Клятва ворона

В очередной раз убедившись, что первая мысль всегда самая верная, я с тяжелым вздохом вернулась к джинсам и водолазке. Запихнув в пакет кеды, штаны и белую футболку (причуда, на которой настаивал университет), я умудрилась втиснуть его в сумку, отчего она стала похожа на черный дирижабль на ремешке. Впрочем, полпачки печенья, тетрадь на кольцах, кошелек и старый, еще со школьных времен пенал-карандаш способствовали этому не меньше.

Попрощавшись с мамой до вечера, я скривилась в ответ на ее пожелание хорошего учебного дня. По моему, местами скромному, мнению, учебный день не мог быть таким по определению. Приходишь, сидишь в клетке из четырех стен (повезет, если еще у окна), слушаешь то, что через год и не вспомнишь, смотришь на то, что видеть не хочешь, и все ради галочки посещения.

Галочки, которая присоединится к армии предыдущих и станет не последним аргументом в пользу зачета или лучшей оценки на экзамене. Можно быть семи пядей во лбу, посещать лекции через раз, а то и два, ответить все верно на устном или письменном тесте, но… Когда преподаватель сверится с графой твоих посещений и увидит пропуски, он принципиально снизит оценку. За неуважение к его труду. Мало того что оплачиваешь свою учебу, ты еще и трястись за каждый прогул должен. Какая-то однобокая логика, подкосившая у меня два экзамена в прошлом году.

Распаляя саму себя, я притопала в спортивный корпус за пятнадцать минут до начала пары. Сверкнув студенческим перед лицом никогда не улыбающейся охранницы, я направилась прямиком в раздевалку. Вонь в ней, как всегда, стояла несусветная. Особенно для моего чувствительного обоняния. Пот, дезодоранты, духи, какая-то кислятина, мокрые половые тряпки, и все в спертом воздухе. Терпеть не могу эту протухшую еще лет десять назад комнату.

– Привет, – кивнула мне Ярослава, сидевшая на деревянной скамейке, уткнувшись в свой телефон.

Как и я, она ходила на волейбол, и это было куда лучше, чем гимнастика в старом спортивном корпусе, которую не от великого ума выбрала Ругалова. По мне, так легче большую часть пары играть в мяч, чем разучивать дикие танцы со снарядами. Еще фартовее было бы оказаться в спецгруппе, которую вообще почти ничем не грузят. Правда, чтобы попасть туда, нужно иметь какую-нибудь хроническую болячку вроде сколиоза или гастрита.

Угукнув в ответ, я покосилась на двух девчонок с политологии, крайне увлеченных фотографированием собственных ног в кроссовках. Интересно, существует ли пропорция между количеством запощенных фотографий и мозгов? Когда одна из них поставила на пол пластиковый стаканчик с кофе и опустила по бокам от него ноги, чтобы зафоткать, я поняла, что да.

– Во сколько ты встаешь, чтобы быть тут раньше меня? – поинтересовалась я у Ярославы, быстро выпутываясь из свитера.

– В шесть. Я всегда встаю в шесть.

– Даже когда ко второй паре?

– Да. И в выходные. Иногда позволяю себе поваляться до семи.

– Заслуживаешь памятника при жизни, – проворчала я, не представляя, каково это.

Люблю поспать – это слишком мало для того, чтобы объяснить, насколько я одержима обществом одеяла и подушки. В дождливую погоду я вообще не чувствовала себя способной слезть с кровати, могла валяться и попеременно читать и спать сутками с короткими перебежками до холодильника и обратно. Если мы учились до четвертой пары, то я всегда спала час-полтора по возвращении домой.

Переодевшись в спортивную форму, чувствуя, что всему накопленному негативу и раздражительности наконец-то есть куда вылиться без травм для окружающих, я затянула хвост потуже, прежде чем вместе с Ярославой и Мариной Богатыревой, еще одной нашей одногруппницей, выйти в коридор.

– А Алферова сегодня решила прогулять? – спросила я у Марины, потому что Нинка Алферова была ее подружкой.

Эта парочка могла уболтать самого черта и, наверное, заставить его икать от смеха, вздумай он им встретиться на пути. Они всегда занимали заднюю парту в любой аудитории и почему-то чаще всего оказывались за нами с Иркой. Невольно слыша некоторые их разговоры между собой и комментарии происходящего, нередко мы сами не могли удержаться от хохота.

– Не. Солдат дезертировал еще до начала боя, – хмыкнула Марина. – У нее сегодня у папы юбилей, ресторан заказан, все дела… Какая тут учеба, когда жизненно важно выспаться и подготовиться к вечернему нокаутированию всей дальней родни своим видом. Зная, как наш Саныч делает перекличку, теоретически Нинка присутствовать будет. А ты чего такая хмурая? Выясняла всю ночь отношения с Иркой?

Это что, так заметно, что у нас с Ругаловой временные проблемы в общении?

– Скорее с сериалом. Он утверждал, что я не смогу посмотреть еще одну серию, а я назло посмотрела целых три, – перевела я тему.

– Зачет, – фыркнула Богатырева. – Смотрите, сколько на Запатовой тональника. Интересно, глаза выплывут или нет?

Посмотрев в указанном направлении, я увидела Наталью Запатову, одну из КуКурятника сплетниц нашей группы. Тонального крема на ее лице в это раннее февральское утро было такое количество, что издалека Наташа напоминала морковку с тугим пучком осветленных до невыносимо блондинистого оттенка волос. К слову, блондинистым у Наташи было все, не только волосы, но и стиль одежды, привычки, позы, манера речи… Просто ходячее сборище штампов из анекдотов про блондинок.

– Приветики, девочки, – поздоровалась она, проведя наманикюренным ноготком по вытатуированной ниточке брови.

Удивительно. Вроде бы Запатова за собой ухаживает от и до: косметика, дорогая одежда, модные журнальчики, последние гаджеты… Наверняка встает раньше меня, чтобы навести весь этот марафет, старается, а вид все равно кукольный и искусственный. Ее с Варварой и сравнить-то не получается… Как будто пластиковая елка с серебряными ветками на одной витрине с настоящей зеленой, пушистой и пахнущей хвоей.

Мы вразнобой поздоровались с Наташей, и я принялась увлеченно разглядывать информационный стенд, поскольку не являлась поклонницей Запатовой и на один процент, включающий в себя приятельскую улыбку. На самом деле в прошлом у нас было несколько конфронтаций из-за Ругаловой, когда весь КуКурятник, вдохновленный примером своего предводителя Инги Марьяновой, принимался на всю аудиторию обсуждать Иркин внешний вид. Я, со своим нелепым желанием вступаться за каждого, кто не мог ответить обидчикам, тем более за друга, естественно, не оставалась в стороне.

Две недели на первом курсе шла беспрерывная война, пока однажды, находясь в особо дурном настроении из-за недосыпа и диеты, которой зачем-то решила себя истязать, я в пятиминутном монологе не раздала каждой участнице этой шакальей стаи так, что все наелись сразу и сполна. Не хотелось соглашаться с мамой, но… иногда у меня случаются приступы агрессии, выжигающей все окружающее: и правых, и виноватых.

За несколько минут до звонка появился Сан Саныч, с виду напоминающий добродушного дедулю, напялившего спортивный костюм и навесившего на шею свисток. Милым старичком он казался ровно до того момента, пока не заходил в спортзал и не открывал рот. Думаю, силе его голоса мог позавидовать любой генерал.

– Десять кругов по залу!

То есть двадцать, потому что два круга Саныч принимал за один, что было усвоено нами еще на первых занятиях. Я считала бег самой лучшей разминкой, хотя иногда на первых двадцати минутах пары нашего боевого старичка подменяла молодая преподавательница, предпочитавшая классическую разминку со всякими поворотами, вращениями и наклонами. Скука.

На пятом круге, окончательно разогревшись и войдя в темп, я жалела только об отсутствии наушников и о чувствительности своего носа. Занимались одни девочки гуманитарного факультета, поэтому по́том особо не пахло (проходя мимо раздевалки парней, я всегда дышала через рот или задерживала дыхание), зато духами, дезодорантами и лаком для волос – сколько угодно.

Это было легко и даже отчасти весело: пружинить ногами и выталкивать себя руками, постепенно ускоряясь и забывая обо всем вокруг. Никаких ссор, непонимания, Ирки, предстоящей встречи с сектантами (или кто они там), а только скорость, стук в ушах и что-то похожее на азарт. Хотя бы на эти двадцать кругов, пусть и в замкнутом пространстве.

Миновал последний круг, и, раскрасневшиеся и задыхающиеся, мы снова построились в шеренгу по росту, где сегодня я оказалась пятой от начала.

– На первый-второй рассчитайся! – рявкнул Сан Саныч.

Мне достался «первый», так что я отправилась в левую часть спортзала вместе с Ярославой и еще пятком сумевших проснуться и прийти на эту пару девчонок, пока самые высокие крепили сетку. Время волейбола.

Игра протекала ожидаемо. Каждый раз отбивая мяч на сторону противниц, я искренне наслаждалась этим процессом, принося очки удачным гашением. Было даже удивительным, что мне так не хотелось сюда приходить, потому что я любила активные занятия, особенно игры с мячом и бег. Я знала, что это удивление продлится недолго. Ровно до того момента, как я покину спорткорпус и отправлюсь на следующую пару.

Закон подлости, заставляющий заниматься всем чем угодно, кроме написания курсовой, домашки и прочими учебными штуками, работал в этом случае так же хорошо. Все что угодно, кроме физры. Тем более сон, раз уж кто-то умный додумался поставить ее первой парой. Сегодня победила воля, но послезавтра я вполне могу поддаться лени, убеждая себя, что на предыдущее занятие сходила, а кто-то прогуляет уже второе.

Под конец, когда, не отрываясь от списка, Сан Саныч принялся перечислять наши фамилии, помечая присутствующих, Богатыревой удалось выгородить Алферову, крикнув «Я!» грубоватым голосом. Самодовольно усмехнувшись себе под нос, она первой выскользнула из зала, едва нас отпустили. Еще один положительный момент очень короткого списка достоинств пары физкультуры в том, что заканчивали ее на пятнадцать минут раньше.

– На вторую идешь? – спросила Ярослава, когда я, уже вернувшись в свои джинсы и свитер, запихивала пакет с формой обратно в сумку.


– Да.

– Хочешь, садись со мной, если Ирки не будет.

– Обязательно, – согласилась я, поскольку соседство Самойловой было приятным и ни к чему не обязывающим.

Так и получилось. Ругалова на второй паре отсутствовала, думаю, первая прошла тоже без ее участия. Машинально записывая лекцию, мыслями я уже была в конце сегодняшнего дня. Сложно представить, как все будет, но я не собиралась оставаться без ответов. Что бы там ни думала Ирка и какой бы секрет ни хранила, ничто не мешает мне попытаться узнать правду у кого-то другого.

Например, у сероглазого парня, о котором я ничего, кроме его прозвища «Князь» и умения находить потерявшихся собак, не вставая с места, не знала. Интересно, как его зовут. Может быть, тоже какое-то имя с тремя «а»? У их компании, похоже, пунктик на этом. По крайней мере, у тех, с кем мне довелось познакомиться.

После второй Ирка так и не появилась, и я, не в состоянии больше терпеть духоту аудитории, заинтересованные взгляды, бросаемые на нас с Ярославой, и перешептывания КуКурятника о нашем с ней неожиданном союзе, свалила на пятиминутном перерыве, не досидев третью пару. Раздражение, удачно выплеснутое в физические нагрузки с утра, снова начало накапливаться, подстегнутое голодом, недосыпом и мыслями о начавшейся с каникул чертовщине.

Добравшись до дома, я, разувшись и помыв руки, метнулась на кухню, в два счета приканчивая отбивную. Холодную. Стоя у окна. Обсасывая косточку, я прислонилась бедром к батарее, чувствуя, как внутри становится тепло, и представляя, что это желудок посылает миллион благодарностей. Не оставив на косточке ни единого кусочка мяса, выбросила ее в мусорное ведро, мельком отмечая в нем несколько вакуумных упаковок из-под сарделек. Разве я вчера вечером съела три?

Поднатужившись, вспомнила, что одну съела до ужина, пока мерила шагами комнату, нервно обдумывая, в чем пойти на сегодняшнюю встречу. Ответ на этот вопрос так и не был найден. Главным образом, потому, что требовалось посоветоваться с Ругаловой, а разговаривать с ней после очередных уверток, побега и сегодняшней неявки без предупреждения совершенно не хотелось. Возвращаясь к сарделькам… Еще одна после ужина, и третья во время ночного просмотра сериала. Точно.

Довольная этим явным доказательством собственного здравомыслия (естественно, речь о хорошей памяти, а не о несколько ненормальном аппетите), я с телефоном в руке вернулась в комнату и достала из шкафа теплый пушистый плед кофейного цвета. Время тихого часа. Забираясь на диван, уже чувствуя, как слипаются глаза, я спрятала мобильный под плюшевый живот своей подушки-бегемота.

Два переворота справа налево и обратно, возня с тем, как получше устроить ноги и руки, немного покопошиться с пледом и нахождением наиболее удобной позы – то, без чего не обходится ни одно мое путешествие в сон. Всегда раздражает эта бурная деятельность, но ничего не могу с ней поделать. У мамы целая коллекция шуточек по этому поводу. Плоских и раздражающих.

Разбудила меня драйвовая мелодия, поставленная на Ирку. Медленно выплывая в реальность из сладкого тумана без снов, я вслепую нашарила телефон и положила возле уха, нажав зеленую трубку.

– Слушаю.

– Привет, ты спишь, что ли?

– Уже нет.

– Впустишь? Я у тебя во дворе.

– Набирай номер квартиры.

Сонное состояние исчезло, как дешевый растворимый кофе в кипятке. На поверхность поднялась пенка из удивления и недовольства. Пока я поднималась с дивана и подходила к запищавшей в прихожей трубке домофона, ее пузырьки готовились лопнуть парой десятков слов, прибереженных для Ругаловой.

Нажав кнопку, я открыла железную дверь, тут же увидев перед собой Ирку. В коричневой кожаной куртке, черных джинсах и черных замшевых ботильонах с меховыми «воротничками». Ничего из этого ансамбля ранее мной замечено не было.

– Привет, – робко поздоровалась Ирка.

– Привет. Заходи. – Я шагнула в сторону, снова проходясь по ней взглядом снизу вверх. – Смена стиля?

– Нет, просто уже собралась и пришла помочь тебе. – Ирка уверенно закрыла дверь, разулась, достала тапки, повесила куртку на вешалку, демонстрируя горчичного цвета водолазку, и это был единственный знакомый мне предмет одежды. Когда она задвигала дверцу шкафа-купе, в глаза бросилось кольцо с каким-то потрясающе красивым овальным синим камнем в серебряной оправе.

– Что это за камень? – не удержалась я.

– Лазурит. Красивый, да?

– Очень. Леша подарил?

– Ага. Когда узнал, что я Козерог по гороскопу. Говорит, это один из камней моего знака, – улыбнулась Ирка, но, наткнувшись на мой скепсис, помрачнела. – Агат, нам нужно поговорить…

– Я этого вторую неделю уже жду.

– …и еще я хотела бы помочь собраться тебе. Быть там нужно в шесть, Леша подъедет сюда и заберет нас, если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – приподняла я бровь, пропуская подругу в зал и указывая на диван.

– О, у вас новая орхидея? – указала Ирка на подоконник, где стараниями мамы вот уже который год правили цветы.

– Ага. – Я села по-турецки на диван, выжидающе глядя на нее. – Итак. Я слушаю.

– Я не очень представляю, с чего начать, – пожевала губу Ирка. – И мне не все можно говорить. Кое-что ты должна узнать только сама. Может, ты сначала расскажешь, как встретила их в парке и что там точно случилось?

Тяжело вздохнув, я коротко изложила ей все поиски Джамбо, немногочисленные реплики ее новых приятелей и как нашла лабрадора точно там, где сказал сероглазый.

– Никто из них не… касался тебя? – прищурилась Ругалова. – Не пожимал руку, например?

– Нет.

– Это хорошо, – облегченно выдохнула она, сразу же сталкиваясь с моей молчаливой готовностью звонить в психушку за консультацией.

– Потом поймешь, – отмахнулась она. – Агат, эта компания… Все, кого ты сегодня увидишь, они… другие. Совсем другие. Я понятия не имею, почему Князь хочет тебя увидеть, и я очень надеюсь, что наша с Лешей догадка неверна… По правде говоря, кто угодно, только не он, – пробормотала она себе под нос.

– А имя у него есть? – мрачно поинтересовалась я, чувствуя, что Ирка собралась ходить вокруг да около, без всякой конкретики. Послушать только. Их с Лешей догадка. А меня в нее никто посвятить не хочет?

– Да, и он сам тебе его скажет, – серьезно кивнула Ругалова. – Не злись, пожалуйста. Это все очень сложно, обещаю, после твоего разговора с ним, после сегодняшнего вечера, если у тебя останутся еще какие-то вопросы, я отвечу на все.