Книга о потерянном времени

2. Ваши ключевые компетенции




За годы работы мне повезло брать интервью у многих удивительных людей. Но мало кто может сравниться с Роалдом Хоффманом.

Хоффман, еврей по национальности, родился в 1937 году на границе Польши с бывшим Советским Союзом. Вскоре после начала Второй мировой войны его семью перевезли в трудовой лагерь. Отец там погиб, а Роалд с матерью выжили: им удалось бежать, после чего добрый украинский учитель спрятал их на школьном чердаке, где они провели больше года. Я как мать не могу себе представить, как тяжело было долго не давать маленькому мальчику шуметь и держать его взаперти. Но чего только не сделаешь ради выживания. Кроме того, у Хоффмана было качество, которое помогало скоротать время: он был прекрасным наблюдателем. Он смотрел через дырку в стене на смену освещения и сезонов, наблюдал за играми других детей на улице, и эти сцены глубоко врезались в его память. «Я наблюдатель, — сказал он мне, когда я брала у него интервью в 2008 году для веб-сайта журнала Scientific American. — Я смотрю, как вещи взаимодействуют друг с другом. Меня это интересует».

К концу войны Хоффман с матерью бежали на территорию, занятую Красной Армией, и провели годы в лагерях для перемещенных лиц. Мать впоследствии вышла замуж, и в 1949 году семья поселилась в Нью-Йорке. Роалд учился в школе Стайвесанта, а затем в Колумбийском университете, где показал себя как перспективный молодой ученый и завоевал немало наград. Но наука была далеко не единственным его интересом. Университетские лекции по курсу «Великие книги» и изучение поэзии — в частности, под руководством лауреата Пулитцеровской премии поэта Марка Ван Дорена, — вызвали в нем сомнения по поводу будущей профессии.

У его родителей были четкие представления о будущем маленького еврейского иммигранта. «На меня сильно давили, чтобы я стал доктором — настоящим доктором!», — говорит Хоффман. Но он знал, что не хочет заниматься медициной, поэтому искал другие приемлемые варианты. «Мне хватило мужества, чтобы заявить родителям о нежелании становиться врачом, но не хватило, чтобы признаться в желании изучать историю искусств. И в аспирантуре я занялся химией», Этот предмет он тоже любил. Он начал использовать выраженные способности к наблюдению, и вскоре химия ответила ему взаимностью. Докторскую степень он получил в Гарварде, где работал под руководством будущего нобелевского лауреата Уильяма Нанна Липскомба. Затем Хоффман стал профессором в Корнеллском университете, где добился больших успехов в описании структуры и реактивной способности органических и неорганических молекул. Правило Вудворда — Хоффмана, разработанное им совместно с Робертом Бернсом Вудвордом, позволяет предсказать расположение атомов в определенных видах органических молекул. В 1981 году он получил Нобелевскую премию по химии совместно с Кэнъити Фукуи — за разработку теории протекания химических реакций, сделанную независимо друг от друга.

Обычно Нобелевская премия считается кульминацией жизненных трудов, поэтому здесь я должна бы закончить. Но самое интересное в том, что Хоффман давал мне интервью по единственному телефону-автомату в калифорнийской творческой колонии, где он провел утро за сочинением причудливого стихотворения, в котором лирический герой разговаривает с собственным мозгом. И это было далеко не первое его литературное предприятие. Незадолго до получения Нобелевской премии он занялся поэзией всерьез. Он писал стихотворения о науке, о красоте взаимодействия между вещами, о военном детстве. И часто просто описывал все, что наблюдал — эпизоды семейной жизни, моменты взаимодействия его маленьких детей с окружающим миром. «Возможно, в этих наблюдениях есть кое-что от науки, — говорит он. — Однако, чтобы они имели смысл для читателя, их надо наделять неким эмоциональным багажом». Хоффман понимает, что кто-то изначально захочет прочесть его поэзию исключительно из-за фактора оригинальности, поэтому сознательно старается развивать свое искусство. Он изучает других поэтов, редактирует свои тексты и ездит в дома творчества, такие как этот в Калифорнии. Ему приходится нелегко. По его словам, когда речь заходит о поэзии, коллеги-ученые порой говорят: «Если бы у меня было время, я бы тоже так смог». «Они не знают, как это трудно, — замечает Хоффман. — У моих стихов бывает гораздо больше черновиков, чем у научных статей».

Но процесс ему очень нравится. «Я люблю браться за перо», — говорит он, и эта любовь принесла плоды. Не прекращая преподавать химию в Корнеллском университете, Хоффман выпустил несколько книг, в числе которых «Метамиктное состояние» (The Metamict State) и «Провалы и края» (Gaps and Verges), а также опубликовал отдельные стихотворения в The Paris Review и The Kenyon Review. Также он автор пьес и книг о наблюдениях за жизнью и наукой, а еще ведет ежемесячную программу в нью-йоркском арт-кафе Cornelia Street Café.

При общении с такими людьми на ум приходит термин «универсальный человек», но на деле он не все делает одинаково хорошо. Он рассказал мне, что есть области вроде математики или музыки, которые требуют ослепительных вспышек таланта, и такое его никогда особенно не привлекало. «Эти области часто отличаются тем, что в них преуспевают вундеркинды, — говорит он. — Но мне не известны дети, которые были бы великими химиками, или политиками, или поэтами. Дети пишут прекрасные стихи. В них есть наивность и сила наблюдения, которая еще не знала многочисленных препятствий. Еще дети — вместилища наших романтических представлений о невинности. Они пишут интересные стихи. Но не великие». Здесь Хоффман делает паузу. «Я думаю, мне нравятся сферы, в которых не бывает вундеркиндов. Полагаю, мне они нравятся, потому что я, кажется, могу этим заниматься. Это доступно вам и мне».

«Вам» стоит рассматривать как образный оборот — чтобы написать о Хоффмане, мне пришлось просить золовку-химика очень медленно объяснить мне правило Вудворда — Хоффмана, и на это ушло полчаса. Но вот что я вынесла из его размышлений: на данном жизненном этапе этот блестящий человек знает, какие вещи удаются ему хорошо, а какие он может делать лучше практически всех остальных. Он наблюдатель — исключительно терпеливый, способный увидеть связи во времени и извлечь из них важные выводы. Эту способность он по максимуму использовал в самых разных ситуациях — и чтобы занять время, когда он испуганным ребенком прятался от нацистов, и чтобы добиться успехов в химии и поэзии. Я думаю, все мы можем многому научиться на его опыте, когда тоже попытаемся создать желанную нам жизнь за 168 часов.

«Работа — это, в сущности, связка задач, которые собрали вместе и выдали человеку», — написали однажды Трой Смит и Ян Ривкин из Гарвардской школы бизнеса. Подобным образом, жизнь — тоже связка задач и видов деятельности, которыми занимается индивид. Некоторые виды, вроде сна или еды, обязательны, но остальные просто представляют собой сочетания того, что мы выбираем, связанные по той или другой причине, и, как написали Смит и Ривкин, «нет никакой причины предполагать… что задачи будут объединяться в будущем по тому же принципу, что и в прошлом». Связка «лауреат Нобелевской премии по химии и поэт» не кажется очевидной, но нет причин, по которым она не может существовать.

Хотя Хоффман, возможно, сморщился бы от такого непоэтичного объяснения для распределения времени в его жизни, я бы сказала, что он осознал ключевые принципы современной экономической теории. Желая сделать свою жизнь полноценной, он по максимуму использовал то, что в мире бизнеса называют «ключевыми компетенциями».

Вот о чем идет речь. В доисторические времена — то есть лет тридцать назад — корпорации считали себя монстрами, состоящими из стратегических бизнес-подразделений. Эти подразделения могли быть никак не связаны друг с другом тематически, однако они оказались объединенными в результате слияний, поглощений и запуска новых видов продукции. Если направление бизнеса было прибыльным, считалось, что крупной корпорации лучше приобрести еще одну компанию из этой сферы или запустить собственное подразделение, чтобы расти дальше. Например, компания U.S. Steel купила железнодорожный бизнес, а потом — довольно поздно, в 1982 году — фирму Marathon Oil, потому что энергия представлялась ей направлением будущего. А GE за годы существования входила в самые разные сферы, от инвестиционных банков до телевизионных сетей, потому что все это приносило прибыль. Прибыль — это хорошо, поэтому любые средства ее увеличить выглядят как средства успеха.

Но в 1990-е годы гуру менеджмента Гэри Хэмел и К.К. Прахалад запустили в своей статье в Harvard Business Review другую идею. Бизнес может какое-то время идти хорошо и при наличии прибыльных, но не связанных между собой подразделений, отметили они, но мир переходит в гораздо более конкурентную глобальную эру. По мере того как рынки становятся более производительными, а трудовой рынок — более гибким, лучшие кадры оказываются менее доступным ресурсом, чем сырье или капитал, на которые делали акцент в прошлом. И если вы направляете этот скудный ресурс на вещи, удающиеся вам хорошо, но не лучше, чем другим, «ясность стратегического намерения» оборачивается упущенными возможностями. И это отнимает энергию и мешает сосредоточиться на том, что компания делает лучше всего. По мнению Хэмела и Прахалада, в эру глобализации компании лучше всего сосредоточиться на так называемых «ключевых компетенциях».

Они определяют ключевые компетенции тремя способами. «Во-первых, ключевая компетенция дает потенциальный доступ к самым разным рынкам. Например, если компетенция компании — дисплеи, то она может участвовать в производстве калькуляторов, миниатюрных телевизоров, мониторов для портативных компьютеров и приборных панелей для автомобилей». Во-вторых, «ключевая компетенция должна вносить существенный вклад в ожидаемые преимущества конечного продукта для потребителей». Наконец, «конкурентам должно быть трудно их имитировать». И так оно и будет, если она представляет собой гармоничное сочетание индивидуальных технологий и производственных навыков». По утверждению Хэмела и Прахалада, мало какие компании могли бы стать мировыми лидерами более чем в пяти-шести компетенциях.

С годами идею усовершенствовали. Как правило, фраза «ключевые компетенции» обозначает вещи, которая компания делает лучше других, причем остальные не могут даже приблизиться к этому уровню. На нашем высокопроизводительном глобальном рынке компании добиваются успеха, сосредоточившись на ключевых компетенциях и сведя до минимума, делегируя или игнорируя все остальное.

И вот, за последние двадцать лет мир бизнеса стал одержим этим усовершенствованием. Говоря словами Томаса Фридмана, мы живем в плоском мире. Скрупулезные счетоводы нашли способы передать внешним исполнителям практически любые задачи, от изготовления чертежей до лечения зубов. U.S. Steel, этот конгломерат из конгломератов, в 2002 году отделилась от Marathon Oil. А GE сосредоточилась на ключевых компетенциях еще при прежнем генеральном директоре Джеке Уэлче, уйдя из всех направлений бизнеса, где не могла занять первое или второе место. В наши дни корпорация обдумывает возможность выделить в дочерние компании все — от финансового подразделения до производства бытовых приборов.

Звезда корпораций всходит и заходит, но в современном мире обычно добиваются успеха те, кто предельно сосредоточен на вещах, которые удаются им лучше, чем всем остальным. Например, сеть гипермаркетов Wal-Mart предлагает низкие цены, а Target продает «дешевый шик». Когда Wal-Mart попыталась внедрить товары из сегмента «дешевый шик» в своих магазинах, идея потерпела поражение, и сеть быстро вернулась к идее низких цен, которая оказалась очень успешной в условиях нынешнего экономического спада. В 2008 году, когда розничная торговля в основном находилась в состоянии свободного падения, у Wal-Mart сопоставимые магазинные продажи выросли на 3,3 %. Как говорит Гарри Снайдер, один из основатель сети быстрого питания In-N-Out, «делайте одну вещь — и как можно лучше».

Обычно мы читаем об этих концепциях в деловой прессе. Но, оказывается, пример современных компаний, которые предприняли значительные усилия, чтобы избавиться от лишнего и сосредоточиться на главном, может стать нам уроком на пути к жизненному успеху. Нет необходимости выбирать что-то одно. Даже в In-N-Out кроме гамбургеров продаются напитки и картофель фри. Однако, если вы хотите овладеть каким-то искусством, не стоит слишком разбрасываться или тратить слишком много времени на вещи, в которых вы не сможете многого добиться. В этой главе я хочу продемонстрировать, что люди, как и компании, могут иметь ключевые компетенции. И к ним применимо то же трехчастное определение Хэмела — Прахалада. Ключевые компетенции индивида лучше всего представлять себе как способности, которые можно с успехом применить в разных сферах. Они должны быть важными для нас и должны иметь смысл. И еще должны быть вещи, которые нам удаются лучше всего, при том, что другим не удастся и приблизиться к этому уровню.

Например, Роалд Хоффман извлек максимум из своей ключевой компетенции терпеливого наблюдателя — и в химии, и в поэзии. Он посвятил этим занятиям достаточно времени, чтобы сделать их важной и значимой частью своей жизни. Вместо того, чтобы применить свой дар там, где он, по собственному мнению, не мог достичь мирового уровня (например, в вотчинах вундеркиндов, таких как музыка и математика, или в нелюбимой медицине), он направил усилия туда, где мог стать звездой.

В широком смысле те люди, которые получают от жизни максимум, пытаются выявить свои ключевые компетенции и сосредоточиться на них. Они знают, что между счастливыми, успешными людьми и теми, кто просто живет кое-как и как-нибудь, есть по крайней мере одно ключевое отличие: первые тратят максимально возможную часть 168 часов на свои ключевые компетенции, фокусируясь на своей цели и, подобно современным корпорациям, отбрасывая все остальное.

Так в чем же ваши ключевые компетенции? Или, говоря по-другому, что вам следует делать в эти 168 часов?

Некоторые люди благословлены этим знанием с ранних лет. Большинство — нет. Хоффман начал писать стихи после многих десятилетий, отданных химии. Даже если у вас есть хорошее представление о своих ключевых компетенциях, возможно, вы не видите всех возможностей, так что бывает полезно потратить время на приобретение «ясности стратегического намерения» в собственной жизни.

Однако чтобы это понять, сначала надо посмотреть, как вы на самом деле проводите свои 168 часов.

Чтобы это сделать, вернитесь к журналу учету времени из первой главы. Это был эквивалент «Американского опроса общественного мнения об использовании времени», который вы провели в своей собственной жизни, записывая все свои действия как можно чаще — по крайней мере, за 168 часов. Как только у вас появятся первичные данные за неделю или несколько, распределите их на несколько категорий. Год от года категории меняются: в 2008-м использовались следующие (в каждую входит время на дорогу).

1. Уход за собой (с подкатегорией «сон»).

2. Еда и питье.

3. Домашние дела (работа по дому, приготовление еды и уборка, уход за газоном и садом, ведение домашнего хозяйства).

4. Покупка товаров и услуг (покупка продуктов и потребительских товаров).

5. Уход за домашними (с широкой подкатегорией «дети», которая сводится к физическому уходу, деятельностью, связанной с образованием, чтению с детьми или детям, играм и занятиям хобби с детьми).

6. Уход за другими людьми и помощь им.

7. Работа и деятельность, связанная с работой, включая дорогу.

8. Деятельность, связанная с образованием.

9. Организационная, гражданская и религиозная деятельность.

10. Досуг и спорт (общение и взаимодействие, просмотр телепередач, спортивные игры, физические упражнения, отдых).

11. Телефонные звонки, почта и электронная почта.

12. Другие виды деятельности.


Это разумные категории, и в конце главы я оставила место, чтобы сложить общее время по некоторым из них. Однако я рекомендую разбить более обширные из их числа на подкатегории.

Прежде всего, речь идет о категории «Работа». У некоторых людей бывает по несколько работ. Но даже если у вас она только одна, вероятно, ваш рабочий день больше похож на «связку заданий, выданных одному человеку», которую описали Смит и Ривкин, чем на однородный блок времени. Я называю себя писателем. Но я также выполняю функции детектива, выставляю и оплачиваю счета, организую встречи, и, должна признать, активно занимаюсь веб-серфингом. «Общению» тоже пойдет на пользу анализ. Сколько времени вы тратите на разговоры и взаимодействие с партнером или детьми? Тратите ли вы львиную долю этого времени на вещи, которые вам нравятся, например ужины с друзьями, или на вещи, которые вам не нравятся? Категория «Другое» может включать разные занятия — не беспокойтесь из-за секунд и не переживайте, если в сумме у вас не получится ровно 168 часов. Почти все теряют час-другой при записи, а кое-что действительно трудно отнести к одной категории.

Приглашаю вас поделиться результатами на веб-сайте LauraVanderkam.com или с семьей и друзьями. Попросите их тоже вести журнал учета времени. Думаю, вы сделаете неожиданные открытия и найдете способы быстро исправить кое-какие мелочи еще до того, как доберетесь до важного вопроса: на той ли работе вы работаете (подробнее мы обсудим это в третьей главе).

Вот что я узнала, проделав это упражнение множество раз за те месяцы, что я писала книгу. Во-первых, хотя мне казалось, что я много работаю, на самом деле я работаю около 50 часов в неделю. Так бывает часто — люди, выполняющие упражнение, понимают, что работают не так много, как им кажется.

Отчасти это объясняется тем, что интеллектуальная работа не укладывается в строгие рамки. Если по пути на конференцию вы смотрите романтическую комедию «Незваные гости» — это работа? А если пьете кофе и читаете The Wall Street Journal — это работа? Если вы делаете это в офисе, то скорее скажете, что да. А если сидите дома в кресле, наверное, скажете, что нет. Но если вы не засчитываете второе, нет никакой логической причины засчитывать первое.

Кроме туманных определений, есть еще человеческая тенденция не учитывать исключения, которые не укладываются в картину жизни у нас в уме. Например, если вы работаете четыре дня по 12 часов, а в пятницу у вас сокращенный рабочий день продолжительностью восемь часов, то вы считаете, что «обычный» день — 12 часов. И можете сказать, что работаете 60 часов в неделю. Но это не так. Вы работаете 56, да и это еще не точно. Вероятно, хотя бы один раз вы пришли в офис попозже или ушли пораньше, чтобы успеть к врачу до пробок, или сделали перерыв на обед. И вот очень скоро у вас остается 50 с чем-то часов. Несколько человек, согласившихся вести журналы учета времени по моей просьбе, попросили разрешения начать со следующей недели, потому что (например) в четверг взяли отпуск на полдня, и следующие 168 часов оказались «нетипичными». Но исключения накапливаются всегда, разве что вы больше никогда не собираетесь отпрашиваться на полдня.

С одной стороны, мы недооцениваем исключения, а с другой — переоцениваем другие вещи, например время, которое уходит на небольшие повторяющиеся задачи. Если за выходные вы десять раз поработали с почтой на смартфоне, то можете засчитать себе несколько часов, хотя каждый сеанс занимал пять минут. То есть в целом на это ушло меньше часа, пусть даже после десяти проверок почты вы чувствуете, что находитесь в рабочем режиме 24 часа в сутки семь дней в неделю.

Если учесть, что эти тенденции усугубляются в культуре, где занятость — признак вашей ценности, то очевидно, что обсчитаться очень просто. Подавляющее большинство людей, работающих полный день, как и я, укладываются в промежуток от 30 до 60 часов в неделю.

Распределение моего времени в этих 50 рабочих часах оказалось для меня такой же новостью, как и общий их объем. Я пишу и редактирую свои тексты около 25 часов в неделю. Я трачу 5–10 часов на исследования, 3–5 часов на телефонные разговоры, около часа на маркетинг и поиск клиентов, 1–2 часа на административную работу, 5 часов на электронную почту и остаток — на вещи, которые можно считать или не считать подготовительной работой (чтение статей в журналах с целью почерпнуть там идеи, просмотр сайтов в Интернете). Поскольку я пишу прозу и хочу заниматься этим больше, то хотела засчитывать время, потраченное на чтение художественной литературы как работу, если я делаю записи. К сожалению, по крайней мере, первые несколько раз, когда я учитывала свое время, этим я почти не занималась. Кроме того, я проводила почти все 50 часов в домашнем офисе, что не слишком мудро — мне надо брать больше интервью и посещать больше событий, которые дали бы мне новые идеи или ценные контакты.

С физической активностью все было хорошо. У меня есть цель — пробегать 30–40 км в неделю, и, поскольку быстро я не бегаю, то редко получается уложиться меньше чем в четыре часа. В более удачные недели у меня выходило 6–7 часов вместе с кросс-тренингом (в ходе работы над книгой соотношение между бегом и кросс-тренингом менялось в процессе беременности, хотя я старалась сохранять продолжительность тренировок постоянной — примерно пять часов).

Я обычно проводила 3–4 часа, взаимодействуя с маленьким сыном Джаспером в будние дни, и примерно в два раза больше — на выходных. (Сэм родился прямо перед выходом этой книги, поэтому он не упоминается в отчетах.) Довольно большая часть из этих часов уходила на физический уход: одеть, поменять подгузник, искупать, налить молока, вместе позавтракать. Однако при этом мы тратили немало времени, собирая пазлы, играя в кубики, забираясь в «крепости» из пустых коробок и выбираясь из них. Почти каждый вечер мы читали, хотя я занималась этим не столько, сколько считала нужным, отчасти потому, что его книги казались мне скучными. Поскольку таким образом я могла больше читать хотя бы один вид художественной литературы (ключевая компетенция!), то решила заказать на Amazon столько лауреатов медали Калдекотта[5], сколько могли выдержать наши книжные полки. По мере того, как росло качество литературы на полках, увеличивалось и время чтения — оно достигло 20–25 минут в те 4–5 дней в неделю, когда его укладывала я.

Я спала по восемь часов в неделю — немного меньше в будни и немного больше по выходным. На то, чтобы одеться и привести в порядок волосы, много времени не уходило, потому что в моем домашнем офисе неформальный дресс-код. Но я попыталась найти способы сэкономить время, когда требовалось выглядеть хорошо: например, принимать душ накануне вечером, чтобы волосы сохли, пока я сплю.

Обычно я обедала за столом (разогревала замороженную еду или остатки после ужина), а ужин готовила несколько раз в неделю. Это никогда не занимало больше 30 минут собственно работы, а обычно я укладывалась за 15. Я не тратила много времени на уборку или стирку. В седьмой главе есть советы, как сократить работу по дому.

Определенно, были категории, нуждавшиеся в улучшении. Мы с мужем проводили слишком мало времени вдвоем за «взрослыми» занятиями — эта проблема стоит перед многими семьями, в которых работают оба родителя. Также я мало времени тратила на общение с друзьями. Во время учебного года у меня уходило около пяти часов в неделю на хор — на репетиции, походы в бар с хористами, выбор и изучение нот, административную работу президента хора. Однако встречаться с друзьями не из хора было проблематично.

Я смотрела телевизор примерно семь часов в неделю — это немного, если сравнить себя со средним американцем, но все равно больше, чем уходило у меня на физические упражнения. Возможно, это неправильная пропорция. Кроме того, у меня было много часов, о которых я не смогла отчитаться, а значит, вряд ли тратила их оптимально.

С другой стороны, я была рада увидеть, что у меня уходит разумный объем времени на большие категории, которые я считаю важными. Вопрос, как оптимизировать использование времени в этих категориях, был сложнее. Можно ли было делать еще больше интересных вещей вместе с сыном? Что еще стоило делать на работе, а чего не стоило? Я знала, что писать — это моя ключевая компетенция, пусть я точно и не знаю, какие именно темы даются мне лучше. Однако исследования и маркетинг — не ключевые, и именно поэтому я не занималась этими довольно-таки необходимыми вещами.

При этом у меня хорошая отправная точка. Я знаю, что у меня подходящая работа (подробнее об этом — в следующей главе). Я работаю на себя, и могу выбирать, на чем сосредоточиться, а значит, могу посвящать много времени семье, что тоже относится к ключевым компетенциям. Многие люди начинают в совершенно других условиях. Чтобы сделать свою жизнь более сфокусированной и избавить ее от лишнего, надо понять, что вы хотите сделать за свои 168 часов. Как только вы узнаете, что вы делаете сейчас, то сможете уделить внимание этому более глубокому вопросу.

Многие годы Кэролайн Сениза-Левин возглавляла отдел отношений с университетами в корпорации Time Inc. Благодаря этому, а также опыту в консалтинге в Oliver Wyman & Company и работе по подбору персонала, она много и часто имела дело с молодыми людьми, пытающимися спланировать свою карьеру. Помимо этого, она профессиональная пианистка с дипломом Джульярдской школы, а также актриса импровизационного жанра, которая часто выступает в нью-йоркском театре Magnet Theater. Недавно она нашла способ извлечь максимум из всех этих умений — по большому счету, способности блистать перед молодежной аудиторией и составлять связный рассказ из любой идеи, которую ей предложат, — и стала соосновательницей компании Six-FigureStart. Эта фирма предлагает коучинг молодым людям, которые пытаются выяснить, «кем они хотят стать, когда вырастут».

Многие люди не имеют представления, как ответить на этот вопрос — ни в личном, ни в профессиональном плане. Поэтому на своих семинарах Сениза-Левин часто использует фирменное упражнение, которые называется «100 вещей, о которых вы мечтаете». Вот как оно работает. В конце этой главы, после раздела для обобщения потраченных часов по категориями, я оставила место, где можно начать писать список из ста вещей, которые вы хотели бы вы сделать в своей жизни. «Это может быть что-то очень простое, например, десять мест, которые вы хотите посетить, или десять книг, которые хотите прочитать, или десять интересных вам ресторанов, или десять навыков, которыми вы хотите овладеть, или десять финансовых целей, которые вы себе ставите», — говорит Сениза-Левин. Включите в список и те цели, которых вы уже достигли — например окончили университет, женились или завели детей. Возможно, к концу сотни пунктов у вас иссякнут идеи, но если их окажется слишком много, назовите список «1000 вещей, о которых я мечтаю» и продолжайте на полях или на другом листе бумаги. Цель — взять настолько большое число, чтобы не пришлось себя ограничивать или думать, насколько невозможны некоторые из этих желаний. Нобелевская премия по химии и хороший запас карамели в темном шоколаде из магазина Trader Joe’s могут оказаться в одном списке.

Вернитесь к этому списку несколько раз за следующую неделю-другую и добавьте дополнительные пункты. Вот некоторые из моих, записанных в апреле 2009 года, когда я приступила к этой главе.

Сходить на Мессу си минор Баха в живом исполнении.

Спеть Мессу си минор Баха с действительно хорошим хором и оркестром.

Заказать крупное произведение для хора.

Посмотреть постановку цикла «Кольцо Нибелунга» Вагнера.

Постоянно иметь в кабинете свежие цветы.

Завести красивую писчую бумагу и блокноты с моим именем.

Написать серию регулярных статей или колонок для крупного журнала о важном вопросе, который потребует путешествий в экзотические места по всему земному шару.

Съездить в винный тур в Аргентину.

Съездить в сафари по Африке вместе с детьми, когда они будут подростками.

Опубликовать роман.

Попасть в список бестселлеров художественной литературы и нон-фикшн.

Написать серию настолько увлекательных книг, что рядом с ними «Гарри Поттер» покажется скромным достижением.

Преподавать журналистику и писательское мастерство в одном из лучших университетов.

Иметь гардероб из любимой одежды, чтобы каждый раз одеваться с удовольствием.

Устроить себе творческий отпуск в уединенном месте и на берегу моря.

Влезть в узкие джинсы 26 размера через месяц после рождения второго ребенка.

Иметь хороший запас карамели в темном шоколаде из магазина Trader Joe’s.