Роша отчетливее — потертый подризник с запачканным подолом, лицо грубое и жесткое, особенно по сравнению с тонкими аристократическими чертами посланника и клирика.

— Нынешней светлой ночью, когда закончилась всенощная, явился к нам посланец от епископа, а с ним двое священников — все люди высокоученые и добрые.

«Не все то золото, что блестит, — мысленно возразила ему Киврин. — Вы один стоите десятка таких высокоученых». Имейн сказала, что рождественскую заутреню будет служить посланник — который не постился и не удосужился хотя бы заглянуть в церковь, настроиться на таинство. Имейн это не смущает. «Вы стоите полусотни таких. Нет, сотни».

— Из Оксенфорда идут вести о хвори. Коттеру Торду полегчало, хоть я и отговаривал его бить ноги в такую даль на службу. Уктреда по немощи своей не пришла. Я отнес ей супу, но она не ела. Уолтеф перебрал элю на танцах и свалился с блевотой. Гита обожгла руку, вытаскивая ветку из костра. Мне нечего страшиться, хоть и грядут последние дни, дни гнева и страшного суда, ведь Ты прислал мне добрую подмогу.

Добрую подмогу. Хороша будет подмога, если она так и останется стоять сложа руки. В розово-золотистом сиянии восходящего солнца стали видны и потеки на ножках потускневших нечищеных подсвечников, и большое пятно воска на алтарном покрове. Гнев и страшный суд неминуемы, если все это заметит Имейн, шествующая к заутрене.

— Отец Рош! — окликнула его Киврин.

Священник повернул голову и стал разгибать затекшие от стояния на холодном полу колени. Он как будто всполошился или испугался чего-то.

— Это я, Катерина, — успокоила его Киврин, вставая к окну, на свет.

Отец Рош ошарашенно перекрестился. «Может, он читал свои молитвы в полудреме и еще не проснулся до конца», — подумалось Киврин.

—Леди Имейн прислала свечи, — обходя алтарную преграду, объяснила она. — И просила передать, чтобы вы поставили их в серебряных шандалах по обеим сторонам алтаря. Еще она распорядилась... — Киврин осеклась, не в силах пересказывать остальные указания Имейн. — Я пришла помочь вам убрать церковь к заутрене. Что мне сделать? Давайте я начищу подсвечники? — Она протянула ему сверток со свечами.

Он стоял молча, не шевелясь. Киврин недоуменно нахмурилась, гадая, не нарушила ли она каких правил приличия в своем стремлении уберечь Роша от гнева леди Имейн. Женщинам запрещено трогать священные сосуды и Святые Дары. Может быть, подсвечники тоже не их ума дело?

— Вам нельзя принять от меня помощь? — спросила она. — Или мне нет хода в алтарь?

Отец Рош будто очнулся.

— Божьим слугам никуда пути не заказаны, — ответил он, забирая у нее свечи и складывая на алтарь. — Но вам негоже заниматься такой черной работой.

— Это богоугодное дело, — возразила Киврин и стала вынимать огарки из тяжелого ветвистого шандала в восковых потеках. — Нам понадобится песок. А еще нож, чтобы счищать воск.