Клуб Мефисто

Маура ступила в дом. Остановилась, чувствуя, как заколотилось сердце, и оглядела не предвещавшую ничего тревожного обстановку дома. В передней – обшарпанный дубовый пол. Через дверной проем видна гостиная, обставленная дешевенькой, плохо подобранной мебелью: диван-кровать с продавленным матрасом-периной, кресло с большой круглой подушкой, набитой полистиролом, книжный шкаф, собранный частью из широких обшивочных досок, частью из цельных секций. Ничего такого, что напоминало бы место преступления. Но самое страшное было впереди; она знала, страх затаился здесь, в доме, – это было видно по глазам Барри Фроста и мертвенно-бледному лицу той блондинки, детектива.

Маура прошла через гостиную в столовую и увидела сосновый стол с четырьмя стульями. Однако ее внимание привлекла не мебель, а столовые приборы, расставленные как будто для семейного ужина. На четверых.

Одна широкая тарелка была накрыта льняной салфеткой, забрызганной кровью.

Маура осторожно дотронулась до салфетки. Приподняла за краешек, взглянула на то, что лежало под нею, на тарелке. Затем вдруг бросила салфетку и с тяжким вздохом отпрянула.

– Вижу, нашла кисть левой руки, – послышался чей-то голос.

Маура резко обернулась:

– Фу ты черт, как же ты меня напугала!

– Хочешь испугаться по-настоящему? – сказала Джейн Риццоли. – Тогда пошли.

Она повернулась и повела Мауру через коридор. Джейн, как и Фрост, выглядела так, будто только что встала с постели. Слаксы мятые, темные жесткие волосы спутаны. Правда, в отличие от Фроста, держалась она мужественно и бойко – ее ботинки в бахилах так и шуршали по полу. Из всех детективов, регулярно наведывавшихся в секционный зал, пожалуй, только Джейн и отваживалась близко подходить к столу, чтобы получше разглядеть, что на нем, – вот и сейчас она двигалась по коридору с обычной решимостью. Маура шла следом, опустив голову, и рассматривала брызги крови на полу.

– Держись этой стороны, – попросила Джейн. – Тут остались нечеткие следы, ведут в обоих направлениях. Похоже, от спортивных ботинок. Они едва заметны, и я не хочу ничего затирать.

– Кто сообщил об убийстве?

– Звонили девять-один-один. Сразу после полуночи.

– Откуда?

– Прямо отсюда.

Маура нахмурилась:

– Жертва? Может, пыталась позвать на помощь?

– На линии молчали. Кто-то просто набрал номер и не положил трубку. Первая машина подоспела минут через десять после звонка. Патрульный увидел, что дверь не заперта, зашел в спальню – и пулей обратно.

Джейн остановилась у дверного проема и глянула на Мауру через плечо. Взгляд-предостережение.

– Ну вот, самое страшное – здесь.

«Отрезанной кисти было достаточно, чтобы напугаться».

Джейн посторонилась, позволив Мауре заглянуть в спальню. Жертвы видно не было – кругом была только кровь. В среднем в теле человека ее содержится литров пять. Такого же количества красной краски хватило бы с лихвой, чтобы выкрасить небольшую комнату от пола до потолка. Когда Маура заглянула в дверной проем, больше всего ее поразили невероятные брызги в форме длинных узких дорожек, оставленные рукой какого-то безумца на белых стенах, мебели и белье.

– Артериальная, – заметила Риццоли.

Маура лишь молча кивнула, разглядывая дугообразные кровавые подтеки – кошмар, описанный красным на стенах. Однажды, еще на четвертом курсе медицинского факультета, она стажировалась в отделении неотложной хирургии и видела пациента с огнестрельным ранением, истекавшего кровью на травматологическом столе. У того пациента резко упало кровяное давление, и хирург-стажер с отчаяния начал срочно проводить лапаротомию, надеясь остановить внутреннее кровотечение. Когда он разрезал живот, из брюшной полости фонтаном ударила артериальная кровь и забрызгала халаты и лица других врачей. И в последние лихорадочные секунды, пока они производили откачку и обрабатывали рану стерильными полотенцами, Маура не замечала ничего, кроме крови. Ее лоснящегося глянца и мясного запаха. Она потянулась к брюшной полости, чтобы взяться за ранорасширитель, и тут почувствовала сквозь рукава халата тепло – оно подействовало на нее как успокаивающая ванна. В тот день в операционной Маура впервые увидела, какую сильную струю крови вызывает даже самое слабое артериальное давление.

И сейчас, когда она осматривала стены спальни, ее внимание снова привлекла кровь, которая запечатлела последние мгновения жизни жертвы. «Когда был сделан первый надрез, сердце жертвы еще билось и нагнетало кровяное давление». Туда, на стену, прямо над кроватью, и ударила дугой, точно из пулемета, первая струя крови. Затем, после нескольких сильнейших толчков, дугообразные струи стали ослабевать. Тело, должно быть, пыталось компенсировать падающее давление – артерии сжимались, пульс учащался. Но с каждым сокращением сердца жертва теряла все больше крови, приближая свою смерть. Когда же наконец давление совсем упало и сердце остановилось, кровотечение почти прекратилось – из тела вытекли последние капли крови. Явление смерти – вот что прочла Маура на стенах и на кровати.

Потом ее взгляд остановился – замер, различив среди всех этих кровавых брызг нечто такое, чего она сперва не заметила. То, от чего у нее по спине вдруг пробежали мурашки. На одной из стен виднелись три перевернутых креста, нарисованные кровью. А под ними – какие-то загадочные знаки:





– Что это значит? – тихо спросила Маура.

– Понятия не имеем. Вот бьемся, пробуем разгадать.

Маура не могла отвести глаз от надписи. К горлу подступил комок.

– Что это, черт возьми, за шарада?

– Погоди, тут есть еще кое-что. – Джейн обошла кровать с другой стороны и указала на пол. – А вот и жертва. Вернее, большая ее часть.

Маура тоже обошла кровать и лишь тогда увидела женщину. Та лежала на спине, раздетая. Из-за обескровливания кожа ее была точно гипсовая, и тут Маура вспомнила, как однажды на выставке в Британском музее видела множество разбитых древнеримских статуй. За долгие столетия мрамор потрескался, головы отбились, руки отломались – и в конце концов скульптуры превратились в жалкие безликие обрубки. Сейчас, взглянув на лежащее на полу тело, она увидела то же самое. Разбитую Венеру. Без головы.

– Похоже, здесь ее и убили, на кровати, – предположила Джейн. – Поэтому забрызгало только одну стену, остальная же кровь на матрасе. Затем ее повалили на пол, наверно, потому, что убийце нужна была твердая поверхность, чтобы закончить резню… – Джейн вздохнула и отвернулась, словно дошла до предела и уже не могла глядеть на тело жертвы.

– Значит, говоришь, первая патрульная машина прибыла через десять минут после того, как позвонили девять-один-один, – сказала Маура.

– Точно.

– Да, но на все это – на ампутацию и отсечение головы – ушло бы не десять минут, а куда больше.


– Понятное дело. И звонила, по-моему, не жертва.

Услышав за спиной шаги, они обе обернулись и увидели Барри Фроста: он стоял в дверях, не решаясь войти в спальню.

– Криминалисты пожаловали.

– Пусть заходят, – сказала Джейн и, помолчав, прибавила: – Неважнецки выглядишь.

– А по-моему, я держусь молодцом. Особенно учитывая ситуацию.

– Как там Кассовиц? Оклемалась? Нам тут нужна помощь.

Фрост покачал головой:

– Все еще сидит в машине. По-моему, больше она не выдержит. Пойду лучше схожу за криминалистами.

– Скажи ей, бога ради, чтобы училась сдерживаться! – крикнула ему вдогонку Джейн. – Терпеть не могу, когда женщины ведут себя подобным образом. Это портит всем нам репутацию.

Маура снова посмотрела на пол, где лежало туловище жертвы.

– А вы нашли…

– Все остальное? – уточнила Джейн. – Ах да, левую кисть ты уже видела. А правая – в ванне. Думаю, пора тебе заглянуть на кухню.

– А там что?

– Еще сюрпризы.

Джейн прошла через спальню в коридор.

Маура было двинулась следом и тут вдруг увидела себя в зеркале. Собственное отражение глядело на нее уставшими глазами из-под слипшихся от растаявшего снега темных волос. Она так и застыла на месте – но не оттого, что увидела свое лицо.

– Джейн, – прошептала она, – ты только взгляни!

– На что?

– На зеркало. Знаки… – Маура оглянулась и посмотрела на надпись на стене. – Видишь? Обратное изображение! Это не знаки, а буквы, и прочесть их можно с помощью зеркала.

– Это что, какое-то слово?

– Да. Здесь написано – Peccavi.

Джейн покачала головой:

– Даже если изображение перевернуть, мне это все равно ни о чем не говорит.

– Это же латынь, Джейн.

– И что означает?

– Я согрешил.

Женщины какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом Джейн вдруг усмехнулась:

– Надо же, ну прямо чистосердечное признание! Думаешь, достаточно пропеть пару раз «Аве Мария!» и снова станешь белым и пушистым, после такого-то прегрешения?

– Может, это относится не к убийце. Может, к жертве. – Маура посмотрела на Джейн. – Я согрешила.

– Наказание? – предположила Джейн. – Месть?

– Мотив вполне возможный. Она натворила что-то такое, что взбесило убийцу. Согрешила против него. Вот он с ней и рассчитался.

Джейн глубоко вздохнула:

– Пойдем на кухню.

Она провела Мауру дальше по коридору. В дверях на кухню остановилась и посмотрела на доктора Айлз – та тоже застыла на пороге, онемев от того, что увидела.

Там, на кафельном полу, был нарисован большой красный круг – рисовали, похоже, мелом. По кругу, в пяти местах, виднелись лужицы расплавленного и застывшего черного воска. «Свечи», – решила Маура. А посреди круга была установлена отрезанная голова – глаза глядели прямо на них.

Круг. Пять черных свечей. «Ритуальное жертвоприношение».

– А ведь мне сейчас нужно возвращаться домой к дочурке, – сказала Джейн. – Утром рассядемся дружно вокруг елки, раскроем подарки, и все будут считать, что на земле царят мир и покой. Только я не смогу отделаться от мысли… что вот эта штуковина… смотрит на меня. Счастливого Рождества, черт возьми!

Маура проглотила комок: