Кластер

Её укололо слева, и сразу же закружилась голова. Холод пробежал от спины до шеи, и сознание поплыло. Человек на прощание коснулся плеча Алисы и протанцевал куда-то дальше. Куда, она уже не различила.





* * *


Когда Алиса открыла глаза, она не увидела ничего: было темно и пусто. Она попробовала приподнять голову, и тут в глаза ударил свет. Он был яркий, белый и такой страшный, что Алиса закричала.

Кто-то схватил её за руку.

– Тихо-тихо, – запричитала рядом Юлька, – всё прошло, мы рядом, девочка. – И кому-то в сторону: – Да выруби эту грёбаную лампу!

Свет погас, и Алиса дёрнулась вверх.

– Юля, что происходит?! Где я?! – выдохнула она в темноту.

Юлькины руки схватили её за плечи и мягко потянули вниз.

– Аль, всё хорошо, мы в больнице. Не беспокойся, я тут…

– Почему я ничего не вижу?

– Потому что темно, – успокаивала Юлька, – мы свет выключили. Тут очень яркий свет, и я сказала его выключить.

Алиса глубоко вздохнула и попробовала оглядеться по сторонам. Её замутило.

– Мне плохо, – пожаловалась она и неожиданно заплакала.

– Конечно, плохо, – согласилась Юлька, – у тебя сотрясение. Небольшое сотрясение. Врач говорит, всё в порядке, но потошнит, конечно. Ты ляг, ляг.

Алиса послушно опустилась на подушки, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Сердце начинало замедлять сумасшедший забег. Юлька гладила по плечу.

– Всё хорошо, киса, всё хорошо, – повторяла она.

Рядом с Юлькой был кто-то ещё. Кто-то невидимый. Как только Алиса это поняла, страх снова стал подниматься из живота к горлу. Перед глазами проплыла маска человека с ножом и его глаза в крапинку.

– Кто здесь? – сквозь рыдания выкрикнула Алиса.

– Это доктор, Аль, не бойся. Он просто хотел посмотреть, как ты. Но ты очнулась, и он уже уходит. Попозже придёт. Всё в порядке.

Алиса попробовала разглядеть доктора, но её ещё сильнее замутило. Скрипнул стул, а потом хлопнула дверь. Видимо, врач действительно ушёл.

– Юля, – прошептала Алиса, закрыв глаза, – я думала, он меня убил. Скажи, рана очень опасная?

Юлька несколько секунд не отвечала.

– Всё хорошо, киса, – снова сказала она, – никто тебя не убьёт, не бойся. Здесь все свои. Никаких ран, ты просто немножко ударилась, пройдёт.

– Слева, ниже груди.

– И справа, и слева всё в порядке, не переживай.

Алиса осторожно провела по телу рукой. Никаких повязок и катетеров, на которые она ожидала наткнуться, не было. Она даже взялась за бок двумя руками – всё равно ничего.

– Боже мой, – прошептала она.

– Это просто тебе кошмар привиделся, пока ты без сознания лежала, – нашёптывала Юлька, – кто же на тебя нападёт? Ты же любимица наша.

Ничего не было, подумала Алиса. Всё – сон. Просто дурной сон, и я проснулась. Слава богу. В приступе радости она прижалась к Юльке.

– Ну-ну, – замурчала та, – лежи спокойно, Аль. Я тоже тебя люблю.





10

Ходячие медведи





Валька прав: сейчас лучше исчезнуть. Занырнуть и не выдвигать перископы. Потому что Сычёв – он, сволочь, действительно был. С бритой наполовину башкой, доходяга такой кашляющий, всё требовал курить у охраны. Очки ещё разбил и шарил по полу.

И они с ним о чём-то говорили. Хрен вспомнишь, чушь наверняка какая-нибудь. Революция, поди. Режим. Оковы. Но это, конечно, ерунда. Они всё равно знают. Знают, оттого и спрашивали. А он отрицал. И теперь… теперь даже не поймёшь, куда это завернёт.

А уже не мальчик совсем, всё-таки 32 года. Это в 20 можно сидеть неделю в СИЗО и не сообразить, что надо испугаться. Это в 23 можно вернуться туда на пару дней и не до конца струсить. Теперь же как представишь прелый запах камеры, вспомнишь, как чешется кожа от прикосновения к стене, или привкус воды из грязного крана… нет-нет-нет, лучше бейте как Костылева. Пинайте, пожалуйста, ногами. А ещё лучше – раз, и к стенке. Только недолго. Тут главное, чтобы не очень долго…

Ниже «уровня моря», как в «Микроне» называли подземные этажи, Андрею бывать никогда не приходилось. Но он, конечно, много раз слышал байки про федеральное хранилище, подземные тоннели ведомственного метро и лифты, которые отсчитывают не этажи, а метры – вплоть до отметки 240.

Досмотр в предбаннике цоколя – границы миров – был вполне таможенный. Заставили снять носки, вытянуть перед собой руки с зажатыми в них ботинками и в таком виде пройти туда и обратно под сферой сканера, напоминавшей раздутую хирургическую лампу. Потом Андрей подписал какой-то мутный формуляр о «внешнем неразглашении», оставил отпечатки больших пальцев в вязкой сероватой грязи и приложился глазом к холодному окуляру ещё одного сканера – на сей раз напоминающего мухоловку.

Уже на выходе из зоны досмотра Андрею вернули совершенно бесполезный телефон – известно, что стены внизу экранируют любой сигнал. Паспорт предполагалось забирать только на обратном пути.

Разные лифты уходили к разным уровням, о чём извещали таблички над дверьми. Над самым левым светилось: 34 42 68 122 «вал», следующий предлагал: 54 75 1111 90б, потом были ещё «ацц», «с. площ», «голос» и какая-то вовсе фантастическая «яберра».

Андрей подумал, что цифры – это, наверное, действительно метры. Тогда, правда, решительно не ясно, какой такой «вал» и как понимать «1111». Без провожатого будет трудновато.

Попробовал вернуться на пост досмотра и спросить охрану, но его окрикнули из окошечка обратного КПП.

– Это куда без отметки о выбытии? Сначала сюда – отметку показать.

– Я никуда не ухожу. Хотел спросить, как попасть в архив, на каком лифте.

– Вы не дитятко, наверное? – прищурилась тётка-атомохранница. – Не знаете, что это режимный объект? Здесь нельзя шлямдать туда-сюда, как взбредёт в голову. Выйдите из зоны КПП!

В итоге Андрей минут пятнадцать ловил каждого приехавшего снизу и спрашивал, как добраться до архива. Наконец, какой-то парень пояснил, что сначала надо на 68, а там уже другой кабиной – на 2. Андрей так и сделал.

Лифт – тёмно-серая коробка советских времен – оказался похожим на большой мусорный контейнер: на пол беспорядочно налеплены какие-то бумажки, а сверху будто набросаны люди в плохих пиджаках и потных рубашках. И запах. Как будто аммиак пытались глушить еловым дезодорантом. Лифт дёрнулся и ухнул вниз, привычные к этому пассажиры вжались в стены, Андрей же чуть не полетел на пол.

На пересадочном уровне «68» всё было завешено прозрачной плёнкой. За её гигантскими парусами чернел вход в скальную шахту и громоздились неопознанные громоздкие механизмы: то ли экскаваторы, то ли тракторы. Плёнка была грязная, в жёлтых и белых потёках. Из муравьиных дыр в её полотнище то и дело выныривали чумазые рабочие в заляпанных белым касках. Что это всё такое, Андрей не имел ни малейшего представления. Хорошо, если ещё не авария…

Кабина «2» была куда меньше предыдущей, а попутчиком Андрея оказался всего один старичок, втиснутый в узкую вельветовую пару. Внимательно оглядев Андрея, он осведомился, не до Георгия ли Дмитриевича тот едет.

– Нет, – ответил Андрей.

– Очень зря, – назидательно заметил старичок и отвернулся.

На архивном этаже Андрей вышел в огромный холл, похожий на пещеру Хозяйки Медной горы. Гранитные плиты сковывали пространство черепашьим панцирем: плотным и избыточно роскошным. Под высоким потолком-сводом висели разлапистые имперские люстры, а над дверьми лифтовых шахт помещалось огромное полотнище, сообщающее: «Всё только начинается». Какое практическое назначение могло быть у всего этого беспощадного величия в прежние времена, оставалось только догадываться.

Из холла в разные стороны шли три коридора. Андрей выбрал центральный, и, судя по указателям, не ошибся. Табличка предупреждала, что архивное управление впереди.

Новый кабинет оказался неожиданно большим и запущенным, как будто стоял без дела лет пятнадцать и за это время порядком обветшал. Андрея привёл к нему сонный кавказский мужчина с огромными мохнатыми бровями. Он смешно озвончал шипящие.

– Это ваще, – говорил он, – вот клющ.

Походив по кабинету и пару раз выглянув в «окно» – плоскую панель в виде иллюминатора, за которым якобы бродят бесхозные рыбы, – Андрей отправился на оформление.

В коридорах было безлюдно, редкие встречные – всё больше пенсионного возраста – посматривали скептически и проходили мимо, не здороваясь. Обитые железом двери кабинетов были почти сплошь распахнуты, и внутри них можно было наблюдать стеллажные внутренности, забитые бумажным субпродуктом.

В канцелярии скучали прыщавый парень лет двадцати, курьер, и грузный краснолицый дед в нарукавниках поверх истёртого пиджака – завхоз. При виде Андрея дед оживился. Жал руку. Спрашивал, как, почему и когда. Уверял, что Вадим Николаевич. Болтал что-то о радио, которое тут совсем не работает, и про телевидение, которого здесь ни-ни.

– Лаборатория же, – пояснил он последнее соображение.

– Лаборатория? – переспросил Андрей.

– Ну когда конверсия, то-сё, – махнул рукой завхоз, – опыты ставили, оборудование с верхних этажей тягали. Тогда было много пустых цехов… ну, значит, сначала хоть на что-то было похоже. А потом они тут медведей завели.

– Медведей? – снова не понял Андрей. – Каких медведей?

Вадим Николаевич смерил нового архивного постояльца удивлённым взглядом.

– Да уж известно каких, – с некоторой угрозой произнёс он и даже сверкнул в сторону глазами. – Ходячих медведей.

– А-а, – хмыкнул Андрей, – вы про доарсеников, наверное? А я-то уж испугался, что они тут живых медведей держали.

Вадим Николаевич веселье не поддержал.

– Деньги народные переводили почём зря, – мрачно объявил он. И набрал в грудь побольше воздуха, явно желая продолжить про народное горе.

– И когда всё это кончилось? – упреждающе поинтересовался Андрей.

Заведующий каркнул. То есть Андрей даже испугался, до чего этот звук не был похож на человеческий. Болезненный такой, нехороший звук, и его извлечение вдобавок перекосило лицо Вадима Николаевича.

– Их тут до сих пор ловят. Этаж обесточат и бегают туда-сюда, как дебилы. Атомная корпорация, заступницу мать вашу Люсю!