Клуб Мефисто

– Ну, спасибо тебе. Знаю, ты понимаешь, сколько нужно было трудов, чтобы состряпать все это. Ведь ты и сам умеешь готовить.

– Ну, просто у меня не было выбора. Ведь я столько лет промыкался один-одинешенек. – Он прикоснулся под столом к руке Джейн и крепко сжал ее. – А потом мне повезло – я встретил девушку, которая умеет готовить. – «Когда у нее доходят до этого руки», – следовало бы ему прибавить.

– Я научила Джейн всему, что умею.

– Мам, передай ягненка! – попросил Фрэнки.

– Что, прости?

– Ягненка.

– А как насчет «пожалуйста»? Не передам, пока не услышу волшебного слова.

Отец Джейн вздохнул:

– Фу-ты ну-ты, Анжи! Рождество ведь. Просто накорми мальчика – и все.

– Я кормлю этого мальчика уже целых тридцать шесть лет. И он не помрет с голода, оттого что я прошу его быть полюбезнее.

– Гм… мам, – рискнул попросить Майк. – Не могла бы ты, э-э, пожалуйста, передать картошечки? – И он тут же еще раз кротко прибавил: – Пожалуйста!

– Конечно, Майки. – Анжела пододвинула к нему миску с картошкой.

Некоторое время за столом царила тишина. Было слышно только, как усердно работают челюсти да столовое серебро постукивает о фарфоровую китайскую посуду. Джейн посмотрела на отца, сидевшего на одном конце стола, потом на мать – она сидела на другом конце. Родители же друг на друга не глядели вовсе; им вообще было впору разойтись по разным комнатам – до того стали они далеки. Джейн нечасто наблюдала за своими родителями, но сейчас она почувствовала, что это необходимо, однако то, что она увидела, не очень-то ее обрадовало. И когда только они успели состариться? Когда начали блекнуть мамины глаза, когда папа растерял свою шевелюру, от которой осталось одно лишь название?

Когда они возненавидели друг друга?

– А ну-ка, Джени, расскажи нам, что заставило тебя вкалывать всю прошлую ночь напролет? – попросил папа, поглядывая на дочь. И при этом упорно стараясь не смотреть на Анжелу.

– Гм, да кому это интересно, папа!

– Мне, – вставил Фрэнки.

– Сегодня же Рождество. Думаю, вряд ли…

– Так кого там у вас укокошили?

Джейн поглядела через стол на старшего брата:

– Одну девицу. Не самая приятная история.

– А мне это совсем не противно, – сказал Фрэнки, отправляя в рот кусок розовой ягнятины.

Надо же, старший сержант Фрэнки бросает ей вызов!

– Эта история будет противна. Противнее некуда.

– Девушка была симпатичная?

– Тебе-то что?

– Просто интересно.

– Дурацкий вопрос.

– Почему же? Если она была симпатюлька, легче понять мотив того парня.

– Который ее убил? Боже мой, Фрэнки!

– Джейн, – одернул ее отец, – сегодня же Рождество.

– Но ведь Джейн права, – огрызнулась Анжела.

Фрэнк с изумлением уставился на жену.

– Твоя дочь разводит ругань за праздничным столом, и ты еще на меня нападаешь!

– А ты считаешь, убивают только красоток?

– Мам, я же этого не говорил, – сказал Фрэнки.

– Да, не говорил, – подтвердил отец.


– Зато подумал. Вы оба подумали. Внимания, мол, достойны только красавицы. Любить или убивать женщин интересно, только если они хорошенькие.

– Ну пожалуйста!

– Да что «пожалуйста», Фрэнк? Сам знаешь, так оно и есть. Погляди на себя.

Джейн с братьями посмотрели на отца.

– А зачем на него глядеть? – удивился Майк.

– Анжела, – сказал Фрэнк, – сегодня же Рождество.

– Да, знаю! – Анжела вскочила с места и всхлипнула. – Знаю. – И направилась из столовой в кухню.

Джейн взглянула на отца:

– Что тут происходит?

Фрэнк пожал плечами:

– Сложный возраст для женщины. Жизнь меняется.

– Дело не только в этом! Я хочу узнать, что случилось. – Джейн встала из-за стола и следом за матерью вышла в кухню. – Мам!

Анжела сделала вид, будто не слышит. Она стояла спиной к дочери и взбивала сливки в кастрюльке-нержавейке. Миксер позвякивал о стенки кастрюльки, разбрызгивая по столу белые жирные капли.

– Мам, что с тобой?

– Десерт готовлю. Совсем забыла про сливки, теперь вот взбиваю.

– Что случилось?

– Надо было их приготовить до того, как все сели за стол. Сама знаешь, твой братец Фрэнки весь как на иголках, когда слишком долго ждет следующего блюда. Если он просиживает так больше пяти минут, то его опять тянет к этому злосчастному телевизору. – Анжела взяла сахар, высыпала полную ложку в кастрюльку и снова принялась взбивать сливки. – Хоть Майки старается хорошо себя вести. Даже когда видит плохие примеры. А тут, куда ни глянь, одни плохие примеры.

– Послушай, я же понимаю: что-то не так.

Анжела выключила миксер и, тяжело опустив плечи, уставилась на сливки – они до того загустели, что уже больше походили на масло.

– Тебя это не касается, Джени.

– Все, что касается тебя, касается и меня.

Мать повернулась и посмотрела на нее:

– Быть замужем тяжелее, чем ты думаешь.

– Папа что-то натворил?

Анжела развязала передник и бросила на стол.

– Может, отнесешь торт вместо меня? А то голова что-то разболелась. Пойду наверх, прилягу.

– Мам, давай поговорим.

– Мне больше не о чем говорить. Я не такая мать, как другие. И никогда не заставляла детей вставать на чью-то сторону.

Анжела вышла из кухни и направилась наверх, к себе в спальню.

Джейн в недоумении вернулась в столовую. Фрэнки был занят тем, что поглощал вторую порцию баранины, и на сестру даже не взглянул. Зато Майк посмотрел на нее с тревогой. Фрэнки – тот толстокожий, а Майки – он ясно понял: сегодня в доме случилось неладное. Джейн посмотрела на отца – тот наливал себе остатки кьянти из бутылки.

– Пап, может, ты объяснишь, что все это значит?

Отец отпил большой глоток вина.

– Нет.

– Она очень расстроена.

– Это наше дело, ее и мое, ясно? – Он встал и хлопнул Фрэнки по плечу. – Пошли. Может, еще третий тайм досмотрим.



– Это было самое дурацкое Рождество в моей жизни, – сказала Джейн, когда они возвращались домой.

Реджина уснула на детском сиденье в машине, и Джейн с Габриэлем впервые за весь вечер могли поговорить, ни на кого и ни на что не отвлекаясь.