Книга Страшного суда

— Прочел, но не в состоянии сообщить, что в итоге получилось. Эндрюс согласился прочесть с удаленного доступа, однако нам необходимо подсоединить передатчик.

— Боюсь, это невозможно, — ответил Гилкрист. — Лаборатория на карантине, пока не будет выявлен источник вируса.

— Какой источник? — не поверил своим ушам Дануорти. — Ведь уже ясно, что вирус из Южной Каролины.

— Это доподлинно неизвестно, я жду подтверждения. А до тех пор считаю своим долгом избавить университет от лишнего риска, закрыв доступ в лабораторию. Прошу меня извинить, я здесь по делу, мне положено Т-клеточное наращивание. — Он шагнул к медсестре.

Дануорти преградил ему дорогу.

— Какого риска?

— Общественность опасается, что вирус мог проникнуть через сеть.

— Общественность? Вы имеете в виду тех трех недоумков с плакатом у ворот? — рассвирепел Дануорти.

— Пожалуйста, потише, мистер Дануорти, — вмешалась медсестра. — Здесь больница.

— Ваша «общественность», — не обращая на нее внимания, продолжал Дануорти, — требует заодно ужесточить иммиграционные законы. Что будете делать? Отделитесь от Сообщества?

Гилкрист вздернул подбородок, и жесткие носогубные складки обозначились даже под маской.

— Мой долг, как исполняющего обязанности главы исторического факультета, действовать в университетских интересах. Ссоры с горожанами, как вам должно быть известно, могут нам повредить. И я счел необходимым успокоить общественность, закрыв лабораторию до прибытия результатов секвенирования. Если подтвердится, что вирус из Южной Каролины, тогда, разумеется, лаборатория будет немедленно открыта.

—А Киврин? С ней что будет до выяснения?

— Если вы не перестанете кричать, — пригрозила сестра, — я пожалуюсь доктору Аренс.

— Отлично! — согласился Дануорти. — Ее и позовите. Пусть разъяснит мистеру Гилкристу, какую чушь он несет. Вирус никак не мог проникнуть через сеть.

Медсестра возмущенно удалилась.

— Если ваши пикетчики не понимают элементарных законов физики, — кипятился Дануорти, — растолкуйте им хотя бы, что мы делали переброску в одну сторону. Сеть открывалась в 1320 год, а не из него. Из прошлого ничего просочиться не могло.

— Если так, то мисс Энгл ничего не грозит, и она спокойно подождет до результатов секвенирования.

— Ничего не грозит? Да вы даже не знаете, где она!

— Ваш оператор установил привязку, убедился, что перемещение состоялось и сдвиг минимальный, — возразил Гилкрист, раскатывая рукав и аккуратно застегивая манжет. — Я не сомневаюсь, что мисс Энгл именно там, где ей и предполагалось быть.

—А я сомневаюсь! И буду сомневаться, пока не удостоверюсь, что она благополучно туда прибыла.

— Видимо, придется вам напомнить, что мисс Энгл — моя студентка, а не ваша, мистер Дануорти. — Гилкрист надел пальто. — А я должен выбирать оптимальный выход.

— И оптимальный выход для вас — это закрыть лабораторию на карантин, чтобы умаслить горстку недоумков, — с горечью проговорил Дануорти. — Кстати, некоторые представители «общественности» считают эпидемию господней карой. Их каким образом предлагаете задабривать? Жечь мучеников на костре?

— Это оскорбление! Равно как и то, что вы постоянно вмешиваетесь не в свое дело. Вы с самого начала копали под медиевистику, чтобы не допустить нас к путешествиям во времени, а теперь вы копаете лично под меня. Не забывайте, что в отсутствие мистера Бейсингейма я исполняю обязанности главы факультета и...

— Невежественный, напыщенный остолоп, которому ни в коем случае нельзя было доверять кафедру, и жизнь Киврин тем более — вот кто вы!

— Не вижу смысла продолжать разговор, — заявил Гилкрист, выходя. — Лаборатория на карантине. И останется закрытой, пока не получим секвенирование.

Шагнув за Гилкристом, Дануорти чуть не столкнулся с Мэри, одетой в СЗК. Она читала таблицу.

— Ты не представляешь, что Гилкрист устроил. Поверил горстке пикетчиков, что вирус проник через сеть, и запер лабораторию.

Мэри молчала, уткнувшись взглядом в таблицу.

— Бадри утром сказал, что со сдвигом какая-то ошибка. Твердил «не может быть» и «что-то не так».

Мэри рассеянно посмотрела на него и снова уткнулась в распечатку.

—Я нашел оператора, который может удаленно прочитать привязку Киврин, а Гилкрист взял и все закрыл. Поговори с ним, разъясни, что вирус стопроцентно южнокаролинский.

— Не стопроцентно.

— В каком смысле? Результаты секвенирования пришли?

Мэри покачала головой.

— Центр по гриппу вызвал своего специалиста, но она еще не закончила. Хотя предварительные данные все равно показывают, что вирус не южнокаролинский. — Мэри подняла глаза. — Но я и без них уже знаю. Южнокаролинский не давал смертельных исходов.

—Ты хочешь сказать... Бадри?


— Нет. — Она сложила распечатку и прижала к груди. — Беверли Брин.

Он не понял, кто это. Показалось на миг, что Мэри назовет Латимера.

—Женщина с фиалковым зонтом. Она только что скончалась.





Запись из «Книги Страшного суда»



(046381-054957)


22 декабря 1320 года (по старому стилю). Колено Агнес стало хуже. Покраснело и болит (мягко сказано — Агнес закатывает визг при любой попытке к нему притронуться). Бедняжка едва ходит. Что делать, непонятно — если я скажу леди Имейн, она примется мазать его какой-нибудь вонючей гадостью и сделает только хуже, а Эливис вся в тревоге и заботах.

Гэвин до сих пор не вернулся. Должен был приехать вчера к полудню, но когда он не появился и к вечерне, Эливис заподозрила, что Имейн услала его в Оксфорд.

— Всего лишь в Курси, — отбивалась леди Имейн. — Вероятно, дождь его задержал.

— И больше никуда? — Эливис заподозрила неладное. — Или еще бог весть в какие дали за новым капелланом?

Имейн выпрямилась.

— Отец Рош не сдюжит вести рождественскую службу перед сэром Блуэтом с домочадцами. Хочешь опозориться перед нареченным Розамунды?

Эливис побелела как полотно.

— Куда вы его услали?

— Я отправила его к епископу — изложить нашу крайнюю нужду в капеллане.

— В Бат?! — ужаснулась Эливис, взмахивая рукой. Казалось, она сейчас ударит Имейн.

— Нет. Всего лишь в Сисетер. Архидьякон должен быть в аббатстве на Святки. Я наказала Гэвину передать ему нашу просьбу, а уж он оттоле препоручит дело кому-нибудь из священников. Хотя, мнится мне, дела в Бате не столь уж худы, чтобы Гэвин не смог добраться до тех краев в целости и сохранности, иначе мой сын давно бы покинул город.

— Ваш сын разгневается, узнав, что мы его ослушались. Он наказал нам — и Гэвину — сидеть в поместье до его приезда.

Эливис едва сдерживала ярость, сжав опущенную руку в кулак, словно с наслаждением надрала бы Имейн уши, как Мейзри. Но при слове «Сисетер» немного успокоилась, судя по тому, как зарозовели смертельно бледные скулы.

«Мнится мне, дела в Бате не столь худы, чтобы Гэвин не смог добраться туда в целости и сохранности», — сказала Имейн. Эливис, похоже, другого мнения. Боится, что Гэвин угодит в какую-нибудь ловушку или приведет сюда врагов лорда Гийома? И что все настолько «худо», что Гийом уже не может покинуть Бат?

Подозреваю, что все сразу. За утро Эливис раз десять подбегала к двери и вглядывалась вдаль сквозь пелену дождя, вся взвинченная, как Розамунда во время нашей вылазки. Только что спросила Имейн, доподлинно ли ей известно, что архидьякон в Сисетере. Очевидно, опасается, что, не застав его там, Гэвин мог податься прямиком в Бат.

Ее страхи передались остальным. Леди Имейн скрылась в укромном уголке с реликварием, Агнес хнычет, а Розамунда смотрит отсутствующим взглядом на свои пяльцы с вышивкой.

(Пауза.)

Днем потащила Агнес к отцу Рошу. Колено все хуже. Ходить она уже не может, и от ссадины вверх потянулась красная полоска.

В 1320 году лекарства от заражения крови еще не изобрели, а колено Агнес повредила исключительно по моей вине. Не кинься я на поиски той поляны, она бы не упала. Я понимаю, что закон парадоксов не позволит, чтобы мое присутствие как-то повлияло на судьбу современников, но рисковать не могу. Если уж на то пошло, я и сама не должна была заболеть, однако ведь заболела.

Поэтому, когда Имейн удалилась на чердак, я отнесла Агнес в церковь. Дождь лил как из ведра, но она даже не ныла, что промокла, и это меня напугало куда больше, чем красная полоска.

В церкви было темно и пахло плесенью. Изнутри доносился голос отца Роша. «Лорд Гийом еще не вернулся из Бата. Я опасаюсь за него», — говорил он кому-то.

Я подумала, что это Гэвин приехал, и решила послушать, вдруг он расскажет о суде, поэтому притаилась у порога, не спуская Агнес с рук.

— Два дня идет дождь, — продолжал отец Рош, — с запада дует сильный ветер. Овец пришлось загнать с полей.

С минуту я напряженно вглядывалась в темноту и, когда глаза чуть-чуть привыкли, наконец различила силуэт. Отец Рош стоял на коленях перед алтарной преградой, сложив руки в молитве.

— У мажордомова младенца колики, и он не принимает молока. Коттеру Таборду совсем худо.

Он молился не на латыни, не нараспев, как священник из реформистской церкви, и не ораторствуя, как викарий. Просто излагал события, как я сейчас.

В XIV веке Бог казался современникам ближе и роднее, осязаемее, чем материальный мир, их окружавший. «Ты просто вернешься домой», — успокаивал меня отец Рош, когда я умирала. Именно так современники, по идее, и воспринимали смерть: телесная жизнь иллюзорна и несущественна, а душа вечна, и лишь ее существование важно. Душа словно гостит на земле, как я гощу в этом времени. Однако подтверждений этому я не наблюдала. Эливис исправно бормочет «аве» на заутрене и вечерне, а потом встает, отряхивая юбку, в прежней тревоге за мужа, за дочерей и за Гэвина. А Имейн, с ее реликварием и часословом, озабочена только положением в обществе. И лишь теперь, услышав в сырых церковных стенах молитву отца Роша, я увидела, что Бог для него действительно где-то рядом.

Наверное, он представляет Господа и небеса так же четко и ясно, как я представляю вас и Оксфорд — залитый дождем двор колледжа и ваши запотевшие очки, которые вы все время протираете шарфом. Наверное, небеса кажутся ему такими же близкими и недосягаемыми.

— Храни наши души от зла и дай нам войти в Царствие Небесное, — закончил отец Рош, и Агнес, как по сигналу, встрепенулась у меня на руках.