Кладбище ведьм
Часть 50 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
настоящей ли дочери?
— Я хотела зайти к соседям, посмотреть… Познакомиться. Мне кажется… показалось…
— В такое время?
— Сидеть одной дома тоже как-то невесело, — пожала плечами Надя. — Вы же знаете, вся измоталась от ожидания. Хотелось куда-нибудь выскочить.
— Босиком. В платье. Ты в порядке? Я, если позволишь, волнуюсь.
У него в руках был топор, а у ног лежало окровавленное тело. О каком волнении вообще речь?
— Вам ли волноваться. Вы человека убили.
— Ты тоже, моя дорогая. Мы в равных условиях.
Он нагнулся, сгрёб в охапку оледенелые волосы и поднял голову девушки. Огромные белые глаза, как у куклы, смотрели на Надю.
— Зачем вам это?..
— Маша искалечила твою дочь, ты приняла правильное решение, — произнес Крыгин с нажимом. — А я всего лишь помог со второй частью мести. Или ты не хотела отомстить за маму?
— Хотела, но…
С губ едва не сорвалось: «Но ведь я знаю, кто убил её!», но Надя сдержалась.
Хаос в голове рождал испуг. Холод сковывал движения и мысли. Может, действительно надо бы вернуться в дом и обо всём хорошенько подумать? Зачем она здесь, за забором? Какие, к чёрту, соседи?
Крыгин трактовал её смятение по-своему.
— Ведьма ведьму чует, — сказал он. — Есть такая поговорка. Конкуренции никто не терпит. Вот и убивают друг друга. А я что? Я мелкая пешка. Помогал твоей матери, как мог. Оберегал. А в этот раз, видишь, не успел. Печально, тоскливо, но жить можно. Теперь у меня есть ты. Это ведь хорошо, правда?
Крыгин тихонько, противно засмеялся. Завиток его аккуратно причесанных волос соскользнул на лоб.
Надя чувствовала, как её пробирает крупная дрожь. Зубы застучали друг о дружку. Уйти бы отсюда. В тепло.
— Наденька, не стой на морозе, иди сюда. — Крыгин протянул руку. — Забралась чёрте куда, мёрзнешь.
— Я не хочу подходить, — процедила Надя. — У вас топор… и труп… господи, у вас отрубленная голова в руке. Как я до такого докатилась? Зачем всё это нужно?
На мгновение его лицо преобразилось. Будто кто-то сорвал маску, обнажив истинное выражение: уголки губ оттянулись, обезобразив рот в кровожадной ухмылке, взгляд сделался безумным, нечеловеческим. В этом взгляде Надя разом увидела всё, о чем рассказывала Наташа.
Маньяк. Сорвавшийся с катушек психопат. Одержимый любовью. Околдованный неведомой тварью. Готовый на всё, ради крови ведьм для своей ненаглядной, обожаемой, единственной.
Главное в его взгляде — желание разобраться на месте. Ударить топором. Раздробить кости, череп, разбрызгать кровь по белоснежному покрову зимы. Он сдерживался только потому, что Надя была нужна. Для продолжения фамильного заговора. А ещё для того, чтобы приносить Оксане новых ведьм. Поддерживать жизнь и легенду в посёлке.
Выражение это задержалось на лице Крыгина крохотное мгновение, а затем стерлось. Маска вернулась. Человек из администрации был само обаяние.
— Правильно, — пробормотала Надя, моргнув. Ей снова показалось, что краем глаза она видит настороженно застывший силуэт Наташи. — Ведьма ведьму чует. Ваша жена тоже ведьма? Или что-то другое?
Взгляд Крыгина слегка затуманился. Он крепче взялся за топорище.
— Не понимаю, о чём ты.
— Перестаньте. Я всё знаю. Вы влюблены в неё, она готовит специальное зелье, чтобы поддерживать эту любовь и быть бессмертной. Про кровь ведьм тоже знаю. Про убийства.
Надя пытливо посмотрела Крыгину в лицо. Очень хотелось вцепиться ногтями в его маску и сорвать ее.
— Откуда у тебя эта информация? — пробормотал он удивлённо.
— Рассказать? С удовольствием. Вытащите меня отсюда, пойдёмте в дом, и я всё расскажу.
— Вытащить?
— Да. Я ног не чувствую. Жуткий мороз. Ну же, помогите мне. Идите сюда.
Крыгин перевел взгляд на открытую калитку. Надя проследила за этим его взглядом и заметила, что к калитке приклеился бумажный лист — символ двери в иной мир.
Надя двинулась в сторону Антона Александровича, тяжело передвигая замерзшие и частично онемевшие ноги. Заметила, что никаких следов вокруг нет. Снег лежал нетронутый, будто Надю забросило сюда с чёрного-чёрного неба.
Она остановилась напротив калитки, но не вышла.
— Помогите же, говорю. Вы не оглохли, случаем?
Он не двигался.
Что это в его взгляде? Страх? Непонимание? Неверие.
Руки Крыгина крепче сжали рукоять топора.
— Не понимаю тебя, Наденька… — сказал он. — Откуда всё это взялось? Кто тебе рассказал? Это не Оксана…
Сетчатый забор заскрипел от внезапного порыва ветра. Крыгин весь как-то сгорбился, втянул голову в плечи.
— Мне кажется, в этом мире слишком много злости, — пробормотал он.
— Что?
— Я думаю, если бы люди были добрее, то их не нужно было бы убивать, — сказал он громче. — Почему так происходит? Вот ты, Наденька, живешь здесь чуть больше двух недель, в маленьком поселке, о котором никто, кроме его жителей, и не знает даже. Население-то всего три с половиной тысячи. Почему этим людям не жить вместе, не любить друг друга? Зачем им злиться-то?
— Вы о чем, Антон Александрович?
Он поднял на Надю полный тоски взгляд:
— К тебе каждый день приходят жители этого проклятого поселка. Они просят покалечить других, заставить кого-то влюбиться против воли, разлюбить, заболеть. Эта злоба витает здесь годами. Как ядовитое облако. А я, Наденька, поддерживал её, как мог. Злобу. Питал Оксану силой, устранял конкурентов, делал всю черную работу. Держал в подвалах людей. Выкачивал кровь. Убивал. Думаешь, мне это нравилось? Думаешь, так легко любить против своей воли? Может быть, пора заканчивать?
— Закончите, — осторожно сказала Надя. — Прямо сейчас.
— Я не могу, — простонал Крыгин, и она поняла, что действительно не может. Не в его силах. Он обычный человек, оказавшийся в ловушке. Сошедший с ума из-за давящих на него обстоятельств.
Крыгин неожиданно прыгнул вперед, схватил Надю за руки и с силой дернул на себя, увлекая через калитку. Обмерзшие Надины ноги подвернулись, она начала падать лицом в снег и только и успела выставить вперед ладони. В районе запястий болезненно хрустнуло. Лицо обожгла ледяная корка земли.
Крыгин схватил её за волосы и развернул. Уселся сверху, прижав коленями её руки. Перехватил левой рукой топор.
Глаза холодно блестели в темноте. Волосы растрепались. Крыгин склонился над Надей и сорвал маску со своего лица окончательно.
— Я сначала долго заблуждался, — прошипел он, брызжа слюной. — Я думал, что моя любовь искренняя, надёжная. А потом случилось разочарование. Знаешь, что происходит, когда человек разочаровывается в любви? Откуда тебе… Вы с Грибовым не любили никогда. Так, баловались, назло твоей матери. — Крыгин склонился ближе, и Надя почувствовала его острое и терпкое дыхание. — Хочешь скажу самое интересное? Я прекрасно знал, что Оксана использует меня. Пил её зелье. Продолжал любить. Потому что иначе никак. Потому что если не любить никого, то вот отсюда, из души, выплеснется злоба.
Надя прохрипела, перебивая:
— Она и так у вас выплескивается, верно?
— Верно, — улыбнулся он. — Если позволишь, я убью тебя. Мне всё равно откуда ты вдруг узнала, что происходит, зачем ты стояла на этом самопальном кладбище и что здесь вынюхивала, но мне проще тебя убить, чем пытаться переубедить. Пусть будет так. Разобьём фамильный заговор, дело с концом.
Крыгин вытер тыльной стороной ладони тонкие влажные губы, покрепче взялся за топор и замахнулся.
Надя зажмурилась. Она почувствовала вдруг удар — но это был не удар топора. Что-то тяжелое налетело на Крыгина и сшибло его с Нади.
Она открыла глаза, различила сначала чей-то свитер, джинсы. Потом увидела, что это Грибов — странно одетый Грибов, в кровавых подтёках, с разбитым лицом, босой. Он навалился на Крыгина и жёстко, хлёстко бил того по лицу кулаками. Голова Крыгина болталась из стороны в сторону.
— Артём! — Надя вскочила, ощущая, как рвутся мышцы, как лопается что-то внутри, тошнота подкатывает к горлу, а глаза темнеют. — Артём, господи! Откуда ты здесь?
Крыгин, задыхаясь, схватил Грибова одной рукой за подбородок, второй же рукой сильно, с размаха, ударил. Грибов странно дёрнулся, начал заваливаться на бок, будто потерял сознание.
— Бить надо уметь, дурачок, — сипло прохрипел Крыгин, сваливая Грибова в снег. — Не дрался что ли никогда?
Он повертел головой. Обронённый топор лежал в полуметре, почти у Надиных ног. Она тоже сообразила, что вот он — рядом, нужно только схватить.
— Подожди, с-сука! — Крыгин прыгнул к топору, но Надя, сама того не ожидая, что есть силы ударила его пяткой по разбитому лицу. В коленке вспыхнула боль — ещё одна в калейдоскопе боли. Крыгин охнул и упал на спину. Плащ распахнулся, по снегу вокруг рассыпались карты. Ветер тотчас подхватил их и закружил вихрем в черноте ночи.
Пиковые дамы, шестерки крестей, тузы, короли, двойки…
К Надиным ногам упала карта — червовый валет. Ухмыляющаяся скотина! Надя наступила на него и вдавила в снег. Ярость выплеснулась вместе с нечеловеческим глухим рычанием. Где-то внутри проснулся и заворочался древний зверь, передающийся ведьмам её поколения по наследству.
Надя обхватила пальцами теплое топорище, подняла, ощущая массивную тяжесть, как подтверждение серьезных намерений того, кто берет этот топор.
— Наденька, милая! — пробормотал Крыгин, пытаясь подняться. Ветер рвал на нём плащ, длинные полы путались в ногах. Нижняя губа Крыгина была разбита, кровь текла по подбородку. — Не делай глупостей, умоляю! Тебя посадят! Кто угодно скажет, что ты сошла с ума!
Сколько же притворства было в его голосе, сколько противного и скользкого подобострастия. Крыгин и правда думал, что сработает. Он в это верил.
Надя перевела взгляд на бывшего. Грибов лежала без сознания, раскинув руки и ноги. Лицо его было в крови, на веках скопились тающие снежинки.
— Иди к черту! — пробормотала Надя, замахнулась и что есть силы опустила топор на Крыгина.
Удар пришелся в плечо. Лезвие с хрустом сломало кость и погрузилось в плоть.
Крыгин заорал, выпучив глаза. Заорал так, что, наверное, разбудил половину поселка.
Надя выдернула топор, но не смогла замахнуться вновь — не хватило сил — и уронила его. Лезвие зазвенело по льду.
— Я хотела зайти к соседям, посмотреть… Познакомиться. Мне кажется… показалось…
— В такое время?
— Сидеть одной дома тоже как-то невесело, — пожала плечами Надя. — Вы же знаете, вся измоталась от ожидания. Хотелось куда-нибудь выскочить.
— Босиком. В платье. Ты в порядке? Я, если позволишь, волнуюсь.
У него в руках был топор, а у ног лежало окровавленное тело. О каком волнении вообще речь?
— Вам ли волноваться. Вы человека убили.
— Ты тоже, моя дорогая. Мы в равных условиях.
Он нагнулся, сгрёб в охапку оледенелые волосы и поднял голову девушки. Огромные белые глаза, как у куклы, смотрели на Надю.
— Зачем вам это?..
— Маша искалечила твою дочь, ты приняла правильное решение, — произнес Крыгин с нажимом. — А я всего лишь помог со второй частью мести. Или ты не хотела отомстить за маму?
— Хотела, но…
С губ едва не сорвалось: «Но ведь я знаю, кто убил её!», но Надя сдержалась.
Хаос в голове рождал испуг. Холод сковывал движения и мысли. Может, действительно надо бы вернуться в дом и обо всём хорошенько подумать? Зачем она здесь, за забором? Какие, к чёрту, соседи?
Крыгин трактовал её смятение по-своему.
— Ведьма ведьму чует, — сказал он. — Есть такая поговорка. Конкуренции никто не терпит. Вот и убивают друг друга. А я что? Я мелкая пешка. Помогал твоей матери, как мог. Оберегал. А в этот раз, видишь, не успел. Печально, тоскливо, но жить можно. Теперь у меня есть ты. Это ведь хорошо, правда?
Крыгин тихонько, противно засмеялся. Завиток его аккуратно причесанных волос соскользнул на лоб.
Надя чувствовала, как её пробирает крупная дрожь. Зубы застучали друг о дружку. Уйти бы отсюда. В тепло.
— Наденька, не стой на морозе, иди сюда. — Крыгин протянул руку. — Забралась чёрте куда, мёрзнешь.
— Я не хочу подходить, — процедила Надя. — У вас топор… и труп… господи, у вас отрубленная голова в руке. Как я до такого докатилась? Зачем всё это нужно?
На мгновение его лицо преобразилось. Будто кто-то сорвал маску, обнажив истинное выражение: уголки губ оттянулись, обезобразив рот в кровожадной ухмылке, взгляд сделался безумным, нечеловеческим. В этом взгляде Надя разом увидела всё, о чем рассказывала Наташа.
Маньяк. Сорвавшийся с катушек психопат. Одержимый любовью. Околдованный неведомой тварью. Готовый на всё, ради крови ведьм для своей ненаглядной, обожаемой, единственной.
Главное в его взгляде — желание разобраться на месте. Ударить топором. Раздробить кости, череп, разбрызгать кровь по белоснежному покрову зимы. Он сдерживался только потому, что Надя была нужна. Для продолжения фамильного заговора. А ещё для того, чтобы приносить Оксане новых ведьм. Поддерживать жизнь и легенду в посёлке.
Выражение это задержалось на лице Крыгина крохотное мгновение, а затем стерлось. Маска вернулась. Человек из администрации был само обаяние.
— Правильно, — пробормотала Надя, моргнув. Ей снова показалось, что краем глаза она видит настороженно застывший силуэт Наташи. — Ведьма ведьму чует. Ваша жена тоже ведьма? Или что-то другое?
Взгляд Крыгина слегка затуманился. Он крепче взялся за топорище.
— Не понимаю, о чём ты.
— Перестаньте. Я всё знаю. Вы влюблены в неё, она готовит специальное зелье, чтобы поддерживать эту любовь и быть бессмертной. Про кровь ведьм тоже знаю. Про убийства.
Надя пытливо посмотрела Крыгину в лицо. Очень хотелось вцепиться ногтями в его маску и сорвать ее.
— Откуда у тебя эта информация? — пробормотал он удивлённо.
— Рассказать? С удовольствием. Вытащите меня отсюда, пойдёмте в дом, и я всё расскажу.
— Вытащить?
— Да. Я ног не чувствую. Жуткий мороз. Ну же, помогите мне. Идите сюда.
Крыгин перевел взгляд на открытую калитку. Надя проследила за этим его взглядом и заметила, что к калитке приклеился бумажный лист — символ двери в иной мир.
Надя двинулась в сторону Антона Александровича, тяжело передвигая замерзшие и частично онемевшие ноги. Заметила, что никаких следов вокруг нет. Снег лежал нетронутый, будто Надю забросило сюда с чёрного-чёрного неба.
Она остановилась напротив калитки, но не вышла.
— Помогите же, говорю. Вы не оглохли, случаем?
Он не двигался.
Что это в его взгляде? Страх? Непонимание? Неверие.
Руки Крыгина крепче сжали рукоять топора.
— Не понимаю тебя, Наденька… — сказал он. — Откуда всё это взялось? Кто тебе рассказал? Это не Оксана…
Сетчатый забор заскрипел от внезапного порыва ветра. Крыгин весь как-то сгорбился, втянул голову в плечи.
— Мне кажется, в этом мире слишком много злости, — пробормотал он.
— Что?
— Я думаю, если бы люди были добрее, то их не нужно было бы убивать, — сказал он громче. — Почему так происходит? Вот ты, Наденька, живешь здесь чуть больше двух недель, в маленьком поселке, о котором никто, кроме его жителей, и не знает даже. Население-то всего три с половиной тысячи. Почему этим людям не жить вместе, не любить друг друга? Зачем им злиться-то?
— Вы о чем, Антон Александрович?
Он поднял на Надю полный тоски взгляд:
— К тебе каждый день приходят жители этого проклятого поселка. Они просят покалечить других, заставить кого-то влюбиться против воли, разлюбить, заболеть. Эта злоба витает здесь годами. Как ядовитое облако. А я, Наденька, поддерживал её, как мог. Злобу. Питал Оксану силой, устранял конкурентов, делал всю черную работу. Держал в подвалах людей. Выкачивал кровь. Убивал. Думаешь, мне это нравилось? Думаешь, так легко любить против своей воли? Может быть, пора заканчивать?
— Закончите, — осторожно сказала Надя. — Прямо сейчас.
— Я не могу, — простонал Крыгин, и она поняла, что действительно не может. Не в его силах. Он обычный человек, оказавшийся в ловушке. Сошедший с ума из-за давящих на него обстоятельств.
Крыгин неожиданно прыгнул вперед, схватил Надю за руки и с силой дернул на себя, увлекая через калитку. Обмерзшие Надины ноги подвернулись, она начала падать лицом в снег и только и успела выставить вперед ладони. В районе запястий болезненно хрустнуло. Лицо обожгла ледяная корка земли.
Крыгин схватил её за волосы и развернул. Уселся сверху, прижав коленями её руки. Перехватил левой рукой топор.
Глаза холодно блестели в темноте. Волосы растрепались. Крыгин склонился над Надей и сорвал маску со своего лица окончательно.
— Я сначала долго заблуждался, — прошипел он, брызжа слюной. — Я думал, что моя любовь искренняя, надёжная. А потом случилось разочарование. Знаешь, что происходит, когда человек разочаровывается в любви? Откуда тебе… Вы с Грибовым не любили никогда. Так, баловались, назло твоей матери. — Крыгин склонился ближе, и Надя почувствовала его острое и терпкое дыхание. — Хочешь скажу самое интересное? Я прекрасно знал, что Оксана использует меня. Пил её зелье. Продолжал любить. Потому что иначе никак. Потому что если не любить никого, то вот отсюда, из души, выплеснется злоба.
Надя прохрипела, перебивая:
— Она и так у вас выплескивается, верно?
— Верно, — улыбнулся он. — Если позволишь, я убью тебя. Мне всё равно откуда ты вдруг узнала, что происходит, зачем ты стояла на этом самопальном кладбище и что здесь вынюхивала, но мне проще тебя убить, чем пытаться переубедить. Пусть будет так. Разобьём фамильный заговор, дело с концом.
Крыгин вытер тыльной стороной ладони тонкие влажные губы, покрепче взялся за топор и замахнулся.
Надя зажмурилась. Она почувствовала вдруг удар — но это был не удар топора. Что-то тяжелое налетело на Крыгина и сшибло его с Нади.
Она открыла глаза, различила сначала чей-то свитер, джинсы. Потом увидела, что это Грибов — странно одетый Грибов, в кровавых подтёках, с разбитым лицом, босой. Он навалился на Крыгина и жёстко, хлёстко бил того по лицу кулаками. Голова Крыгина болталась из стороны в сторону.
— Артём! — Надя вскочила, ощущая, как рвутся мышцы, как лопается что-то внутри, тошнота подкатывает к горлу, а глаза темнеют. — Артём, господи! Откуда ты здесь?
Крыгин, задыхаясь, схватил Грибова одной рукой за подбородок, второй же рукой сильно, с размаха, ударил. Грибов странно дёрнулся, начал заваливаться на бок, будто потерял сознание.
— Бить надо уметь, дурачок, — сипло прохрипел Крыгин, сваливая Грибова в снег. — Не дрался что ли никогда?
Он повертел головой. Обронённый топор лежал в полуметре, почти у Надиных ног. Она тоже сообразила, что вот он — рядом, нужно только схватить.
— Подожди, с-сука! — Крыгин прыгнул к топору, но Надя, сама того не ожидая, что есть силы ударила его пяткой по разбитому лицу. В коленке вспыхнула боль — ещё одна в калейдоскопе боли. Крыгин охнул и упал на спину. Плащ распахнулся, по снегу вокруг рассыпались карты. Ветер тотчас подхватил их и закружил вихрем в черноте ночи.
Пиковые дамы, шестерки крестей, тузы, короли, двойки…
К Надиным ногам упала карта — червовый валет. Ухмыляющаяся скотина! Надя наступила на него и вдавила в снег. Ярость выплеснулась вместе с нечеловеческим глухим рычанием. Где-то внутри проснулся и заворочался древний зверь, передающийся ведьмам её поколения по наследству.
Надя обхватила пальцами теплое топорище, подняла, ощущая массивную тяжесть, как подтверждение серьезных намерений того, кто берет этот топор.
— Наденька, милая! — пробормотал Крыгин, пытаясь подняться. Ветер рвал на нём плащ, длинные полы путались в ногах. Нижняя губа Крыгина была разбита, кровь текла по подбородку. — Не делай глупостей, умоляю! Тебя посадят! Кто угодно скажет, что ты сошла с ума!
Сколько же притворства было в его голосе, сколько противного и скользкого подобострастия. Крыгин и правда думал, что сработает. Он в это верил.
Надя перевела взгляд на бывшего. Грибов лежала без сознания, раскинув руки и ноги. Лицо его было в крови, на веках скопились тающие снежинки.
— Иди к черту! — пробормотала Надя, замахнулась и что есть силы опустила топор на Крыгина.
Удар пришелся в плечо. Лезвие с хрустом сломало кость и погрузилось в плоть.
Крыгин заорал, выпучив глаза. Заорал так, что, наверное, разбудил половину поселка.
Надя выдернула топор, но не смогла замахнуться вновь — не хватило сил — и уронила его. Лезвие зазвенело по льду.